Дождь

      Гвен не была уверена, в какой момент её жизнь повернула не туда.       Иногда ей начинало казаться, будто невезение настолько глубоко въелось в её жизнь, что стало хроническим. Любой её шаг, любое действие словно отправлялись невидимым ядом изнутри, не позволяя испытывать гордость за достижение поставленных целей. Так было с гуманитарным образованием, которое Гвен получила, но о получении которого не

переставая жалела, заедая тревожность таблетками. По сути, зачем неудачнику два высших? Вот её отец добился высот, не имея образования вообще, а она получила лишь расшатанные нервы и приступы парализующей тревоги и сожаления. Никто не хотел вытаскивать её из этого состояния, а сама она не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы справиться самостоятельно. С каждым днем лишь больше неуверенности, несбыточных мечт и надежд.       В продолжение череды неудач ни одна организация, в которую она когда-либо подавала заявление, не приняла её. Сотни писем с отказами отправлялись в ящик стола. Гвен даже не думала о том, что их можно выбросить, ведь избавившись от физического воплощения её неудач, невозможно избавиться от её комплексов, возникших на благоприятной почве отчаяния и разочарования в себе. Единственное место, давшее ей шанс, носило безликое название «Лагерь Кэмпбелла» и было максимально далеким от того, что можно назвать нормальной работой. Это даже нельзя было считать маленькой победой, потому что оно приняло бы любого. Вообще кого-угодно, как убедилась потом Гвэн, даже больного на голову сектанта.       Лагерь и так оставлял желать лучшего. Девушка сразу мысленно окрестила это место убогим, очередной машиной для вымогания денег со скупым владельцем и минимальной зарплатой. Но когда Гвен впервые познакомилась со своим совожатым, она поняла, что лето будет долгим в самом отвратительном смысле этого слова.       Дэвид откровенно раздражал своими манерами, одеждой, беспричинным оптимизмом и вообще любой чертой его характера. Гвен казалось, будто он слышит только то, что хочет слышать и видит только то, что хочет видеть. Время от времени девушка непроизвольно закатывала глаза от очередного неуместного позитивного замечания или вторжения в личное пространство. Подобный оптимизм в её жизни вообще казался лицемерной насмешкой. Их с Дэвидом отношения поначалу с трудом можно было назвать даже дружескими. Поддержка от него была слабой, но Гвен уже была рада тому, что он хотя бы снимал с неё ответственность за развлечение кэмперов и иногда за уборку. Каждый из них двоих старался не пересекаться с другим дольше положенного времени и заниматься собственными лагерными обязанностями. Гвен, например, гораздо больше нравилось возиться с бумагами. Так она ощущала себя нужной и полезной хоть в чём-то.       Со временем, изначально казавшийся картонным и глупым Дэвид открылся Гвен совсем с другой стороны. Да, немного странноватый, но всё же такой же человек, как и она. Ему не понаслышке знакомо многое, что изо дня в день тащила за собой Гвен: усталость, боль, предательства, штамп неудачника. Даже таблетки он принимал, как выяснилось, такие же. И вселенная старалась изменить его, сбить с намеченного пути так же, как и Гвен когда-то. Отличие заключалось лишь в том, что Гвен подчинилась, приняла как факт свою бесполезность для мира, а Дэвид- нет. Дэвиду не нужно доказывать, что мир ужасен. Он знает это лучше, чем кто-либо, а потому и старается оградить других от серости и подлости.       Отношения с совожатым постепенно налаживались. Гвен помогала Дэвиду справляться с нападками кэмперов, разрывом с Бонкуишей и другими мелкими проблемами. Дэвид в свою очередь утешал Гвен, когда возвращались её приступы, напоминал, что Гвен хороший человек, замечательный вожатый, и пусть она не создана для лагеря, и пусть сейчас ей не везёт, когда-нибудь она найдёт собственное счастье. Дэвид стал для Гвен поддержкой, которой ей так не хватало в прошлом. Девушка не считала, что в ней что-то поменялось, но её отношение к себе точно претерпело изменения, и всё благодаря Дэвиду. Они компенсировали недостатки, поддерживали, дополняли друг друга.       Гвен думала, что лето будет долгим в самом плохом смысле этого слова, но она ошибалась. Дни летели и были одновременно похожи и непохожи один на другой. Дэвид наслаждался лагерной жизнью, дети творили хаос, Кэмерон Кэмпбелл проворачивал свои махинации, а Гвен… Просто сжилась с этим. Лагерь стал её маленьким миром, сбежать из которого не получалось, а впоследствии и не хотелось. Но, по закону подлости, у всего хорошего рано или поздно наступает конец.       За окном светило мутное солнце. Осенний ветер пробивался в закрытые створки окон, отчего в столовой стояла лёгкая прохлада.       