Until my dying day

      «Мы не уйдем побежденными», говорит ей Скотт, улыбается лихорадочно, так ярко, что, кажется, ослепнуть можно. Ярче солнца. На дворе август, в родном Лондоне тепло, она откидывается на спинку скамьи и щурится на солнце реальное. Его колено почти касается ее колена, и их ладони между ними на крашеном дереве почти соприкасаются.       Вне льда — только почти.       «Мне плевать, Ти, первые, или вторые, или десятые, четвертой олимпиады не будет», говорит он ей, салютуя пивом, вечером после коротких, и его улыбка кажется ей издевательской. Наверное, всего лишь кажется. Он знает, без него она не выйдет на лед соревноваться. Он знает, она не выйдет соревноваться больше вообще. Не факт, что она вышла бы, если бы он не повел ее за собой, не позвал ее. Не факт, что ей надо было бы это, если бы она не знала, что это нужно ему.       Как ему может быть плевать на то, что он сам же и начал, она правда не знает. Не уверена, что хочет знать.       Он ловит ее взгляд на разминке и улыбается ей бесшабашно, ярко, и сердце ухает куда-то вниз, в пятки. У них впереди туры, выступления, фанаты, улыбки направо и налево, и множество совместных фото, и лед, лед, снова лед, но это последний раз, когда они выйдут на него за оценками. Он улыбается так, как улыбался тот мальчишка-новис, ведя ее за собой, ведя ее в танце, многие годы назад. Он улыбается той улыбкой, в которую она влюбилась когда-то, той улыбкой, которую она искала на чужих лицах, когда он нырял в чужие объятия, в который раз выбирая не ее. Она улыбается ему в ответ непроизвольно.       Почти презрительная жалость на долю секунды обжигает ее из взгляда Габи. Она лишь улыбается в ответ, плечи расправляя. Пока что они первые. Она сделает все, чтобы они оставались первыми. Ее не обманешь улыбками на камеру, она знает, что Габи и Гийом им рады не были никогда. Ей плевать на них, если честно. Лед рассудит.       Лед не рассудит ее, не сделает ей легче. «Удачи, любимый», говорит Джеки из телефона Скотта, ее улыбка, кажется, шире, чем экран, глаза ее полны любви. «Смотри внимательно, любимая, как я выиграю», обещает он ей в ответ, улыбается так же широко, посылает воздушный поцелуй, прежде чем отключить фейстайм.       «Я выиграю», бьется в ее ушах пульсом, его голосом. «Мне плевать», совсем не эхом отдается его же голосом пульс. Он правда хочет выиграть, она знает. Знает просто, что не ради нее. Давно знает, на самом деле, но только сейчас где-то внутри будто надрывается что-то, надламывается, и когда Зак и Мэди выходят со льда, будто их не видя, на этот лед она готова упасть. Не упадет. Не дождутся. Она Роксана, которая сводит с ума всех, кроме того, кого хотела бы. Она не улыбается им, но они жаждут ее взгляда и ее улыбки.       Она улыбается ему, подпевающему, одними губами обещающему любить ее до скончания времен. Видит ли он ее в этот момент? Думает ли о ней? Думал ли хоть раз? Будь что будет, разносятся голоса надо льдом. Она не поет. Будь что будет — на глаза наворачиваются слезы, но для них не время.       Тесса правда не знает, кто умирает под финальные аккорды, она или Сатин.