(Не)достойный

Воздух поддет лёгкой дымкой, пространство словно в тумане, котёл с зельем кипел уже несколько минут, а его содержимое порой выплёскивалось за край, стекая по раскалённым и покрытым сажей бокам, испарялось от жара. Воздух провонял травами, не приятными, как у девушки-знахарки в доме, а резкими, бьющими своей несочетаемостью в нос. Воздух вязкий, плотный, потому что пространство массивных каменных стен давит со всех сторон и не хватает солнечного света, его вовсе нет. Воздух тёплый, можно даже сказать — душный, ибо факелы горят, ибо котёл кипит, ибо магия — тоже энергия, а значит — тёплая, ибо волшебник злится. Ротбарт злится — это мягко сказать. Он в ярости. Впервые за шестнадцать лет он так близок к своей мести, осталось немного, но всё опять идёт наперекосяк. Тринадцать лет он жил в забытом всеми замке у озера, пока в королевство не пришли голод и разруха. Вот тогда он понял, что стоит действовать более тонко, нежели просто взять и убить мерзавца Вильяма. Он два года втирался в доверие людей, подбивал к смуте, настраивал на недовольство, искал готовых действовать радикально. Пока в какой-то момент не подвернулась удача, весьма влиятельный дворянин, обеспокоенный положением своих дел. Дальше — беседы, представление перед королём, назначение. Ротбарт не дурак, морок навёл, чтобы вдруг кто не узнал. Для виду книжек несколько написал, порой, когда ситуация на границах была совсем скверной, не выдерживал и предлагал Вильяму варианты, как исправить положение. Нет, для него конечно было плюсом ещё большее количество недовольных, но он не хотел править руинами. И трупами. Он ведь не только для себя это делал, но и для людей. Обычных, окружавших его всю жизнь людей, которые относились к нему абсолютно нормально. Вильям был их недостоин — этих преданных и добрых людей, которые хотели простой и спокойной жизни. Он отмахивался, затыкал Ротбарта, ставил на своё место и продолжал расписывать свои планы на жизнь милой дочурки, попутно марая бумагу на письма королеве-простушке соседних земель. Уже прошло больше года с его появления во дворце, он выискивал сторонников не только в королевстве Вильяма, но и Юберты. Роджерс оказался стариком умным, трезвомыслящим и недовольным. Своей королевой, её избалованным сынком, другом-идиотом принца, постоянными балами и расточительством королевской казны. Он не хотел, чтобы, после очередного празднества, хмельная королева заглянула в пустую сокровищницу и объявила о гибели королевства. За всё прошедшее время Ротбарт пересекался с принцессой крайне мало, почти не посещал балы, уделял всё своё время поиску сторонников и проработке плана. У него не было чёткого представления о судьбе девчонки, но Роджерс согласился участвовать только в том случае, если кроме никудышных правителей больше никто не умрёт. А он был нужен, как один из немногих действительно здравомыслящих людей. Хотя колдун искренне не понимал, какой прок оставлять в живых законных наследников. Завершалось уже второе лето, как волшебник работал в замке, когда он понял, что бездушно разрушить судьбу Одетт явно не сможет. Не то чтобы он сам к этому пришел, но от этого становилось ещё поганее. Потому что от него уже не зависело это осознание. Парой днями ранее он возвращался из библиотеки — внезапно наступившая под конец августа засуха могла сгубить довольно большую часть урожая, необходимо было найти решение. Именно в тот момент он столкнулся в коридоре с принцессой. — Добрый день, Ваше Высочество, — первым заговорил Ротбарт, учтиво поклонившись, насколько это позволяла небольшая, но увесистая стопка книг в руке. Девочка явно была немного встревожена, но взяла себя в руки и мило улыбнулась. — Здравствуйте, Ротбарт, — она смотрит на книги в руке мужчины, вслушивается в звуки, доносящиеся из коридора, по которому она шла. Колдун уже делает несколько шагов, посчитав, что обмен любезностями закончен, как принцесса буквально подлетает к нему и вцепляется тонкими пальчиками в плотный рукав льняной рубахи, — Ротбарт, может быть, вам нужна какая-нибудь помощь? — Не думаю, Ваше Величество, — всё столь же беспристрастно ответил он, но внутри пробуждается любопытство из-за странного поведения девчонки. Нотки тревоги прекрасно слышны в её голосе. — Пожалуйста, — она уже не