Гвен сидела за деревянным столом. Кофе давно остыл, тарелка с хлопьями оставалась нетронутой, а сама девушка скрывалась за очередной книжкой про вампиров с намекающей на недетское содержание обложкой. В любой другой момент она бы наслаждалась чтением, но в голове роились неприятные апатичные мысли, и слова сыпались, словно песок сквозь пальцы. Каждую строчку приходилось перечитывать по нескольку раз, и вникнуть в сюжет совершенно не получалось. Ещё в начале года она мечтала об этом дне, когда ненавистная работа закончится, но теперь окончание лета ознаменует лишь конец её неспокойной жизни. Всё то, что она успела позабыть, вернётся и навалится снова: бесконечные резюме, отказы, стресс, панические атаки. Замкнутый круг.       В столовой стояла тишина, какую давно не доводилось слышать. Никто не бросался едой, не устраивал соревнований, не дрался, не пытался связать кого-нибудь и подвесить к вентилятору. Дети уныло ковырялись в своих тарелках, завхоз тёр посуду тряпкой, отчего она издавала неприятный тихий скрип. Календарь перевалил за вторую половину августа, и на следующий день кэмперы должны были покинуть лагерь. Дети осознавали, что, скорее всего, никогда больше не увидятся. После всего, что они пережили вместе, им будет не хватать не только приключений, но и самого лагеря, и друг друга. — Сегодня все такие тихие.       Дэвид поставил поднос рядом с тарелкой Гвен. Всеобщее уныние не распространялось, казалось, только на него. Девушка на секунду повернула голову в его сторону, и тут же продолжила попытки читать, оставив реплику без ответа, хотя между строк Гвен уловила неозвученное «ты тоже». Дэвид словно и не ждал, что Гвен ответит. Он сел на скамейку, но к еде не притронулся, а подпер голову ладонью, обводя столовую взглядом. — Макса, Нила и Никки нет, — взволнованно произнёс он спустя несколько долгих секунд.       Гвен оторвалась от книги, чтобы тоже пробежаться поверхостным взглядом по кэмперам. — Скорее всего пытаются придумать, как испортить нам последний лагерный день. Расслабься, Дэвид, — остановила она готового возразить совожатого, — Я уверена, ничего с ними не случится.       Дэвид медленно кивнул и принялся ковыряться в еде жестяной вилкой. Чтение у Гвен не ладилось совершенно, поэтому она захлопнула книжку и отложила в сторону. — Ты уже отправил Кэмпбелла на общественные работы? — поинтересовалась девушка, отхлебывая холодного кофе и морщась от противного горького привкуса. — Только что. Думаю, Миллеры приедут за ним сегодня, чтобы забрать на время, пока лагерь закрыт. — Чем ты займешься в нерабочий сезон? — спросила Гвен не столько потому что хотела знать, сколько для заполнения начинающей давить на нервы тишины.       Дэвид неопределённо махнул рукой: — Найду подработку. Я много чего умею и много куда устраивался. Платят, конечно, копейки, но на жилье и продукты хватает.       Дэвид, очевидно, не представлял себе жизнь без лагеря. Перебиваясь на случайных подработках от лета до лета, он был счастлив тому, что всегда может вернуться. Гвен мысленно ликовала, что Дэвид не задал такой же вопрос ей. Ведь она не собиралась возвращаться. Случайная работа, оказавшаяся в итоге не такой уж и плохой, не должна и не могла остановить Гвен от поисков своего места в жизни. Ей вовсе не хотелось потратить свой потенциал на ожидание лета и новой смены, чтобы потом возиться с неблагодарными детьми.       Но помимо работы был ещё и Дэвид. Временами раздражающий, но добрый и сильный духом Дэвид, который помог ей справиться с собой, и с которым Гвен чувствовала себя целой. Девушка пыталась убедить себя, что глупо цепляться за человека, который оказался связан с ней случайно. Друг для друга они не больше, чем совожатые или временные друзья по работе. Дэвид, конечно, расстроится, но погрустит и забудет, как и она.       Завтрак закончился, началась лагерная активность. Как объяснил Дэвид, по старой традиции в последний день дети занимаются в каждом лагере понемногу, а вечером собираются у последнего в году костра. Утреннее уныние слегка развеялось, но взамен небо затянуло лёгкими серыми тучками. — Как бы не пошёл дождь, — заметил Дэвид, подходя к Гвен с несколькими конвертами в руках. — Что это? — вяло поинтересовалась девушка и обхватила предплечья руками, чтобы немного согреться. — Письма от родителей. Представляешь, некоторые захотели забрать детей пораньше. Наверняка, так соскучились, — улыбнулся вожатый.       Гвен подняла взгляд и посмотрела ему в лицо, словно впервые его видела. Всё те же зелёные глаза, залегшие под ними от недосыпа складки, лёгкая россыпь веснушек. Но что-то изменилось. «Так выглядит счастье» — подумалось ей. — Кто приедет? — Родители Нэррис, Никки и Нила.       Гвен кивнула.       