#бакудеку

Всё начинается через неделю после того, как они съезжаются: пол всё ещё заставлен нераспакованными коробками; раковина на кухне занята утварью, которую привезла мать Изуку и которую они ещё не успели разобрать. Изуку совершенно не интересует оформление внутреннего интерьера, поэтому он сбегает в одну из комнат под предлогом «оборудовать себе рабочий кабинет» — то бишь, педантично расставить на полочках свою бесконечно растущую коллекцию геройских фигурок — когда Тодороки стучит по косяку открытой двери и спрашивает: — Мне стоит об этом переживать?  «Этим» оказывается крайне непристойная додзинси, которую Джиро увидела в продаже на одном из Геройских Конов. Озаглавлена она как «Ударные объятия», а на обложке на фоне взрывов красуется Бакуго, прижимающий к себе Дэку. Они смотрят друг на друга полными страсти глазами. Почему-то у Изуку через геройский костюм просвечивают соски. — Эм, — говорит Изуку. Точнее, думает, что говорит — кровь так стремительно приливает к щекам, что голова кружится. Тодороки листает книжку с искренним интересом. — Просто чтоб ты знал, автор комикса предполагает, что Бакуго украл твою девственность в одной из раздевалок Юэй, — спокойно произносит он. — А ещё ты тут выглядишь на двенадцать. — Гха, — выдавливает из себя Изуку, прежде чем бросается на Тодороки, размахивая руками. Комикс не выживает, оказываясь порванным на куски ещё на середине потасовки, главным образом потому, что Изуку обещал их домовладелице не использовать в доме ни Побочный Стиль, ни Всепокрытие, а Тодороки так хохотал над двадцать четвёртой страницей, что не успел увернуться, когда Изуку повалил его на кровать. — Я принимаю тебя со всеми твоими предыдущими похождениями, — говорит придавленный Тодороки — с напыщенной торжественностью, как полный засранец.  — Эту… штуку Джиро купила на ГеройКоне! — оправдывается Изуку, насупившись. — Полагаю, меня немного успокаивает факт, что её купил не ты, — невозмутимо говорит Тодороки, демонстрируя очередную свою эмоциональную крайность. Изуку это злит и заводит одновременно, в том смысле, о котором его не предупреждали на унизительных уроках полового воспитания Истого Мика, на втором году обучения в Юэй. — Я знаю, что у вас с Бакуго за плечами общая история и дружба детства…  Если ты всё же решишь, что… — Я так тебя ненавижу, — перебивает Изуку и, зная, что этот спор ему не выиграть, не запятнав свою гордость, он тут же переходит к грязным уловкам, целуя Тодороки — с зубами, языком и всеми ужасными, неловкими чувствами. * * *  Грань между профессиональным героем и селебрити порой очень тонка, и Изуку не вправе винить кого-то за интерес, проявляемый к их жизням, или за чрезмерное увлечение своим хобби. Поэтому, разумеется, он знает о склонности геройского фандома к романтическим спекуляциям, однако почему-то всегда взирал на них со снисходительным юмором человека, обладающего — как он наивно считал — ко всему этому иммунитетом. В конце концов, всё именно так, как сказали ребята с бизнес-факультета Юэй во время своего выпускного проекта на последнем курсе: неважно, насколько у Изуку крутой Дар, важно, что у него ужасные волосы и довольно средненькая внешность.  Разумеется, это было до Катастрофического Интервью NHK от семнадцатого числа, на котором Изуку, обескураженный и вспотевший под сотней студийных ламп, пролил на себя бутылку минералки, прослезился оттого, что ему позволили поиграть с котёнком, и сказал: — О, эм-м, я зову его «Каччан», потому что… ну, наверное, потому что мы друзья детства. * * * Тодороки: эй Мидория: ? Тодороки: один из наших стажёров шипперит тебя Мидория: ?? Тодороки: с Бакуго Тодороки: она спросила, общаюсь ли я с тобой, а когда я ответил, что мы вместе живём, пришла в восторг и поинтересовалась, заходит ли к тебе в гости Бакуго, и добавила, как это трогательно, что ты преданно любишь его все эти годы и вы прошли вместе огонь и воду Мидория: нет!!!!!!!!!! нет!!!!! Тодороки: не переживай, я ответил, что он уже тыщу лет в гости не заглядывал Мидория: ясно...спасибо Тодороки: но, полагаю, время и расстояние ничего не значат, когда вы прекрасно знаете сердца друг друга после стольких лет взаимного юста  Мидория: ТОДОРОКИ!!!!!!!!!!!!!!!!!! * * *  Хотя Всемогущий официально ушёл в отставку, его геройское агентство по-прежнему процветает: ветераны на геройском поприще возглавляют авангард, основной штат состоит из успешных новичков-профи среднего ранга, а помощниками выступают дюжина недавних выпускников Юэй. Иногда, приходя на работу утром, Изуку — даже живя этой жизнью — всё ещё не может поверить, что он здесь, что ему позволено быть здесь и заниматься всем этим. Бывают дни, когда Изуку убеждён, что кто-нибудь с минуты на минуту раскусит его, что он будет ходить по рынку, покупая туалетную бумагу или презервативы, как вдруг реальность рассыплется в прах. — Нельзя так об этом думать, — сказал ему Тодороки давным-давно, почти десять лет назад, когда они, разомлевшие, лежали на остывающих простынях в комнате Изуку в школьной общаге. — Нельзя думать, кто чего достоин и чем они это заслужили.  Изуку помнит, как всё было таким волнующим и новым, что он едва мог соображать; как внезапное дозволение положить голову на плечо Тодороки и прижать раскрытую ладонь к его животу казалось сокровенным. И всё же он сказал: — Но… И тогда Тодороки перекатил их, пригвоздив Изуку к матрасу. А когда на тебя смотрит Тодороки, считай, что тебя видят насквозь.  — Моя мать ничем не заслужила моего отца. Возможно, ты ничем не заслужил свой Дар. Но с его помощью ты приносишь пользу — и это всё, что имеет значение.  