улыбалась, лишь испытующе смотрела на него, вслушиваясь. Голубые глаза смотрели то на него, то на пустующий коридор. Он скорее всего догадывался, зачем ей это нужно было: в замке всё ещё гостил принц Дерек, который в скором времени должен был уже отправиться восвояси. — Хотя, знаете, мне пожалуй действительно не помешает помощь, — сделав вид, словно что-то вспомнил, он посмотрел на посветлевшее личико девочки. Шли они молча: принцесса постоянно оборачивалась, явно чего-то опасаясь, колдун же понимал, что дал слабину. Не мог он, внутри что-то не позволяло просто отпустить ситуацию. Слишком уж нервничала Одетт, это не могло не насторожить, поэтому он решил заодно разузнать о столь странном поведении юной наследницы престола. Когда они пришли, он на мгновение задержал ладонь на дверной ручке, наводя чары, скрывая свою лабораторию от посторонних глаз, а после ключом отворил её, пропуская гостью вперёд. Она впервые была в кабинете дворцового учёного, но не удивилась скромному убранству комнаты. Ротбарт прошёл к столу и положил на него принесённые книги, собрал в охапку скрученные в свитки пергаменты и сложил в ящик, чтобы не мешались. Принцесса отвлеклась, рассматривая книги, явно написанные Ротбартом, которые стояли аккуратными рядами на полках книжного шкафа. Это только упрощало ситуацию, потому что работы для неё не было, поэтому он надеялся, что она некоторое время просто поразглядывает книги и уйдёт, ведь, кто бы ни напугал её, всё уже должно было стихнуть. — Так, чем мне вам помочь? — маг задумался, он явно надеялся на другой исход, но, видимо, сегодня просто не его день. — Простите, Ротбарт, это так некрасиво с моей стороны навязываться, правда. Извините, если я отвлекла от важной работы, ой, что же я такое говорю, конечно отвлекла, — последние слова она уже скорее сказала для себя, вся сжавшись от неловкости, — но вы даже не представляете, как сильно выручили меня, спасибо. Я бы правда хотела хоть как-то помочь, — она смотрела на него с такой мольбой, что просто прогнать её было крайне трудно. — Не извиняйтесь, принцесса. Не в моих полномочиях вам отказывать, — бодро, даже с некой шуткой было это сказано. Только вот мало смешного в суровой правде. — Я сегодня хотел разобраться с засухой, поэтому, если вы ещё не передумали, то можете присоединиться к поиску любой необходимой информации. Она улыбнулась, оглядела кабинет ещё раз в поисках стула, но Ротбарт её опередил, поставив к столу второй. На него и уселась девочка, протянула руки к самой верхней книжке и, даже не посмотрев название, открыла на первой странице. — Нужно найти что-то конкретное? — поинтересовалась она. — Нет, скорее идею, которая подтолкнёт к решению, — ответил он, при этом добавив к принесённой стопке ещё пару своих книг. И она действительно добросовестно искала, вчитывалась в страницы, изучала. Порой она озвучивала появлявшиеся мысли, которые ей казались вполне неплохими, но всё же оказывались не совсем тем, что было необходимо. Колдун же порой вовсе забывал о том, что принцесса тоже присутствует в комнате, поэтому пару раз еле сдержал себя, чтобы не щёлкнуть пальцами и сотворить магию. Из-за безрезультатных поисков он впадал в ещё большую задумчивость, понимал, что будь его воля, он бы мог всё сделать и без каких-либо приспособлений, просто немного колдовства. Но вот помирать на костре он хотел меньше всего. Когда массивные часы пробили половину седьмого, он положил небольшую тонкую ленту между страницами, на которых остановился, и убрал книгу. — Простите, я ничего не нашла, — принцесса заметно погрустнела, расстроенная неудачей, но понимала, что скоро ужин, на котором обязана быть. — Каждый день не может быть удачным. Не сегодня, так завтра. Не переживайте, Ваше Величество, в этом нет ничьей вины, — спокойно ответил он, ожидая, когда уже Одетт уйдёт. Но она продолжала сидеть, вперив взгляд в книгу, о чём-то размышляя. А потом заговорила, когда тишина стала уже неловкой. — Я не хочу, чтобы вы воспринимали мои просьбы, как приказы, — наконец озвучила она терзающие её мысли. Видимо, безобидное замечание про невозможность ей отказать было воспринято в штыки. — Впредь, я прошу вас, если моё присутствие будет только мешать, откажите. Я бы хотела, чтобы вы были моим другом, Ротбарт, а не слугой, — она