Твоему новому парню, кстати, кто он там?
Я не могу заснуть из-за писка кошки, сидящей около входной двери. Она тебя потеряла. Думает, что ты оставила ее. Печалится из-за этого. Примерно то же самое происходит и со мной. Я потерял смысл закрывать глаза, поэтому слово «спать» сейчас обозначает для меня изучение потолка в съемной квартире. Я потерял смысл есть хлопья с молоком по утрам и ходить в магазин «Lego» в «Галерее» ради просмотра красивых построек из конструктора. Я потерял смысл ездить к родителям, к тому же, они вечно спрашивают, как у меня с личной жизнью. Я потерял смысл жить. Отопление недавно выключили под предлогом того, что на улице уже весна, но солнце меня больше не греет, поэтому мне пришлось достать тот плед с верхней полки шкафа. И он меня греет. А то, что магия нашей любви в нем все еще работает, дает мне надежду на то, что не все еще потеряно. Или…?***
День сто восемьдесят третий. Я спокойно листаю ленту, и тут — бац! Твое новое фото. Я так от тебя и не отписался. Ты красивая, как и раньше. Но волосы перекрасила. И нарастила. А ведь когда-то мы их с тобой обстригли канцелярскими ножницами в нашей ванной, и я пытался покрасить их в розовый. Платье красное, обтягивающее. Бюстгальтер с поролоновой прокладкой, вроде как это называется push-up. А где широкие джинсы, куртка на размер больше и черная кепи, которую тебе отдала мама? Выхода нет. Перехожу на твой профиль. «Мира» в никнейме сменилось на «Дарья». Теперь выкладываешь только селфи, и только сделанные на телефон. Все фото с цветами — фото с бордовыми розами, когда-то прозванными тобою «Пошлой хуйней для эскортниц от их богатых папиков». Фото с каким-то парнем. В подписи два розовых сердечка. М-да, вот ты, конечно, скатилась. Опять держишь розы. Опять в каком-то обтягивающем платье. Нет-нет, мне нравится твоя фигура, тебе идут абсолютно все вещи этой планеты, но… Это ведь уже не ты. Парень стремный, как и эти розы. Видимо, отстойность передается, и эти цветы подхватили ее от него. Где букеты ромашек и одуванчиков? Где пышные розовые пионы? Мы все потеряли. Я потерял тебя.Я смотрю на твое фото с букетами роз — ты стала сексуальнее и горячей, Тебе так идет мой хламидиоз, тебе так к лицу мой герпес и ВПЧ…
И твоему новому парню, кстати, кто он там?
***
Какое-то время назад я обнаружил, что мне нужны деньги. Новых картин нет — денег, соответственно, тоже. И мне пришлось устроиться в продуктовый напротив дома. Каждый день пробиваю, сидя за кассой, молоко да контрацептивы размера XXL. Иногда продаю детям сигареты, за что получаю по красному козырьку «Пятерочка», который я, если честно, ненавижу. Сегодня пришлось сидеть ночью, так как надо каким-то образом возвращать в кошелек то, что забрали за продажу сигарет несовершеннолетним. Час ночи. В магазине только я, охранник Виталя, который то и дело косится на меня, пока я сижу в телефоне, и блуждающий в отделе бакалеи дух моего сытого желудка. Дверь открывается. За нею следует глупый и надоедливый недо-звон висящей ерунды над дверью, которая звенит каждый раз, когда та касается ее висюлек. У меня сейчас голова взорвется. Вдалеке от кассы мило смеется какая-то девушка, ее смех подхватывает и парень, пришедший с ней, и у него это, мягко говоря, хуево получается. Стук каблуков становится с каждой секундой все громче и громче. Приходится отвлечься от интереснейшей плитки на полу. Миндаль. Грейпфрут в сеточном мешочке. Бутылка довольно дорогого вина. Ты стоишь и жуешь жвачку… Стоп… Блять… Зачем надо было поднимать эту ебучую голову, Юлик? Флэшбеки? Да, стопроцентно они. Ты, махая короткими розовыми волосами из стороны в сторону, бежишь от подлетевшей к тебе пчелки, пугаясь. Я смеюсь от того, насколько ты мила. Ты, чуть успокоившись, вопрошаешь с легким испугом на лице: «Чего смеешься?!». Я махаю рукой и подбегаю к тебе. Но ты убегаешь. Все дальше, и дальше, и дальше. Вот уже ты скрылась в тумане. Я стою один в самом центре перекрестка, не понимая, что же делать теперь.А помнишь, как было прикольно шататься ночами в Париже? Но дикие тусы в Анапе, конечно же, были попизже… А помнишь ту самую, только тебе посвященную книжку? Да, много хороших парней я помню среди твоих бывших.
