Can We Just Talk?

В тюрьме ночью дышится особенно тяжело. Спертый воздух, витающий внутри, точно весь собирается в кувалду и падает на затылок, когда возникает чувство: вот-вот выпадут из жизни эти несчастные пять часов сна. Спертый воздух падает на затылок каждую чертову ночь, и, если бы отдача приходилась на мягкую тюремную койку, а не на холодный металлический пол, Рик смог бы собрать по кусочкам это чувство снова и провалиться в забытье до рассвета. Рик не может, сколько не пытается. Кувалда продавливает голову, мозги вот-вот потекут из ушей, носа, изо рта… Рик представляет эту картину слишком чётко. Чётче, чем ему самому хотелось бы. Тяжелый и осунувшийся, он, подпирая себя локтями, поднимает корпус. Веки поднимаются так легко! Рик жалеет, что не может привязать к ним камни. Каждый в своей клетке. Атмосфера траура затихает по ночам. Рик слышит слабое лязганье: вероятно, кому-то не спится. Он лидер. Лидер этой группы. Он — надежда, которая потихоньку иссякает. Тюрьма кажется Рику последней каплей. Кажется, мерещится, и эта последняя капля испаряется так же быстро, как и падает. Рик прошел этот путь не ради того, чтобы сейчас остановиться. Его терзают сомнения. За что он сражается? За кого? За ребенка? Он может оставить всё это позади, он почти сделал это там, в Атланте, под танком. Ему тяжело дается встать на ноги. Мышцы ноют, зубы болят от того, что Рик по ночам стирает эмаль, терзаемый плохими снами. Он старается никого не будить. Кладет пистолет в кобуру, бережно обнимая влажную рукоять пальцами — как никогда не обнимал Лори — и отпирает дверь. Никто не задаёт вопросов, и Рик снаружи. Он точно кого-то разбудил, но сейчас это не имеет значения. Он так давно не разговаривал… Ходячие повсюду, но Рик знает, как себя вести, и лишь молчаливо проводит взглядом тех, кто когда-то работал здесь. Или был заключён. — Чел, — надломленным голосом бубнит Дэрил. Рик не оглядывается. Он слышал приближающиеся шаги и лязг арбалета. — Чел, — повторяет Дэрил, прочистив горло, — ты какого чёрта здесь делаешь, а? Рик молчит в ответ. Он не находит слов. Его язык окаменел, он грузом лежит на нижней челюсти, давит на нее, и Рик в силах лишь приоткрыть рот, развести руками и покачать головой. Он сам не знает, что ответить. А если бы знал, то не смог бы проронить ни слова. — Не заставляй группу беспокоиться. Ты всех на уши поставил… Может ты хотя бы посмотришь на меня, а, чувак? Рик повернул голову. Дэрил не видел его таким. Разбитым, потерянным… но спокойным. Готовым принять любой удар от кого угодно. В спину, в лицо, между ног — будь то ходячий, его жена или сын, жизнь… он готов. Он смиренно ждет, когда будет следующий удар. — Мы можем просто поговорить? Дэрил удивляется этому вопросу не меньше, чем Рик. Он поправляет свою жилетку. Был ли это знак для них обоих — но они сели рядом: Дэрил, раскинув ноги, и Рик, поджав их под себя. — Я убил ребят из тюремного блока. Я убил Шейна. Я убил… я не уверен, но, по-моему, я убил себя. Скажи, я убийца? Рик по-прежнему был спокоен, лишь последнюю фразу он прошептал так тихо, что «убийца» произнес одними губами. — Ты убил их, потому что это было необходимо. Тебе пришлось. Такова жизнь. Таков сейчас мир. — Да, Дэрил. Пожалуй. Дэрил не был так разговорчив с Атланты. Странное чувство. Рик сидел на влажной траве, вдыхая полной грудью ночной воздух, и он мог поклясться, что чувствует его на вкус. Дэрил, казалось, наоборот — пытался не дышать. Он смотрел куда-то перед собой, перебирая в руках травинки. — Почему ты пришел? — Я ж сказал — ты на уши всех поставил. Рик оперся локтями о землю. Ему вдруг подумалось, что он понял настоящую причину. Дэрил был обеспокоен, он не доверял его действиям, его отрывистым движениям и сухим интонациям. — Слушай, — Дэрил разорвал травинки и выкинул их куда-то за плечо. — Ты не убийца. Не больше, чем любой из нас. Казалось, что он тщательно выбирал слова. Зубы Рика скрипнули. — Я хочу в это верить, — он обвел взглядом туманный горизонт. — Тебе приходилось убивать друзей? Родных? — Если Мэрл прямо сейчас гниет где-то, то это моя вина. Я убил его, — руки Дэрила сошлись у него на