Да, он не принц, но всё же. Что-то есть в нём, что меня тревожит и манит.
Красавица и Чудовище, 1991.
Предвкушение от долгожданного маленького триумфа медленно растекается по венам, заставляя улыбаться чаще и сиять, подобно первым солнечным лучам. Тело переполняется нескончаемой энергией, душа жаждет действий, одновременно хочется танцевать, петь и показать себя во всей красе. Для Кэти Кин стажировка под началом одного из самых известных и талантливых дизайнеров современности, — Гая Ламонтейна — определенно, нечто очень ценное. Работать с ним бок о бок, собственными глазами видеть то, как умело его одаренные руки создают новые шедевры из обычных рулонов шелка, пожалуй, самая лучшая награда. Награда, которая в дальнейшем поможет открыть дверь в новый мир. В чудесную страну, в которой Кэти Кин наконец сможет получить заслуженную венценосную корону, подтверждающую ее статус эстета в мире моды. Кэти с величайшим вниманием рассматривает свой гардероб, в надежде подобрать действительно сногсшибательный и в то же время комфортный для работы образ. Взгляд останавливается на джемпере ежевичного цвета с коротким рукавом, украшенном вышитыми алыми сердечками, и белоснежной юбке с клетчатым сердечком, идеально сочетающимся по цвету. Слегка влажные после душа смоляные локоны, кажется, из-за малюсеньких капелек блестят еще ярче, однако Кин умело смахивает их полотенцем, а затем торопливо орудует расческой. Остался последний штрих: бархатистая красная помада ложится на поверхность ее губ. И Кэти, глядя на свое отражение, лучисто улыбается, готовясь идти смело вперед. И, конечно же, она совсем не собирается никого сразить наповал взмахом своих длинных ресниц. Разве что только самую малость. Минуя последнюю ступеньку на лестнице, она, словно окрыленная, воздушной походкой ступает по тротуару родной улицы. Её каблуки звонко стучат в такт еле слышимой мелодии. Все дорогу до Лейси Кэти не может перестать улыбаться, ведь сейчас все настолько прекрасно, совсем как в доброй сказке, в которой она наконец-то вышла на дорогу, вымощенную из жёлтого кирпича. Дорогу, что напишет в ее истории счастливый финал. Стоит ли упоминать о том, что в ней смешалось сейчас так много чувств? Целый красочный фейерверк озарил небеса ее души, переполнив их нарастающей, по-детски искренней радостью, жаждой долгожданных перемен и того самого неподдельного восхищения с примесью ностальгии. Ведь лучше места для работы, чем некогда забытый восьмой этаж, не найти. Связь с историей, особая энергетика и Гай… А самое главное то, что ничего не предвещает беды. Маленький фуршет, что устроила Глория, еще больше заставляет Кэти почувствовать себя уверенной в своих силах, а сладкое, несколько игривое шампанское, распыляет в ее сердце целый пожар страстей. Неужели, все происходит взаправду? — В новом месте я не смогу тебе помочь, — Глория улыбается в своей привычной манере, но сейчас в ее голосе, кажется, проскальзывают нотки несвойственного — или, по крайней мере, плохо скрываемого — беспокойства. —Пожалуйста, не позволь мужчинам все снова испортить. — Знаю, в прошлом я совершила много ошибок, но сейчас я буду делать все, что — на мгновение Кэти замирает, боясь произнести вслух имя Ламонтейна, думая, что сработает какое-нибудь заклинание и все пойдет прахом. — скажет мне Гай, — наконец договаривает девушка, вздыхая на грани слышимости. — Верно, — кивает Грандбилт, а потом вновь старается вернуть свою подчиненную с небес на землю. — Но не питай особых надежд: Гай известен своими частыми перепадами настроения. Кэти пожимает плечами. Мистер Ламонтейн же творец… Разве Глория не понимает этого? Гай настолько глубоко ценит свой труд, он буквально живет, вращаясь в бесконечной веренице эскизов, а его самого наверняка мучают частые головные боли от переизбытка вдохновения. С каждым такое может случиться. И Кэти, придумывая те же костюмы для выступлений Хорхе, готова поклясться в том, что знает то, что чувствует Гай каждый раз, когда готовиться поразить всех. — Я постараюсь сделать