Не зови меня тихо по имени

— Айсик, это какой-то тупой бред. — Егор с силой отталкивается от стола с оборудованием и медленно кружится по комнате на стуле, выпуская вверх тонкую струю белого плотного дыма. Крутящийся механизм по инерции совершает еще несколько оборотов и с тихим скрипом останавливается, а вместе с ним Егор останавливает свой взгляд на собеседнике, — Несколько месяцев трахать одну и ту же тёлку, как так вышло-то вообще? Они закончили сводить трек и вернулись к исходному разговору, но уже без участия ненужного звена, мешающего обсуждению в привычной компании. Но разговор «о тёлках», на удивление, не клеится и не доставляет удовольствие: — В чём проблема? — Федя со звонким ударом возвращает стакан с выдохшейся газировкой на стол и склоняется через него к Егору, чтобы он его лучше слышал, — Я могу без твоей помощи разобраться, с кем мне трахаться? Егор кривит лицо в усмешке, иронично прищурив глаза: — Тебе правда нужно объяснить? — он устало вздыхает, будто бы уже миллиарды лет занимается вопросами всех возможных межличностных взаимодействий и является в этом самопровозглашенным экспертом, — Это отношения, Федя, вот в чём проблема. Если ты трахаешь одну суку, то у вас отношения, даже если ты об этом не в курсе. — резюмирует он и стул снова начинает слабо скрипеть, набирая новые обороты. Федя молчит, не столько потому, что ответить нечего, сколько от желания скорее закончить этот разговор и никогда к нему больше не возвращаться. Есть вещи, о которых ты вообще не задумываешься, пока тебя не ткнут в них носом, и это была ровно одна из таких вещей. Ему не было дело до того, как называется происходящее между ним и Полиной, это просто в какой-то момент стало частью его жизни, в которую он, по своей невнимательности, забыл посвятить Егора Ракитина. Не хотел посвящать Егора Ракитина. Он и правда уже даже забыл какого это — когда каждый день видишь в постели разных девушек, каждая из которых будто пытается переплюнуть предыдущую, стараясь тебя чем-то впечатлить. В какой-то момент это просто перестало быть интересным, и тогда он думал, что наверное это называется «повзрослел». До Полины у него тоже была девушка, с которой он был пару месяцев, просто ей повезло больше и она переехала в Москву раньше, чем Ракитин узнал о её существовании. Федя понимал, что не рассказывал им об отношениях не потому, что не подворачивалась возможность, а просто пытался подольше скрыть — защитить — то, что показывать совсем не хотелось. И этот вечер был прямым доказательством того, чего он так сильно опасался. Правда, было одно но. Всё это время он больше опасался за Егора, поскольку он был тот ещё скользкий тип, который никогда не лезет за словом в карман и по любому поводу опускает сальные противные шуточки. В его стиле спросить у девушки нравится ли ей анал или как глубоко она может взять в рот член, а потом с интересом наслаждаться, как она становится всё краснее с каждой секундой. Артём был не таким. О прошлой девушке Айсика он даже был в курсе — как-то случайно увиделись, пока кто-то кого-то подвозил, но ему было так беспросветно похуй, что он даже бровью не повёл на её попытку познакомиться. — Я — Алиса. — весело протянула она ему руку с заднего сидения. — Ага. — устало кивнул он, и вышел из машины, громко хлопнув дверью. Больше они никогда в жизни не виделись. Федя знал, что Артём устал не меньше от всего происходящего вокруг, и его полностью устраивала позиция «мне совершенно похуй кого и как часто ты ебёшь». Но сегодня всё вышло по-другому. Для Артёма студия была не просто вторым домом — он бы с легкостью отдал за неё и первый, и третий, и все последующие в придачу. Они сколотили её на последние деньги с