Ветер усиливался, заставляя деревья шуметь листвой. И без того серое небо медленно темнело, отчасти из-за приближения ночи, отчасти из-за накапливающихся в вышине сизых туч. Вечером всё-таки пролился дождь.       Дэвид, конечно же, расстроился. В такую погоду невозможно соблюсти лагерную традицию и развести прощальный костер, а это, как никак, было одним из важнейших мероприятий. Гвен удалось убедить его, что у детей появилось время собрать вещи сегодня. Это значит, что завтра у них будет больше времени попрощаться. Так они оказались заперты в домике вожатых один на один, с бушующей стихией снаружи.       Сидя на кровати, Гвен наблюдала за сборами Дэвида. Вещей у него было немного: одежда, предметы первой необходимости, запчасти для гитары. Вероятно, за несколько лет стабильных поездок он научился брать лишь самое необходимое. Гвен упаковала половину вещей ещё вчера, чтобы сейчас они не мешали друг другу в тесном пространстве домика вожатых. Девушка в полной мере осознала, что первый шаг сделан, начало для её решения положено. Ей должно быть легко, но ощущение такое, будто стены сдавливают, не давая сделать вдох, а в воздухе застыла неловкая тишина. Гвен смотрела на мелькающую спину в зеленой лагерной футболке, и ей казалось, будто с каждой секундой Дэвид отдалялся от неё, становился чужим и незнакомым. Словно не с ним она пережила столько взлетов и падений. Словно не было этого лета. — Знаешь, ты можешь уехать пораньше. Я сам разберусь с уборкой и бумагами, я же теперь отвечаю за лагерь. — Серьёзно? Круто, спасибо.       Дэвид, конечно, не чувствовал ничего подобного и даже, кажется, тихо напевал какую-то лагерную песню. Гвен ещё раз мысленно согласилась с собой, что для него расставание с ней не сложнее, чем со всеми предыдущими совожатыми. И ей должно быть всё равно.       Дэвид застегнул дорожную сумку и сел рядом с Гвен. И это ощущалось так правильно, словно они знакомы всю жизнь, и так неправильно, словно они случайные попутчики, волею судьбы оказавшиеся в одном месте. Гвен углубилась в мысли, и не заметила волнения, с которым Дэвид сцепил пальцы. — Слушай, я, наверное, не должен спрашивать, — он нервно отвёл глаза в сторону, — И, конечно, это твой выбор и твоя жизнь, но… Могу я рассчитывать снова увидеть тебя в лагере Кэмпбелл?       Девушка немного растерялась. — Собираюсь переехать. Возможно, раз не повезло здесь, на новом месте всё наладится. — Оу, вот как, — сникает Дэвид, неловким жестом потирая плечо. — Значит, больше не увидимся?       Гвен хотела бы ответить «да». Гвен хотела бы ответить «потому нас ничего не связывает». Гвен много чего хотела бы ответить, но, видимо, слишком долго молчала, поэтому Дэвид обнял её, крепко и как-то безнадежно. Гвен неловко обвила его руками в ответ, пару раз невесомо похлопала по спине. Несколько минут они сидели в абсолютной тишине, прерываемой лишь равномерным шумом дождя, бьющим по бревенчатым стенкам домика. Когда девушке начало казаться, что объятья затягиваются, Дэвид отстранился. — Это твоё решение, и я поддерживаю его. Доброй ночи, Гвен. — Доброй, Дэвид.       На следующий день погода едва ли стала лучше. Ливень успокоился, оставив после себя прохладу и грязь. Ветра не было, мокрые деревья стояли без движения, пока над ними неспешно плыли низкие серые облака. Пахло сырой хвоей и землёй. Самый располагающий день для отъезда из лагеря, который на протяжении трёх месяцев практически не покидало солнце.       Кэмперы прощались друг с другом и вожатыми. Нэррис, Никки и Нила уже забрали, остальные медленно поднимались в потрепанный временем автобус, задерживаясь в дверях. Подошедший Макс посмотрел вожатому в глаза, ухмыльнулся, произнес: «иди к черту, Дэвид» и быстро скрылся внутри. — Никому не говорю «прощайте», ведь мы всегда можем встретиться следующим летом. Хорошей дороги и campe diem! — выкрикнул Дэвид, заученным жестом отдавая честь уезжающему автобусу.       Всё утро Дэвид пытался звучать и выглядеть жизнерадостно, но получалось как-то натянуто. На его лице было видно следы усталости и недосыпа. Гвен положила руку ему на плечо. — Ты точно справишься без меня? — тихо спросила она. — Конечно, Гвен, тут не о чем волноваться, — так же тихо ответил Дэвид.       Некоторое время они стояли молча, бок о бок. Гвен чувствовала себя так, словно она готова предать совожатого. Почему она так привязалась к нему? Что за идиотские сантименты? Она для него- никто. Он для неё- раздражающий коллега по работе. Конечно, Дэвид стал для неё человеком, готовым предложить свою заботу и поддержку, но он всегда такой, оптимистичный и добрый. Гвен ещё сумеет найти того, кто будет таким только для неё. Она садится в такси и уезжает, ни разу не оглянувшись. Дэвид смотрит вслед машине, пока она не скрывается за поворотом. Снова начинается дождь.