все для его счастья, — Кэти улыбается еще ярче. Ведь ее долг в первую очередь не только научиться у него тонкостями дизайнерского мастерства, но и создать благоприятную обстановку для работы. Конечно, Глория продолжает наставлять ее, говорить о рисках, о том, что Гай в каком-то смысле некий злой гений, вершитель судеб, который врата Рая, сотканного из блесток, пуговиц и лент, может в любую секунду закрыть и отправить в Ад, где о мире моды и речи быть не может. Но Кэти почему-то совсем не страшно. Девушке придает уверенность мысль о том, что из всех других претенденток, опытных и квалифицированных, Ламонтейн выбрал именно её. — Нельзя исчезнуть до того, как появишься. — Стоит на своем Кэти, решительно добавляя. — Уверяю со мной такого не произойдет. Да и стоит ли Кин после всего того, что выпало на ее долю, так сильно переживать? Сама Глория не раз испытывала её на прочность, не говоря уже о суровой судьбе, что не всегда была благосклонна к Кэти, разлучив навсегда её с матерью. В ателье господствует атмосфера бесконечного, словно распланированного на тысячу лет, движения. Здесь наверняка царит особый механизм, под который девушке предстоит подстроиться. Не самым ли лучшим способом начать вливаться в новый коллектив с улыбки? Кэти думает, что это самый выигрышный вариант из всех возможных. Кин старается быть приветливой: ведь все люди, находящиеся сейчас здесь, не только ее коллеги, но и новая семья. Она видит, как девушки трудятся за швейными машинками, делают стежки и в один миг ощущает себя здесь совсем как дома. Вот он мир, к которому принадлежит Кэти Кин. Поймав себя на этой мысли, Кэти замечает, в дверях знакомый силуэт: Гай наконец-то пришел! Ламонтейн, подобно надвигающимся волнам цунами, быстрым шагом врывается в мастерскую. Полы его пальто хаотично колышутся вслед за ним, а выражение лица столь задумчиво, что Кэти уже вся горит от предвкушения. Скорее всего, Гай уже столько распланировал и готов загрузить ее работой. И вот мужчина замечает ее, лениво и немного небрежно сбрасывает с плеч пальто, оставляя скучать его на стуле и попутно произносит: — Здравствуйте, Кэти. Желаю удачи в первый день, — почти что появившаяся на устах улыбка и приветливое пожелание со стороны Ламонтейна придают больше уверенности. — Здравствуйте, Гай, — только и успевает произнести Кин, как вдруг в их беседу вклинивается кто-то третий: незнакомая ей женщина в очках, от которой так и веет строгостью и порядком. — Знаю, что ты скажешь, но мне нужно время, — Кэти не видит лица мужчина, но по тембру голоса готова поклясться в том, что Ламонтейн несколько раздражен. — Но по контракту твоё время вышло, — невозмутимо говорит женщина. — Мы должны показать пять нарядов от кутюр, иначе они никогда не поверят в то, что ты справишься с целой коллекцией. Кэти видит, как в мужчине что-то меняется. Словно целый груз давит на его плечи. Может быть, Гая покинуло вдохновение? И именно поэтому ему сейчас так необходима поддержка в лице ассистента? Девушка делает несколько шагов, надеясь подбодрить его. — Уберите эту ужасную ткань и принесите замшу, — Гай задумчиво опирается ладонью об подбородок, просверливает взглядом манекен, словно надеясь загипнотизировать его, и Кэти вдруг понимает, что теряется. Что если ему пришла на ум идея, а она своими неуместными репликами все испортит?! — И сделайте что-то со светом! У нас тут, словно в камере для допросов, — не трудно догадаться, что скверный характер Гая стал давать о себе знать после столь неприятного разговора. Но все равно Кэти не может перестать восхищаться плавностью его движений, когда он моментально возник возле манекена. Девушка не может отвести взгляд, а затем вдруг подмечает, что Ламонтейн изредка поглядывает на нее. И от одного такого взгляда по телу пробегает отряд мурашек. — Я не могу так работать, — после затянувшегося молчания произносит Гай. — Я могу чем-нибудь помочь? — понимая, что настал ее час, спрашивает Кэти, чувствуя, что в глазах наверняка заискрился тот самый азартный