Каникулы у всех разные

Мое славное утро начинается с шаткого баланса на самом краю огромной кровати. Она на порядок больше нашей, что осталась в Пусане. Однако Мистер «Явсезнаю» смог занять ее полностью, вальяжно растянувшись едва ли не поперек. Что за идиотская манера спать? Он крайне непредсказуем и отчасти невыносим: одну ночь он может спать в одной недвижимой позе, а на другую начнет вертеться как сранный спиннер и раскидывать свои конечности во все стороны. Возможно, меня только спасает то, что я крепко сплю ночью, особенно в сладкие утренние часы. Я сладко тянусь, до самых кончиков пальцев, что аж слышен легкий хруст суставов. Честное слово, это потрясающее чувство! В раскрытые балконные двери слышен шум океана, поэтому просто валяться на мягкой кровати, слушая как волны разбиваются о камни — одно удовольствие. Можно ничего не делать, хоть весь день валяться на песке, не отказывать себе в низменных удовольствиях вроде вкусных коктейлей, ну… и в прочих других, не менее низменных. Как же жарко! Просто невыносимая жара! Я сажусь на матрасе, спуская ноги на пол и стягиваю майку через голову — честное слово, в эту ночь я лягу спать вовсе без одежды. Конечно же, можно было включить кондиционер на полную мощность и закрыть балкон, но как же шум волн? Я просто сижу наслаждаюсь ощущением тихого неспешного утра, когда можно вот так вот спокойно сидеть на краю огромной кровати совсем без одежды и не переживать ни о чем. Раньше я и представить такого не могла, ритм жизни не позволял, а теперь, смотрите, новые грани старой доброй меня. Хотя нет, я не меняюсь. Я просто нахожу какие-то новые углы, какие-то новые окошки, открываю разнообразные двери — как внутри себя, так и между мной и тем человеком что лежит рядом. Оборачиваюсь в сторону «всезнайки» — он все еще спит, да так сладко и крепко, что я просто ему завидую! «Ему даже духота нипочем, упырю.» Его величество растянулся почти на центре матраса, на спине, закинув обе руки за подушки, и как я вообще уместилась лежать на таком клочке где-то у него под боком? Я возвращаюсь обратно матрас. Я целую его в тазовую косточку, ладонь скользит на внутреннюю поверхность бедра. Кихену все нипочем, он и правда крепко спит, не реагирует на прикосновения. Если быть более точной, на них реагирует только член, и то очень неспешно. Раньше минеты меня смущали. Даже само упоминание этого слова вслух вгоняло меня в краску. А теперь — посмотрите, я уже любитель. Да и как тут удержаться, если это Ки? Он такой вкусный. Всего от пары плавных и легких движений по всей длине член ощутимо твердеет, я прикасаюсь к нему губами, и он так приятно тяжело ложится на язык, что я теряюсь в этой игре с головой. «Хм…а игра-то в одни ворота…» Когда член «всезнайки» становится достаточно твердым, и я, не выдерживая, седлаю его. Медленно, на всю длину, двигаю только бедрами, выдыхая от этого ощущения его внутри, откидываюсь чуть назад и закрываю глаза. Наконец, сам Кихен начинает двигаться подо мной, просыпаясь, я слышу его вздох и ловлю тягучий взгляд. Он сонным взглядом смотрит на меня, улыбается, и всего пару раз, поддразнивая, двигает бедрами — я выдыхаю и кусаю губы, а Ки коварно подмигивает. «Всезнайка» косится вбок, на тумбочку у кровати, протягивает руку и тянет мой телефон, снимает блокировку, даже не задумываясь над паролем, и я слышу тихий сигнал включенной камеры. Вот же засранец. — …ты просто обязана это увидеть, — шепчет Ки, пряча улыбку за телефоном, он снова чуточку подмахивает мне бедрами, тем самым выбивая из меня тихий стон. — Эй, тссс! Не будем подавать дурной пример детишкам в этом доме… Ох, это трудно, согласен… — он шумно выдыхает, откидывает голову на подушки. Мы двигаемся неспешно — то попадаем в такт, то по очереди замираем, наслаждаясь ощущениями; Кихен не выпускает из рук мой телефон, посмеивается и болтает. Он говорит очень-очень тихо, с небольшой хрипцой в голосе после сна, и черт возьми, я уверенная, что только от одного его голоса на записи буду возбуждаться — а что еще потом под нее можно делать? Все еще с моим телефоном руке, он садится на матрасе и, притягивая меня к себе, целует. Наша сладкая медлительность пропадает, все движения становятся более жесткими и резкими, с характерными звуками, и у меня голова идет кругом. Ки обнимает меня обеими руками, его ладони скользят по спине к бедрам, оглаживают ягодицы. Он шлепает меня, прикосновение обжигает. В ответ на его действия я сжимаю бедра и Кихен хрипло стонет