меня дважды просить не надо

      Сергея с детства учили, что врать это плохо, он взял себе в привычку не врать никому, а особенно себе самому, но кто же знал, что в один момент вся его жизни будет окутана одной сплошной ложью? Мужчине порой так противно от самого себя, нет, он каждый день ощущает отвращение к себе. Он продолжает писать и исполнять песни о любви, и ему тошно, как же лицемерно это звучит из его уст, он продолжает улыбаться, когда на деле в душе и следа не осталось от улыбки, он продолжает прогибаться под чужих мужчин и женщин, когда любимый и дорогой сердцу человек, которого чисто физически не возможно отпустить из мыслей, страдает где-то за океаном.       Лазарев знает, прекрасно знает, что таких, как он, называют шлюхами, и тут плевать на твоё пол, потому что как только ты раздвинул ноги ради денежного вознаграждения, ты превращаешься в настоящее отрепье общества. Он долгое время пытался оправдать себя тем, что делает это ради любимого, что это вынужденное стечение обстоятельств, но каждый раз заглядывая в те глаза, которые прячутся от встречи с его взглядом после того, как обнаружат очередной распустившейся цветок на его коже, мужчина понимает, как омерзителен даже самому дорогому человеку. И тот ни разу не скажет правды, потому что сам до глубины души унижен их положением дел.       Утро давно проникло в номер отеля, который был заранее снят и подготовлен к его приезду, и ему пора бы уже вылезать из постели, ведь так и самолёт можно пропустить, но тяжёлая рука, что прижимала его к телу хозяина, не давала ни единой возможности выбраться из тёплого плена. Сергей тяжело выдыхает и поворачивается к спящему мужчине.        — Дональд, мне на самолёт надо, скоро мой рейс в Москву, — охрипшим ото сна голосом говорит он у самого уха. — Пускай давай, — он цепляется пальцами за чужую руку, дабы сбросить её с себя.  — Сдалась тебе эта Москва. Как будто тебе здесь не нравится, — хмыкает мужчина, не открывая глаз.  — В смысле не нравится? Мне нравится Америка, но Москва — это всё-таки дом, мне хочется туда возвращаться.  — А ты бы не хотел сделать Америку своим домом, а? — вялым и сонным голосом спрашивает политик. Лазарев тут же опешил: он не ослышался? Если это намёк, то он готов претвориться настоящим имбицилом, чтобы не понимать его вовсе.  — Не хочешь переехать сюда насовсем? — уточняет Трамп, открывая на этот раз глаза и смотря своими такими же сонными, как и голос, глазами, в которых ещё не успели проступить присущие их обладателю искры насмешки, которые так раздражают окружающих. Сергея тоже поначалу раздражали, но он уже привык, да и в глаза ему не так часто приходится заглядывать. Он совершенно не знает, что на это ответить, тем более в его ситуации он больше всего боялся, что к такому может привести. И что полагается на такое отвечать? Да, без вопросов, только у меня в Москве живёт тяжело больной парень, деньги на лечение которого я брал у тебя за то, что ты трахал меня в зад, не против, если он переедет к нам или я буду его каждую недельку навещать? В лучшем случае его после такого высадят в Детройте с заряженным пистолетом, худший расклад он даже не хочет рассматривать.  — Да ладно, можешь так сразу не отвечать. Ты, главное, на этот раз утряси все свои дела с родными в Москве и возвращайся сюда с окончательным решением, — из его уст это звучало так, будто только одно решение может быть окончательным, и оно есть только положительное. В этом весь сорок пятый президент Соединённых Штатов Америки. — Ты, кажется, на самолёт опаздывал? — Трамп кинул взгляд на часы, на которых было без тридцати минут от времени отлёта.       Сергей не помнит, как домчался до аэропорта, да и как проходил очередную регистрацию тоже. Дональд успел несколько раз предложить частный самолёт с его личным пилотом, но молодой человек тактично столько же раз отказался. Ему было совершенно не по себе. Он помнит, как год назад его парень предложил им съехаться, и Сергей не особо-то и медлил с принятием решения — он был уверен на все сто процентов, что хочет жить да и прожить с этим человеком столько времени, сколько это будет возможно. Вот только это самое «возможно» оказалось не таким долгим. Через пару недель его парню диагностировали опухоль головного мозга, а через месяц перевели на химиотерапию. Сергей был потерян, у него земля ушла из-под ног, а мир перестал ощущаться реальным, словно всё, что стало после их нормально жизни, перестало являться частью мира Сергея. Ведь весь его мир до сих пор продолжается бороться за свою жизни, и чёрт его знает, что там будет слышно дальше. И даже если брать весь доход артиста, то в масштабах одной России этого чертовски мало, чтобы продолжать гастролировать и вкладывать финансы в промо, чтобы оплачивать и строить жильё, чтобы помогать родителям, и тем более оплачивать лечение своему любимому. Сергей поначалу думал уйти на какое-то время со сцены, взять кредит или пойти на другую высокооплачиваемую работу, но что может быть более востребованным, чем артист? По каким-то наводкам и знакомым он вышел на «чёрный каталог», в котором регистрируются известные звёзды, которые не против развлечься и подзаработать. Лазареву не было до развлечений, а вот подзаработать было очень нужно.       