туров Янг Раши сразу после её распада, и она была для него далеко не просто местом, где сводились и записывались треки. Это был храм, в который всегда можно вернуться, который никто никогда не отнимет, и который даже после самого ублюдского дня встретит тебя тихим жужжанием распределителей и мягким светом RGB-подсветки. Распахнув сегодня вечером дверь студии, он даже не сразу понял в чем дело, когда в резко заполнившейся комнате вдруг началась какая-то возня. Нескольких секунд хватило, чтобы в полумраке вычленить две фигуры и сложить простую арифметику действий, вызвавших вдруг неконтролируемую злобу до жжения в груди. За столько лет он не позволил ни одной из шлюх, что скакали на его члене, переступить порог этой комнаты, а сейчас он молча смотрел с порога за тем, как какая-то тупая сука мечется в попытке спрятаться или провалиться под землю. Егор шёл следом за ним, и у Полины хватило времени накинуть кофту, прежде чем из-за спины Артёма показалось лицо с недоброй ухмылкой: — Ой, мы, кажется, помешали... И Федя знал, что Артём злится, потому что будь Полина даже хоть трижды его девушкой, женой или королевой Елизаветой, это всё равно бы не было оправданием для того, чтобы стягивать с неё кофту на диване студии. А она в глазах Артёма и не была его девушкой — была лишь очередной тёлкой, каких вокруг ещё миллион. И они бы всё равно когда-то так или иначе познакомились, просто надо было расставить все точки над i, объяснить им кто есть кто и дело с концом, только ситуация совершенно к этому не располагала. Они не должны были явиться сюда сегодня, он их не ждал, но вот они стоят на входе темной студии в немом, повисшем в воздухе, вопросе. Что ты им скажешь? — Артём, Егор, это, вроде как, моя девушка Полина, мы это правда ещё не обсуждали, но мы, если что, не просто ебёмся... Точнее, просто ебёмся, но только друг с другом. Наверное... Это мы тоже ещё не обсуждали. Новые грани абсурда заполняли ситуацию и в итоге вылились в ужасно неловкий вечер, после которого Федя даже не был уверен, что Полина вообще захочет его видеть. — Ты разве сам не ебёшь одну тёлку уже несколько месяцев? — вдруг усмехается Артём, не отрываясь от яркого экрана и быстро перебирая по буквам татуированными пальцами. Егор с усилием отталкивается от стола, развернув стул и отъехав на пару метров, чтобы приблизиться к внезапно подавшему голос новому собеседнику. Он смотрит на парня сверху вниз, упираясь ногой в край кожаного дивана и его губы трогает легкая ухмылка, очень резво и быстро переходящая в оскал: — Депоша, ты что ли следишь за тем, кого я трахаю? Артём устало переводит взгляд на собеседника, удивившись тому, что он внезапно оказался рядом, но тут же возвращается обратно в телефон, не найдя в лице Ракитина абсолютно ничего интересного. Резюмирует даже не в ответ, а куда-то в пустоту: — Весь вечер обсуждает кто, с кем, когда, как часто и сколько времени ебётся, Даша-Следопыт, блять, в мире чужого траха, и еще мне будет говорить, что это я за кем-то слежу. — А чё ты Дашу-то приплетаешь? — Егор вдруг меняется в лице и с недоумением фокусирует взгляд на Артёме, который, кажется, готов взорваться: — Егор, ты вот еблан или да, скажи мне?! Мультик такой есть «Даша-Следопыт», не приплетаю я никуда твою Дашу, она хотя бы нормальная. — он вдруг меняет адресата своих слов и переводит взгляд на Федю, фокусируя его внимание на сказанном, — Она хотя бы с нашей тусовки, адекватная, не какая-то очередная... — Да ну хватит уже. — Федя обрывает его, не дав договорить, но в этом и нет нужды, чтобы понять сказанное. — Она тоже нормальная. — Нормальная и всё? Всё, что ты можешь о ней сказать? Комплимент века, блять, нормальная.