Песня Босфора

      Ты помнишь, что было до Стамбула? Ты помнишь, что было до греха? Эти вопросы мучают меня и не дают спокойно спать с того самого дня, как я увидела тебя в последний раз. Сейчас я понимаю, что никто не безгрешен в не прожитом грехе. А тогда мне почудилось, что так и должно быть. Что никаких нас никогда не было и вся эта история — лишь выдумка. Простая иллюзия, что подарил мне Стамбул.       Жестокий Стамбул. Моя мама всегда говорила, что это жестокий Стамбул. Я наивно улыбалась и списывала это на её вечные волнения и переживании о нравственности, но она была права. Этот город жесток, жесток настолько, что кроме тебя я не запомнила ничего хорошего.       Я помню песни, которые пел мне Босфор и помню песни, которые пела тебе.       Я помню руки, что грели своим теплом и то, как я отпускала эти руки день за днём.       Я помню губы и поцелуй. И сотни тех, что так и не произошло.       Жестокий Стамбул. Мне так сильно хочется вернуться в этот ужасный город, проехать хоть сотню километров, но вернуться туда. К тебе. Это так неправильно, что порой я хочу и вовсе ничего не чувствовать. Вколоть анестезию. Но, наверное, даже тогда я бы мучилась тем, что знаю, что могла бы чувствовать. Потому что нет ничего страшней, чем осознать неправильность своих чувств. Ведь тогда ты понимаешь, что допустил фатальную ошибку, вляпался настолько глубоко, что никто тебе не поможет. Когда понимаешь, что тебе необходимо избавиться от этого; искоренить заразу, пока она не поразила все жизненно-важные органы: желудок, легкие, сердце. Это просто недопустимо.       Как мы это допустили?       Порой я начинаю вспоминать, как впервые оказалась в особняке. Вспоминаю Господина Агяха, который не смотря на явную усталость в глазах, трепетно рассказывал мне о племяннике. Помню, как Шениз Карачай лениво мазнула по мне взглядом и отнесла меня в один ряд с мелкими букашками, не стоящих её внимания. Помню, как Дамла оторвала взгляд от экрана телефона и на минуту эти большие оленьи глаза стали изучать меня сверху до низу. Начинаю вспоминать, как Нуртен помогала мне обустроиться в комнате, что так и не стала мне домом. Я вспоминаю все эти моменты, что были до тебя.       «То, что происходит с нами… это бесконечное притяжение и отталкивание, мы оба знаем, чем это закончится», — кажется, так ты сказал мне ещё в первые дни знакомства. Но ты ошибся. Мы оба ошиблись. Никто не знал, чем это закончится, никто не мог и подумать, что всё так закончится. Но я всегда верила в хороший конец. Знаешь, я привыкла верить в это ещё с детства.       Когда я была маленькой мама читала мне много сказок, а моей любимой была «Красавица и Чудовище». Дживан и Джерен вечно спорили и не понимали, как красавица могла полюбить чудище, ведь нельзя влюбиться в столь уродливого монстра. Разве любят за душу? Как она разглядела в этом ужасном обличии прекрасного принца? Мама сказала, что часто за обличием чудовища скрывается самая прекрасная душа. «В жизни так не бывает!», — возмутилась однажды Джерен, на что мама грустно улыбнулась и сказала, что зачастую в жизни бывает именно так. Мы не поняли её тогда, лишь возмущенно переглянусь, но сейчас, оборачиваясь назад, я понимаю.Ты так верил в свою роль в этой сказке, но я сказала однажды и скажу вновь. Ты не был чудовищем… Ты не чудовище… Твоя душа не ужасна.       Но ты так часто ошибался, Дженк. Надевал маску монстра и совершал ужасные вещи. Так часто переступал эту запретную черту, что стало невыносимо терпеть. Люди ведь всегда смотрят на конечный результат твоих поступков. Ты— результат своих действий, а не намерений.       «Я — сын своей матери»       «Я — чудовище, которое собственными руками выбросило кузена из окна.»       «Ребёнок Джерен был от меня»       Я тоже ошиблась. Помню, как часто кричала, что ничего хуже тебя и твоей матери не будет. Помню, как называла тебя трусом, когда ты делал то, что другие не осмелились. И мне жаль, что я говорила все эти ужасные вещи. Так часто говорила, что совсем забывала слушать. И это моя вина. Я совсем запуталась, не видела столь очевидных вещей. А правда была в том, что я понятия не имела, что сделаю, если останусь одна.       — Не сделал. Конечно, не сделал. По выражению лица понятно.       — Сделал. Все сделал.       Я помню, как училась заново верить тебе, как пыталась понять тебя. И сейчас я понимаю. Вижу все те поступки и слова, на которые так долго закрывала глаза. Я научилась прекрасно понимать тебя, но, парадокс, не себя саму. Запуталась в той самой темноте и мне никто не смог подсказать. Никто не сказал мне, как правильно поступить, а гордость не позволила задать вопросов. Это такая глупость, что сейчас я лишь горько усмехаюсь, вспоминая, как вела себя по началу. Как бездумно бросала обвинения в сторону твоей матери, как отказывалась от помощи, как считала себя той, кто сможет восстановить справедливость. Гордость — это глупость. И я глупая, Дженк. Совершила так много глупостей, вмешалась в жизни столь многих людей, но не смогла управиться со своей собственной жизнью. Глупо, не так ли? Как можно запутаться в выборе? Как можно запутаться в собственных чувствах?       «Ты — героиня? Или влюбленная?»       Быть может я всегда знала ответ на этот вопрос? Этот вопрос, который так просто слетел с твоих уст, буквально обрушил весь особняк на меня. Знала, но боялась озвучить. Боялась признаться самой себе. Когда вокруг творилось столько плохого, когда я должна была помочь столь многим людям, я не могла допустить такой глупости. Любовь? Разве есть время для любви?       «Доверять тебе сложнее, чем ты думаешь.»       «Ты не такой как твоя мать…»       «Любить издалека, любить без надежды на взаимность. Когда не можешь терпеть, но и не в силах отказаться. Не в силах взять и уйти, потому что не хочешь уходить. Как ты это выдерживаешь?»       В этом то и дело, Дженк. Я не выдерживаю. Не смогла выдержать, когда ты спрашивал, не смогла, когда спрашивала мама, и даже когда спрашивали в зале суда. Ты вечно повторял мне эти вопросы в той или иной форме, но не замечал и капли того, как тяжело мне это выдерживать. Быть может мне и вправду стоило лучше изображать новоиспеченную невестку? Изображать так, чтобы и ты сам в это поверил. Ты бы поверил в нас?       Я отказывалась в это верить. Легче было принять мою привязанность к Недиму или то, что Дженк Карачай никогда не влюбится в свою собственную жену. Ведь нас никогда и не было? Верно? Ты же не веришь в брак, а моё сердце никогда не будет биться ради невоспитанного богатого парня. Такие громкие слова и вот оно опять. Я опять совершила глупость. Ведь сейчас моё сердце замирает стоит мне только вспомнить этого самого парня.       «Ничего в этой жизни не желай слишком сильно. Потому что насколько сильно ты этого хочешь, настолько тебе будет больно.»       Ты был чертовски прав, Дженк. Но почему ты всегда оказываешься прав? Почему каждый раз, когда я хочу услышать что-то хорошее, ты говоришь мне правду?       «Ты, зная всё, спасла меня. Я сам с трудом живу! Ты сможешь жить, не зная причины, почему ты спасла меня?»       «Почему ты не пьёшь? Боишься, что твоё подсознание выдаст тебя? Спрятанные чувства выйдут наружу?»       «Моя жена, глядя в глаза Недиму, не осознавая, стала принадлежать ему.»       «Недим сделал свой выбор. и выбрал не тебя.»       «Сколько бы ты не убегала… моя тьма уже внутри тебя, медсестра.»       Тьма всегда привлекала своей порочностью и тайной. Всегда хотелось узнать, что же за ней скрывается. Быть может, в ней нет ничего плохого; быть может, это просто пелена, защищающая от правды. Разве может кто-то спрятаться в этом большом городе от правды? В каждой улице, в каждом камне хранятся кусочки воспоминаний, что напоминают нам о правде. Никакие тайны не скроются в стенах Стамбула. Я подарила этому городу так много тайн, что и сама потерялась в их темноте. Но ты был той, которую я сохранила. Больше ничего не осталось. Ни моей мамы, ни моего отца. Никаких прекрасных воспоминаний. Мне больше не достаточно, родной мой, не достаточно! Я стала твоей пленницей.