Семнадцатилетний Изуку изнывал от любви и похоти, однако умудрился ответить: — Ты тоже не заслужил своего отца, Тодороки-кун. — И проступившие на лице Тодороки эмоции напомнили ему открытую рану, настолько они были яркими и обнажёнными. Тодороки для Изуку такой же, как чудо Всемогущего, как чудо Одного За Всех — невозможный; невозможно прекрасная вещь, что случилась с ним по абсолютно непонятной причине. Порой, приходя домой после целого дня в офисе или долгого патруля, Изуку обнаруживает, что Тодороки ходит из комнаты в комнату по пятам за роботом-пылесосом, разговаривая с сестрой по телефону, — и Изуку едва удаётся устоять на ногах и не рухнуть на колени, благодаря небеса. * * * А ещё Тодороки полный мудак. — Итак, как нам известно, вы близко сотрудничаете с героями Дэку и Граунд Зеро, — говорит Минами Хонда, ведущая самого рейтингового ток-шоу Японии, «С Добрым Утром!!» (именно так, с двумя восклицательными). Она известна как человек с милейшим смехом на телевидении, дипломом магистра журналистики Колумбийского университета и первым местом среди самых красивых ведущих на протяжении вот уже пяти лет подряд. Всё перечисленное волнует Тодороки ровно в той же мере, что и чокнутые злодеи, первокурсники Юэй и Бакуго — коротко говоря, ни в малейшей степени. Так что в ответ он всего лишь произносит: — А. — Невероятно, — жизнерадостно продолжает Хонда. — Что ж… похоже, вы трое дружите со времён учёбы в Юэй? — Разумеется, — говорит Тодороки. Изуку подозревает, что его отдел по связям с общественностью пообещал поджечь детский сад, если Тодороки не будет следить за словами во время ответов на вопросы о его отношениях с Изуку (что попадает под категорию «непристойные») и Бакуго (что ещё хуже). Хонда натягивает свою самую очаровательную улыбку. — В таком случае, полагаю, вы могли бы подтвердить или опровергнуть слухи? Тодороки приподымает бровь. — О чём? — О Дэку и Граунд Зеро! — смеётся Хонда. Изуку сидит в комнате отдыха Агентства Всемогущего, жуёт булочку с сосиской и листает твиттер-аккаунт «Пускаем Слюни По Тодороки», когда этот засранец поворачивается лицом к камере, смотрит прямо в объектив и говорит: — О… с моей стороны было бы неприлично комментировать нечто настолько интимное.  Изуку давится булкой. Зрители в студии приходят в возбуждение, отовсюду слышатся перешёптывания и сдавленный визг. Глаза Хонды сияют, на лице читается восторг. Изуку застыл истуканом и только и может, что ощущать нескончаемую вибрацию зажатого в руке телефона, разрывающегося от бессвязных сообщений Бакуго. Краем глаза Изуку улавливает «я тебя блеать прикончу!!!!» и «а половинчатой падле передай, что он следующий!!!!». Изуку мысленно говорит Бакуго занимать очередь.  — Тодороки-сан! — ахает Хонда, прижимая идеально наманикюренные руки к идеально порозовевшему декольте. — Неужто это значит?.. Тодороки — в костюме-тройке цвета электрик и с неизменным непринуждённо-спокойным выражением лица — лишь улыбается в ответ, еле заметно, уголком губ, и раздражающе неотразимо.  — Серьёзно, не мне об этом судить. Это оказывается на первом месте трендов геройского твиттера на целых сорок восемь часов — ровно столько длится патруль Тодороки, начавшийся сразу после интервью и являющийся единственной причиной, по которой Изуку не прибил его на месте. * * * Поначалу, когда они дебютировали в качестве подручных, то не распространялись о своих отношениях больше по умолчанию, чем намеренно. Во время первых восьми месяцев работы среди профи они жили скорее как два периодически трахающихся незнакомца, чем пара: заваливались в квартиру друг к другу в какое-нибудь безбожное время суток или перехватывали друг друга для быстрого перепиха в душе. Возможно, дело было не в карьерных трудностях новичков или в отсутствии возможности, а в том, что объяснять окружающим людям тот факт, что он встречается с Тодороки, всегда казалось Изуку глупым — словно говорить, что вода мокрая, а у Бакуго проблемы с управлением гневом. Они сошлись ещё в Юэй, в совсем юном возрасте и так откровенно публично, что все в их классе, а позднее и во всей школе, об этом знали. К тому времени как Изуку понял, что широкая публика сделала обидный, но, вероятно, логичный вывод, будто он одинокий холостяк, и начала строить догадки вокруг его (буквально) взрывных отношений с Каччаном… что ж. — Это какой-то эмоциональный шантаж? — спрашивает Изуку отчаянно, искренне пытаясь понять вероятные чувства Тодороки. — Ты… всерьёз переживаешь, что мы с Каччаном можем состоять в... неподобающих отношениях?   Тодороки медленно моргает. — О, я прекрасно знаю, что у вас с ним неподобающие отношения. — Ты понял, о чём я! — вопит Изуку. — Хочешь сказать, считаю ли я, что вы с Бакуго тайно влюблены, а мной ты только пользуешься, — произносит Тодороки тем же ровным тоном, каким напоминает Изуку о выносе мусора или сообщает, что лежит в больнице с коллапсом лёгкого после обрушившегося на него здания. Изуку однажды отсосал Тодороки в учительской Юэй, поэтому совершенно непростительно, что такая малость всё ещё заставляет его краснеть. — Да, — скрипит зубами он. Тодороки приподымает губы в улыбке. — У тебя, конечно, плохой вкус, но не настолько, — мягко отвечает он. Предательское сердце Изуку по-прежнему трепещет, когда Тодороки так делает, но он пытается сохранить серьёзный вид: — Тогда зачем ты так себя ведёшь? — Ты должен понять, — говорит Тодороки с непринуждённой честностью и без грамма раскаяния, — это очень, очень забавно... Изуку с воем швыряет диванную подушку ему в лицо. — ...