Тебя, мой друг, не обессудь, хочу

Это нормально, когда друзья проводят время вместе. А если у них ещё и общие интересы и общее дело, то совместное времяпровождение в сто раз ценнее и приятнее. Максим с Андреем встреч ждал, как ребёнок Деда Мороза. Лобашев клятвенно обещает приехать как можно скорее, но чёртовы заторы на дорогах подводят мужчину. Андрей бесится, перезванивает Самосвату, говорит, что дороги нагружены, извиняется. На вопрос, не передумает ли он, вокалист группы Ольви отвечает, что никогда не отменит встречу с близким другом. За время, которое они проводили в студии, оба очень сблизились. Андрей помогал Максиму с вокалом, хоть у того голос ничем не хуже, чем у самого Лобашева. Шутки похожие, смех заразный, тяга к жанру фэнтези просто неистощима. Тонны прочитаных книг, сотни пересмотренных фильмов, идеи такие похожие, что можно напугаться. И не мешает обоим занятость по бутылочке пива вечерком пропустить. Максим к двери летит, когда раздаётся звонок на всю квартирку. Едва ли не ломает дверной замок и почти душит долгожданного гостя в объятиях. Андрей тоже рад, он посмеивается, отвечает на объятия, переступает аккуратно порог. — Наконец-то. Доехал, — Лобашев ставит на пол рюкзак и пакет из ближайшего магазина. Снимает куртку под пристальным взглядом Максима, который сейчас жену, долго ожидавшую мужа, напоминает. Нет, Андрей не скажет этого в слух. Но мысль его немного рассмешит. — Ты в объезд пустился? — расспрашивает Самосват, когда мужчины на кухне устраиваются. Андрей выставляет на стол угощения, которые притащил по обычаю. Не с пустыми же руками в дом почти родной заходить. — Пришлось. Иначе я бы до ночи там торчал. Вот, знаешь, — понесло мужчину. — Если не умеешь водить, ну не садись ты за руль. Но у них мозгов совсем нет. Крутые все такие. А потом ноют, что тачка испорчена или, хуже того, просто уничтожена. — Главное, что ты не вляпивался в такое, — говорит Максим и тут же запинается, потому что Андрей смотрит на него прямо и улыбается. — А ты заботливый, — замечает гость. — Какой есть, — Самосват смущён. Он открывает банку пива и мгновенно делает глоток, словно это поможет немного отойти от странного ощущения. Андрей отмечает всё, он наблюдателен до неприличности. Он улыбаться не перестает. Тоже открывает банку пива и подносит к Максиму: — За нас и за проект. Верю, что он будет легендарным. Последнее слово особенно понравилось вокалисту Эпидемии. Он слабо ударил низом своей банки об банку друга, и оба отхлебнули достаточно много. Дальше разговоры шли разные, прерываемые шутками и смехом, иногда они отлучались в туалет. Банка за банкой. На пятой поняли, что немного пьяны. Притягательным кажется всё. Максим оказался впритык к Андрею, смеялся, обнажив ряд белоснежных зубов и закинув другу на плечо голову друга. Чужие волосы щекотали ухо и щёку, и было так хорошо. И жарко. Андрей смеялся тоже, такой родной. И ужасно хотелось вот так, вечно, чтобы только они, эта кухня и пиво. Но время неумолимо. Оно уходит, убегает. За окном ночь давно. — Если ты не против, я в душ схожу, — говорит наконец Андрей, вдоволь насмеявшись и чувствуя боль в щеках и слёзы в уголках глаз. — Да, конечно, — Максим встает с места, — я сейчас тебе принесу полотенце. — Спасибо, — кивает Лобашев и направляется в ванную, дверь не закрывает на защёлку. Максим долго роется в поиске полотенца, достает какое-то, откуда оно и не помнит, коричневое с узорами, автором которых, без сомнений, являлся какой-то наркоман. От них болели глаза. Глаза широко открыты, дыхание тяжелое, а в голове звёздочки. — Ты отдашь мне полотенце? — насмешливо доносится до сознания. Хочется что-то сказать, что-то странное, что-то такое, от чего перевернётся мир. Что-то, что, Максим понимает, он должен сказать. — А можно отдаться вместе с ним? — звучит тихо, совсем неразборчиво. — Прости, что ты сказал? — переспрашивает Андрей. Его глаза, и без того большие, открываются шире, а губы кривятся в нервной усмешке. Это точно алкоголь. Максим хочет отмахнуться, мол, ничего, тебе показалось или да я пошутил, но чужая рука хватает его запястье, и Самосват оказывается в ванной. Его прижимают к закрытой теперь уже на защёлку двери и рассматривают так внимательно, что хочется сгореть от стыда и смущения. — Значит, отдаться вместе с ним? — голос Андрея низкий и хриплый. Максим не знал, что мужчина так может. Да. Нет. Поцелуй выходит каким-то грязным, пошлым, громким. Одежда быстро оказывается грудой на стиральной машинке. Пальцы путаются в длинных волосах, щекочут лица, красные от жара. — Ты готовился? — усмехается вокалист Ольви, когда оба мужчины оказываются под струями тёплой воды, и максим одной ногой обнимает чужую талию. О да, он готовился, он думал об этом, он кусал губы, представляя вместо своих пальцев его, Андрея. И всё равно по началу больно. максим морщит лицо, старается расслабится, потому что у Андрея больше, чем Самосват представлял. Но с каждым толчко всё легче, приятнее и лучше. И вот он уже стонет в голос, шепчет имя Лобашева и клянётся, что ему так хорошо, хорошо только с ним, с Андреем. А тот лишь сильнее распаляется, двигаясь резче, пытаясь достать глубже, проезжается по простате. А ведь у них завтра снова репетиция, и Максиму нельзя сорвать голос. И отметин друг на друге оставлять нельзя. Когда оба, тяжело дыша, усаживаются на поддон, то начинают улыбаться, хихикают, но мгновенно стихают. — Макс. — Да? — Ты же понимаешь, что никто не должен узнать об этом? — Андрей не знал, как бы помягче донести это до друга. Но тот, видимо, и сам всё осознавал. Не глупый парень. Максим кивает головой. — И то, что мы теперь вместе, тоже. — Вместе? — переспрашивает Самосват, поворачивая голову в сторону Лобашева. — Вместе, — повторяет Андрей и тут же оказывается повален на спину счастливым Максимом.