Зависимость

— Не самое подходящее место для свидания, — Йеннифер скептическим взглядом окидывает кабинет. Идеально чистый, ни одной пылинки, ни одной лишней детали, и, кажется, картины на стены вешали с помощью линейки. — Это не свидание, Йеннифер, — Тиссая устало опускается в кресло, сразу же сводя ноги вместе так, что между ними не западает юбка. Йеннифер подмечает это и усмехается. Сама она вальяжно закидывает ногу на ногу, когда садится в кресло напротив. — Правда? Вы так просили моего присутствия, что я невольно подумала, а не замешан ли тут личный интерес. Тиссая остаётся непоколебимой, как скала. И Йеннифер это невероятно бесит, злит до дрожи, до скрипа зубов. Её наставница всегда была такой — как будто её чем-то сильно огрели по голове и она всё ещё оторвана от мира. Сама Тиссая говорила, что такое случается с чародейками, живущими чересчур долго. Что значило «чересчур долго» она, конечно, не уточняла. Йеннифер это особенно и не интересовало, на самом деле, просто бесило. Опять. Очередная демонстрация превосходства. — Как ты знаешь, — начинает Тиссая, складывая руки на груди. Защитный жест, — в последнее время в Аретузе прибавилось учениц. — А как же не знать, — ядовито выплёвывает Йеннифер, нервно постукивая по подлокотнику. Тиссая опять начинает издалека, а это значит, что разговор будет не из приятных. — Возможно, их бы не прибавилось, если бы вы не стали набирать всякий бесталанный сор. — Мы уже говорили об этом. В кабинете повисает молчание. Тиссая хладнокровно смотрит на Йеннифер. Йеннифер сверлит взглядом в ответ. Где-то в отдалении слышатся голоса учениц Аретузы, звуки шагов гулко разносятся по коридорам. Ещё полвека назад здесь было тихо, как в могиле, а ученицы боялись лишний раз голос подать. Всё изменилось. Йеннифер чувствует ещё один укол раздражения. Всё изменилось, кроме её собственной жизни — пустой, бессмысленной, полностью положенной на удовлетворение чужих капризов. — Что я хотела сказать, — Тиссая сдаётся, отводит взгляд первой, — возможно, мне нужна будет твоя помощь. — Да? Удивительно? — Йеннифер сама поражается тому, насколько ядовитыми выходят вопросы. Она ненавидит Аретузу, ненавидит каждый её угол, каждую паутинку. Каждый вдох здесь как будто отравляет. И то, что всем этим заправляет Тиссая, заставляет Йеннифер испытывать какие-то смешанные чувства. — Удивительно, — подтверждает Тиссая. — Я справляюсь, но это пока. Что будет в скором времени, сказать не могу. — Почему бы вам в таком случае не позвать кого-то другого? Более послушного. — Например? — Например, Трисс Меригольд. Голос Йеннифер вздрагивает на имени подруги. Почему-то сама мысль о том, что Тиссая предложит ей то же самое, заставляет что-то внутри мерзко заныть. Наверное, Йеннифер сейчас выглядит как бунтующий подросток, но она сама уже смирилась с тем, что как бы себя не вела, Тиссая продолжит думать о ней в таком ключе. Это было что-то вроде клейма, которое осталось с первой попытки самоубийства в этих стенах. Можно стать ещё жестче, красивее, сильнее, но это всё равно ничего не поменяет. — У Трисс и правда не такой строптивый характер, — Тиссая кивает, её взгляд невидяще блуждает по стене позади Йеннифер. — Но есть ли у неё те же способности, что и у тебя? Йеннифер молчит. — Думаю, мы обе знаем ответ. — Я не хочу возвращаться. Выходит как-то надломленно, почти отчаянно. Аретуза — это большая тюрьма с холодными стенами и пустыми лестницами, тюрьма, которая обещает свободу, а потом отправляет в вечное заключение. Йеннифер впивается ногтями в кожаную обивку кресла, чувствуя как они гнутся, угрожая сломаться. Если она и вернётся в эту чёртову школу, то только связанной по рукам и ногам. Никогда — по доброй воле. — Я понимаю, — сочувственно произносит Тиссая, и Йеннифер на секунду кажется, что правда понимает. — Здесь всё пропитано не самыми приятными для тебя воспоминаниями. Нет, всё-таки не понимает. Тиссая де Врие, умнейшая и влиятельнейшая чародейка своего времени тоже ошибается. В последнее время слишком часто. И это бесит, бесит, бесит. Йеннифер чувствует, как в груди закипает гнев. Тиссая всегда думает, что знает всё лучше, чем кто-либо ещё. Тиссая считает своим долгом поучать всех, кто не дошёл до её уровня просветления. Тиссая не хочет признавать, что Йеннифер больше не беспомощная, жалкая, отвратительная горбунья. И уж тем более Тиссая не понимает, как сильно можно ненавидеть одно единственное здание за все проведённые в нём годы. Дурные воспоминания в этом играют самую незначительную роль. На лице Тиссаи всё такое же сдержанное выражение, и только глаза выражают беспокойство. Брови слегка подрагивают, почти незаметно. Но Йеннифер научилась отслеживать малейшие изменения в своей наставнице — движение уголков губ, на секунду дольше прикрытые при моргании веки, длина вдохов и выдохов. Единственное, что столько лет назад имело для Йеннифер значение. Изменилось ли за это время хоть что-то? За пределами Аретузы, как когда-то казалось, лежал целый мир. Теперь было очевидно, что для чародеек этот мир всё равно сводится к Аретузе. В данном частном случае, ещё и к её ректорше. — Я один раз сказала «нет». Сколько раз мне ещё нужно это повторить? — Йеннифер больше не пытается скрыть свою злость, переходит почти на крик, сдерживаемая только тем, что их могут подслушивать. В ответ тишина. — Сколько? Этот вопрос звучит уже намного тише, вымученно. Йеннифер хочет поскорее вернуться… куда-нибудь. Дома у неё не было с тех пор, как Тиссая выкупила её у отчима за медяки. — Йеннифер, — говорит Тиссая, и имя звучит как те самые медяки, звенящие в жадно захватывающей их ладони. — Я не могу и не собираюсь заставлять тебя что-либо делать. Ты больше не моя ученица. «Ошибаетесь, — хочет сказать Йеннифер, но молчит, — я навсегда ваша ученица». Неозвученная фраза, словно кашель, дерёт горло. Кто такая Йеннифер из Вергенберга? Чародейка, оставшаяся без дома, положения и всех близких. — Я останусь, — наконец выдыхает она. Слова даются с трудом. — Я помогу вам, но ровно столько, сколько сама посчитаю нужным… «…чтобы сохранить иллюзию выбора». — Спасибо, — Тиссая благодарно кивает, и, хотя остаётся всё такой же невозмутимой, Йеннифер улавливает скользнувшую по губам тень улыбки и теплоту во взгляде. — Я ценю то, на что ты идёшь. — Ещё бы, — фыркает Йеннифер. Благодарность Тиссаи рассеивает скопившееся внутри раздражение. Так было всегда — стоило наставнице сказать одно тёплое слово, как все негативные эмоции начинали исчезать. Возможно, это осталось ещё с того времени, когда Йеннифер в своей деревне, одинокая и никому не нужная, готова была душу за ласковый взгляд отдать. Но сейчас всё по-другому, сейчас все ищут её, Йеннифер, одобрения, и всё же… …всё же сама она так и осталась зависима от слов Тиссаи. От самой Тиссаи. Но это не вызывает ни одной негативной эмоции. Даже тот случай с Геральтом и джином вызывал настоящий шквал ярости и обиды, но с этой зависимостью всё было по-другому. Зависимость от Тиссаи де Врие была почти добровольной. — Когда мне приступать? — Йеннифер растягивает губы в слегка натужной ухмылке. — На этой неделе, но сначала надо будет ввести тебя в курс дел, — Тиссая вздыхает и поднимается. Юбка её платья с шуршанием расправляется, и Йеннифер задерживает взгляд на очерченных тканью бёдрах чуть дольше, чем следует. По правде говоря, Йеннифер вообще не стоит смотреть на Тиссаю таким взглядом. Взглядом, который не подобает ученице, смотрящей на учительницу. Не то чтобы Йеннифер это заботило. — Жду с нетерпением, — она поднимается, отталкиваясь руками от подлокотников. — Моя бывшая комната занята, но, думаю, вы уже решили, где я буду жить? Йеннифер делает шаг вперёд. Её рука опускается на талию Тиссаи ненавязчивым жестом, как будто стряхивая невидимую пылинку, и так же соскальзывает на бедро. Невероятная фамильярность. От осознания этого Йеннифер испытывает удовлетворение. Тиссая обхватывает одними пальцами её запястье и отводит руку в сторону. Не мягко, не жёстко, скорее привычно, как будто это что-то, что все делают каждый день. Показывают своим ученицам, что такие намёки выходят за все рамки бесцеремонности. Йеннифер даёт эти намёки уже около двадцати пяти лет, и ей порядком надоело. Поначалу было забавно, детские попытки вывести на эмоции — по большей части от бессильной злости. Это была игра, в которой Йеннифер собиралась обыграть свою наставницу и в которой проиграла. — Вам не нравится? — откровенная насмешка. — Мы просто не в таких отношениях, — Тиссая всё ещё держит руку Йеннифер, и в месте, где соприкасается их кожа, температура заметно выше. — Кого вообще волнует, в каких мы отношениях? — фыркает Йеннифер, опуская свободную руку на другое бедро наставницы, уже настойчивее. — И в каких отношениях мы должны быть в таком случае? Смехотворно. — Йеннифер, — глаза Тиссаи предостерегающе сужаются. — Это больше не сработает, мне не двадцать лет. Когда-то малейшее изменение в её выражении лица заставляло Йеннифер съежиться от ужаса, но эти времена давно прошли. Сейчас всё, что от них осталось, — лёгкая горечь и ностальгия. — Прекрати, — командует Тиссая, и снова допускает ошибку. Её приказной тон тоже больше не действует. Воздух в кабинете разве что не искрится от напряжения. И Йеннифер искренне получает от этого удовольствие. Если ей придётся застрять в этом месте надолго, то она обязательно устроится как можно комфортнее. А самое комфортное место в Аретузе — на Тиссае. Ну, или под ней. Как получится.