Возвращаюсь обратно в ночную «Пятерочку». Ты смотришь на меня непонятным взглядом. То ли ты абсолютно равнодушна, то ли ты взираешь предвзято и с легкой обидой, то ли испугана и пытаешься подобрать нужные эмоции, чтоб твои не вызвали никакую реакцию у меня. Наверное, ты боишься того, что я начну разговор. Иронично, ведь я боюсь того же. Просто смотрим друг на друга. Неловко? Наверное. Подходит тот парень с фотографии. Ставит еще одну бутылку вина. На этот раз еще дороже — счет уже перевалил за тысячу, несмотря на то количество предметов, которые вы собираетесь купить. Он смотрит на меня предвзято. Ты меняешь взгляд, чтобы он ничего не заподозрил. Ладно. Пробиваю продукты дальше. Кладет три пачки презервативов размера XL. Я спокоен. Абсолютно спокоен. Кладет фиолетовый «Kiss». Я закусываю щеки и опускаю голову, чтоб козырек скрыл мое красное от злости и непонимания лицо. Продолжаю выполнять свою работу. Говорю окончательную цену. Принимаю деньги. Изредка поглядываю на твое лицо. Ты смущена. Ты слегка вдула губы. Покраснела. Отдаю сдачу. Смотрю тебе вслед. Прощай.Мы как Йеннифер и Конон, мы как Спок и Мэри Джейн, как Руслан и Дездемона, как Ли Луи и Джон Макклейн, Кто там следующий — не важно, просто будем откровенны — мы персонажи из разных Вселенных.
***
Меня уволили. Я не ходил на работу больше недели. Виталий, к удивлению, на прощание пожелал мне, цитирую, удачи с девушкой. Мне стало интересно, кто еще знает о том, что я не могу, блять, абсолютно ничего делать из-за того, что вот уже полгода я одной ногой на мине? Мой друг Даня помог мне устроиться курьером в желтой курточке. Теперь хожу по дождливому и пасмурному Питеру, доставляя людям еду. Занятие не из легких, но зато есть деньги на аренду квартиры. Живу я все в той же. Не могу так просто взять и уехать, как… Как сделала это ты. Мне прилетел заказ на пиццу, бутылку белого вина и две плитки шоколада с фундуком. Что-то знакомое. Иду в новостройку, взирая на скопившиеся на небе тучки. На кончик носа прилетает капля. Потом я начинаю видеть следы от капель на асфальте. Резко накидываю желтый капюшон и ускоряю шаг. Ты быстро шагаешь по мокрому асфальту, держа меня за руку, а второй рукой придерживая подаренную матерью черную кепи с милой кнопкой на ней. Ты оглядываешься назад, чтоб посмотреть, насколько там темные тучи. Слышишь гром. Говоришь об этом мне. Я не слышу из-за шумного соприкосновения капель и дороги, поэтому кричу: «А?». Ты, немного посмеиваясь с того, как я это произнес, громко говоришь: «Там гром, Юлик!», а через некоторое время вторишь: «Только бы не попасть под грозу, только бы не попасть под грозу», крепче сжимая мою руку и ускоряя шаг…Ты так хотела, чтобы перестал долбить крэк, спать с фанатками, ни о чем не париться, Ты так хотела, чтобы посвятил тебе свой рэп, надеюсь, тебе нравится…
И твоему новому парню, кстати, кто он там?