и, мне кажется, если я продолжу, у Бакуго случится разрыв сердца, — приглушённо заканчивает Тодороки, в то время как Изуку подумывает сбежать в лес и поселиться там. * * * (Правда вот в чём: Бакуго был ужасным агрессором, а Тодороки по своему опыту знает, каково расти в тени такого человека, испытывая постоянный парализующий страх. Именно поэтому Тодороки не умеет менять выражение лица; поэтому люди говорят, что его трудно прочесть; поэтому он чувствует нескончаемую благодарность Изуку, заполняющему его гнетущую тишину. Тодороки ненавидит буллинг, и ему не важно, что в какой-то момент старшей школы Бакуго начал сбрасывать кожу, избавляясь от детской жестокости и формируя взрослую сволочную версию себя — Тодороки никогда его не простит, да и сам Бакуго слишком умён, чтобы по-настоящему простить самого себя. И неизбежная вереница слухов, шумиха и пикантные сплетни вокруг блистательной восходящей звезды Японии и его «друга детства», каждый заголовок статьи, каждый хэштег, каждая залитая на тикток вырвиглазная нарезка фанатского видео под песню Blackpink — это очередное преимущество, очередной острый укол, служащий напомнить Бакуго о том, чего у него с Изуку нет и никогда уже не будет). * * * Изуку практически с самого начала знал, что любая попытка социального давления или воздействия сверстников с целью заставить Тодороки что-либо сделать ни к чему не приведёт. По множеству запутанных и травматических причин рефлекторной реакцией Тодороки на применение силы будет либо отступить, либо ударить в ответ, мгновенно и изо всех сил. Пример: тот раз, когда он в пятнадцать лет чуть не подрался с начальником полиции, едва пройдя МРТ. Более того, Тодороки обладает безграничной способностью изображать нормальность, ничем не подавая вида, в то время как внутри испытывает гнев и невыразимые страдания, так что ни мольбы, ни бартер, ни упрёки Изуку не заставят его прекратить. К сожалению, Бакуго в этом не убедить. — Что значит он тебя не послушает? — рявкает тот. — Просто… затрахай его до согласия, да и всё. Изуку не может даже представить выражение своего лица. — Затрахать до согласия? — в ужасе переспрашивает он. — Ты понял, о чём я, дерьма ты кусок! — орёт Бакуго в ответ — оглушительное стерео через наушники с костной звукопроводимостью, настолько громкое, что перебивает звуки битвы вокруг.   — Дэку, Граунд Зеро, это общий канал связи, — страдальчески напоминает Иида.  Изуку спрыгивает с балкона — за закрытыми раздвижными дверями ему с восторгом машет маленькая девочка, и он машет в ответ, срываясь с перекладины, — и приземляется посреди схватки, где Бакуго наконец оттеснил главаря злодеев к недостроенной детской площадке. Здесь нет гражданских, низка вероятность повредить имущество и много места, чтобы развернуться на полную. Пусть Бакуго и нахальная сволочь, но он невыносимо хорош в своей работе.  — Прости, Ии… то есть, Ингениум, — щебечет Изуку, заглушая свист ветра в коммуникаторе. — Идите вы оба нахер, задроты долбанные! — вносит свой вклад Бакуго, но Изуку уже едва слышит его, чувствуя на коже зелёные искры Всепокрытия и видя на лице злодея растущее сожаление. По местным новостям этим вечером крутят короткий клип, который удалось заснять подоспевшим по следам Изуку журналистам. На видео он и Бакуго вместе застёгивают нейтрализующие Дар наручники на запястьях и лодыжках злодея. Тридцатисекундный отрывок завершается кадром, на котором Изуку, раскрасневшийся после битвы, на фоне пламенеющего летнего заката смеётся над какими-то словами Бакуго, на лице которого камера запечатлела редкую искреннюю улыбку. Выглядит это до тошноты романтично. — Я могу переночевать сегодня где-нибудь вне дома, — предлагает Тодороки, когда они встречаются на ужин в ресторане после того, как Изуку отпустили агенство, полиция и медики. — Ну, знаешь, на случай, если ты захочешь пригласить в гости Бакуго.  Изуку прожигает его взглядом исподлобья. — Ты ужасный человек. — Только, пожалуйста, не занимайтесь сексом на диване, — невозмутимо продолжает Тодороки без капли стыда. — Если помнишь, мы выкрали его из моего отчего дома, и у меня с этим диваном всё ещё связаны нежные воспоминания, так что вы оскорбите мои чувства. Изуку утыкается лбом в столешницу. — Через две секунды после окончания того видео Каччан попытался укусить меня, поскольку у него обе руки были заняты, — бормочет он в ламинированную поверхность. — Понятно, — со всей серьёзностью произносит Тодороки. — Видимо, ты любишь погрубее. Слышится звук бряцнувшей керамики, и, подняв глаза, Изуку видит красную как рак официантку, смущённую тем, что подслушивала, и тем, что услышала. У неё кошачьи глаза, и она быстро, сконфуженно моргает. Изуку так устал сражаться с тупыми злодеями и сдерживать Бакуго, норовящего то ли подарить ему ожог первой степени, то ли заразить бешенством, что только и может опустить голову обратно на стол. — Вот увидишь, — бурчит он себе, вселенной, Тодороки, — однажды я найду способ тебе отомстить, и ты пожалеешь о том, какой смешной считал всю эту ситуацию. — Конечно, конечно, — соглашается Тодороки, заказывая фирменную собу темпуру. Официантка не встречается с ними глазами до самого конца ужина, однако, когда Тодороки уходит первым, чтобы забежать в соседний FamilyMart, а Изуку остаётся расплачиваться, она поджидает его у дверей, чтобы выпалить: — Эм-м!.. Я только хотела сказать… Продолжайте бороться, Дэку-сан! За своё счастье — за себя и Граунд Зеро! Мы вас поддерживаем! — Мы… мы не вместе, — выдавливает Изуку. — О, разумеется. — Она театрально подмигивает и показывает знак мира — его собственный фирменный жест. — Я сохраню вашу тайну, Дэку-сан! Тодороки, поджидающий его на тротуаре с набитой покупками бакалейной сумкой, спрашивает: — Всё нормально? — Да, — отвечает Изуку с жизнерадостной улыбкой маньяка и тащит его вниз по улице к их дому. — И на заметку, мы больше никогда не вернёмся в этот ресторан. * * * Формально Бакуго и Тодороки в некотором роде сослуживцы. За два месяца до выпуска из Юэй на одно из практических занятий заявился Меткий Стрелок, проинформировал Бакуго, что тот маленький говнюк, который всё ещё у него в долгу за своё спасение из лап Лиги, и сказал, что в качестве возмещения рекрутирует его к себе на работу. Битва разразилась зрелищная: три тренировочных дрона и коврик для йоги пали жертвами дружественного огня, и в итоге Тодороки попросили поприсутствовать на тренировочном поле с целью сдержать распространение огня на ближайшие корпуса Юэй. Вероятно, это был единственный вид собеседования о работе, который Бакуго счёл приемлемым.  