*       Я стала пленницей жестокого Стамбула. Жестокий Стамбул. Пленил своей красотой и ясным небом, пленил той музыкой, что играет Босфор, пленил и обманул. Кто мог подумать, что под покровом ночи Стамбул обрастает копьями и отовсюду вылезают монстры. Я ничего из этого не знала, научилась лишь, когда поняла, что должна уезжать. Опять глупость.       В Стамбуле я совершала только одни глупости и вот, наконец, научилась. Не слишком ли поздно? Этот город научил меня смотреть в душу чудовищ и бороться с монстрами под кроватью. Научил тому, что все мы способны меняться и проходить сквозь невозможное. Я вижу, как мы изменились и порой даже не верю, что это и вправду было. Стамбул научил меня боли и горечи разочарования. Порой хотелось кричать от досады, что тугой болью отзывалась в сердце. Мне было очень больно, Дженк. И я знаю, что было и тебе.       «Никто не будет любить тебя, никто не любит чудовищ.»       «Я никогда в жизни больше не доверюсь тебе.»       «Я не позволю, чтоб ты использовал меня. Ты не сможешь очистить свои грехи мною. Ты трус, который потерял свой путь в темноте. Ты ищешь фонарь, который освещал бы твою дорогу, но я не стану светом на твоей дороге. Я найду свой собственный путь.»       «Я вышла замуж ради Недима, понятно? Ради Недима!»       «Действительно, какое право я имею злиться? Но гнев — это тоже чувство, Джемре, оно не спрашивает разрешения.»       «Я всегда буду для тебя лишь мужем на бумаге, никогда не смогу стать чем-то большим, да?»       «Я не поверила в твой пьяный бред.»       «По глазам, по взгляду видно, что ты любишь его. Сердце с ним. Хорошо, любишь, Джемре, но я уже не выдерживаю этого. Уже не могу.»       Вот этому меня научил Стамбул. А ещё научил, что можно быть счастливым даже, когда на счастье нет никакой надежды. Я часто гуляла вдоль набережной и слушала песни, что пел мне Босфор. Музыка без слов. Надежда на то, что слова, не произнесенные вслух, может услышать любой. Стамбул подарил мне эту надежду и научил любить. Любить без слов.       «Я боюсь за тебя.»       — Кто спасёт меня?       — Я.       «Ты можешь спрятаться за моей спиной.»       «Я так боялась, что с тобой что-нибудь произойдёт.»       «Я жду тебя.»       — Если я начну падать, поймаешь?       — Конечно, поймаю.       «Я буду здесь, чтобы ты крепко стоял на ногах.»       «У тебя есть плечо, на которое ты можешь опереться.»       — Как ты нашёл меня?       — Мир маленький, меньше, чем любовь.       Теперь я понимаю маму. Понимаю почему у чудовища прекрасная душа и почему этот город так жесток. Он учит столь многому и тебе непременно кажется, что Стамбул не оставит тебя, не отнимет всё то, что дает. Но он отнимает. Бездушно вырывает из рук и разрывает на части ту надежду, что сам тебе дарит. Отнимает счастье, семью и даже любовь. Стамбул лишил меня всего этого. Стамбул отнял всё, что у меня было. Он отнял тебя у меня.       Мы потерялись в этом огромном мире, Дженк. Потерялись в этом ужасном городе, хотя и были так близко. Но я, как идиотка, продолжаю верить. Быть может, совершаю очередную глупость, но не могу поступить иначе. Я же всегда верю в хороший конец. Если чудовище из сказки заслужило хороший конец, то и мы заслужили? Мы ведь можем прожить нашу сказку. Я боюсь верить во что-то другое, боюсь вновь потеряться. В этом городе так легко потеряться. Ты и сам знаешь.       «Когда ты пытаешься сделать кому-то сюрприз, жизнь делает сюрприз тебе.»       Но мы обязательно встретимся снова, Дженк. Я не могу не встретить тебя вновь. Поверь, я пыталась отвлечься, забыть и просто жить дальше. Но не выходит, понимаешь? Прочитала гору книг, провела не один вечер пытаясь понять, что хотел сказать автор. Плакала, смеялась и вновь плакала. И всё это бесполезно. Хотя было что-то в одной из книг, что я прочла. Всё время забывала записать эту мысль, что так меня зацепила, но теперь я просто не могу забыть. Герой этой книги однажды сказал: «Если хочешь чего-то всем своим сердцем, весь мир приложит усилия, чтобы помочь тебе достичь этого.» Я очень этого хочу, Дженк. Поэтому я встречу тебя вновь. Обязательно встречу. Ведь мир маленький, меньше, чем любовь.