мне в шею, тут же спохватывается и только горячо выдыхает, прикусывает за мочку уха. — Когда ты так прижимаешься, мне хочется время остановить, — шепчет он, обманчиво нежно целует в висок и так жестко опускает на себя, придерживая за бедра, что я сжимаю пальцы на его плечах, выгибаюсь и бодаю его лбом. Его заводят эти резкие движения. Ки шумно дышит — почти на грани со стонами, черт возьми, а у меня по коже как будто разряд гуляет, это в сто раз хуже мурашек. Мой стон рвется наружу сам собой — с ним невозможно по-другому, — и Кихен тут же целует, крепко, горячо, замедляет темп, тянет губами кожу на шее. — Эй, никаких синяков, помнишь? — тихо смеюсь я, отстраняюсь от него. Кихен начинает дурачится в ответ, изображая вампира, я руками отталкиваю его, специально уворачиваюсь от губ, — он выскальзывает из меня, одним движением укладывает на спину. Атласная простыня скользит под кожей, матрас протестующе скрипит, мистер «Явсезнаю» тянется за подушкой где-то сбоку, находит телефон — и протягивает его мне, бесстыдник. Запись все еще идет, Ки тянет мокрую дорожку от груди к пупку, — на экране телефона его лохматая макушка, шея, плечи и руки по обе стороны от меня, и тут он поднимает голову, смотрит в камеру, не на меня, облизывает губы и выглядит так потрясающе горячо, что я начинаю думать, что видеозапись — не такое уж и глупое сопровождение. И он, черт возьми, это знает. Кихен подмигивает в камеру, его язык скользит по нижней губе. Господи, как же это по-блядски. Он снова опускает голову и сползает еще ниже. Он устраивается у меня между ног, целует внутреннюю поверхность бедра и спускается ниже — и перед тем, как поцеловать меня уже там, снова поднимает ужасно блядский взгляд снова на камеру и подносит палец к губам. — Божечки, Ки-и, — выдыхаю я, а он уже опускает свой невозможно горячий рот, ласкает языком клитор, прихватывает кожу губами, втягивает и играется. В один из таких моментов я совсем не могу сдержаться, звучно тяну его имя. Он поднимает взгляд, смотрит как строгий учитель в классе, но потом тут же чувствую его язык, задыхаюсь от невозможности. Я откидываюсь на матрас, под веками скачут какие-то всполохи и в ушах белый шум, телефон снова где-то на простыне, потому что ну… Он проталкивает внутрь язык, и я зажимаю рот рукой, чтобы не застонать в голос — это все слишком на грани, и легкие разрываются от невозможности нормально вздохнуть. Я выгибаюсь на кровати, Кихен сжимает пальцы на моих бедрах еще сильнее, с влажным звуком выпускает одну из чувствительных складок изо рта, проводит языком по коже, словно по конфете или мороженому, оставляет легкий поцелуй под пупком. — Жил бы тут, — ухмыляется он, накрывая губами клитор. — Ты еще здесь? Я шумно вдыхаю, все так же не открывая глаз, и только решаюсь ответить, как Ки втягивает его в себя, давит языком почти на грани с болью, у меня искры из глаз. Я называю его рот блядским, дышу через раз, но все же нахожу силы приподняться на локтях и посмотреть на него. Кихен целует бедро, мокро проводит языком по коже, он встрепан, адски возбужден, с припухшими губами и от одного его взгляда уже можно кончить. Серьезно. Он слепо ищет скомканное одеяло где-то рядом, тянет на себя его край, вытирает влажный подбородок, щекочет меня уголком ткани между ног и привстает на одном локте. Поглаживает меня большим пальцем, трется щекой о бедро — я прикусываю губу, улыбаюсь: — Люциферов сын. — Хочешь меня? — бесстыдно отвечает на улыбку он. Кихен шлепает меня по бедру, скатывается с кровати и подходит к ее краю — я успеваю только встать на колени, подставляю ему свой зад. Если бы у этого упыря была любимая поза, это бы точно была она — не догги-стайл, но именно сзади, с возможностью прижать спиной к себе, — что Ки и делает, медленно входит, прижимается к моей попе, обнимает двумя руками и глухо выдыхает в самое ухо, когда начинает менять темп с медленного на быстрый. Он сжимает мою грудь, утыкается носом в волосы за ухом, и я умираю в сотый раз в кольце его рук, в кольце его миндального аромата и от постоянно меняющейся амплитуды. — Сдвинь ноги, — сладко шепчет он в ухо, а потом так глухо стонет в шею, что у меня волоски на руках дыбом встают. Он чуть меняет угол, и тут уже я начинаю дышать через рот. — Спасибо Аду, что исторгнул тебя такой сладко узкой, — посмеивается он в мои волосы, шумно вдыхает и мокро щекочет мне ухо языком. — Как раз для меня. Зачем говорить о любви, когда можно дразниться? — Эй, вынуждаете меня