Тодороки, в свою очередь, выждал, пока отец объявит двум центральным газетам и нескольким телеканалам, да ещё опубликует пост в LinkedIn о том, что его сын присоединяется к Агентству Старателя, чтобы продолжать семейное дело, — прежде чем заявил, что идёт в помощники к Боссу Косатке.  — Я завалил свой первый экзамен на временную лицензию, — сказал он наконец в заготовленном видеообращении, сидя в окружении пиар-команды своего нового агентства, через месяц после разверзшегося от таких новостей пандемониума. — Именно Босс Косатка, можно сказать, был тем, кто указал на мои недостатки, и я всегда был благодарен ему за честность, беспристрастность и напористость. Для меня честь быть принятым на позицию в Агентство «Волнорез», и мне не терпится продолжить перенимать опыт у Босса Косатки и всей его команды. И даже при том что их главный пресс-агент — женщина с пуленепробиваемой кожей — выглядела свирепее большинства передовых героев, один из репортёров всё же подстерёг Тодороки на выходе из агентства тем вечером. — Тодороки-сан, не могли бы вы прояснить, как так получилось, что вы начали работать на Босса Косатку после того как ваш отец, Старатель… — Мне известно, кто он, — перебил Тодороки так невозмутимо, что впору было приравнять ожог третьей степени к новому виду искусства. — ...объявил, что вы присоединитесь к его агентству? Тодороки моргнул — оскорбительно медленно и смиренно кротко, — произнёс: «Мне даже в голову не приходило на него работать», — взобрался по водосточному жёлобу, перепрыгнул на крышу соседнего здания и растворился в токийской ночи, как полный мудак.  Агентство у Босса Косатки огромное, ветвистое, с франшизами в большинстве японских мегаполисов и минимум двумя представительствами в Евросоюзе. Помощники у него распределены по старшинству и заслугам и исчисляются сотнями; все до единого — со стихийными Дарами: огонь, ветер, способность вздымать землю под ногами.  — Приятно в кои-то веки не выделяться, — признал Тодороки, таскаясь следом за Изуку по приютившемуся в подвале BookOff, пока тот приценивался к геройским фигуркам из ограниченной коллекции. Изуку кивнул и сжал его ладонь — правую, прохладную, — потому что отреагировать на эмоциональные откровения Тодороки чем-то большим будет верным способом заставить его вновь уйти в себя.  — Я понимаю, что это наверняка какое-то проявление моего детского опыта, повлиявшего на карьерный выбор, — продолжил Тодороки спонтанно, по своей воле, и явно недовольный собой. — Но, как бы там ни было… я не жалею об этом выборе. Изуку, с превеликим трудом сдерживая слёзы, ответил: — Босс Косатка очень хороший герой, — и голос его дрожал лишь самую малость. Тодороки издал типичный звук крутого мажора — «тц», — но при этом улыбался. А потом он улыбался в губы Изуку, так что благодаря этому, да ещё супер-редкой фигурке Фэтгама, которую он урвал в тот день, жаловаться Изуку было не на что. Это прямо противоположно Бакуго, который подписал контракт с крайне эксклюзивной квинтет-командой Меткого Стрелка, прежде чем узнал, что его компания «В десятку» работала как часы благодаря тому, что арендовала помещение в центральной штаб-квартире «Волнореза» и вела с ними совместное делопроизводство. Между этими агентствами также существовало негласное соглашение по обмену сотрудниками, из-за которого Бакуго без конца жаловался, что ему приходится общаться со Сраным Китом, Сраным Двумордым, Сраными Никчёмными Лузерами и Сраным Стрелком, облапошившим его с этой работой. — Какого чёрта мы вообще работаем с Обмороженным? — требовательно вопрошает Бакуго. Голос у него звучит как у заядлого курильщика, только это из-за бесконечных криков, а отнюдь не из-за образа жизни плохиша с вредными привычками. Бакуго по-прежнему ложится спать в полдевятого вечера, когда не дежурит в ночном патруле, и с тех пор как он съехал от родителей, он начал жить по принципу «живи, люби и смейся» и перенял минимализм хамло-качка, включающий в себя скрупулёзно составленный, меняющийся посезонно рацион, призванный насытить организм всеми необходимыми микро- и макро-. — Потому что это часть устоявшегося расписания городских патрулей, а Дэку-кун по прежнему отказывается прибить тебя нам всем на радость, — рявкает Мина по коммуникатору. — Не зазнавайся, я с тобой тоже ненавижу работать! — орёт на неё Бакуго — это его способ выразить привязанность. Изуку, задача которого сегодня — координация радиосвязи, работает из оперативного пункта в агентстве Всемогущего, одновременно приглядывая за поступившими к ним на работу юными новичками. Приглушив микрофон, он произносит: — О господи. Не смотри на него сейчас восторженными глазами новое поколение героев, он бы вмешался в разговор специально, чтобы сказать Бакуго, что Тодороки в данный момент патрулирует противоположный конец города, и не мог бы он заткнуться. — Ебись конём, Бакуго, ты — человеческое воплощение чистокровного померанского шпица: такой же светлошёрстный и невыносимо громкий, только с тебя пот льёт ручьём, и Киришима всегда тут как тут, чтобы посадить твою лающую тушку в сумочку от Луи Виттон, — огрызается Мина в ответ. Она всегда готова плюнуть кислотой Бакуго в лицо, а посему не боится высказывать самые фантастические оскорбления. Их дружба казалась Изуку сложной и странной ещё во времена Юэй и продолжает казаться такой сейчас.  По связи раздаётся нечленораздельный звук ярости, и к этому моменту уже все присутствующие в комнате стажёры и рекруты столпились вокруг рабочего места Изуку — ошеломлённые, с горящими глазами. Люди по необъяснимой причине любят Бакуго, но ещё больше они любят слушать, как кто-то перемывает ему кости. — Скажи мне это в лицо, Дерьмашидо! — вопит Бакуго. — Это лучший день моей жизни, — благоговейно шепчет одна из интернов. На лацкане её пиджака пристёгнут значок Граунд Зеро.  — Поверить не могу, что Дэку всё ещё стесняется рассказать людям, с кем он встречается, в то время как Красный Бунтарь вынужден уживаться с тобой! — верещит Мина. Один из рекрутов — парень, чей шкафчик в раздевалке облеплен сексапильными фотками Киришимы, — сдавленно пищит: «Что?!» — но Изуку не спешит буднично напомнить коллегам о подписанном ими всеми соглашении о неразглашении: волна тревоги внезапно прошибает его холодным потом. * * * За прошедшие годы Изуку сумел — посредством опыта, возраста и обильной когнитивно-поведенческой психотерапии, — большей частью усмирить свою деструктивную тревожность.  Изуку привык тревожиться о том, что не обладает Даром; затем — о том, что обладает, но не умеет использовать, не взрывая себе кости; затем — о том, что Исцеляющая Девочка снова им разочарована. Он привык паниковать о том, что на улице холод и слякоть, а Всемогущий, пригласивший его пообедать в кафе, не надел шапку. Он привык мысленно выстраивать в голове бесчисленное множество потенциальных траекторий битвы, когда смотрит сражения Тодороки в реальном времени по телевизору, без возможности помочь.  Но ему уже много лет не приходилось бороться с токсичным домысливанием, сомневаться в правильности своих действий в том, что касается отношений с Тодороки, обладающим — и это вовсе не критика — эмоциональным диапазоном игрушечного шара предсказаний и актёрским мастерством инстаграмм-модели.  Однако сейчас Изуку хочется запереться с Тодороки на кухне и принудить к долгому эмоциональному разговору, с большой долей безудержного плача (со стороны Изуку) и неловкости (со стороны Тодороки). Изуку хочется целовать грубую кожу его шрама и слышать, как Тодороки раз за разом убеждает, что он, разумеется, не думает, будто Изуку его стыдится. Изуку хочется липнуть к нему сутки напролёт, приготовить все его любимые блюда и позволить ему сделать с собой ту унизительную штуку, которая так нравится Тодороки — и повторять всё это до тех пор, пока Изуку не поверит, что Тодороки верит. К счастью для Тодороки, у него сейчас трёхсуточная смена; к несчастью для Серо, у него выходной. — Мидория, клянусь богом, я скоро повешусь на собственной ленте, — говорит он после двухминутного «обрабатывания» пивом и непринуждённой беседой. — Я пытался обратиться к Урараке, но она сказала, что, раз она неровно дышала ко мне в школе, с моей стороны будет жестоко обсуждать с ней мои романтические отношения с другими людьми, — мямлит Изуку. — И я нахожу это несправедливым, поскольку я тоже когда-то неровно к ней дышал, но это не мешает ей рассказывать мне о каждой своей новой пассии. А потом она заявила, что вешает трубку, чтобы пойти порыдать, поэтому я написал тебе. — Я тоже неровно дышал к тебе в школе, — честно признаётся Серо. — А ещё ты как-то раз распределил всех мальчиков нашего класса по степени «сколько тебе понадобится выпить, чтобы их трахнуть» и внёс меня в категорию «алкогольное отравление», сказав, что я похож на беглого младшеклассника.  А Тодороки Серо причислил к «тебя я бы трахнул трезвым, бро», за что тот поблагодарил его, абсолютно искренне.  Серо накрывает лицо ладонями и вздыхает: — Ладно, выкладывай. — Как ты думаешь, Тодороки считает, что я его стыжусь? — выпаливает Изуку. — Честно говоря, я думаю, Тодороки бы этого не заметил, даже будь это правдой. Изуку чувствует, как начинают слезиться глаза. — Даже не вздумай, — предупреждает Серо, суя ему под нос кипу барных салфеток. — Хорош мокроту разводить, ты прекрасно понял, о чём я, чудик ты мелкий. Когда Тодороки в последний раз испытывал обычные человеческие чувства к обычным человеческим вещам?  Преданная партнёру часть Изуку жаждет возразить, что чувства Тодороки куда глубже и обширнее, чем он позволяет увидеть большинству людей; что его боль или страсть куда яростнее, чем он демонстрирует внешне. Но, пусть это правда, одновременно с тем стоит признать, что вне избранного круга лиц и интересов Тодороки невероятно равнодушен ко всему, что о нём думают окружающие. Изуку однажды показал ему твит-аккаунт «Пускаем Слюни По Тодороки», и тот ответил скупым: «Ясно». Изуку сжимает в руках салфетки. — Как думаешь, он переживает из-за того, что мы, ну, никогда не предавали свои отношения огласке? — Мидория, я считаю, пока вы возвращаетесь домой друг к другу, это всё, что имеет значение, — отвечает Серо с неожиданной добротой, после чего кривит губы в ухмылке и добавляет: — Но, думаю, если вы сделаете официальное объявление, Леди Гора наконец оставит попытки соблазнить твоего мужика всякий раз, когда они вместе патрулируют улицы. — Ха-ха-ха, — выдавливает из себя Изуку. — Не глупи, ты прекрасно знаешь, что меня это ни капли не тревожит. — Ага, разумеется, — соглашается Серо, с терпеливой мудростью человека, напоившего Мидорию на выпускном до такой степени, что тот разрыдался, оттого что Тодороки улыбался Эри чаще, чем ему.  * * * Изуку бредёт домой, засунув руки в карманы пальто, плывя сквозь толпы людей: галдящих школьников в униформах, офисных работников в деловых костюмах, спешащих домой на ужин. На календаре поздний сентябрь, и на улице на удивление холодно: в городе пахнет предвестьем дождя. Со дня на день погода окончательно переменится, и они с Тодороки навестят маму Изуку на выходных, чтобы убедиться, что её система отопления в норме, а следом — маму Тодороки, чтобы проверить, не течёт ли крыша её маленького загородного домика. В декабре все соберутся на ежегодную рождественскую вечеринку в двухэтажном пентхаусе Яомомо, в котором та живёт вместе с Джиро и их двумя карликовыми пуделями, и кто-нибудь неизменно обнаружит Бакуго уснувшим на диване под грудой курток задолго до полуночи. Злодеи наверняка продолжат чинить неприятности, и Изуку продолжит их останавливать. А Всемогущий будет по-прежнему обедать с ним в кафе по четвергам. И на фоне всего этого в жизни Изуку будет равномерно, непрерывно тикать метроном Тодороки: рано поутру и поздно ночью. Он будет привычно перестирывать всю одежду и не забывать оплачивать счета, и продолжит есть любую стряпню Изуку, даже подгорелую. Он будет гладить каждую встреченную уличную кошку, но продолжит настаивать, что