Увертюра: Чай с императором Нортоном
— Значит, вы покровитель искусства? — спросил американский император Нортон I*, рассматривая афиши, разбросанные на низком столике. — Студент, Ваше Величество, — ответил Айон с легкой улыбкой. — Я надеюсь когда-нибудь стать композитором — мне особенно нравятся произведения Баха и Генделя. Следующие полтора часа они провели, разговаривая о музыке. После чаепития Айон проводил императора до двери. — Этот человек — сумасшедший, Айон, — резко сказал Дженай. — Почему ты вообще с ним разговариваешь? Айон рассмеялся. — Кто же не захочет поговорить с императором Соединенных Штатов? Дженай с отвращением фыркнул. — Он псих. — Ну да, — согласился Айон. — Он потерял всё своё состояние и повредился в уме. Но все же жители этого города приняли его как своего монарха. — Они над ним потешаются. — Возможно, но потакая ему, принимая его фантазии как некую смежную реальность, они сделали его своим императором. Между ним и добрым императором существовало сходство, о котором Айон не хотел даже думать. Он был лидером Грешников, но не потому, что был самым сильным из них, хотя, безусловно, это тоже имело значение. Он был их лидером, потому что единственный по-настоящему понимал цель. Но была и ещё одна причина. Он был их лидером, потому что они следовали за ним, и они следовали за ним, потому что приняли его как своего лидера. Шестеро против Пандемониума. Который легко может их уничтожить. Если это не безумие, Айон не знал, что это.Речитатив
Чтобы создать шедевр, необходимо приложить усилия. Прежде чем человек сможет создать произведение искусства, он должен научиться этому. Прежде чем начать великую работу, необходимо иметь соответствующие музыкальные инструменты. Музыка Европы и Америки имела мало общего с музыкой Пандемониума, которая опиралась на слышимый диапазон на несколько ступеней выше и ниже человеческого слуха или вокального диапазона — а ведь именно люди должны были петь великое произведение, которое он хотел создать. Сан-Франциско оказался самым подходящим городом для его планов, городом, в котором объединились дух американского запада с искусством и культурой восточного побережья. Город искусства и безумия, идеальное место для начала учебы Айона.I
— Ты уверен, что пианино настроено, Айон? — Да, я уверен. Оно настроено на человеческий слух, Дженай. — Люди, должно быть, практически глухие.II
— Ну и что ты думаешь? — Я думаю, что это прекрасно! — Есть что-нибудь из того, что делает Айон, что ты не считаешь прекрасным, Ризель? — Дженай!!! — Ой! ... — Извини. — Давай начнем все сначала. Что вы думаете о моём произведении?Ария: Гимн нового мира
Айон смотрел на пустой лист бумаги. Пустой лист бумаги смотрел на Айона. Атеистам некого проклинать, когда нет вдохновения, кроме самих себя. Айон сокрушенно вздохнул и бросил ручку на стол. Не считая музыки, которую он написал в студенческие годы, он написал три концерта, семь вальсов, четыре симфонии и комическую оперетту, которую Ризель в конце концов простила ему. Оратория послужила причиной для десяти лет учебы и еще десяти лет совершенствования его композиторского мастерства. Он жил и дышал музыкой в течение двух десятилетий, но теперь совершенно не мог упорядочить свои мысли. Каждый раз, когда ему казалось, что он понимает, как должна звучать музыка, какой должна быть увертюра, всё это развеивалось, словно дым. Он снова вздохнул. Он слышал шум моря, шум ветра и крики чаек. Пляж в данный момент привлекал его больше, чем Эвтерпа, поэтому он встал, оставив письменный стол и упрямую музу. Айон шел босиком по пляжу, закатав штаны до колен. Припекало солнце, дул резкий ветер, песок под ногами становился то сухим и горячим, то влажным и прохладным. Волны бились о берег или кружились у побережья. Дикая природа, неорганизованная, неухоженная и хаотичная, была по-своему упорядочена. Контраст, порядок, который был хаосом, завораживал даже сейчас, после многих лет жизни в мире за пределами упорядоченного улья Пандемониума. Увертюра к оратории должна быть гимном новому миру, истине. Призывом вырваться из Системы, обращенным ко всем, кто его слышал. Айон усмехнулся про себя. Провозглашение независимости. Перчатка, брошенная в лицо рабам Системы.Речитатив
Пока Айон изучал человеческую музыку, Шейдер изучала человеческие музыкальные инструменты. Когда она впервые услышала звуки церковного органа, ей показалось, что поет сама земля. Она поняла — единственным музыкальным инструментом, подходящим для великого произведения, будет орган. Другие инструменты, конечно, могли создать почти такую же гармонию, но не могли создать такой же объёмный звук без дополнительных усилений. Кроме того, если использовать несколько инструментов, собрать человеческий оркестр, не привлекая внимания, было бы сложновато.I