завидовать! — с улицы, от бассейна, громко кричит Минхек. — Схлопнись, — беззлобно отзывается Кихен, а тот так коварно хохочет, что мистер «Явсезнаю» ругается на него, отвлекается и замирает. — Он, блин, ебучая гиена, что ли? — возмущенно шипит он мне в плечо. — Ты же понимаешь, что он не отстанет? — смеюсь я. — Эй, спорим я бы смог лучше? — веселится Хек в подтверждение моих слов. Даже проверять не нужно, он стоит где-то под балконом и нагло ржет. Ки не выдерживает почти сразу же, быстро целует меня в плечо, выпускает из объятий и идёт к балкону. — Я вырежу тебе сердце ночью, козлина, — беззлобно рычит он от дверей, шумно закрывает дверь, дергает даже шторы и возвращается к кровати. Он все ещё возбуждён, глаза горят адским пламенем, и я уже представляю, как через десяток минут Минхека ждёт анальная кара, не меньше. Мне остаётся лишь посмеиваться, оглянувшись на него через плечо. Я опускаюсь на руки, даже не меняя позы, упираюсь ладонями в матрас. Тело, так и не получившее разрядки, огнём горит, но я пялюсь на Ки: сначала на его спину и задницу, когда он идёт к балконной двери, а потом — на живот, дорожку темных волос от пупка вниз, узкие бёдра и на то, как размеренно покачивается блестящий от смазки член. Я глаз не могу отвести, это завораживает. Сколько не смотрю — всегда как в первый раз. Кихен возвращается, специально прижимается ко мне пахом — член скользит между бедер, поддразнивая. Я подставляюсь ему не хуже кошки в течке, его ладони скользят по спине, оглаживают бедра и сжимаются на заднице. — Эй, — я вскидываю голову. — Мои колени не вечные. — Тебе пиздец! — заключает он, наверное, в сотый раз за время нашего знакомства, помогает себе рукой, входит на всю длину. — Правила игры в тишину никто не отменял, нахалка. Атлас скользит под ладонями, не позволяя поймать равновесие, а Ки, как специально, двигается резко и размашисто, набирая темп и сжимая мои бедра, потом перемещает ладони на поясницу, давит так, что я сдаюсь, опускаюсь на матрас и стараюсь дышать через раз, подтягиваю подушку и очень, очень рассчитываю на ее помощь, потому что мистер «Явсезнаю» вошел во вкус. Тут не то, что звезды перед глазами — целые круги, да такие сладкие, что, если бы Хек ворвался в комнату, я бы не заметила, честно. Ладони скользят по спине, Кихен постепенно смещает угол, кровать скрипит совсем уж откровенно пошло, а я не могу сдержать стон, но прячу его в подушку, насколько возможно. Ки резко толкается, ужасно медленно двигается обратно, замирает ненадолго с головкой внутри меня, с шипением выдыхает и отстраняется. Я теряю опору, колени скользят по простыням, брюнет давит усмешку и переворачивает меня на спину, сразу же опускается сверху: я даже не успеваю полюбоваться видом разгоряченного парня, сжимающего член у основания, он прижимается губами к моей шее, медленно скользит внутрь, томно выдыхая, и я отвечаю ему таким же сладким выдохом, когда он погружается на всю длину. Мы целуемся, двигаем языками почти в унисон с движениями таза: неторопливо, нежно и тягуче. После адской гонки полминуты назад это как передышка для нас обоих. Он прижимается ко мне всем телом, тяжелый, горячий, невозможный и такой миндальный, что я задыхаюсь под ним, выгибаюсь, прижимаюсь животом к прессу, подмахиваю бедрами и уже почти на грани, черт. Я дышать не успеваю, а Ки уходит на такой рваный ритм, снова закрывает мне рот ладонью, паршивец, и я почти задыхаюсь от нехватки кислорода, когда меня накрывает оргазм. Брюнет не останавливается, только губы поджимает, задыхается как будто не меньше меня, резко выходит, валится на спину и почти сразу же сжимает зубы, давит горловой сладкий стон, не может отдышаться от собственного оргазма. Мне нужно полминуты, чтобы прийти в себя, а Кихену — и того больше. Он все еще тяжело дышит рядом, когда я приподнимаюсь на локте, оглядываю его расслабленное тело, вытягиваю руку и размазываю его же сперму по животу выше. Его пресс сокращается под пальцами. Он тихо стонет и просит пощады. Я тяну палец с капелькой спермы в рот. Ки в этот момент открывает глаза, смотрит зачарованно и улыбается. В секундной тишине, с улицы, доносится громкий голос Минхека: — Эй, левое крыло, вы уже встали? Если и вы собираетесь потрахаться, как правое, даже и не пытайтесь! — Откуда у него мегафон? — давится смехом Кихен. — Ему не жить. Я целую его в плечо, хлопаю по груди ладошкой: — Идем в душ и завтракать. Только не топи его в бассейне, ладно? — …интересно, а телефон все еще снимает?