— Егор громко смеётся, повторяя его слова и откидываясь на спинку стула. — Из нормального у неё только жопа — без особого интереса резюмирует Артём. Егор одобрительно кивает и они с усмешкой переглядываются: — Кстати, да. — Егор снова с неподдельным интересом устремляет взгляд на Федю, — Наверное рабочая жопа, да, раз ты её даже на студию привёл? — он снова скалится, оголяя ряд крупных желтоватых зубов. Любая грязная херня почему-то вызывала у Егора пляски огоньков в тёмных глазах, и чем грязнее была тема, тем больше разгорался его интерес. — Егор, блять, я не собираюсь с тобой это обсуждать — Федя устало огрызается, вдруг понимая, что разговоры о Полине и интерес в её сторону от него заставляют кровь бурлить поглощающей злобой, — Ты же не обсуждаешь с нами что такого делает Даша, что ты с ней таскаешься уже столько времени. — Я Дашу трахаю с переменной регулярностью. — не унимается Егор, подчёркивая каждое слово, — У меня и другие тёлки есть, с вами поделиться может? А то один зациклился вокруг одной пизды, у второго вообще обет воздержания, говорит всё надоело. Депоша, ты вот когда последний раз трахался вообще? Артём вновь делает глубокий вдох, устало прикрывая глаза и откладывая телефон в сторону. Три четыре пять. Семь восемь. Нет, не выходит. — Вчера ночью, твоя мама тебе не рассказывала? — Бля... — Федя невольно фыркает от смеха, закрыв глаза рукой, пока Ракитин уже нависает над Артёмом в беззлобном шипении сквозь смех: — И это ты говоришь про женщину, которая готовила тебе блинчики?!Которая постоянно меня спрашивает, как там Артёмушка? — Вчера тоже готовила, кста... — Всё, угомонились оба бога ради. — Федя выставляет руку в защитном жесте, когда Егор уже опасно накреняется на стуле, — Артём, поехали уже, я тебя прошу. Они собирают аппаратуру, прибирают немногочисленный мусор, Егор щёлкает небольшим красным рубильником, бурча себе под нос, что его мама вообще-то прекрасная женщина, и студия без окон погружается в плотную густую темноту, заглушающую их негромкий смех с лестницы.

***

Он звонит ей поздно ночью, как и всегда, когда в соседних домах уже даже не видно горящих окон. Полина ведёт рукой по гладкой простыни в попытках найти вибрирующий телефон, попутно натыкаясь на коробки с оставшейся пиццей и Соню, лежащую рядом. — Блять… — подруга бурчит из-под одеяла, проснувшись от шума и шороха, и переворачивает часы на руке экраном к себе, они ярко светят ей в лицо и задорно показывают «2:13», — Ну он и мудак, прости-господи, третий час ночи… Полина находит телефон и на цыпочках выскакивает из комнаты, чтобы дать Соне спокойно спать дальше. — Спускайся минут через десять. — голос в трубке спокойный, как и всегда. Прошло уже столько времени, и не сосчитать, сколько раз она вот так выходила к нему ночью, но почему-то в этот раз внутри всё сжималось сильнее обычного. Сказалась, конечно, ситуация, случившаяся накануне вечером, после которой хотелось вообще исчезнуть и никогда больше не появляться у него на глазах, но голос в трубке напомнил ей о том, как всё внутри замирает от предвкушения, и как сильно она уже привязана, что готова даже забыть о его придурошных друзьях. К тому же, она знала, что после случившегося, скорее всего, станет понятно, кем они приходятся друг-другу, а неопределённость последнее время всё сильнее действовала на нервы. Хотя, нет. Неопределённость стала действовать на нервы только сегодня, ведь до этого всё было вполне себе хорошо, и не появись вечером на студии Ракитин с Шатохиным, и не заведи они этот тупой разговор, всё и дальше бы шло своим чередом. Но всё уже случилось. Ночной воздух наполнен свежим запахом таящего снега, легкий и на удивление очень тёплый ветер прошуршал листьями в такт