— Шейдер, что в гостиной делает больной человеческий ребёнок? — А, это Аарон. У него полиомиелит. Бедный. … — Он сын Бенджамина Мюллера. … — Бенджамин Мюллер — это тот человек, который учит меня строить органы. — А почему ребенок здесь, Шейдер? — Я обещала вылечить ему ноги, чтобы заплатить Бенджамину за обучение.II
— Ой, что это? — Да ничего! Отдай обратно! — Нет, дай мне посмотреть... О, это великолепно, Ризель! — Я... Это всего лишь набросок, Шейдер! — Это прекрасно! Айон, ты должен взглянуть на орган, который нарисовала Ризель!III
— Видо, Дженай! Мне нужна ваша помощь. — Для чего? — Я проверяю акустику. Дженай, встань вон на тот маленький крестик. Видо, встань вон на тот крест. — Ну, а теперь что? — Пойте. — Петь?! — Игра с этой штукой расплавила твои мозги, Шейдер? Ты же знаешь, что я не умею петь! — Ха, великолепно! А теперь отойди на три шага влево и скажи что-нибудь еще.Ария: Каддиш **
Шейдер скучал по Марии. Как бы она ни любила своих собратьев-Грешников, они не были так же близки ей, как коллеги-исследователи. Несмотря на то, что семья ценила ее за ум, они не понимали ее. Они были воинами и мыслили как воины, даже Айон и Хроно — хотя эти двое и понимали ее чуть лучше, чем остальные. Мария так быстро стала частью их семьи, что казалось, будто она всегда была одной из них. Как будто бы миссия Хроно состояла в том, чтобы вернуть сестру, а не похитить пророчицу. Она скучала по Хроно. Она скучала по его редким улыбкам и тихой рефлексии. Ей не хватало его чувства долга и чести. Она скучала по его юмору, всегда немного более мягкому, чем у Айона. Она скучала по Марии с Хроно так же сильно, как и по самому Хроно, как будто они были неразделимы, словно какое-то алхимическое соединение. Она скучала по тем, кого не было рядом. Тем, кто ушел. Она скучала по тем, кто пал в бою, и по тем, кто помог им спастись. Она скучала по тем, кто распахнул двери отсека и впустил в него море. Тем, с кем она никогда не встречалась напрямую, тем, кого знала лишь мимоходом, и тем, кто были ее самыми близкими друзьями. Тем, кто умирал, умирал и умирал. Айон не одобрил бы этого, но она считала великое произведение реквиемом и посвятила созданный ею орган падшим.Речитатив
Орган был закончен. Зал, где его установили, переделали, чтобы усилить звук. Завершились звуковые и механические испытания. Оратория была написана. Музыка была исполнена, аранжирована, переработана и снова переработана. Айон не был полностью доволен финалом, но чувствовал уверенность, что все, что ему нужно — это чуть подкорректировать его. Теперь следовало найти тех, кто будет исполнять Ораторию. Нельзя было допустить ошибки, особенно если учесть, что Орден Магдалены буквально дышал в спину Грешникам. Айон приступил к поиску детей, которые обладали необходимыми качествами.I
— Он сказал, что я стану сильнее. — Так и будет, просто подожди, пока лекарство подействует, малыш. — Все равно не могу... исцелить себя. Это несправедливо. — Жизнь не всегда справедлива, Джошуа.II
— Нам придется поместить их в стазис, прежде чем они достигнут пика своих сил. — Но почему же? — Потому что как только их способности достигнут своего пика, их сила тут же пойдет на спад. — А как они будут учиться? — Во сне. — Люди? Это повредит их разум. — А как, по-твоему, я научила Фиоре ходить, говорить, есть? Мне пришлось восстановить девяносто пять процентов ее мозга, Айон, и восстановить ее речевой и двигательный центры. Обучение во сне можно безопасно использовать на людях, если его немного изменить.Ария: De Mortius Nil Nisi Bonum ***
Была одна вещь, в которой Джошуа не мог признаться другим; в некотором смысле он верил в Мечту Айона. Всё еще верил, хотя методы Айона были чудовищны. Целью Айона было не личное выживание. Он не хотел завоевать мир и править им. Конечной целью Айона был мир свободной воли и мысли без ограничений общества, класса или расы. Джошуа всегда понимал это, даже когда был погружен в мир грёз и фантазий. Он понимал и другое: свобода, которую Айон стремился достичь со смертью Пандемониума, не может быть достигнута через рабство и убийство. Он знал, что остальные считают его работу по восстановлению Нью-Йорка актом искупления. В некотором смысле так оно и было. Однако он искупал не свою вину за то, что добровольно помогал Грешникам. Вместо этого он искупал то, что Айон сделал с Фиоре, Хроно, Розеттой, Марией и бесчисленным множеством других людей. Он верил, что пока будет это делать, он создаст мир, о котором мечтал Айон, и сохранит будущее, созданное Хроно. * Император Нортон I - житель США, присвоивший себе в 1859 году титул Его Императорское Величество император Соединённых Штатов Нортон I и Протектор Мексики. Нортон не имел политической власти, и его влияние сказывалось только на окружающих, которые воспринимали его с юмором. К нему относились с почтением — денежные знаки, которые он подписывал, принимались во всех магазинах и заведениях, которые он посещал. ** Каддиш - еврейская траурная молитва *** De Mortius Nil Nisi Bonum - латинская пословица: "О мёртвых не говори ничего, кроме хорошего"