Санеми не понимает этого, но он всегда оберегает Муичиро.
В глубине души он знает, что это происходит из-за пульсирующей боли его шрамов, жжения в глазах и наклона головы Муичиро, когда он поворачивается к нему. Из-за всех этих милейших мелочей, которые делает этот длинноволосый мальчишка. Иногда, когда Столп Тумана улыбается, Санеми думает о том, что он просто обязан защищать его улыбку всегда. Муичиро не разговаривает. Ни с Санеми, ни с другими столпами, которые начинают бессмысленные разговоры. Они пытаются, но никогда не смогут вести долгие переговоры с юным Столпом. Муичиро никогда не разговаривает с ними ни о чём: ни о бытовых делах, ни о своём прошлом, хотя все и так его знают. Он не говорит, и это очень злит Санеми. Когда Столп Ветра спрашивает, пытается разузнать о его насущных проблемах и выслушать, Муичиро всегда отмахивается от него потому, что Шинадзугава слишком настойчив и даже яростен временами, поскольку молчание не удовлетворяет его прихотей. Пытаться разговорить Токито иногда похоже на попытку поговорить с самим туманом — холодным и молчаливым. И, конечно же, Санеми спасает ему жизнь. Муичиро, безусловно, очень талантливый мечник и охотник на нечисть, но ему все еще шестнадцать, а клинки — тяжелая вещь, чтобы владеть ими в совершенстве, когда ты молод. Санеми знает: у него был такой опыт. Он наблюдал, как солнце прожигает кожу ереси насквозь, игнорируя помутнения взгляда и ужасную боль во всём теле. — Отблагодари меня, — говорит Санеми, когда последний из стаи демонов распадается в лучах дневного светила на мельчайшие частицы после его решающего удара клинком ничирин. Муичиро истекает кровью из ран на лбу и плече. Он старательно показывает то, что не хромает, но Санеми видит всё даже через белый снег, который покрывает его ноги до щиколоток. Он опирается на дуб и опускает свой клинок рядом с собой прямо в снег. — Только не тогда, когда Вы так говорите, — он говорит отстраненно, закрывает глаза, вдыхает и пытается сохранять устойчивость своей дыхательной техники. Санеми снова чувствует запах крови демона… и Геньи, и его матери, царапающая пальцами его лицо, и трёх сестёр, что были так жестоко убиты. Он не мог спокойно переносить вид искалеченного человека, что был ему дорог. — Отблагодари меня, — огрызается Шинадзугава. Он бросает свой меч вниз, где тот со звоном ударяется о другую сталь, отрывает кусок своего хаори, чтобы хоть на время приостановить обильное кровотечение из серьёзных ран Столпа Тумана, полученных в бою. Кровь Муичиро щиплет глаза Санеми. Токито шепчет, задыхаясь, когда Санеми отталкивает его ногу в сторону, осматривает раны и бросает в воздух тысячи проклятий, и в сторону демонов, и в сторону себя самого. Не то, что бы они никогда не получили серьёзных ранений, но эта гнетущая атмосфера тихого зимнего леса кругом действовала на нервы ещё пуще и не оставляла даже мыслей о счастливом исходе произошедших событий. — Корпус лекарей прибудет с минуты на минуту, — говорит Санеми, берёт его за руку, закрывает глаза и прижимает Муичиро к себе в объятьях. Токито же тихо опускает голову на грудь напарника. — Хорошо, — говорит Муичиро. Его рука скользит вверх по шее Санеми, пальцы зарываются в его волосы, как снег под ними, такие же белые и мокрые от крови. Сейчас они одни, даже дышат в унисон.Солнце встает. Здесь больше не осталось демонов, которых можно было бы сжечь дотла.
У Муичиро красивое лицо. Санеми знает это, ведь он всегда смотрит на него — чтобы насмехаться над словами из его уст, а затем и чтобы заставить их излечить его собственное безумие. С каждым днем, когда он видит его, Санеми все меньше ощущает запах Геньи, а запах Муичиро все больше. Ощущает тот прохладный плывущий туман, волосы, пахнущие дождём и хвоей. Столп Ветра не просит с него ничего, но делает для него всё, ведь пальцы его матери ползут прочь от его шрамов, когда Токито говорит с ним, его сестры не плачут, когда он улыбается, и демоны не кричат, когда Муичиро нежными прикосновениями тонких и холодных пальцев убирает волосы с глаз Шинадзугавы. Санеми никогда бы не признался ему в этом прямо в лицо. Слова не являются его сильной стороной — он убивает свои чувства с их помощью, а не пытается их зажечь. Словами он лишь ранит, разрушает его связи с братом и дружбу с другими Столпами. Но, действия говорят громче слов, не так ли? Муичиро снова истекает кровью в темноте, и Санеми приходится смотреть. Это потому, что они оба сломлены до мозга костей, до треснувших ребер, конечностей и высших Лун, распадающихся из-за ранений, где Солнечная сталь разрезала их бессмертные тела. А Столп Тумана всё так же прекрасен даже тогда, когда глотает боль и страх. Каким-то образом, это становится чем-то вроде традиции, когда Санеми прижимается к нему, и они опираются друг на друга, поддерживая и оберегая от падения — Корпус приближается, — слабо говорит Муичиро. — Да, — говорит Санеми. Мешающиеся волосы Токито Столп Ветра быстро убирает и смотрит в его большие светло-синие глаза. Всё кажется такими знакомыми, словно их действия уже где-то прописаны, но ни один из них не знает сценарий наизусть. Всё происходит интуитивно — Муичиро наклоняется, когда Санеми тянет его ближе: мягко и нежно. Шинадзугава же ловит себя на мысли, что никогда не обращался так трепетно с кем-либо за всю свою жизнь, что сейчас Муичиро — последний и самый дорогой человек для него. Человек, которого он любит больше всего на белом свете. — Шинадзугава-сан, — юный Столп закрывает глаза, — я могу умереть. — Даже не думай об этом, — произносит Санеми и оставляет лёгкий поцелуй на его приоткрытых губах.