шинам подъезжающей тёмной машины. Полина делает несколько уверенных шагов от парадной и смелым движением уже так привычно открывает пассажирскую дверь переднего сидения, в следующую же секунду отстраняясь и пятясь назад от неожиданности, потому что за дверью сидит Артём. Кого-кого, но его хотелось там видеть меньше всего. Вообще в целом где-либо его хотелось видеть меньше всего, потому что одно только воспоминание об его взгляде заставляло внутренности сжиматься в бесконтрольном страхе. Но он даже не пытается взглянуть в её сторону, лишь также отстранённо и безучастно кивает назад. Даже не стал утруждать себя словами, ну конечно, куда уж там. — Залезь пока туда. — Федя слабо улыбается ей с водительского сидения, кивая в сторону. Будто бы у неё есть выбор. С трудом открыв дверь, она послушно лезет на заднее сидение, натыкаясь там на еще одного пассажира. Настроенный, в отличие от Артёма, более дружелюбно, пёс Гоку радостно виляет пушистым хвостом, приветствуя внезапное пополнение. — О боже, Гоку, дружочек-пирожочек, как твои дела? — Полина легонько трёт пса за пухлые щёчки и быстро чмокает в нос, — Так давно не виделись, сладкая булочка... Они плавно выезжают со двора и Федя следит за дорогой, не в силах контролировать тот взгляд, что направлен с переднего сидения назад. Чертовски холодный, будто собран из мелкой ледяной крошки уставившихся серо-голубых глаз, и полон невнятного отвращения и какого-то блядского... сочувствия? В глазах читается только одно — «боже, ты когда-нибудь заткнешься?» — но уже спустя секунду он устало отворачивается и утыкается в телефон. Компания — шик. Короткое сообщение улетает с телефона Полины:

Космополина 2:31 Здесь Шатохин

Соня-кисоня 2:32 Соболезную, но дай мне поспать Искать поддержку в половину третьего было нелепой затеей. — Ты взяла с собой кофту? — Федя оборачивается на секунду назад, — Вроде в машине не холодно. Полина переводит непонимающий взгляд с кофты на парня и обратно: — Так это вообще-то твоя, я позавчера забыла отдать. Он на секунду останавливает взгляд на кофте, лежащей у Полины на коленях, а потом восклицает, восстановив события в памяти: — Блин, так вот она где, а я-то думаю, как я умудрился её потерять. Полина негромко смеётся, перебирая ладонью ткань тёмного худи: — Ну, раз ты уже смирился с потерей, я тебе её не отдам. Федя в ответ широко улыбается, подмигнув ей в зеркало заднего вида и она немного расслабляется, приобнимая пса, сидящего рядом, за пушистую шею. Но эта секунда. Мгновение, в которое она решает зачем-то посмотреть на Шатохина, и в которое он закатывает глаза так глубоко, что кажется, они сейчас просто провернутся внутри на триста шестьдесят, заставляет опять почувствовать себя не на своем месте. Хочется со всей силы долбануть ногой по его сидению, чтобы он слетел со своего места и больно впечатался в приборную панель, но ещё сильнее хочется, чтобы он уже просто ушёл. Полина уже и забыла, когда в последний раз злилась на кого-то так сильно, и, скорее всего, даже с усилием не смогла бы вспомнить. Спокойствие всегда было чем-то вроде её супер-силы, что довольно сильно мешало в обычной жизни. Кто-то хамит тебе в очереди, а ты такой — ну да, вот так в жизни бывает, вместо того, чтобы ответить что-нибудь колкое и поставить обидчика на место. Кто-то уничтожает тебя раздражённым взглядом, а ты просто сидишь и терпишь. Ничего нового. Они проезжают ещё пару кварталов и выезжают на центральные питерские улицы. Полина никогда не спрашивала, куда они едут, даже если они были вдвоём, а рисковать и задавать вопросы при Артёме не хотелось вдвойне — он так свои глаза никогда не вывернет обратно. Они уже съехали на какую-то узкую улочку, когда Артём