заводить домашнее животное им не стоит. Подростковые журналы продолжат выбирать его самой сексуальной восходящей звездой, а он, в ответ на просьбу о благодарственной фотографии, по-прежнему будет высылать им низкокачественное фото на документы. Он продолжит посещать геройские фестивали вместе с Изуку, пусть и отказываясь наряжаться, и наверняка продолжит намекать абсолютно незнакомым людям, что Бакуго с Изуку тайно встречаются. И к тому времени как Изуку обнаруживает себя стоящим перед их домом, запрокинув голову и глядя на светящееся оранжевым окно многоэтажки, он понимает, что всё на самом деле проще некуда: Изуку не представляет, чтобы кто-то другой мог настолько сводить его с ума — Шото Тодороки любовь всей его грёбаной жизни. * * * Обладая аналитическим складом ума и будучи по природе своей скрупулёзным планировщиком, Изуку не удивлён, что вся эта катастрофа достигает кульминации в самый неожиданный момент, когда он заливается слезами на глазах у всех зрителей стрима.  Профессиональные герои обязаны ежегодно тратить минимум пятьдесят часов на Непрерывный Геройский Тренинг, чтобы сохранить свои действующие лицензии, и каждый год с тех пор, как они стали профи, Изуку записывает себя и Тодороки в качестве представителей Национальной Геройской Ассоциации на одном из стендов японского ГеройКона. Это фантастическая возможность окунуться в сообщество, пообщаться с молодыми людьми, которые только начинают познавать свои способности, и помочь развеять мифы о профессиональной геройской работе. И тот факт, что их гостевые пропуска работают на всей территории и до самого конца Кона, — чистое совпадение, а не расчётливый план, что бы ни говорил Тодороки.  Как бы сильно тот ни изображал недовольство, это весело: тысячи людей гудят одинаковой энергией восторга и восхищения; фанаты всех возрастов щеголяют самодельным косплеем; маленькие розовощёкие дети снуют туда-сюда следом за любимыми героями. Образуется множество групп, где Изуку может всласть поспорить с другими «задротами» о преемственности геройских костюмов, пока кто-нибудь из сотрудников не отыщет его, чтобы уволочь на его собственную панель. Плюс, теперь, когда Изуку взрослый человек, с бойфрендом и свободным пропуском на Кон, он может позволить себе как слететь с катушек в торговом павильоне, так и запрячь кого-то носить его покупки, пока сам выбирает очередной плакат с Всемогущим из ограниченной серии.  Но, пожалуй, лучшая часть ГеройКона и основная — пусть и спорная с точки зрения этичности — причина, по которой он записывает сюда их обоих из года в год, это шестидесятиминутная панель «Эм-м, Тодороки-сан». Формально она называется «Герои: Задавайте Любые Вопросы!», однако организаторы Кона прекрасно знают, кто выписывает им чеки, поэтому Тодороки каждый раз оказывается участником. Изуку полностью разделяет геройскую миссию по просвещению населения и повышению одобрения граждан, так что способствует этому процессу тем, что наряжает Тодороки в самую соблазнительную одежду, которую отыскивает в шкафу: джинсы в облипку, шиферно-серые костюмы-тройки, чёрные футболки на два размера меньше нужного… В этом году он заставил Тодороки надеть невероятно мягкий свитер с шалевым воротником, узкие тёмные джинсы и высокие берцы. Твиттер «Пускаем Слюни По Тодороки» полыхает.  — Эм-м, Тодороки-сан, я ваша самая большая фанатка, — говорит первая в очереди к микрофону, молоденькая девушка с красиво переливающейся радужной чешуёй и волосами цвета розовой жвачки. Тодороки отвечает со сцены: — Хорошо, — тем же тоном, что и всегда. Публика верещит. Бакуго, постоянно повторяющий, что его на ГеройКон силком не затащишь, наверняка смотрит прямую трансляцию из дома вместе с тремя сотнями тысяч зрителей и зарабатывает аневризм. — Я только хотела спросить, эм-м, какое у вас любимое школьное воспоминание? Заранее спасибо! — в взволнованной спешке заканчивает девушка дрожащим голосом.  Изуку ощущает невыразимую нежность — к ней; ко всем сидящим в зале, с восторгом глядящим на сцену; ко всем кружащим по выставочному комплексу, перевозбуждённым от такой близости к героям, — поскольку, несмотря ни на что, это суть Изуку, в глубине души он такой же, как они. Здесь он чувствует себя комфортнее, чем в конференц-зале Агентства Всемогущего; чем в геройском штабе центрального отделения токийской полиции; чем на получении награды «Новичок года», ослеплённый вспышками фотокамер.  — Что ж, — говорит Тодороки. Он начинает так каждое предложение, когда подыскивает реплику поужаснее. — На моём первом году в Юэй, во время Спортфестиваля, я проиграл первое место Граунд Зеро, и он так взбесился из-за этого, что его пришлось приковать к бетонной колонне, чтобы Всемогущий мог вручить ему медаль. Зал ревёт. — Ещё, — добавляет Тодороки, — если мне не изменяет память, позднее он взорвал свою медаль, чем заработал выговор за несанкционированное применение опасного Дара после отбоя. Это тоже было довольно здорово. Следующий вопрос для одного из других участников панели, недавно дебютировавшего профи, который выглядит на грани нервного истощения — «как придумать такой дизайн костюма, чтобы выделяться из толпы?» — затем вопрос Полярной Звезде, пожилому герою поколения Всемогущего, официально ушедшему в отставку год назад. А потом: — Эм-м, Тодороки-сан… Изуку состоит в трёх групповых чатах одновременно, с тремя разными сделками и пари различной сложности, и во всех них ему запрещено участвовать по инициативе Хагакурэ, заявившей, что со стороны Изуку делать ставки на что-либо касающееся Тодороки будет нечестной игрой с очевидным результатом.  Вопрос милый и безобидный, о том как Тодороки открыл в себе Дар, и тот не в первый раз рассказывает вызубренную, отрепетированную с психологом историю, ловко замалчивая то, что случилось по-настоящему. Старатель всё ещё остаётся героем номер один, зато Рей Тодороки теперь живёт в маленьком домике с видом на горы, владеет садом и велосипедом, на котором ездит в соседний город за покупками. Дети навещают её по выходным. Мир всегда был и будет несправедлив, однако в нём есть место милосердию.  