***
Три тарелки, два стакана и салатницу постигла та же участь, что и соусник. При жутко схожем стечении обстоятельств, кстати.***
Горячо любимый Реджиной электрический чайник стал ещё одной жертвой невнимательности Эммы, но, пожалуй, Реджине не стоило удивляться. Ей уже поведали о скоропостижной кончине тостера Снежки, а Генри рассказал, что время от времени мелкие бытовые приборы в квартире Эммы «отказывали», ввиду чего, обнаружить свою девушку, вооруженной отверткой и упрямством за разбором электрического чайника, не стало большим удивлением. Но слова с губ слетели сами собой. — Ты какого черта творишь, Эмма? — Гребаный карась! — Эмма уронила отвертку и обернулась к ней с уже знакомым виноватым выражением лица. — У меня… эм… возникли некоторые трудности. — Да что ты говоришь? — в воздухе висел остаточный запах дыма, а на белом корпусе чайника виднелись следы гари. — Я прибирала стол и, видимо, случайно щелкнула выключатель. А затем услышала противное шипение и дым. Мне кажется, в чайнике не было воды, — она нахмурилась и пожала плечами, будто это было лучшее выдвинутое ею предположение, и что на самом деле, велика была вероятность, что причиной всему могли стать какие-то неведомые потусторонние силы. — Затем я налила туда воды и попробовала включить ещё раз, но индикатор даже не загорелся, — она угрюмо посмотрела на чайник. — Я подумала, что если смогу взглянуть на нагревательный элемент, то смогу вычислить как он чинится. Реджина помотала головой. Она не была уверена, что было более нелепым: легкость, с которой Эмма умудрялась ломать вещи, или её постоянная вера в свою способность их починить, когда все улики указывали на то, что любые действия только усугубят ситуацию. — Купим новый, ничего страшного. — Но ты так любила этот чайник! — Эмма снова приобрела беспокойный вид, и Реджина этот взгляд ненавидела. Один в один, была уверена она, такой взгляд был у юной Эммы, когда та боялась осуждения со стороны очередных приемных родителей, один в один, когда сама Реджина чувствовала на себе укоры матери. Ни за что она больше не потерпит такого выражения лица у Эммы. — Тогда мы купим такой же, — она подошла к прилавку и обняла Эмму за талию, мягко целуя в кончик носа. — Это всего лишь чайник. — Я знаю, — Эмма уперлась руками в прилавок, её тело напряглось. — И я прошу прощения за мои крики. Я ценю тебя намного сильнее, чем любой бытовой предмет в этом доме, — сказала она и поцеловала Эмму, на этот раз в губы. — Договоримся, что с этого момента ты оставишь попытки разобрать электроприборы металлическими инструментами? Эмма всё ещё дулась, но в ответ неохотно всё-таки поцеловала Реджину. — Хорошо. Реджина обхватила пальцами руки Эммы, чтобы переложить их к себе на бедра. Она наклонилась, целуя Эмму сильнее, используя свои губы, зубы и язык, вызывая стоны у своей девушки. Отстранившись, она прижалась лбом к лбу Эммы. — Знаешь, думаю, что мне следует взять целиком всю кухню на себя.***
Газонокосилка была просто отождествлением выражения «несчастный случай, ожидающий своего часа». Она была одного возраста с Эммой, работала на бензине и имела огромный набор движущихся механических деталей. И по-настоящему большим сюрпризом стало то, что все отделались малой кровью. Очевидно, какой-то неугодный камень, почти такой же большой как булыжник в пересказе Эммы (хоть Генри, бывший свидетелем этой тирады, и стоял со скрещенными пальцами за спиной) заставил её резко вырулить влево. Это, в свою очередь, привело к столкновению с бесценными розами Реджины. Только нереальная сообразительность Эммы («молниеносные рефлексы» — добавил от себя Генри, едва сдерживая смех) предотвратили катастрофу мирового масштаба. Конечно, в понимании Эммы, предотвратить катастрофу это значит опрокинуть газонокосилку и упасть в кусты, оставив на себе порез над бровью и набитую шишку. Газонокосилке повезло меньше: её ось треснула, а бензобак взорвался. И после того как Реджина наклеила пластырь на лоб и рассеянно поцеловала рану, она предложила: — Возможно, нам стоит нанять садовника.***