плечах, словно он обнимал себя. — Я убил его, потому что сидел на заднице вместо того, чтобы искать. — Мы искали его, Дэрил. — Ага. Он прикрыл глаза в какой-то невыразимой скорби, а Рику показалось очаровательным то, как покоились на плечах Дэрила полные пальцы, вжимавшиеся в жилет до белых костяшек. Почему-то он хотел доверять им. Этим пальцам, которыми Дэрил делал грязную работу, которыми пробил себе путь, когда был загнан в тупик, которыми он касался своего лица, когда был на грани срыва. Рик хотел бы рассказать о том, как его собственные трясущиеся пальцы отказались нажимать на курок тогда, под танком, только потому, что Лори и Карл — неизвестно тогда, живые, мертвые ли, — его семья, были единственным предлогом того, чтобы душа Рика Граймса держалась в теле, ноги стояли на земле, не сгибаясь, а в глазах плескалась жизнь. Рик хотел бы сказать о том, что не может разогнуть спину оттого, что на ней сидит столько жизней. Хотел бы сказать о том, как ночами продавливает головой железный пол тюрьмы, как мечтает перестать быть тем, на кого смотрят десяток глаз, когда решается вопрос чьей-то жизни и смерти… он уже открыл рот, чтобы рассказать это, но он не знал, с чего начать, и волна чувств и несвязных предложений заполонила его голову — если бы хоть слово сорвалось с его губ, Рик уже не смог бы остановиться. Но эти пальцы, которыми Дэрил обнимал себя, они бы его выслушали. И Рик издал звук, который выглядел только обещанием его откровений, но Дэрил перебил его: — Мне тоже не спится. С первого дня здесь… я ни разу нормально не спал. Рик со стуком стиснул зубы, обрубая все свои мысли на корню. Они прокатились сквозь него с тяжелым грохотом, с пульсирующей головной болью, и он сдался. Он обнял руками свои колени и зацепился взглядом за пальцы Дэрила еще раз, прежде чем посмотреть ему в глаза. Рик увидел. Он увидел мысли, плескавшиеся в глазах его собеседника. Увидел все то же самое, что минуту назад взбунтовало его самого, и подался плечом навстречу, будто приглашая продолжить свою мысль. Сейчас Дэрил казался невыразимо близким, потому что между ними пульсировала одна мысль на двоих, натянувшись от расстояния между ними как струна. Рик почти видел, как она расслабляется и густеет, стоит ему придвинуться ближе. Он точно устал. И сходит с ума. — Я вижу Софию. Это меня выбешивает. Вижу Мэрла. Черт возьми, даже мать родную вижу. Вся в огне, но продолжает сжимать пальцами сигарету. Я бы согласился прыгнуть в это пламя, если б знал, что начнет вытворять отец. Дэрил давил из себя слова, зубами фильтруя злобу и обиду. Он стал куда спокойнее и тише, думал Рик, но все еще не изменял себе. Рик удивлялся этим метаморфозам, произошедшим с охотником. И он понимающе кивнул, наблюдая, как пальцы Дэрила выглядывают все больше и больше, наконец почти покрывая его собственную шею, всю блестевшую от пота. — Мне жаль. Правда. Нам всем София… она была нам всем дорога, но ты… — Рик все еще боролся с чувствами, с усталостью, которой налились его веки и каждая клетка тела, — ты сражался за ее жизнь, искал ее… так же, как и Мэрла. — Рик, — прочистил горло Дэрил. Его голос был очень хриплым, но вместе с тем — бархатистым, почти шелковым на высоких тонах, сыпучим. Рик никогда не был поглощен чьими-то интонациями так сильно. Или, может, он просто сходил с ума. Может, искал спасения от кувалды в этих прокуренных нотках. — Рик, дерьмо случилось. Мы должны это пережить. Сейчас мы либо часами разглядываем кровь на своих руках, думая о том, как это ужасно выглядит, либо смываем ее и движемся дальше. И Дэрил, будто стесняясь своих слов, поспешил встать на ноги, отряхнуться от травы чуть тщательнее, чем это действительно было необходимо, и протянул руку лидеру. Рик попытался разглядеть хоть что-нибудь в его глазах, но, казалось, Дэрил снова надежно закрылся. Он умел контролировать себя. — Ты совсем расклеился, чувак. Ты пугаешь группу. Рик схватился за липкую от травинок руку и поравнялся с Дэрилом.  — Спасибо, — он запечатал свою благодарность, невесомо пройдясь ладонью по напряженному плечу Дэрила. Он напрягся сильнее, но кивнул в ответ. Рик наконец смог уснуть этой ночью.