огонек. — Да… — медленно протягивает Ламонтейн, а потом язвительно усмехается, не переставая жестикулировать рукой. — Я стараюсь сконцентрироваться, но вижу лишь ваши сердечки, которые, как мы все знаем, Александр Микели любил использовать в гуччи, — холодно процедил мужчина. — Пытаетесь напомнить мне о моем враге? Кэти чувствует, как от одного такого сурового взгляда она, словно получает удар под дых и не в силах произнести ни слова, лишь вздыхает, а потом говорит. — Нет. — Как Гаю вообще на ум могло прийти такое гнусное и обидное предположение?! — Идите переоденьтесь. — И в этот момент Кэти Кин через силу усмехается. Похоже, все-таки стоило ей прислушаться к словам Глории и не летать на крыльях, строя воздушные замки прежде времени. В ней закипает настоящий вулкан, лава которого переполнена возмущением. За что только Кэти заслужила такое ужасное обращение в первый же день? Нет, безусловно, ей не привыкать к подобному, однако все равно было очень обидно осознавать то, как бессмысленно она растратила драгоценные минуты своего личного времени, стараясь быть любезной с этим зазнавшимся дизайнером. Когда рабочий день наконец-то подходит к концу, Кэти выплескивает все свое негодование во время беседы с Пеппер. Подругу явно забавляют ее резкие высказывания в сторону вечно недовольного Гая Ламонтейна. — Я не могла подумать, что он будет таким… — Кэти проглатывает слова, понимая, что в последнее время таинственный образ надменного дизайнера и впрямь неприлично много места занял в ее мыслях. — Контрол-фриком? — заканчивает за нее фразу Смит, в то время, когда Кэти, кажется, с петель готова сорвать весь свой гардероб. Да, что, собственно, плохого в сердечках? Кэти почти по-детски хмурится, вспоминая выражение лица Гая. — Да! — У меня есть одна такая знакомая, — лукаво подмечает Пеппер, и Кэти понимает, что скоро ее щеки вспыхнут. Жаль, что под рукой нет подушки. — Я точно не контрол-фрик! — дерзко отбрасывает Кин, гневно глядя на подругу, но та лишь улыбается… — Да ладно, — Пеппер практически готова закатить глаза. — Дорогая, не отрицай: ты просто скрываешь свою нервозность улыбками и сердечками, а у Гая есть свой способ: водолазки. — А, по-моему, он ничего не скрывает, — упрямо стоит на своем Кэти, — он выставляет все напоказ. Знаешь, у меня с самого начала было чувство, что с ним что-то не так, — кажется, обида и впрямь готова сдавить Кэти легкие. — Сама подумай, как он вел с себя с Глорией, потом вдруг стажировка… и он внезапно превратился в прекрасного принца! — Но мы же обе знаем, каких девушек любит прекрасный принц: спящих в стеклянном гробу, — добавляет подруга. Кэти думает, что после рассказа Пеппер ей действительно не стоит раздражать Гая своими яркими цветами. Раз у него так часто бывают приступы нервного расстройства, и он правда может стереть ее из мира моды, то ей правда стоит смириться, перетерпеть и все стихнет. В конце концов, разве Кэти не справится с такой элементарной вещью? Ведь она, как никто другой, умеет ждать. Непривычно темноватый оттенок платья, без узоров стоит признать отлично гармонирует с ее туфлями. Кэти нарочно явилась раньше всех в ателье, чтобы все подготовить к приходу Гая. Даже потратила лишних полчаса на то, чтобы подобрать лампочки и самолично заменить их. И чай, как ни странно, купила самый лучший с жасмином, бодрящий и успокаивающий. Не говоря уже о том, что за ночь перерыла столько журналов с интервью Гая лишь для того, чтобы узнать о его любимых цветах. — Доброе утро, Гай, — завидев его в дверях, сердце предательски дрогнуло. «Пожалуйста, пусть все будет хорошо», — мысленно просит Кэти, надеясь, что смятение, вызванное одним лишь взглядом его внимательных глаз, унялось. Она широко улыбается. — Здесь стало темнее или сейчас еще ночь? — не приветствия, вновь упреки, но Кэти этим, кажется, не удивить. Работа у Глории была чуть-чуть получше, чем стажировка у Ламонтейна. — Я поменяла все лампочки, вы говорил они слишком яркие, — честно признается Кэти. — Чаю? — Что это? — в конце концов, как ему