— Мать твою волшебницу! Да чтоб тебя черти во все щели… Реджина вздрогнула от потока ругательств Эммы (хоть и не могла не отметить их изобретательности). Поднимаясь по лестнице, она услышала ещё пару проклятий, прерываемых ударами, которые были похожи на пинки ногами по стене. Толкнув дверь их спальни, она сделала пару утешающих вдохов. Все мысли о том, что она рассержена или встревожена очередным катаклизмом под названием «Эмма», были в момент улетучены, когда она обнаружила эту девушку со скрещенными ногами, на полу ванной комнаты. Она сидела в луже воды и била ногами в основание душевой кабины. Её одежда насквозь промокла и, как и волосы, прилипла к телу. — Эмма, — это прозвучало скорее как вздох, чем как обращение. — Не надо, — Эмма скрестила руки на груди и отвернулась, но Реджина уже заметила, что та плакала. — Что не надо? — она вошла в ванную, по пути беря несколько полотенец. Пару из них она бросила на пол. — Скажи, что ты хотела сказать. — Просто хотела спросить, что случилось, — она протянула Эмме ещё одно полотенце. — Трижды жёваный крот! Вот что случилось! — Эмма вытерла полотенцем только руки, что выглядело несколько странно, учитывая, что вымокла до нитки и всё ещё капала водой на пол. Реджине пришлось прикусить щеку, чтобы сдержать смех. Эмме же было совсем не до шуток. — Это я уже поняла. А что было дальше? — Реджина протянула руку и подняла Эмму на ноги. Она провела большими пальцами по щекам Эммы, смахивая слезы. — Меня беспокоил душ, — Эмма попыталась отстраниться, но Реджина уже начала снимать с неё мокрую рубашку. — Он тёк с перебоями, а это обычно означает, что насадка для душа забита. Я делала это миллион раз в сотни разных квартир, и подумала, что могу быть хоть чем-то полезна. Ну хоть, черт возьми, чем-то, Реджина. Реджина кивнула, сосредоточившись на снятии рубашки с Эммы, что было совсем не просто, особенно когда Эмма была больше заинтересована в том, чтобы выпустить пар, чем в том, чтобы помочь. — Это самое простое, что можно сделать в этом мире. Снимаешь насадку, промываешь её и надеваешь обратно. Готово! Это ведь так просто, правда? — Очень просто, — согласилась Реджина. Она опустилась на колени, расстегивая молнию на джинсах Эммы и стягивая их на бедра. — Только я поскользнулась, когда снова надевала насадку, а мой локоть задел смеситель и вода полилась как из водопада. А эта треклятая насадка только сделала всё хуже. Ниагара нервно курит в сторонке, скажу тебе, — она подняла ноги одну за другой, чтобы Реджина смогла окончательно снять джинсы. — Я устала от того, что всё здесь порчу. Я просто бесполезная. Ты сама всё готовишь и убираешь. Меня не пускают ни на кухню, ни в сад, я не могу ни во что внести свой вклад. Я просто хочу быть нужной. Эмма снова заплакала, поэтому Реджина встала, взяла самое большое полотенце и обернула его вокруг Эммы. — Я не могу дотронуться ни до чего, не сломав это. И я совсем не понимаю, зачем ты меня здесь держишь. А вот и причина ярости, слез и истерик. Реджина покачала головой, сбрасывая каблуки и чувствуя, как намокают колготки. Однако пол в ванной мог подождать, а Эмма — нет. — Я держу тебя, потому что хочу, чтобы ты была рядом, — сказала она, опустив руки на пуговицы своей блузки, расстегивая их одну за другой, и улыбнулась, когда увидела внимательный, следящий за её действиями, взгляд Эммы. — Потому что я люблю тебя, — она погладила Эмму по щеке, — потому что ты приносишь радость в мою жизнь. И в этот дом. Потому что взамен на тебя я могу отдать все, что у меня есть. — Но я же настоящая катастрофа. — И мне все равно — она обвила руками талию Эммы и уткнулась лицом в её шею, покусывая сухожилия зубами так, как любила Эмма. — Я всё ломаю, — на выдохе проговорила Эмма, наклоняя голову, давая Реджине больше доступа к телу, попутно снимая с её плеч расстегнутую блузку. Та упала на пол, намокая вместе с остальными вещами Эммы. — Это не так. Для меня всё — это ты, — Реджина отстранилась, смотря Эмме в глаза. — Как насчет нового домашнего правила? — Хм? — Эмма насторожилась. — С этого момента, ты не прикасаешься ни к чему, кроме меня, — она отошла на пол шага от Эммы, расстегивая боковую молнию на юбке. — Я обещаю, что не выйду из строя, хотя ты можешь сделать всё возможное, чтобы доказать мне, что я ошибаюсь.