Врата Золотого Города

      Корифей не знал, сколько прошло времени прежде, чем он встал с раскаленного песка. Он помнил, что когда попытался в первый раз, то пустыня сразу размазалась, словно облитая водой свежая картина, а затем он будто провалился сквозь землю в темноту. Вряд ли он долго лежал без сознания: солнце продвинулось по небу совсем немного. Несмотря на палящий дневной жар, холод слабо колол руки и ноги, поднимаясь выше, словно быстрорастущий сорняк. Тонкие ядовитые стебельки — все ближе к сердцу. В какой-то момент Корифей решил, что здесь он и умрет.       Он прогнал те мысли и встал, преодолевая разъедающую боль в груди. Та расходилась по всему телу, будто круги по воде. Пустыня то и дело норовила уплыть в сторону. Корифей прикоснулся к обломкам, вросшим в лицо, и они развалились, словно истлевшее дерево.       По крайней мере, телепортация не убила его сразу. Но как пережила ее Хоук? Он не помнил, чтобы видел ее. Песок не хранил ее след.       Ему нужно было вытащить именно Хоук. Корифей осторожно помассировал виски. Что за бред. Зачем он решил ее спасти? Зачем хотел привести сюда?       Он поднял глаза. Вейсхаупт возвышался над песками, отбрасывая тень. Скалы вокруг покрывало что-то… он не мог разглядеть. Словно темная слизь. Корифей ощущал холодное притяжение скверны. Неужели порождения тьмы? Тогда впереди его ожидала целая орда, не меньше.       Он вывел на карте путь до крепости Стражей, и Инквизитор с Хоук беспрекословно пошли по нему.       Нет. Решение принадлежало не ему. Он вспомнил так ясно, будто видел со стороны: его рука, словно подчиняясь чужой воле, двигалась к точке на карте.       «И вот я здесь, — Корифей вгляделся в крепость. — И поворачивать назад слишком поздно».       По мыслям прошелся дрожью страх Разикаль, а перед глазами на мгновение возникли стены лабиринта Богини Тайн.       «Ты был в моей голове, управлял мной, и вот я стою совсем рядом. Явишься ли ты? Ты чувствуешь, что твой контроль исчез?»       Должно быть, ему удалось сорваться с крючка из-за заклинания телепортации. Странно, что существо: то, которое он встретил в Тени, то, что вмешивалось в его разум и управляло действиями, не захватило волю снова.       — Ты видишь, что я умираю, — прошептал Корифей, делая первый шаг к крепости. — И знаешь, что мне остается только пойти к тебе, не правда ли? Хорошо, посмотрим, что ты предложишь.       Путь занял меньше часа. Вскоре он увидел порождений тьмы. Они облепили окрестности, словно жирные мухи. Они рычали и переговаривались, а скверна, он чувствовал, успела глубоко пропитать и без того мертвую землю. Орда расселась вокруг крепости плотно, словно грязь, но едва Корифей подошел близко, как они расступились перед ним, похожие на огромные морские волны. Ворота были открыты, но ни одно порождение тьмы не пыталось даже подойти хотя бы на десять метров ко входу. Корифей зашел за стены и пересек двор. Сама крепость тоже встретила его услужливо распахнутой. Сразу за воротами он увидел гномку в потертом доспехе Серых Стражей. Она стояла так неподвижно, что сначала Корифей принял ее за статую. Скверна исполосовала ее лицо узорами. Гномка не произнесла ни слова, лишь проводила взглядом блеклых глаз, а затем пошла следом так тихо, как ходят лишь лучшие из убийц.       Отсюда пришел тот Страж Инайя, значит, он знал, что творится в крепости. Вряд ли Стражи просто так подчинились неведомой твари. Что бы тут не пряталось, оно контролировало тех, в чьих жилах текла скверна. Но есть ли здесь тот, о ком говорил эльф? За очередным поворотом дорогу ему преградила взлохмаченная остроухая Страж. Корифей чувствовал в ней меньше скверны, чем в гномке, да и выглядела она живее. По крайней мере, ее мрачный, нагловатый взгляд совсем не походил на взгляд покорного слуги.       — Я провожу вас к Архитектору.       — Страж, который пришел отсюда, умер, — сообщил ей Корифей.       — Дракон Сотворения не забудет его жертвы, — кивнула эльфийка.       