смотрела на него, такая ещё юная, но словно излучающая из себя свет и добро. Было сложно представить, что она не выросла избалованной и эгоистичной, как это часто бывает у деток влиятельных родителей. — Ещё раз, спасибо вам, и, заранее, спокойной ночи. — Вам тоже, Ваше величество, — он пообещал себе, что как-нибудь потом узнает, что же послужило причиной такого странного поведения принцессы, но понимал, что возможность такая может представиться не скоро. Одетт уже стояла у двери, мило улыбалась на прощание, но явно сказала не всё. — Могу я приходить порой сама и помогать, если нужно будет? — она широко улыбнулась, ожидая ответ, и, как только прозвучало заветное «можете», она открыла дверь, только вот, прежде чем выйти, напоследок обернулась к колдуну. — И, Ротбарт, если мы теперь друзья, то зовите меня просто Одетт, — и вышла, уже не дожидаясь какой-либо реакции. И вот наступил уже третий день с того момента, как принцесса побывала в его кабинете, но более не давала о себе знать. И Ротбарт понимал, что помощь ему — лишь альтернативы, чтобы не пересекаться с ненавистным принцессе Дереком. И из всех зол, учёный — меньшее. По крайней мере, он так думал. А ещё Ротбарт понимал, что для приличия Одетт один-два раза всё же заглянет, конечно же, чтобы не видеться с принцем, а потом продолжит жить спокойно до следующего лета, позабыв об этом дне. И всё же колдун не чувствовал фальши в её словах и действиях, принцесса действительно была настолько добра, что стремилась помогать всем, не возвышала себя и была весьма воспитана. Очерствевшее с годами сердце дало слабину, а в мыслях даже не допускался вариант устранения девочки.

***

Она продолжала приходить даже после того, как Дерек наконец отправился в своё королевство. Не часто, два-три раза в неделю, но тем не менее. Помогала, разговаривала, рассказывала, скрашивала серые напряжённые будни колдуна-заговорщика, которого действительно считала другом. Чёрт возьми, в такие моменты он почему-то ненавидел себя, был готов исключительно ради этой принцессы отступить от мести и позволить ей взойти на престол. Он был уверен, что она будет прекрасной королевой, но не с пустышкой-принцем. О котором он тоже узнал много нового и, порой, крайне неприятного. Одетт вскоре рассказала и о том, почему в тот день она себя так вела. Ничего конкретного произнесено не было, рассказ был наполнен недосказанностями и завуалированным смыслом, но и Ротбарт не ребёнок, чтобы не понимать, что именно подразумевала принцесса по словами: «Он хотел развлечься, говорил, что никто не узнает». Он тогда хотел разорвать щенка, наслать какое-нибудь извращенное проклятие, чтобы мучался, но от правосудия его остановила сама Одетт. В её защиту стоило сказать, что держалась она молодцом, хотя глаза под конец блестели от накативших слёз. — Мой отец и слышать не хочет о том, что я его терпеть не могу. Разве есть смысл рассказывать о случившемся ему? Только рад будет, свадьбу поскорее попытается устроить… — столько смирения было в голосе шестнадцатилетней принцессы, что это невольно приводило в ступор, но спорить было действительно бессмысленно. Озабоченные будущим союзом Юберта и Вильям только и мечтали о скорейшем финале их многолетних трудов. А ещё Ротбарт видел в первые встречи синяки на руках Одетт, которые та старательно прятала и думала, что никто не замечает. Он был уверен, что руки — не единственное место, где Дерек на ней отыгрывался. В конце осени она сама подтвердила его догадки, проговорившись во время своих откровений об общении с мальчишкой. Жаловалась на совершенно тупого и грубого Бромли, который не пойми каким образом стал водиться с принцем, хотя сам из семьи не самой богатой и известной. В середине зимы она плачет, уткнувшись ему в плечо, обессиленная и морально подавленная. Ротбарт обнимает ослабевшую принцессу, которая настолько устала от происходящего, что даже руки поднять не могла. Голова раскалывалась от чёрных мыслей, желания прекратить кошмар, ведь она была абсолютно никем в глазах отца. Неплохой товар, который он вот-вот продаст, а состояние не так уж важно. Колдун не спрашивал, что стало последней каплей в чаше смирения, но догадывался: постоянное давление отца, упрёки с его стороны; грязные слова со стороны Юберты — мерзавка постоянно пишет