резко вспоминает, что ему нужно заехать в магазин. — Так, тут из круглосуточных только заправка, сейчас заедем тогда, подожди. — Федя разворачивает руль и машину резко бросает в сторону съезда. Буквально пара минут и он сворачивает на парковку, подъезжая к небольшому круглосуточному ларьку. Машина только успевает затормозить, как Артём тут же выходит из машины, оглушительно хлопая дверью. — Подождешь? Мы быстро. — Федя хлопает себя по карманам и выскакивает следом. Не вопрос, а констатация факта. «Подождешь?» Как будто она может куда-то отсюда уйти в три часа ночи. Очень хотелось уточнить, когда уже они останутся без самозакатывающихся глаз, но если бы она спросила вслух, когда Артёма увезут домой, он, кажется просто испепелил бы её своим взглядом. Уперевшись лбом в прохладное тонированное стекло, она рассматривает редкие проезжающие мимо машины. Ветер посвистывает, проносясь где-то совсем рядом и задувая потоки воздуха в машину, Гоку притих и с небывалым интересом пытается что-то достать из дыры между дверью и креслом. Полина уже думает присоединиться к его занимательной игре, но на телефон с тихой вибрацией приходит уведомление. Она успевает только разблокировать экран, когда дверь машины открывается с одной стороны и тут же со звоном захлопывается обратно. Полина поднимает голову и упирается взглядом в Артёма, который пытается что-то распихать по карманам, свободной рукой открывая банку с Фантой. — А где… — она даже хочет договорить, но видит, как с каждым звуком глаза парня меняют свой угол и стремятся скрыться за верхним веком. — Ладно, я поняла. Он делает большой глоток из железной банки и шумно сглатывает, вытирая рот тыльной стороной ладони. Пол-оборота назад. Впервые за время их знакомства она чувствует, что он смотрит на неё, а не куда-то сквозь: — Нет, мне кажется, что ты ничего не поняла. — он обрезает конец предложения, и он звонко отлетает от стен большого автомобиля, в сидение которого он впечатывает её раздражёнными взглядом. Полина нелепо хлопает глазами, лишь подтверждая его догадки, на что он продолжает разрезать тишину приглушенным металлическим голосом: — Он... — Артём кивает куда-то в темноту, — Может относиться к тебе как угодно, это его дело, но мне на тебя абсолютно похуй. Так что избавь меня, — он делает паузу и кривится, словно следующее слово даётся ему с огромным трудом, — пожалуйста, от напоминаний о своём тупом присутствии и сиди молча. Последние слова он будто выплёвывает ей в лицо, и тут же отворачивается, демонстрируя всем видом, что разговор окончен и больше ему не интересен. Впрочем, он ему не был интересен с самых первых секунд, что уж греха таить. Если смотреть совсем правде в глаза, то никакого разговора и не было, ведь слово «разговор» предполагает участие в нём как минимум еще одного человека. Это всё произошло настолько внезапно, что Полина так и осталась сидеть с разблокированным телефоном, хлопая глазами в пустоту, выглядя при этом, по всей видимости, максимально тупо. Но Артём спокойно сделал ещё несколько больших глотков, больше не проявляя к ней абсолютно никакого интереса, и даже глубокие зрачки уже не пытались дёрнуться вверх в попытке скрыться за тонким веком. Ничего. Тотальный всепоглощающий игнор. Она, самом деле, даже не бесила его сильнее, чем предыдущая — они все бесят одинаково. Одно сплошное месиво из тупых, никчёмных шлюх, у которых только одна мысль в голове — как бы забраться на хуй какого-нибудь реперка и пригреться там хоть немножечко. Артём повидал таких бесчисленное количество со времён первых концертов Янг Раши, и тогда это казалось чем-то новым и, ему сейчас, конечно, сложно это признавать, но даже слегка интересным. Тёлки сами липли