только не стыдно игнорировать ее! Кэти еле сдерживается от того, чтобы не нахмуриться, а улыбка, кажется, сейчас треснет по швам. — Я прочитала в статье, что вы любите хризантемы, — может, Гай остынет, узнав о ее внимательности? — Смотреть на них, а не нюхать: у меня аллергия, — у Кэти вновь пропадает весь воздух, Гай, наверное, решил поставить мировой рекорд и довести её до белого каления своими придирками, — у нас тут проект подиум? Что это за радуга? — После вчерашних поисков замши я подумала, — видя то, как исказилось лицо Ламонтейна, девушка чувствует, как задрожал голос. — Что так будет лучше. — Вы хоть раз останавливались и думали, что, возможно, мой десятилетний опыт дизайнера превышает ваш однодневный опыт в моей команде? У меня есть система, а вы ее разрушили за один день до просмотра. — мужчина отчитывает ее, как школьный учитель, так ровно и безэмоционально, слово она какая-нибудь неумеха. И Кэти чувствует, как жгучая влага, что застряла в роговицах глаз, просит разрешения пролиться на щеки. Но сдерживается. Вот еще! Ее слез он не увидит — просто ждите и делайте, что просят. Это так тяжело? — после этой фразы становится еще обиднее. Неужели он думает, что она старается лишь для себя? Что она выскочка? Неужели великому Гаю Ламонтейну так трудно признать то, что о нем элементарно хотят позаботиться, создать благоприятную обстановку? А Кэти еще то ли по глупости, хотя скорее по доброте душевной, с утра твердила себе о том, как ему нелегко, как новое место давит на него, что Гаю нужно помочь. Но как помочь, если он не хочет даже взглянуть на неё по-человечески? Если этот нарцисс заточил себя в высокий башне надменности, как вытащить его? Да и хочет ли он выбираться? Ставя чашку с чаем на стол, Кэти чувствует, как хорошее настроение в один миг улетучилось, раскололось, встретившись с этим холодным и в какой-то степени злым взглядом. Но унывать и опускать руки рано, в конце концов, есть в этом помещении и другие, им нужна ее поддержка. Но все здесь холодны, даже женщина, отвечающая за финансы с насмешкой отвечает ей, чеканя: «с моим братом тяжело, справляйся». Неужели, ее сказка превратилась в самый настоящий кошмар, где улыбкам и теплоте нет места? Гай сидит за столом, меланхолично разрезает, а иногда и отрывает куски ткани, и Кэти даже стуком каблуков, боится нарушить его хрупкое равновесие. — Гай? — еле слышно зовет она, а он даже не удосуживается ответить, словно ее здесь нет. Словно она стоит между ним и его работой. — Гай! — громче говорит Кэти. — Если нужно, скажите: я помогу, чтобы загладить вину за утро. — Я хочу выпить чай, нужно убедиться в том, чтобы чашки и блюдца были чистыми, — наконец соизволил ответь он с долей присущего ему высокомерия. — Уже заварила! — Кэти улыбается, пожалуй, все-таки пусть и маленький, но прогресс есть. — А может что-нибудь связанное с дизайном, — отчаянно просит она, моля, чтоб он услышал. Сидеть без любимой иголки полдня настоящая пытка! — Я трудоголик, могу шить даже во сне! — Ладно, — сдается наконец под ее натиском Гай и даже разворачивается к ней лицом. — мне нужны умелые руки, чтобы пришить кружево к ткани обмёточным швом. Справитесь? — Да, справлюсь! Не подведу! И это тот самый толчок, прилив сил, что Кэти нужен. Игла в ее руках, как палочка у дирижёра оркестра, а стяжки ровные и быстрые. Кэти улыбается, чувствуя как обычно особую связь с мамой. Но Гай, кажется, совсем не в восторге от ее работы. Как надзиратель с небольшими промежутками он подходит и вновь ищет новый изъян, вынося суровый вердикт. Кин шьет одну и ту же работу до ночи, а Ламонтейну все не так. Кажется, сама, иголка, устав видеть ее муки, нарочно укалывает палец. Красная капелька стекает лениво по коже. Так больно. — Стойте, забудьте, сам все сделаю, — Кэти чувствует, как ноги не слушаются, она настолько в замешательстве, что идет куда глаза глядят и поток накопившихся слез наконец вырывается из глаз. Натиск больших капель обжигает ее щеки. И спасение приходит само собой в виде мудрого совета от