остался один

Этим летним, но холодным вечером на Дуглас медленно опускались сумерки. Они облизывали своими тёмными языками домишки и цветущие деревья. Городок, спокойный и спящий, тускло поблёскивал в окно. Киллиан, чувствуя, как защищённость вросла в него, накрылся одеялом, старался сконцентрироваться на собственном дыхании, посчитать овец, или что там, чёрт возьми, ещё нужно, чтобы чужие мысли перестали крутиться в голове настоящим ураганом «Катрина», и юноша смог безмятежно уснуть. Судьба — невероятно жестокая дама, не чувствующая ничего, кроме упоительной победы над каждым существом, которое не сумело сбежать из её цепких рук. Киллиан был в числе тех несчастных существ и ненавидел этот факт. Потому что пьяные хрустальные мысли не давали ему спокойно засыпать вот уже пару лет подряд. Эти безумные (бесконечные) попытки соулмейта добраться до него сводили с ума. Его соулмейта зовут Эдвард Томас Харди, он на год младше Мёрфи, но пьёт в свои восемнадцать за троих, как и положено подростку. Его соулмейт живёт в Южном Лондоне, рассаднике бандитов и всякой уличной шпаны. Его соулмейт хочет быть актёром. Пьяные мысли юноши были интересными, порой даже весёлыми, но Киллиану понадобилось достаточно много времени, чтобы принять тот факт, что его соулмейт — парень. И этот парень отчаянно желает узнать хоть что-то о самом Киллиане.

Загвоздка в том, что Киллиан ни разу не пил.

И он не хочет начинать, и у него так много дел, и он боится, что Том каким-то образом узнает кто он, найдёт и начистит ему рожу. Том рассказывал, как он не раз нарушал закон по мелочи, ввязывался в драки, занимался боксом, побеждал противников в разы превосходящих его на уличных боях, где он зарабатывал деньги на покупку алкоголя.

Он пил в одиночестве. Это могло плохо закончиться.

Потому что Киллиан никогда не отвечал ему. Это как будто без устали строчить письма мёртвому адресату. Временами Том и правда начинал думать, что его соулмейт мёртв, ещё не родился или уже состарился так, что не мог и рук поднять. В такие моменты сердце Мёрфи сжималось от того, как хрустальные мысли разбивались вдребезги, и он думал: «Пожалуйста, перестань». Киллиан ночами желал уже напиться и мысленно заорать, что его зовут Киллиан Мёрфи, что он живёт в Дугласе, что он хочет переехать в Лондон, что он тоже мечтает быть актёром, что он живее всех живых. В этот раз мысли тонкой дымкой сочились сквозь швы в черепную коробку и наполняли собой, словно голова была курилкой, а мысли в каком-то смысле были ядовитыми, как сигареты, которые начал курить Киллиан, снимая напряжение. Вот и сейчас Мёрфи выбрался из-под одеяла, впустил северный ветер в комнату и стал выдыхать дым помешанный с паром в яркие окошки вдали, желая потушить там свет. Полная тьма давала иррациональное чувство контроля над ситуацией, в ней можно было без труда укрыться. «Ты не выходишь из моей головы», — Мёрфи закашлялся. После пары минут тишины, он уже было решил, что Том уснул. Затем Киллиан рассмеялся, потому что он уж точно никогда не был в голове своего соулмейта. Дождь начал шипеть серебром, поблёскивая в бледном свете фонарей. Утро встретило ирландский городок привычным молочным туманом, мягко обнимающим дома и людей, спешащих по делам. Томас больше ничего не сказал. Вообще ничего больше не говорил.

Август подходил к концу.

Весь следующий месяц Киллиан засыпал наедине со своими и только своими мыслями. На самом деле, он долго мечтал об этих моментах, блаженной пустоте и свистящему ветру в голове. Но когда это произошло, он понял, что остался один. Звонко засмеялся. И сорвался в Лондон.