Они шли недолго. Страж открыла дверь и растворилась в просторной комнате.       — Я рад тебя видеть, Старший, — Архитектор сидел на одном из двух кресел возле крепкого толстого столика из темного дерева.       Корифей вдруг понял, что думая о тех других, что вошли с ним в Черный Город, он представлял людей. Он точно видел измененную внешность Архитектора, но вспомнил ее лишь сейчас. Корифей шагнул к нему и уселся в кресло, почти слыша, как стонут кости.       — Я не поверил, когда присланный тобой Страж назвал твое имя, — сипло проговорил он и откашлялся, кидая взгляд на эльфийку и гномку.       Хотелось бы поговорить с Архитектором наедине, но что изменится, если все покинут их? Все, кто есть в крепости, давным-давно принадлежат тому, кто привел Корифея сюда. Он все равно услышит, не важно, будут тут все, или только Архитектор.       — Я пытался искать тех, что были с нами, но не нашел никого. Почему ты не дал знать, что жив?       — О, прости, — Архитектор чуть склонил голову набок. — Меня не очень интересовали твои планы. Я скрывался от тебя, потому что у меня были собственные дела. Двое из нас умерли, как я думаю. Еще трое бродят на Глубинных Тропах, и не думаю, что с ними можно сейчас вести дела. Мы сможем помочь им, но позже. Сейчас я очень обеспокоен прежде всего твоим состоянием.       — Думаю, то, что я при смерти, уже никак не изменить.       Глаза Архитектора казались темными холодными камнями. Тысячелетнее порождение тьмы, он входил в Золотой Город вместе с Корифеем и вместе с ним разочаровался в вере. Но сейчас он больше всего походил на того, кем когда-то был — человека со слабым телом, готового отдать все ради своего бога.       — Он не такой, как они, — Архитектор будто услышал его мысли. — В старых текстах его называли Восьмым Древним Богом, но он предпочел называть себя Драконом Сотворения, и он был первым из всех. Сильнейшим. Что не смогли они — сможет он. И он может исцелить тебя.       Корифей кивнул.       — Разумеется, если стану ему служить?       — Где девушка? — Архитектор проигнорировал его вопрос. — Она должна была прийти с тобой.       — Хоук… — Корифей нахмурился. — С ней возникли проблемы. Я оставил ее неподалеку от крепости. Но она была одержима мыслью прийти сюда, так что, думаю, скоро мы ее увидим.       Вероятно, тварь уже поняла, что он врет, но Архитектор не обратил внимания.       — Отлично. Все идет, как должно. Он будет доволен.       Уголок губ Архитектора потянулся вверх, но затем он словно забыл, как улыбаться. Его улыбка осталась незавершенной, и в следующую секунду его лицо вновь стало бесстрастным.       — Здесь никого нет, — констатировал Корифей.       — Да. Кроме меня и моих помощников.       — Хоук думала, что найдет здесь сестру, но, полагаю, ее он тоже обманул?       Ему хотелось понять, насколько же сильна власть Восьмого Древнего Бога. Дракон Сотворения — очередное глупое имя, созданное лишь для того, чтобы последователи произносили его со священным трепетом и шептали в молитвах.       — Он никого не обманывает. Как только она придет, он раскроет ей все свои замыслы, и она согласится ему помочь.       — Помочь с чем? Зачем ему обычная девчонка?       — Его тело слишком слабо. Ему нужно новое. Как только он обретет плоть, способную вынести его могущество, то ничего больше его не остановит.       — Тело обычной девчонки? — повторил он.       — Не ее. Она — всего лишь оболочка совершенного творения.       — Я не понимаю, — Корифей покачал головой и сжал подлокотник когтями.       — Он сказал только это, — Архитектор пожал плечами. — Я не знаю большего. — тут он продолжил:       — Он помог мне вспомнить, когда я попросил. О нас. О нашей связи с Древними Богами. О том, как мы переродились. Но я видел это, как картинки в чужом разуме. Жаль, что мои собственные воспоминания так и не вернулись.       — Ни в нашем поклонении Древним Богам, ни в поражении, что настигло нас в Черном Городе, не было ничего, заслуживающего внимания, — Корифей поморщился. — Быть может и хорошо, что ты не помнишь. Когда я вспоминаю о прошлом, то чувствую лишь отвращение.       — Отвращение… Интересное должно быть чувство. Я столько читал о людях и их чувствах в книгах, но так и не смог понять. Но ты… ты не похож на меня. Ты похож на них. Твоя ярость, ненависть к нашим богам, презрение. Они такие яркие.       Корифей только тяжело вздохнул, решая промолчать на этот раз. Горло уставало от разговоров. Архитектор и, правда, не походил на него самого. Когда тот менял интонации голоса, выходило так неестественно, словно бездарный актер пытался играть, но тут же смущался бесталанности. В Архитекторе осталось мало человеческого, но отчего-то он не понимал, что это хорошо. Ненависть и ярость еще ни разу Корифею не помогли. Совсем наоборот. Быть может, мысли он холодно и прагматично, то не допустил бы многих ошибок.       Но он допускал их даже сейчас.       — Достаточно, — резко сказал он. — Я вижу, что почти все, что ты мне хочешь сказать, связано с тем, кому ты служишь, как жалкая шавка. Объясни мне, почему? Почему ты так легко позволил ему манипулировать тобой? После всего, через что мы прошли, ты снова веришь какому-то самозваному богу? Как он смог повлиять даже на тебя и… меня, — Корифей откинулся в кресле и приложил руку ко лбу.       Архитектор долго молчал. Он встал с кресла, подошел ближе и присел совсем рядом.       — Ты устал, Старший. Позволь мне заняться твоим состоянием. Я могу помочь тебе, хотя, признаться честно, все, что я могу, это лишь немного растянуть время, что тебе осталось. Но обещаю, как только ты к нам присоединишься…       — Не нужно, — отмахнулся Корифей. — Жаль, что мы встречаемся так, Архитектор. Но ничего не поделаешь. Я хочу встретиться с ним. Покажи мне его.       Архитектор моргнул. Снова искусственная реакция. Напиши он у себя на лбу слово «недоумение», и то выглядело бы искренней.       — Слишком рано, — он приосанился. — Он еще не готов принять тебя.       — Мне плевать, готов он или нет! — прорычал Корифей. — Я хочу пойти к нему прямо сейчас и выяснить, чего он от меня хочет. Возможно, я не вернусь, и очень надеюсь, что в этом случае, у тебя хватит ума понять, что с тобой скоро будет то же самое!       Архитектор издал нечто похожее на глубокий вздох.       — Почему ты не можешь поверить ему? Он не похож на других. Он может дать миру то, чего он хочет.       — А ты никогда не думал о том, что все они понятия не имеют, что надо миру? Они не люди, и в отличие от нас, даже никогда ими не были. Нам казалось, что мы понимаем Древних Богов, но это было ошибкой. Больше я ее не совершу.       — Я знаю, чего ты хочешь, — медленно проговорил Архитектор. — Он убьет тебя. Мне жаль.       Последние слова прозвучали слишком искренне и печально, чтобы принадлежать дракону.       Он отошел. За спиной у него незаметно возникла покрытая узорами скверны гномка с равнодушными блеклыми глазами.       — Ута, проводи лорда Корифея.       Архитектор прошел к окну. Корифей отвернулся и больше не взглянул на него. Они с гномкой вышли в прохладный темный коридор. Вереница толстых дверей тянулась вперед, но ни за одной из них Корифей не чувствовал нужного. Время растянулось, став почти бесконечным, словно море, но едва они пришли, он понял, что прошла всего пара минут. Ута исчезла. Тяжелые двойные двери отворились сами по себе. Корифей вошел в освещенный магическим белым светом зал, и они захлопнулись за его спиной. Он осмотрел помещение. Остановил взгляд на предмете, стоящем на столе — единственной вещи в пустой комнате.       Он шел на Зов, словно зверь, ведомый ненавистью и остатками чужого влияния в мыслях. Он понятия не имел, что ожидал увидеть. Дракона в одной из комнат Вейсхаупта?       На столе стояло наполовину аккуратно вскрытое драконье яйцо.       Корифей рассмеялся. Хохот наполнил его черной вязкой массой и заставил давиться кашлем. Он смог прекратить лишь когда от боли в груди зазвенела голова, а на губы налипли кусочки легких. Корифей резким движением оттер кровь и гной.       — Вот, что ты такое, — пробормотал он. — Слабая недоразвитая тварь, не сумевшая даже родиться на свет. Мелкая ящерица, возжелавшая небес.       В ответ ударило магией. Так, что Корифей почти согнулся под ее тяжестью. Шипение проникло в уши извивающимися змеями.       — Но я сильнее даже Думата, пусть мое тело и слабо. Моя сила — далека от всего, что могут представить смертные. Она — часть силы самого Создателя.       — Создателя? — процедил Корифей, подходя ближе.       Теперь он видел. Свернувшееся белое тельце дракона, опутанное тонкими щупальцами, растущими отовсюду. Невинность и уродство.       — Он создал их такими, какими они были всегда. Огромными и прекрасными, мудрыми и жестокими. Но мне он дал шанс родиться и расти, как всем тварям, что сейчас населяют мир. Но даже в этой утробе я был сильнее их всех, умнее. И отец не дал мне вырасти. Запер, как и других, и я ждал — много, много лет. Ты должен был привести сосуд, маленький зародыш внутри девчонки из Тени. Ты не привел! Теперь она потеряна, все было зря.       Он замолчал, и время будто застыло.       — Почему Древние Боги бросили нас?       Корифею послышался смешок.       — Они обманули сами себя. Послали жрецов в Золотой Город в надежде, что те отыщут в нем способ освободить их. Они возжелали больше власти, чем им было положено. Они посягнули на творение Создателя. Вот правда, за которой ты пришел. Все, кто жил когда-либо, все ваши боги — дети Создателя. Узри же истину, ты заслужил, несмотря на свое неповиновение.       Тело онемело, а комната расплылась. Давно позабытое чувство затянуло его в водоворот чужих мыслей и образов — так Древние Боги посылали верховным жрецам видения.       Восемь богов-драконов были лишь одними из сотен — идеальных бессмертных созданий. Не первый Его неудачный эксперимент. Лишь восемь из них восстали, ведомые гордыней и погубили остальных. Землю пропитала темная материя — едва зародившаяся, она тут же отравила и уничтожила все на своем пути, все, что с любовью создавалось Им. Скверна. Первоначальная, огромная, как черное море, вышедшее из берегов, смертоноснее всех Моров, вместе взятых.       Создатель не стерпел.       Заточил бунтовщиков, очистил земли от скверны и покинул мир, как тысячи других до него. Но прежде дал еще один шанс — сотворил тварей простых и разных, надеясь, что в них не проснется та же жадность, что в первых детях.       Золотой Город сиял, как солнце. Корифей мог бы назвать его прекрасным, хотя даже не видел, как не мог увидеть в Тени Черного Города, постоянно маячащего на периферии зрения.       Город разрушился и почернел, став тюрьмой для скверны и чудовища, которое Создатель посчитал слишком опасным заточать в земле вместе с остальными.       — Это был ты, — Корифей вернулся в темную прохладную реальность, — мы освободили тебя.       — Я хотел дать вам безграничную власть, какой вы желали, в обмен на верность, — от тела дракона пошла рябь, словно от отражения в воде       Корифей хотел дернуться назад, но не успел.       — Вы уникальные существа — ты и Архитектор. Этого будет недостаточно, но я пожру вашу силу и начну свое восхождение.       Его веко дернулось и открылось, обнажая блестящий черный глаз. Тонкие щупальца ринулись вперед и мгновенно, быстрее, чем Корифей успел осознать, пробили броню на груди, будто старую рухлядь. Они оплели тело и заставили магию в жилах пересохнуть, словно реку в вечном пустынном жаре.       Я разберу тебя по частицам и впитаю каждую, — сказал дракон голосом Корифея в его собственном разуме, цепляя невидимыми щупальцами мысли и сминая их, будто глину.       Сетий Амладарис проснулся от холода. Кутаясь в плед, он сидел за столом в приемном зале. Сколько уже эта комната не видела знатных гостей и богатых пиров? Камень крошился, гобелены и шторы поблекли, картины облупились. Все покрывал слой пыли. Прибираться было некому. От окна тянуло гниющим мусором. Сетий позвал слуг, чтобы закрыли. Никто не отозвался.       — Слуг нет, — проскрипела Иантина.       