Глории, которой она изливает душу, надрывно и эмоционально. — Давление слишком высокое, — успокоившись говорит Кэти. — Чтобы ты не делала, не позволяй ему увидеть тебя такой. Гай этого и добивается, он хочет знать, что тебя можно сломать. Не давай предлога для придирок, вернись в ателье. Кэти согласно кивает, мучительно долго поднимается по лестнице и наконец, зайдя внутрь, становится свидетельницей беседы брата и сестры. Кэти внимательно смотрит, изучает, старается понять Ламонтейна, который сейчас кажется ей таким поникшим и ранимым. — Каждый раз, когда делаю набросок, меня словно парализует, — совсем незнакомо звучит его голос, но его сестра, словно не замечая, твердит о своем. И Кэти вдруг решает, что действовать нужно по-настоящему. Пусть Гай бесится сколько хочет, но она сделает это! Она разворачивает скомканный эскиз, находя фасон платья вполне подходящем, даже восхитительным. И почему Гаю не нравится? Отчего он так самокритичен? Конечно, он может выгнать её. Но разве она не привыкла рисковать? Да и Пеппер права: С каких пор Кэти Кин стала сомневаться в себе? Бессонная ночь, шум упавшей на кровать ткани, быстрые сборы утром. И вот на манекене красуется его платье. Кэти горда собой, но дурное предчувствие не покидает её. Девушке кажется, что ей вот-вот подрежут крылья. Гай заходит бесшумно и своим усталым видом напоминает невыспавшегося кота. Кажется, мужчина вновь не заметит ее, пройдет мимо, но вдруг он резко разворачивается. — На что я смотрю? — Это один из ваших дизайнов, — просто отвечает Кэти, стараясь сохранять спокойствие. — Я знаю, что это, почему он находится здесь? Я его выкинул! — Я подумала, что когда вы увидите готовый вариант, — уверенно продолжает Кэти, — то поймете, что платье подходит к концепции, — кажется, Пеппер все-таки права: она и впрямь прячет стервозность за милыми улыбками. — Вы воспользовались моим эскизом платья и сами сшили его? — Ее улыбка пропадает, раскалывается об его гневные слова. — Я… просто хотела помочь, Гай, — со всей своей искренностью говорит Кэти, стараясь не заплакать. — я влюбилась в этот дизайн, и Глория будет в восторге. Вы слишком строги к самому себе, — ей так хочется верить в то, что Ламонтейн услышит её. Что эти слова вернут ему надежду. — Когда мы встретились, вы показалась мне отличным работником, но сейчас, вы не уважаете ни одного мнения кроме своего — сурово произносит Гай, абсолютно не слушая Кэти. — Это недопустимо! И снова их разговор прерывает его сестра. Кажется, такое вошло в привычку. — Нет, мы должны его показать. Посмотрим, что Глория подумает о вашем проекте, — говорит Ламонтейн после слов своей сестры, и Кэти непонимающе смотрит на него. Что у него вообще творится в голове? Или так он хочет её ещё больше уколоть? Задеть за живое? Кэти старается смотреть на него, не отводя взгляда. — И вы будете там присутствовать, чтобы лично все услышать. Похоже, своим желанием разглядеть во всех в людях добро, Кэти самолично подписала себе приговор. Ведь Гай Ламонтейн совсем не прекрасный принц из сказки. Он не станет её спасать, да и не предоставит второй шанс. Гай не терпит ошибок. На демонстрации у Кэти вновь появляется улыбка, и она готова облегченно вздохнуть, когда Глория расхваливает модели платьев. Но сладкая картина оказывается лишь плодом её воображения. И почему Глории не понравилось именно ее работа? Гай снисходительно кивает, быстро встречаясь с Кэти взглядом. — Считайте, что этого платья больше нет. «Считайте, что меня нет», — растерянно стучит у Кэти в висках, кажется, ее голова расколется на части. Девушка поджимает губы, тяжело дышит. Все давит на нее и навевает тоску. Она не смотрит на Гая, но почему-то чувствует, что он улыбается. Конечно же, он в очередной раз оказался прав, а Кэти Кин — дурочка, которая напрасно тратить здесь свое время. О каком таланте может идти речь? Гай торжествует, ведь он смог сломить глупую малышку Кэти Кин, что готова сейчас убежать куда подальше и разрыдаться. Как банально, что именно этот человек, вернул ей потерянную