Следующий вопрос — на совершенно другую тему. — Эм-м, Тодороки-сан, — скоропалительно выпаливает фанат, и Изуку рассеянно размышляет, стоит ли занять очередь к микрофону с вопросом для Полярной Звезды, чтобы хоть немного уравнять счёт, когда вдруг слышит: — Я хотел узнать, эм-м, так вы, эм-м, вы с кем-нибудь встречаетесь?  В зале начинаются перешёптывания, переходящие в нарастающий гул. Тодороки задают этот вопрос из года в год, и каждый раз он отвечает: «Мне никто не предлагал». И это чистая правда, потому что Изуку тогда заплакал на середине признания, а Тодороки сжалился над ним и засунул язык ему в глотку. В этом году Тодороки говорит: — Да. Зал едва не в истерике бьётся, но прежде чем кто-либо из подростков в очереди успевает потребовать подробностей, Полярная Звезда хватает один из стоящих на столе микрофонов и восклицает: — Что! Тодороки-кун! С каких пор! И с кем! Твой отец их знает? Ты познакомил их с семьёй? Изуку чувствует, как душа покидает тело. — О боже, — хнычет он. Телефон так часто гудит от входящих сообщений, что без конца вибрирует в руке. — Мой отец с ними знаком, — тактично отвечает Тодороки, что одновременно полная правда и абсолютная ложь.  — Ну? Расскажи подробнее! Что это за человек? — требует Полярная Звезда, поворачиваясь к зрителям за поддержкой: те едва не выпрыгивают из своей разноцветной, разнообразной кожи от возбуждения, в восторге от того, что стали живыми свидетелями таких эпичных откровений. Изуку, разумеется, их понимает, поскольку знает, как это выглядит со стороны: Шото Тодороки, ледяной принц, наследник многомиллионной геройской империи, вечный нелюдим и одиночка — наконец-то влюбился? — Он совершенно не умеет завязывать галстуки, — мягко говорит Тодороки.  Публика вопит. Кто-то с особо пронзительным визгом, отразившимся во всех микрофонах, воет: «Не умеет в галстукиии!» — таким тоном, словно для них настал конец света.  Полярная Звезда притворно замахивается на Тодороки микрофоном. — Эй! — припугивает он. С минуту на лице Тодороки сменяют друг друга микроэмоции: десяток различных выражений — и разных вещей, которые он мог бы поведать толпе. Чтобы в итоге промолвить: — Он... очень добрый человек.  Герой-новичок, сидящий слева от Тодороки, промокает глаза и выдыхает: «Ох». — Сначала мы были друзьями, — продолжает Тодороки тихо, не обращаясь ни к кому конкретному, опустив глаза на микрофон. — Он стал одним из первых друзей в моей жизни, а я никогда не умел дружить. Но с ним отчего-то всегда казалось нормальным просто молчать. Мне необязательно было говорить, и со временем я понял, что он единственный человек на свете, кого я хочу слушать. Кто-то шепчет «О боже» сквозь слёзы, и только через секунду Изуку понимает, что это сказал он сам. А затем колдовство рассеивается: миг «полуночной откровенности» окончен, и заманчиво приоткрытая завеса над тем Тодороки, которого знает Изуку — и больше никто — падает обратно на место. Когда Тодороки поднимает взгляд на зрителей, на лице его вновь раздражающее выражение индифферентной вежливости, и он говорит: — Ещё у него есть три разных кигуруми Всемогущего. После этого фанаты в восторге кричат, ощущая себя поверенными героя, разделившего с ними секрет, и Изуку их не винит. В другой — куда более одинокой — жизни он сам смотрел бы эту панель дома на компьютере, и пересматривал бы на работе с телефона, прикрыв наушник волосами. И точно так же чувствовал бы себя особенным, трепещущим, оттого что узнал, стал чуть ближе к своему кумиру. Здесь и сейчас Изуку чувствует себя будто между наслоившимися друг на друга кадрами — обнажившим секрет и обнажённым этим самым секретом. Он прячется в тени в конце зала, позади толпы, глядя на обворожительного, загадочно улыбающегося Тодороки в огнях рампы — Изуку не может поверить, что это взаправду, что это принадлежит ему. Он не может поверить, что не рассказал об этом всему миру. Над ним берёт верх тот же самый рефлекс, что заставил четырнадцатилетнего Изуку броситься на склизкого монстра, которого не могли коснуться герои; тот же идиотский первобытный инстинкт, возжелавший увидеть, как Тодороки вспыхнет пламенем на их первом Спортфестивале — какая-то амальгама стального хребта и пылающего сердца, мешанина чувств и отваги, означающая, что в решающий момент Изуку всегда, всегда прыгнет вперёд не раздумывая.  Он чувствует электрическую пульсацию Всепокрытия и слышит новую волну криков зрителей — и в следующий миг обнаруживает себя сжимающим микрофон для вопросов; ноги всё ещё подрагивают от удара об пол. Лицо его раскраснелось, голова кружится от чего-то знакомого — ощущения безотлагательности, которую он испытывал в шестнадцать, будучи безнадёжно, чудовищно влюблённым в самого милого парня в классе. Это эмоциональная пытка целого года старшей школы, заключённая в один-единственный безрассудный момент.  — Эм-м, — говорит Изуку, и голос пискляво отражается в микрофоне и динамиках зала, — у меня есть вопрос. Сидящий на сцене Тодороки неестественно замер, напрягшись каждым мускулом и переваривая своё удивление. Он продолжает сидеть неподвижно, пока Полярная Звезда не восклицает: — Ну и ну! Взгляните, кто тут у нас! Восходящая звезда и прошлогодний призёр Дэку! — Не говори, что ты в данный момент пренебрегаешь своими обязанностями на фестивале, — добавляет Тодороки, опомнившись, хотя зал уже подозрительно гудит. Изуку его игнорирует. — Эм-м… человек, с которым ты встречаешься, — выдавливает он, и голос звучит на октаву выше, чем в подростковом возрасте в период ломки. Просто прелестно, учитывая, что его сейчас снимают и фотают около двухсот фанатов, не говоря о тех тысячах, что смотрят трансляцию ГеройКона на твиче. — Ты… То есть… Звучит так, словно у вас всё серьёзно.  