Его жена сидела на другом конце стола. Сетий еле мог разглядеть ее — зрение подводило. Голос ее звучал, как карканье, белая кожа отдавала серостью, и даже издалека он видел, что от пышных волос почти ничего не осталось. Иантина тяжело поднялась. Скелет, обтянутый кожей. Ему показалось, сейчас она рассыплется в прах.       — Ты их всех убил, — она шагнула к камину, и раздался треск.       Сетий опустил глаза и увидел, что пол устлан костями, очищенными до блеска зубами крыс. И правда, он убил их. Сделал все сам: положил каждого на алтарь и взрезал все вены тонким кинжалом. Но даже крови оказалось недостаточно. Он не помнил, что случилось дальше, но в империю с небес пришла смерть. Солнце поблекло, и вместо урожая росла одна гниль. Люди болели сразу десятками неизвестных и неизлечимых болезней. Тевинтер разлагался, распространяя смрад.       — Нужно ли сопротивляться неизбежному, если борьба только продлевает распад? — Иантина вырывала страницы из драгоценных фолиантов и бросала в огонь частицы истории, написанные со слов сомниари и тайны магии, доступные лишь верховным жрецам. — Я так устала. Ты устал, любовь моя?       Ее интонации убаюкивали. Сетий давно забыл, как звучит ее голос. Он забыл, как выглядит ее лицо. За его спиной стояло ее уродливое охрипшее отражение. Но оно разговаривало так же, как могла говорить она. И ему отчего-то не хотелось ничего менять. На улицах Тевинтера копошились, словно насекомые на трупе, люди, грабящие, убивающие и насилующие друг друга. Они рушили храмы и дворцы, сжигали библиотеки и меняли украденные богатства империи на еду. Солнечный свет, казалось, покрывал обветшалые дома слизью и отравлял воздух. Чтобы восстановить империю, понадобилось бы чудо. Чудес не существовало. Свет на небесах превратился в грозную мертвую крепость, повисшую за солнцем. Весь мир стал больным подобием себя прежнего. А в центре всего лежала империя Тевинтер — разлагающийся труп.       Сетий закрыл глаза. Он вдруг ощутил себя очень-очень старым.       — Я устал, — ответил он.       Иантина обняла его. Ее руки не походили на руки живого человека, но их тяжесть успокаивала, будто одеяло, наброшенное на плечи.       — Пора сдаться, — сказала она.       Сетий приложил усилие, чтобы открыть глаза.       — Нет… — он еле ворочал языком.       Солнце причиняло иссушенной коже боль. Все тело болело. Он не помнил, что с ним.       — Быть может, еще не совсем поздно. Еще можно… исправить.       Он бы много хотел исправить. Совершенно все.       — Давно уже поздно, — Иантина гладила его по плечам. — Ты чувствуешь? Словно все вокруг хочет отойти ко сну после тяжелого дня. Словно близится ночь, а утро уже никогда не настанет. Нужно просто поддаться. А потом… станет легче. Я обещаю.       — Это я виноват, это все из-за меня, — прошептал Сетий, глядя в окно. — Я должен попытаться, я обязан…       Глаза так болели, что из них катились слезы.       — Больше ничего не сделать, — голос Иантины пронизывала такая искренняя печаль, что на мгновения Сетий поверил ей, — у тебя больше ничего не осталось.       Ничего, и правда. Он сам — во всем, что он сейчас видит. Обессиленный и гниющий заживо.       Но когда они решили проникнуть в Черный Город, то тоже не имели ничего. Титулы, магия, богатство и власть — все это ничего не значило по сравнению с целью, к которой они стремились. Семеро смертных и обитель Бога. Никто из них не облек сомнения в слова, но все думали об одном и том же: ничего не выйдет.       И они это сделали.       Сетий Амладарис сделал это. Их остались единицы — тех, кто видел то, что смертным было видеть не дозволено.       — Всегда можно что-то сделать, — руки затряслись, и виски пронзила боль. — И я сделаю.       Дышать стало тяжело. Словно грудь сжала невидимая когтистая лапа.       — Ничего ты не сделаешь! — зашипели из-за спины. — Ты на грани смерти, ты разваливаешься на куски! Хватит сопротивляться, ты все равно умрешь!       — Я сделал слишком много, я слишком много отдал, — Сетий повысил голос и закашлялся. — Я не жалкий человек без цели, не тупое порождение тьмы или податливый Серый Страж. Не готовый на уступки Архитектор. Я сильнее тебя. Хорошо, что ты даже представить этого не мог и не взял меня под контроль второй раз.       Город за окном расплылся, будто солнце расплавило его. Комната накренилась влево и медленно завертелась.       — Ты не победишь! — взвизгнул дракон. — У тебя нет ни шанса противостоять смерти. А даже не заполучив силы, я проживу еще вечность. Я — часть бессмертного мира и бессмертного Бога.       — Ты просто жадная тварь, — Сетий упал на раскалывающийся пол.       — Словно ты не хотел того же, что и я?       — Я хотел… — он хрипло вдохнул и не смог сказать больше ни слова.       Правды. Чтобы Боги не требовали жертв и невозможного, а отвечали на молитвы и делились знаниями. Чтобы люди не елозили перед ними на коленях, а всегда получали, что хотят.       Чтобы величие принадлежало не одному, а всем.       Ничего из этого он не успел произнести. В один миг реальный мир сотрясло так, что остатки иллюзии распались в одно мгновение.       Завеса пала.       Что-то мешало видеть. Корифей потянулся рукой к глазам, но ощутил скользкие щупальца, что опутывали руки. Восьмой продолжал держать его, но слабел, вложив слишком много сил для вмешательства в чужой разум. Корифей слабел тоже. Он рванулся из пут и услышал треск. Протер глаза, затекшие темной слизью. Левая рука больше не подчинялась. Он содрал с нее щупальца дракона вместе с мышцами, оголив белую кость. Впервые ничего не болело. Нагрудник болтался, готовясь отвалиться вместе с частью грудной клетки. Корифей чувствовал, что даже те его органы, которые до сих пор работали, отказали почти полностью.       Осколки яйца лежали на полу. Тело дракона слабо дергалось на полу, зато щупальца с каждой секундой тянулись к нему активнее. Корифей увернулся от них, подтянул к себе склизкого дракона, падая рядом с ним на бок. Вонзил когти в бледное тельце, разрывая на две части. Среди недоразвитых органов билось крепкое алое сердце.       — Ты хотел сожрать меня? Мою силу? — прохрипел он. — Все выйдет в точности наоборот.       Щупальца взметнулись, готовясь ударить. Корифей ударил электричеством, и они мгновенно опали. Дракон остался парализован.       — Не с-смей, не с-смей… — он хрипел. — У тебя ничего… не выйдет. Моя сущность… тебя уничтожит. Этого же ты всегда… боялся? Просто… умри, оставь… меня, тогда хотя бы сохранишь… себя в Тени.       — Ты был прав — от меня почти ничего не осталось. Зачем жить так дальше — разорванному на клочки, разбитому? — он вырвал пульсирующее силой сердце из узкой груди твари, но дракон продолжал дышать.       Корифей не совсем понимал, что будет дальше. Что он сделает. Он только знал, что все закончится. На этот раз — навсегда.       Он шел в Черный город готовым к смерти. Быть может, она, наконец, догнала его. Он впился в сердце и даже не ощутил горячей крови, потекшей по губам. Тварь завопила так, что уши взорвались болью, а затем Корифей перестал слышать вовсе. В груди заныло, ребра будто бы расперло, и внутри что-то разорвалось. В правый глаз проникла темнота, захватывая самый край. Ему очень хотелось закрыть глаза. Когда он это сделал, стало спокойнее. Стало будто бы даже теплее.       Он увидел Золотой Город. Такой, каким его описывали Древние Боги. Город из золотого света, струящегося под ногами рекой. Его башни пронзали небосвод и устремлялись дальше — к неизведанным звездам и галактикам. Улицы переплетались бесконечными сияющими нитями, похожими на лучи солнца.       Существовала вещь, о которой знали все восемь драконов, но никому так и не сказали. Вещь злила их, заставляла сгорать от собственной ненависти. Они ненавидели Создателя, ненавидели людей, ненавидели собственных жрецов. Они бережно охраняли тайну, даже не говоря о ней вслух.       Создатель построил Золотой Город, не чтобы царствовать в нем, подобно всесильному богу. Он построил его для людей.