туфельку, совсем как добрый принц из сказки. Сейчас же он готов разрушить их ещё толком не успевшую начаться историю одной лишь улыбкой. А хрустальная туфелька разбилась в прах, как и мечты Кэти. Почему так колотится сердце? Кэти не понимает… Она собирает свои вещи, пользуясь моментом. Девушка рада тому, что сейчас она одна и никто не может увидеть печаль в её больших красивых глазах. Однако Гай и сейчас умудряется вторгнуться в её мир. — Куда-то собрались? — слышится за спиной его голос. Кажется, словно мужчина простоял тут целую вечность, а Кэти и не заметила. — Я знаю, что вы уволите меня, Гай. Это и без того унизительно, — Кэти находит в себе силы развернуться к нему лицом и внезапно чувствует, как обида и боль уходит. Взгляд у него ровный и совсем не наполнен той желчью, в нем она видит того человека, который смог восхитить ее тогда, рассказывая о своем дедушке. — Поздравляю. Глория в восторге от коллекции и если это последний наш разговор, то я хочу сказать «спасибо» за то, что дали мне шанс. Я многому научилась и прошу прощения за то, что действовала у вас за спиной. — она ждет от него слов, ведь в глазах виднеется что-то непривычно теплое и родное, но видно зря. Вздыхая, Кэти разворачивается, готовясь уйти. — Никто вас не увольняет, Кэти Кин, — нарушая тишину, говорит Гай. Кэти чувствует, как от волнения у неё в груди все трепещет. Она не может подобрать слов. Что же за человек такой этот Гай Ламонтейн? Никогда ещё его лицо не казалось Кэти таким сложным, как сейчас. Мужчина подходит ближе, сокращая расстояния между ними, и Кэти вдруг начинает мерзнуть. Она молча ждет. — Ваш шов нахлёстом просто восхищает! Вы и правда чему-то научились, освоили технику. Разве этих причин недостаточно, чтобы остаться? Нет? — Гай пристально, словно изучая, всматривается в ее лицо все эти долгие минуты, растянувшиеся в вечность. — В девяти случаев из десяти твою работу отвергают, но это не значит, что её не стоит доводить до конца, — он слегка играючи приподнимает брови. — Признаюсь, я и сам должен прислушиваться к этому совету. И вдруг по его лицу расползается такая неподдельная улыбка. Улыбка, настолько трогающая ее душу. Улыбка, стоящая всех сказанных слов. Кэти, не веря своим ушам и глазам вздыхает. Дышать впервые так одновременно трудно и легко. — Хорошо? — Гай, словно актер на сцене ведет монолог сам с собою. — Поставьте коробку. Все еще храня молчание, Кэти подчиняется, а Гай подходит к столу, берет в руки черную атласную ткань, что ловит на себе игру ламп, заставляющих ее блестеть. — Пожалуйста, — жестом показывает Ламонтейн. Кэти становится на место, где должен располагаться один из манекенов. Гай, не теряя минуты, оказывается возле нее. Его ловкие пальцы прикладывают к ней ткань, заставляя разбегаться по кожи электрическим зарядам. Кэти чувствует, как становится невыносимо жарко, а еще она впервые может смотреть на него не снизу вверх, а прямо, но почему-то не находит в себе сил взглянуть на его лицо. — В этом деле главное не талант, — Гай возникает сзади нее, и ее шею обжигает его частое порывистое дыхание. — Руку чуть повыше, —прерывая свою мысль, бодро командует он. Кэти подчиняется. — А упорство, — Ламонтейн умело закрепляет ткань на руках, продолжая развивать свою мысль. — Преуспевают те, кто не сдаются, — на мгновение Кэти находит в себе силы и встречается с ним взглядом. Его выражение лица так тепло и непривычно безмятежно. Гай слегка ухватывается за ее плечи, разворачивая к зеркалу. — Те, кто придерживаются курса, — Кэти, видя их отражения, понимает, что улыбка расползается по ее лицу, подобно первым лучам солнца. — Ткань всегда сияет на модели. Конечно, Гай Ламонтейн отнюдь не прекрасный принц из сказки, но все-таки, ощущая его мимолетные прикосновения, блеск в глазах во время приступов вдохновения, Кэти понимает, что именно это ее в нем и цепляет, вызывает желание узнать лучше, раскрыть того настоящего Гая, трепетно сохранившего бумажник своего дедушки. И, возможно, Пеппер права: они не такие уж и разные…