Вильяму, что подозревает о каком-нибудь романе со стороны Одетт, поэтому упрямится, ведь иначе перед её прекрасным мальчиком устоять невозможно -, которые сам же Вильям высказывает дочери; отвратительное положение торговли в королевстве, о котором Одетт знает уже больше своего любимого папаши. А ещё кошмары, о сути которых она не рассказывала, но её вздрагивания при каждом стуке в дверь говорили сами за себя. — Вы единственный в этом замке, кому на меня не абсолютно плевать, — плечи вздрагивают от всхлипов, нервы сдали уже настолько, что она не могла говорить без дрожи даже в голосе. Ротбарт осмелился применить магию. Провёл ладонью по макушке, якобы гладя по голове, но при этом вплетал пальцами чары, дарил лёгкую безмятежность и спокойствие, пока принцесса и вовсе не уснула. Он аккуратно подхватил ей, усадив в небольшое кресло у книжного шкафа. Она спала, впервые за долгое время без кошмаров, окруженная заботой от того, кто ей никогда и не учился. В начале весны Ротбарт начинает рассказывать о себе. Понемногу, аккуратно, чтобы не сболтнуть лишнего, но и этого хватает. У него самого словно груз падает с плеч, когда он наконец выговаривается. Завуалированно рассказывал о своих неудачах, разочарованиях и победах. Эта юная принцесса против воли одним своим видом выводила на откровения. Слишком доверительно она смотрела, слишком открыто говорила, слишком многим делилась, слишком много доверяла ему и хотела помочь хоть как-то. Он не понял, в какой момент фраза «Нужна ли вам помощь» стала относиться к его или её душевному состоянию, а не каким-либо существенным делам. К лету она уговаривает отца остаться. Обычно, каждое лето они чередовались, и в этом году Одетт нужно было ехать в королевство Дерека, но она понимала, что три месяца не сможет протянуть там. Окружённая ненавистными людьми, в ужасном и холодном замке, где нет тёмной комнаты без окон, пропахшей шалфеем и розмарином. Где нет Ротбарта. Она молила на коленях, уверяя, что в таком случае она не будет капризничать, а наоборот постарается побольше общаться с Дереком. Аргумент в силу великолепия их дворцовых садов, в которых романтические прогулки лучше, был ключевым. А ещё она не хотела отмечать своё семнадцатилетие не дома.

***

Юберте нужен был даже малейший повод, чтобы устроить очередной великолепный бал. День рождения принцессы она планировала уже как несколько месяцев, и даже смена локации не помешала ей устроить нечто помпезное, роскошное и, несомненно, вульгарное. Старушка вычитала где-то о старой традиции своего рода, отчего в голову ей ударило её возродить именно на празднике Одетт. Хотя, по правде говоря, сама идея Одетт нравилась: бал-маскарад, где ты не заранее приходишь с парой, а её выбирают тебе при входе в праздничную залу — церемониймейстер должен стоять с двумя коробками у дверей, одна — для дам, вторая — для кавалеров. Несколько десятков парных брошек разделены между собой коробками. Задача: найти на балу человека с такой же брошью, что и у тебя, при этом меняться строго запрещено. И, естественно, маски. Конечно же Юберта собиралась изначально подстроить всё так, чтобы Дерек и Одетт получили одинаковые украшения и провели весь праздник вместе. Сказать церемониймейстеру дать наследникам одну пару ничего не стоило, оставалось заранее узнать, в каких костюмах они будут, чтобы ничего не перепутать. А девушка понимала, что это очередная попытка свести её с Дереком, в тайне от короля и королевы попросила портниху сшить запасное платье, ну так, на всякий случай. И Ротбарту рассказала, а как же без этого. О своих догадках про план старушки, про платье, совсем другое по фасону и цвету, про броши. А он лишь ухмыльнулся и заверил, что всё будет хорошо. О чём он, Одетт поняла лишь на балу. Она не знала, как, но видимо Юберта вынюхала, что она пришла в совершенно другом платье, потому что оглянувшись за спину, она увидела направляющегося к ней Дерека, в крайне банальном и предсказуемом белом костюме, и даже в маске его можно было узнать среди всей толпы, но самым страшным была сверкнувшая в свете люстры брошка в форме золотой королевской лилии. У неё точно такая же. Отвернулась, в надежде, что он пройдём мимо, не узнает, но все её надежды рушатся, когда на плечо опускается грубая ладонь.  — Вот ты где, — самодовольно констатировал Дерек, разворачивая Одетт лицом и к себе. И она уже хотела сказать что-нибудь едкое, но улыбочка ехидная сразу испарилась, он учтиво поклонился. — Ох, простите, миледи, я видимо вас перепутал, — и ушёл А потом она посмотрела на свою брошь в форме книги, с обсидиановым месяцем на обложке. Она была уверена, что ей дали лилию. Но и она была уверена, что никто бы в жизни не смог незаметно поменять украшение, она лично закалывала. Но, что бы ни произошло, она была просто счастлива, что хотя бы в свой праздник Юберта и отец подавятся своими мечтами. Чтобы не привлекать лишнего внимания, она уходит к застеклённым дверям на балкон. Бал только начался, навряд ли кто-то захочет уединиться там так скоро, а ей необходим был свежий воздух. Закатное солнце приятно окрашивало небо в тёплые оттенки, переходящие в фиолетовый и синий. Летний сухой ветер развевал подол сиреневого платья, путался в выбившихся из ажурной косы прядях светлых волос. Сзади послышались шаги, а после, в паре метров от неё, о перила опёрся мужчина в тёмном плаще и капюшоне, прикрывавшем голову, но так, чтобы не скрывать тёмную маску, закрывающую всё лицо. На кожаном дублете почти сливалась серебряная брошь-книга. Прямо как у неё… Для верности, Одетт взглянула на свою, убедилась, что она чудесным образом не поменялась снова. Она догадывалась, кто стоит рядом с ней, уж слишком узнаваемая фигура. — Спасибо, — они не смотрели друг на друга, поглощенные закатом. — Пожалуйста, — маска немного искажала голос, но теперь сомнений не оставалось, что перед ней учёный. Он протянул ей свёрток ткани, обвязанный атласным шнурком. — По сравнению с остальными подарками, этот — мелочь. Но, надеюсь, он будет полезен. Откроете, когда станет всё совсем плохо. — Даже знать не хочу, как вы это сделали. Но вы правда себе не представляете, насколько я благодарна, — Одетт держала себя в руках, не желая хотя бы сегодня загонять себя. Поэтому сдержала слёзы, лишь благодарно улыбнулась, забрав свёрток. Ротбарт же осознавал, насколько она достойна счастья, и насколько он не достоин её.

***

Ротбрат ненавидел себя, потому что она была достойна счастья, а он — не достоин решать её судьбу. Принцессе уже девятнадцать, дела в королевстве просто хуже некуда, ещё немного, и нечего будет спасать. А Вильям и Юберта готовят свадьбу. Им уже плевать, согласны их дети или нет. Недовольные на каждом углу, сотни, готовые уже самостоятельно свергнуть осточертевшего короля, чтобы приблизить конец своим страданиям. И колдун тоже готов, уже как почти четыре года работы во дворце готов, но карты портятся. Просто напрочь, потому что визиты принцессы в последние полгода стали всё чаще, разговоры — более откровенны, без страха оказаться осуждёнными, а взгляды всё более… Он не может принять то, что в такого ужасного человека, как он, могла влюбиться эта чистейшая девушка. Да, он не рассказывал ей о самых тёмных своих поступках, мыслях, понимал, что в её глазах он скорее спаситель от всего дворцового ужаса. И от этого считал себя ещё более недостойным. Не должны прекрасные принцессы водиться со злыми магами. О магии он тоже не рассказал. Ни разу не снимал морок с лаборатории, но дьявол ведь кроется в мелочах. Замена брошек на балу была первым звоночком, потом ещё ситуации, когда что-то происходило чудесным образом. А ещё постоянный запах трав, которые Одетт не видела никогда в его кабинете. Всё это заставляло задуматься об истинной личности Ротбарта, но она не докапывалась. Верила ему, показывала это в каждом поступке и слове, благодарила за… Да за всё, любая улыбка лишь благодаря ему. Он слушал, слышал, помогал и поддерживал, учил её и принимал помощь сам, они были равны, близки друг с другом более, чем с кем-либо ещё в своих жизнях. И ладно бы наивная Одетт просто временно влюбилась в него, но нет, он хотел несколько раз разнести к чертям лабораторию, потому что очерствевшее в груди сердце отвечало. Благо, он держал разум холодным, не позволял идти на поводу эмоций, оттого и с принцессой дистанцию держал. Оттого и паршивее становилось, потому что он, чёрт возьми, не представлял, что делать с ней, когда Вильям умрёт. Мерзавцу Дереку отдать — через собственный труп. Сослать в какую-нибудь глухую деревню, в миленький домик, чтобы жила