***
Я поднимаюсь на нужный этаж. В подъезде на подоконнике стоят цветы. Ты любила их поливать, когда мы жили вместе, потому что видела, что никто о них не заботится. Ты любишь цветы. И я знаю, что ты не любишь бордовые розы. Ты скрыла фото с ними в Instagram`е. Звоню в дверь с золотым номером «31» на ней. Девушка за дверью тихо спрашивает, кто это, так как у нее на двери нет глазка. Отвечаю, что доставка еды «В желтых дождевиках». Дверь открывается с тихим скрипом. Я поправляю мокрые от дождя волосы мокрой от этого же дождя ладонью. Ты замираешь в немом шоке. Стоп. Блять. Пытаюсь выдавить серьезность и спокойствие, но не могу. Стою с лицом, на котором все эмоции слились воедино. Ты стоишь с абсолютно таким же лицом. — Привет. — тихо вырывается с моих уст. Надо было просто молча отдать еду и уйти. — Привет. — еще более тихо отвечаешь ты. Ты более-менее спокойна. Осматриваешь меня с ног до головы. — Ты вымок весь. — Да, знаю… Прости, что не в презентабельном виде… — ты легонько смеешься, оголяя свои зубы и показывая улыбку. Я таю или это эффект от того, что я весь промокший? Я отдаю тебе вино, шоколадки и большую коробку с пиццей. Ты еще несколько секунд задерживаешься на моем лице, пока не слышишь гром из открытого на кухне окна. — Может… Эм… Может, зайдешь? А то там гроза… — трогая свои наращенные ногти, раскрашенные в твой любимый коровий принт, мямлишь ты. — У меня фен есть, могу… Могу привести тебя в порядок… Ты удивлена. Мне интересно, чему. Может быть, все дело в бороде. А, может, ты ждала меня. Или вообще не хотела больше устраивать внеплановых встреч со мной никогда в жизни. Черт знает. Назад пути нет. — Эм… Ну да… Да, почему бы и нет. — Не чужие же друг другу люди… — тихо произносишь ты, впуская меня в свою новую квартиру. Она вся такая красивая. Я про тебя. Квартира тоже ничего. Обои бежевые, в коричневую полоску — в твоем стиле. Коробочный телевизор — моя школа. С кухни доносится голос Кости из «Ворониных», а за ним идет громкий закадровый смех. Пройдя в коридор, замечаю, что балконная дверь открыта, и ветер бесшумно развевает прозрачный тюль. Чувствую запах чего-то вкусного. Пока что я не понимаю, чего именно, но, наверное, ты приготовила это только что. Этот запах смешивается с запахом пиццы из открытой желтой сумки-холодильника, которую ты держишь в руках. Балдеж. Я аккуратно спрашиваю, куда можно повесить куртку. Ты бежишь из одной комнаты в другую, хватая у меня из рук куртку. Заботливо вешаешь ее на спинку стула, стоящего в гостиной. Снова надоедаю вопросами. На этот раз, интересуюсь, где можно помыть руки. А ты, снова проявляя заботу, ведешь меня к своей ванной комнате. Пока мою руки, всматриваюсь в детали комнаты. Ту игрушку ты так и не выбросила. На душе становится невероятно тепло, когда ты, аккуратно встав в проеме, спрашиваешь, не хочу ли я перекусить. Предлагаешь разделить на двоих пиццу, которую я же и принес. Я согласен. Удивительно или не совсем для себя я соглашаюсь, улыбаясь глазами. Твои глаза улыбаются в ответ. Пока я вытираю руки о бумажное полотенце, я замечаю на полке розовую краску. Мое сердце прыгает, вырываясь из грудной клетки.***
На фоне все те же «Воронины» и их громкий закадровый смех. Ты сидишь за деревянным столом, устеленным клетчатой скатертью, попивая белое вино, недавно принесенное мною. Кайфуешь. Я вижу. Наш с тобой любимый шоколад. Твой любимый сорт вина. Большая «Маргарита» на двоих. Как тут не кайфовать? А я скажу, как. Напротив меня сидит моя бывшая девушка, а напротив тебя сидит твой бывший парень. Мы убивались друг из-за друга такое количество времени, а сейчас, как ни в чем не бывало, занимаемся тем, чем обычно занимались, когда встречались, — балдели на кухне, купаясь в лучах солнца — неяркого — появившегося после дождя. У тебя слегка короткая челка, покрашенная в зеленый цвет, отдающий желтизной. Мне нравятся твои персиковые губы, которые ты иногда прикусываешь во время разговора, а мне бы понять, от чего и зачем. Ты тоскуешь. Мне никак не понять, поВ твоих глазах Вселенская печаль — это видно, и я сердцем чую, Что тебе явно не хватает крепкого плеча и кого-нибудь с огромным…
И твоему новому парню, кстати, кто он там?