как мухи на сладкий текучий мёд, готовые буквально на всё, безотказные и тупые, заглядывающие в глаза и открывающие ротик по первому требованию. Но ты привыкаешь ко всему, и то, что когда-то могло вызывать бурные эмоции постепенно приедается, надоедает и становится обыденностью. Сначала тебе перестаёт хотеться после концерта выцепить из толпы какую-нибудь девочку и зажать её в гримёрке до первых в её жизни пошлых и громких стонов, постепенно отказываешься от настойчивых предложений на ушко от горячей девочки с закрытых реперских вечеринок, которая просит грязно трахнуть её в рот прямо в клубном туалете, а потом тебя перемыкает окончательно и начинает тошнить от всей этой фальшивой хуйни и шлюх, которые так нелепо пытаются тебя чем-то впечатлить. Он устало закрывает глаза, когда очередная тринадцатилетняя девочка шлёт ему нюдсы в директ, блокирует пользователя одним быстрым нажатием и проклинает тот день, когда этот мир стал таким убогим и никчёмным. С редких тусовок, когда совпадало настроение и сходились звёзды, он увозил к себе в паучье логово самую сочную девочку, и до самого утра со вкусом и опытом вдоволь терзал своё эго. Она уезжала на трясущихся тонких ножках и он больше никогда в своей жизни с ней не виделся. Он не понимал, как может хватать терпения видеть в своей постели каждую ночь новую и противно-безотказную, как и не совсем понимал ребят с перманентно повторяющимися половыми связями с одними и теми же тёлками — любая сука наскучивала ему в первые же пять минут, и всё оставшееся время он лишь удовлетворял свои потребности без особого интереса. То же и с чужими тёлками, и с тёлкой Айсика — уйдёт Полина, придёт Марина/Света/Маша/Наташа. Даже не утруждал бы себя запоминать имена, да за столько текстов и концертов память натренирована и как губка впитывает даже самую ненужную информацию. Но одно оставалось неизменным — ему всегда было на них плевать. Он никогда не верил в искренность этих отношений, и когда он слышал их попытки изобразить любовь, это не вызывала ничего, кроме сдавленной тошноты и желания скрыться от этого поскорее. Федя возвращается спустя несколько минут, подытожив, что сигарет здесь не нашлось, а значит, придётся ехать в другой круглосуточный. — Не, Федот, это давай уже без меня — Артём устало вздыхает и косится на заднее сидение, — Ну, или без... Ловит пронзительный взгляд Феди и тут же расслаблено смеётся: — Забей, злюка, я же шучу. — он касается его плеча ладонью и слегка теребит из стороны в сторону, — Вези меня домой и развлекайся сколько влезет. — он подмигивает Феде и с глухим звоном ставит пустую алюминиевую банку на панель. Полина вспоминает про уведомления: Соня-кисоня 2:57 Коржик наблевал на меня, пока я спала 2:58 Шатохин еще там? Всё нормально?

Космополина 3:18 А я говорила — не корми его пепперони 3:18 Еще здесь. Будет нормально, когда уйдёт.

Уткнувшись в телефон, она не замечает, как они проезжают по центральной улице и сворачивают в один из старых питерских дворов. Машина плавно останавливается возле тёмной парадной пятиэтажного изогнутого дома, Артём хлопает себя ладошками по ногам и разворачивается к другу, протягивая руку: — Всё, Айсик, давай, спасибо. — он крепко жмёт ладонь Феди и хлопает его по плечу, разворачиваясь назад. Рука с тёмными узорами на пальцах и кисти оказывается буквально в нескольких сантиметрах от Полины и быстро теребит пса по пушистой макушке: — И тебе пока, дружок. На третьего пассажира он не смотрит даже краем глаза, с глухим щелчком открывает дверь большой машины и в секунду оказывается за её пределами, впуская внутрь прохладный ночной воздух.

Космополина 3:22 Твою мать, ну какой же он уёбок.

Соня-кисоня 3:22 А я говорила.