себе спокойно, без дворцовых интрижек и прочего, а подданные её любят, быстро приживётся. Да, такой вариант был самым лучшим для него, но не менее тяжёлым. Отпускать её не хотелось абсолютно. Из раздумий выводит внезапный и настойчивый стук в дверь. Время уже позднее, одиннадцатый час пошёл, а гостей он не ждал. Лаборатория быстро преображается в привычный кабинет, а стук всё не стихает. Он уже хотел отчитать незваного гостя, но когда видит на пороге Одетт, молча пропускает. Она никогда не задерживалась у него дольше, чем до семи часов, и рано не наведывалась, какие бы кошмары не снились. — Свадьба через две недели. Увидела письмо от Юберты, — она стояла к нему спиной, обхватив себя за плечи. Они оба понимали, что скоро наступит конец. Ротбарт молчал, не в силах сказать хоть что-то, знал, что банальные слова поддержки сейчас — только хуже. — Пожалуйста, не отдавай меня ему. Он вспоминает день, когда всё переломилось. Она тогда точно так же крепко сжимала рукава его рубахи, смотрела с такой мольбой. Только сейчас в глазах больше плескался страх и горечь. Такие сильные, что он сам чувствовал их. Взгляд цепляется за простенькую подвеску на хрупкой шее — застывшие в прозрачной смоле цветы, с капелькой чар внутри. Чтобы он мог в нужный момент прийти на помощь. И, о счастье, ещё ни разу кулон не позвал его, что не могло не радовать. — Почему ты молчишь? Ты же знаешь всё прекрасно, не можешь не знать, да и я особо не скрывала, — её охватывает паника, ей так хотелось верить, что она не ошиблась, что в чёрных глазах порой мелькало то, что она испытывала каждый день. Нечто светлое и тёплое, такое греющее душу, то, что помогало просыпаться по утрам. — Боюсь, я не достоин тебя, Одетт, — сквозь наигранную весёлость она слышит грусть. Не может не услышать. Да и он вроде не пытается скрывать. — Вздор, из всех, ты — единственный, к кому бы я пришла. Не вынуждай меня умолять, — признание, скрытое между слов. Он его прекрасно расслышал. Ей скоро двадцать, но всё такая же маленькая и хрупкая, как и несколько лет назад. Она цеплялась за ткань сильнее, словно не желала отпускать его. Во всех смыслах. И она не понимала, почему он считал себя недостойным. — Хорошо, но для начала выслушай меня, — он взял её лицо в свои ладони, проводя большими пальцами по щекам. Вдох-выдох. — Я колдун, Одетт. Злой и грубый, я появился во дворце, только чтобы отомстить Вильяму, отнять его королевство, уничтожить его самого, за то, что очень давно он разрушил мою жизнь. Отомстить за то, что он разрушил жизнь целого королевства. И знаешь, Одетт, я ведь считал себя достойным убить Вильяма, получить чёртову корону и этот дворец, но никогда, ни на минуту не считал достойным тебя. Принцесса молчала, опустив глаза. Она чувствовала тёплые руки колдуна, боковым зрением заметила, что комната поменялась, но не заострила на этом внимания. Сейчас ей казалось, что собственное сердце буквально разорвёт её грудную клетку. А ещё, она готова была поклясться, что слышала такой же стук сердца напротив. Она догадывалась о магии, догадывалась о взаимности, ненавидела отца. Для неё исход уже был ясен, только вот мужчина его всячески отвергал. — После смерти короля, легче прийти к престолу, женившись на наследнице, — немного неуверенно начала она. А потом что-то дало ей больше уверенности, поэтому она взглянула на Ротбарта, полная решимости. — Ты это долго отвергал, но я люблю тебя, Ротбарт. Не важно, колдун ты или учёный. Я ненавижу отца, не переношу Юберту и терпеть не могу Дерека. За эти годы ты многому меня научил, а я многое увидела. В том числе и в тебе. Ты пытаешься отрицать то, что очевидно. Аккуратная ладошка коснулась бороды, мягко поглаживая, словно пробовала, насколько далеко ей можно зайти. А Ротбарт ненавидел себя. Не понимал, из-за чего конкретно, но хотел сгореть на месте, лишь бы девушка перестала пробуждать в нём чуждые чувства. А ещё ему хотелось сжать Одетт в объятьях, защищая от всего мира, который был столь несправедлив к ней, оградить от всех бед. Что он, собственно, и сделал. И молчал, потому что ничего говорить не надо было. Потому что он не до конца был готов признаться. Она всё прекрасно понимала. Теперь у него была новая цель — стать достойным такой королевы королём. Начать можно со свержения нынешнего.