***
Я стою на пороге спальни. В ней стоит кровать — та, о которой ты мечтала. С красивыми хуевинами на палочках, беленькая, наверняка, удобная. Ты суетишься, рыская в тумбочке фен. Складываешь на кровать какой-то хлам, постепенно очищая тумбу. Что-то резко блистает. Что-то, что явно является стеклянным, раз отражает солнечный свет. Подхожу к кровати, чтоб посмотреть, что это. Фоторамка. Солнечный свет все также отражается в этом стекле, наверняка создавая на стенах спальни солнечных зайчиков. Подношу ближе. Твою мать. Так вот, где ты все это хранишь. В куче, лежащей на кровати, замечаю несколько фотокарточек без рамок. В руках все еще «деревянная», вся обклеенная стикерами, словно микроволновка в нашей квартире. На фото мы с тобой в Финляндии. Где-то. На берегу чего-то. Я не умею фоткать — снимок размазанный. Засмотрелся. Ты поворачиваешься, продолжая сидеть на корточках около тумбочки. Смотришь на то, что я держу в руке. Не то злишься, не то тоскуешь. Будто бы хочешь сказать «Ну зачем?». Заглядываешь мне в глаза. Горько отводишь взгляд, когда я начинаю в ответ смотреть на тебя. Вскоре отворачиваешься обратно, но лазать в тумбочке не продолжаешь. — Почему ты не поздоровался тогда? — начинаешь ты. — Мы же не незнакомцы. — Извини, но там вообще-то был твой огромный бойфренд, который больше меня и сильнее раза в два! — размахивая руками, отвечаю я. — И что? — с недовольным вздохом продолжаешь ты. — А то. Даш, я не мазохист… — Песенку петь свою опять начал… — закатив глаза, подмечаешь ты. — Сука… — шепотом ругаюсь. Через секунду начинаю жалеть обо всем, что сказал. — Извини. Я не совсем в настроении для выяснения отношений, особенно с бывшей девушкой, которую я столько толком не видел… Разве что в галлюнах… Ты опускаешь плечи. Слегка расслабляешься. Начинаешь восстанавливать дыхание, на вдохах прикрывая глаза. — И ты меня прости… — окончательно выдохнув, отвечаешь ты. — Я не совсем в адеквате в последнее время. — Что-то случилось? — Меня уволили… — опуская взгляд, ты начинаешь свой рассказ. — Мой «парень» расстался со мной после этого. — на втором слове ты показываешь «кавычки» пальцами. Вздыхаешь. Очень тяжело. — Это все из-за расставания с тобой. — тихо, как-то неспокойно, что для тебя несвойственно, добавляешь ты. — Меня тоже уволили с двух работ за эти полгода. Теперь хожу в желтом дождевике, ожидая в канаве стремного клоуна. — ты усмехаешься. Смотришь на меня. Снова этим взглядом. «Зачем?», — читается на твоем лице. — Прости меня, Юлик… — еще более тихо говоришь ты, уже опустив взгляд вниз. — За… За что? — Эм… За все, я думаю. Действительно. Я испортила нам обоим жизнь моими тогдашними словами. Мне вспоминается зимний вечер. Один из первых зимних вечеров. Я вижу перед глазами нашу ссору: я, срываясь, начинаю повышать тон; ты, уже заметно покраснев, кричишь на меня, рьяно жестикулируя; летит тарелка; кошка что-то пищит на фоне, будто пытаясь нас успокоить; ты начинаешь плакать, слезами смывая макияж с глаз; я пинаю стул; мы уходим в разные комнаты. А дальше… Все, как в тумане.Помнишь тот фестиваль? Я заблевал твои берцы, Группа Louna отжигает, а ты разбила мне сердце.
— В этом есть и моя вина. — сглотнув, отвечаю я. — Я не был тем мужчиной, которого ты бы хотела видеть рядом с собой. Я понял это. Это — моя вина. Не вини себя… Все… Все хорошо. — от этих слов у тебя на глазах наворачиваются слезы. Эмоции смешиваются. Ты будто ловишь флешбек. Черно-белый, как в фильмах. — Я бы очень хотел все исправить… Но я не знаю, как… — тихо кидаю я, смотря на тучи в окне. Дождь снова начался. — Может… — ты смахиваешь слезу отманикюренной кистью руки. — Может мы попробуем начать все заново? Ахуеть. Я сплю? Это галлюцинация? — Эм… — мои глаза бегают эстафету по твоему лицу. — Да… Да, давай. — я улыбаюсь. Ты улыбаешься в ответ. Встаешь, убирая волосы назад. Я сутулюсь, или это ты так выросла? — Прости меня. — хрипло выпаливаешь ты, смотря на меня исподлобья. Аккуратно, будто в первый раз, смахиваю большим пальцем слезу с твоей щеки. Уголки твоих губ приподнимаются. Я повторяю все за тобой. Мы еще какое-то время лезем друг к другу целоваться. Второй первый поцелуй. Мы отстраняемся друг от друга. Я чуть обнимаю тебя и усаживаю нас в такой позе на кровать. Ты кладешь голову мне на плечо. Я целую твою макушку. Мне нравится. — Люблю тебя. — словно в первый раз, трепетно шепчешь ты.Помнишь тот фестиваль?