Тодороки прищуривается. — Ну, мы пару раз держались за руки, да. — Воу-воу, Тодороки-кун, придерживаемся возрастных рамок, — смеётся Полярная Звезда поверх нарастающего подобно волне шума толпы. — А если бы этот человек предложил тебе... пожениться! — выпаливает Изуку в взволнованной, головокружительной спешке. — Ты бы… в смысле… ты бы согласился? Если бы он спросил? Ты бы сказал да? Среди присутствующих, наверное, началось светопреставление. Люди наверняка вскакивают с кресел и кричат, и камеры ходят ходуном. На сцене лицо сидящего за столом Полярной Звезды лучится теплом и изумлением, а молоденький профи-дебютант едва не засовывает кулак себе в рот. Но, откровенно говоря, Изуку смотрит только на округлившего глаза Тодороки. Тот выглядит ошарашенным, лишившимся дара речи — невыносимо долгую минуту, прежде чем стискивает в руке микрофон, ловит взгляд Изуку, нагибается вперёд — нарочито медленно и близко, словно делясь секретом, — и отвечает: — Да. * * * Изуку не особо помнит, что происходит дальше — должно быть, это защитная мера его собственного рассудка, причём совершенно излишняя, поскольку интернет вечен. На ютуб залито минимум пятнадцать роликов с миллионными просмотрами, но худший из них — это официальное видео ГейроКона, на котором крупным планом видно, как Изуку ударяется в слёзы, Побочным Стилем отталкивается от подиума с микрофоном, перелетает через головы бьющихся в истерике фанатов, сходящих с ума чуть меньше него самого, и валит Тодороки со стула на пол. Иида присылает им изящную открытку с сердечными поздравлениями. Яомомо присылает цветы. Очако, как самая эмоционально-жестокая, посылает Изуку сотню копий цикличного ролика, снятого кем-то из зрителей: Тодороки лежит плашмя на полу сцены, волосы восхитительно рассыпались вокруг головы, на губах — шальная, яркая улыбка; он обхватывает ладонями красное, заплаканное лицо Изуку и притягивает в поцелуй, пока тот сжимает в кулаках его шелковисто-мягкие волосы.  * * * Несмотря на свой публичный образ, Изуку очень скрытный человек, так что всё это ужасно. Это второй по степени неловкости момент в его жизни, и, так же как и первый, он происходит по его собственной вине и при участии Тодороки. (В отличии от первого самого неловкого момента, рядом нет Аизавы-сенсея, который бы облил их холодной водой из шланга в мужской раздевалке Юэй). Изуку абсолютно некого винить, кроме себя самого и своих дурацких чувств, поэтому он проводит остаток дня, слоняясь по фестивалю, держа Тодороки за руку и периодически рыдая от счастья. Мэй Хацумэ перехватывает их в ресторанном дворике, поздравляет и предлагает изготовить Изуку механический монстр-дилдо для медового месяца. Цементосс сдержанно обнимает их обоих со словами: «Я рад, что не позволил вам убить друг друга на том Спортфестивале». Босс Косатка отводит Изуку в сторонку для короткого, но настолько угрожающего разговора касательно его намерений к Тодороки, что у Изуку до сих пор яйца поджимаются от страха. А команда Непрерывного Геройского Тренинга орёт на Изуку целый час, поскольку тот пропустил две свои панели и был слишком зарёван, чтобы присутствовать на третьей. Но хуже всего этого — хуже цепочки нечленораздельно-эйфоричных сообщений от матери, хуже того факта, что Истый Мик посвящает им песню в своём вечернем радиошоу — хуже всего это когда Киришима скидывает Изуку ссылку с кратким описанием «лол». Это ролик с твиттера: несколько девушек сбились в кучку за ограничительной лентой небольшого инцидента. Они кричат и верещат, пока Бакуго передаёт подкопчённого, дезориентированного злодея полицейским. Злодей, судя по виду, безмерно благодарен за это, а Бакуго, как обычно, зол как чёрт, и — поскольку эмоционально он ещё в десять лет стал семидесятилетним стариком — он орёт на девушек: — Да заткнитесь вы уже! — Граунд Зеро! — рыдает одна в ответ, ведь фанаты Бакуго поголовно сумасшедшие и не боятся смерти. — Граунд Зеро, вы слышали, что случилось на ГеройКоне? Бакуго кривится. — Издеваешься, что ли? Нет! Какая мне, нахрен, разница! — Дэку сделал предложение Шото прямо посреди панели! — вопит другая. — Он изменял тебе всё это время! Изуку слышит: — Ёбанный Дэку!!! — а остаток видео это бесконечная серия внушительных взрывов, превращающих аудио в белый шум, а видео — в пелену дыма.  — О нет, — стонет Изуку. Позже, когда их буквально выставляют за порог ГеройКона — «Невероятно», комментирует Тодороки, — и после того как они ломают журнальный столик в гостиной, наносят необратимый ущерб дивану и травмируют колено Тодороки во время празднования помолвки, Изуку пробуждается от поисткоитальной дрёмы и застаёт своего… своего жениха за бесконечным пересмотром этого видео с Бакуго. — Предложить тебе руку и сердце было ошибкой, — сипит Изуку. Но с его ягодиц ещё не сошли следы зубов Тодороки, так что это не самая колкая его острота на данный момент.  Тодороки посылает Изуку улыбку — широкую и искреннюю, только для него. — Это лучший свадебный подарок, который ты мог мне преподнести, — на полном серьёзе говорит он и откладывает телефон в сторону, чтобы облапать Изуку под одеялом. — Да, кстати… когда поженимся, я возьму твою фамилию. * * * Они играют свадьбу в июне, в безоблачный, солнечный день. Вероятно, мало кто узнаёт высокого, сухопарого мужчину, проводящего церемонию и представляющегося гостям как Тошинори Яги. Старатель не приглашён. Бакуго приходит — главным образом, потому что его приволок Киришима. На фуршете, когда Всемогущий утаскивает Изуку на танец по какой-то там американской традиции, Тодороки — в помятом, влажном смокинге, поскольку Изуку ещё час назад добрался до шампанского и начал лить слёзы И распускать руки, — подсаживается к Бакуго и говорит: — Я благодарен, что ты обуздал свои чувства и не подскочил на словах «Если кто-то из присутствующих против этого союза, призываю их высказаться сейчас или же хранить молчание вечно». Жертвой последующей потасовки становится сад бонсай. Это лучший день в жизни Тодороки.