Сначала было чертовски унизительно и больно, особенно когда после месяцев воздержания в тебя вставляют член без всякой растяжки, он даже помнит, как после приходилось мазать собственной очко, чтобы то наконец зажило и перестало кровоточить. Чувство унижения на самом деле не ушло, просто со временем ты начинаешь его игнорировать и просто выполнять то, что должен. Сергей не представляет, как в этой сфере выживают девочки, потому что однажды подслушав их обсуждение, у него волосы стали дыбом и не только на голове. Благо, ему повезло и он научился отстаивать свой принцип: не трахаюсь и не даю без резинки. Хоть какое-то облегчение и чувство защищённости, но если задуматься, а задумывался Сергей не раз, он нисколько себя защищённым не чувствует. Пока его любимый находится на волоске от смерти, он не сможет чувствовать себя в безопасности.       Весь полёт прошёл в раздумьях о том, что делать и как решать, ведь Трамп слово своё держит и второй раз предлагать не будет, он просто поставит перед фактом, что Сергей переезжает и его вещи уже почти завезли в новый дом. И хуже всего, что он не знает, как объяснить ему причину своего переезда, хоть тот давно обо всём догадывается, просто молчит. Дима в принципе стал молчать очень часто.       — Я думал, ты приедешь на следующей неделе, — хриплый, почти сломавшийся голос больного раздаётся в тишине больничной палаты.       — Последний раз я был как раз неделю назад, — неловко улыбается Сергей. — Как ты?       — Как видишь, — криво улыбается мужчина. — Но голова уже не так болит. Доктор говорит, что есть вероятность, что всё будет хорошо, но мне кажется, что это потому, что мой мозг просто на всего начал отмирать.       — Когда ты стал таким пессимистом?       — Я никогда не был большим оптимистом, как помнишь, — Дима отводит взгляд к окну. — Если помнишь.       — Дим…       — Помнишь? — он вскидывает бровь. — Я не осуждаю тебя, и ты не осуждай себя. Я не в том положении, чтобы остановить тебя, хотя очень бы хотел.       — Я знаю, что отвратителен тебе…       — Если бы был, я бы не разговаривал с тобой, — натянуто улыбается Билан.       — Дим, я вижу, что ты не в порядке. Что-то случилось? — Сергей обеспокоено смотрит на парня.       — Серёж, у меня рак, рак головного мозга. Как думаешь, насколько процентов я в порядке? — грустно усмехается. — У тебя-то всё хорошо?       — Да, — кратко отвечает Лазарев.       — Но я же вижу, что ты врёшь, — Дима закрывает глаза, играет желваками по бледному лицу. Серьёзно, не будь он прикован к больничной койке, он бы зарядил кулаком по лицу мужчины и не раз. — Знаешь, что, Серёж?       Сергей вопросительно уставился на Диму.       — Никакой ты не lazer boy, — открывает глаза и смотрит пронзительным, словно в душу хочет проникнуть, взглядом прямо на Лазарева. — Ты пиздабол, вот ты кто.       — Дим…       — Хорош, просто скажи, что у тебя там, а то мне уже не от лекарств тошно, а от твоей мины на лице мученика.       — Трамп предложил мне переехать, — слегка помявшись, выдал тот.       Билан долго ничего не выдавал из себя, Сергей даже испугался, что вогнал его в шок и тот просто будет с ним разговаривать.       — Ну и? Не всё так плохо, — Дима сложил руки на груди. — Напомню, что единственное, что меня останавливает воспрепятствовать, — это то, что в последний раз я довёл тебя до истерики, а я этого не хочу.       — Ты постарался, — улыбнулся уголком губ Сергей, опустив голову.       — Я прекрасно знаю, что ты в этом дерьме из-за меня, и уж поверь, когда я выберусь, а я выберусь, я не позволю тебе хоть раз ещё перед кем-то ползать и пресмыкаться, — Билан сел и подвинулся чуть ближе к мужчине. — Ты же не жалеешь этого старого хрыча, ведь так? Остальных не жаль же было.       И тут Сергей ощущает дежавю, ибо это второй вопрос в его жизни, на который он не хочет, не имеет сил от слова совсем, дабы ответить. Он полностью уверен, что жалости у него не было ни к одному из тех, под кого ему приходилось ложиться, но… Везде найдётся какое-то гадкое «но», которое испортить всю малину и в его случае этим «но» является Дональд, сука, Трамп. Это тот ещё мерзотный тип в различных аспектах, но почему-то будучи рядом с ним, Сергей ни разу не ощутил этой мерзотности. Возможно, потому что всё это время они были заняты походом по ресторанам и ночами в отелях, но это не отменяет того факта, что Лазареву не было так напряжённо рядом с ним. И почему-то больше всего он боялся, если именно Трамп узнает, что все перечисленные средства, которые являлись безвозмездным подарком, шли на лечения бойфренда его любовника. Это как-то не по-человечески, что ли? Возможно, в Сергее распирает эмпатия ко всему живому, но он бы не хотел поступать подобным образом с Дональдом, и от того факта, что именно он это и делает, ему становится всё хуже. Сергей понятия не имеет, в какой момент его жизнь превратилась в сплошной пиздёш.       — Конечно, нет, — и, подняв голову на любимого, сам целует того крепко, зарывая все негативные и тяготящие его мысли куда подальше.