незакрытый гештальт

рэй лишний в их компании. маленьком обществе из трёх человек со своими шутками, историями, динамикой взаимоотношений и прошлым, только вот это не трио, а дуэт с хвостом. не равноправное, не равноценное, не одинаковое со всех углов — в списке участников есть главные эмма-норман и дополнительный рэй. просто бонус. или балласт. дрогнувший плюсик, который можно стереть одним движением тыльной стороной ладони, потому что маркер не перманентный. обычный. тонкий. иссохший. рэй это знает и принимает, потому что это правда-истина. заповедь их маленького лживого приюта, и рэй изначально тут был лишним, потому что знал с младенчества правду. и вся эта приютская ложь, обманные надежды и мечты — всё это в лишний раз доказывает, что рэй здесь лишний. но он всё же рад, что эмма и норман позволили ему стать хоть и маленькой, но всё же частичкой их скромного и дружного общества. прочувствовать насквозь это иллюзорное счастье, даже представить на какое-то время, что демонов не существует, что за забором — беззаботная белоснежная жизнь, такая же белоснежная, как их хрусткие простыни после стирки, и рэй имеет право прикоснуться к этой жизни. хотя бы на мгновение, самым кончиком пальца, но прикоснуться. правда, потом возвращаться обратно в треснувшую и чёрную реальность болезненно и неприятно, но время, проведённое с ними, того стоит. улыбки — светлые, чистые, искренние — того стоят. эмма и норман того стоят. заслуживают весь мир, до последних дюймов, до последней травинки и листика, только вот этот мир их не заслужил. и рэй тоже. рэй хочет, чтобы они сбежали. чтобы вкусили эту запретную свободу, чтобы не были отданы на съедение монстрам, чтобы жили, наконец, счастливо, без этих злосчастных стен и с возможностью выбора. рэй хочет, чтобы эмма и норман пережили эту роковую отметку в двенадцать зим и прожили ещё больше, дольше, и он ради этого готов на всё. абсолютно всё. рэю не жалко продавать себя маме. нет никаких сожалений по поводу его мести тире спасении, ведь тогда он убивает двух зайцев сразу: отдаёт обратно несуществующему богу свою жалкую жизнь и помогает убежать эмме и норману. выигрышный сценарий, в котором получают по заслугам все. и в частности мама, что выращивала их всех не как детей, а как овощей в удобных теплицах. и рэю кажется очевидным, абсолютно правильным тот факт, что эмма-норман сбегут, а он останется здесь. ведь они чистые, настоящие, невинные до такой степени, что хочется кричать. ведь они те, кто действительно этого заслуживает, — тот самый дуэт старших детей приюта, в который рэй не влез. но он и не пытался, если честно. боялся осквернить одним своим присутствием, однако в самой глубине души, на самом дне его прогнившей душонки он всё равно отчаянно желал быть полноправной, ценной частью их маленького общества. на уровне подсознания сладко-болезненно грезил, что было бы, как было бы, если бы их дуэт превратился в трио. желал, грезил, мечтал и делает это до сих пор, хотя каждый раз понимает, что он попросту недостоин. эти мечты несовместимы с реальностью никоим образом, и рэю остаётся лишь наслаждаться теми малыми частичками того, что ему позволено. тем не менее рэй искренне счастлив, что своей смертью сможет помочь им сбежать. это правильный исход событий. до омерзения правильный, однако и тот, который рэй одновременно хочет и не хочет: пусть он и не является полноправной частью их компании, рэй слишком хорошо знает своих друзей, чтобы тщедушно полагать, что его смерть не будет иметь для них никакого значения. однако рэй просчитался. конечно же было глупо полагать, что эмма-норман не разобьют его план в пух и прах. конечно же было глупо полагать, что они не догадаются о том, что рэй собирался пожертвовать собой. конечно, конечно, они же, чёрт возьми, умные, маленькие гении, и если норман просто понял его план, будто рэй сам показал ему свои мысли на раскрытых ладонях, то эмма сделала его невыполнимым собственными руками. конечно же они не собираются его оставлять. и всех остальных приютских детей тоже, потому что это чистейшей воды безумие, а эмма и норман чистейшей воды безумны. точнее, безумна эмма со своими идеалистическими мечтами и целями, а норман сдаётся под её бесхитростными и наивно-детскими идеями. естественный ход вещей. привычный и постоянный. рэй счастлив и несчастлив одновременно. счастлив потому, что они его не бросают, что так добры к нему даже после его относительного предательства. несчастлив потому, что рэй не слепой. он здесь лишний. эмма-норман. норман-эмма. но никак не эмма-норман-рэй. рэй видит, как они смотрят друг на друга, точнее, как норман смотрит на эмму: восхищённо, нежно, любяще настолько, что сводит скулы и на зубах скрипит сахар; рэй видит, как эмма относится к норману: особенно заботливо, особенно нежно, особенно понимающе, чуть-чуть по-другому, если сравнивать с остальными приютскими. норман никогда так на рэя не посмотрит. эмма никогда так относится к рэю не будет. и от этого становится ещё болезненней, ведь если факт дружбы ещё хоть какой-то можно было принять и пережить, то… рэй не осмеливается стереть свой дрогнувший плюсик чуть ниже их имён, зато смело ставит крест на себе, только уже маркером перманентным и настолько чёрным, что, кажется, отсутствие света вовсе не будет настолько насыщенного цвета. ставит крест и на своих мечтах о том, где они все… а потом рэй просчитывается снова: нормана забирают. забирают туда, до куда добраться уже невозможно и не будет возможным никогда. дуэт разваливается на части на глазах, буквально — две частички идеально подходящих друг другу пазлов отрываются, и картина становится незаконченной, неполноценной, незавершённой. рэй всё ещё где-то ниже их имён, только вот встать заместо нормана не получится никогда, да и рэй не хочет — а зачем? зачем, чёрт возьми, заменять того, кого заменить априори невозможно? рэй не норман. рэй хуже. норман особенный. рэй нет. эмме нужен норман. эмме рэй не нужен. рэю горько до безумия. отчаяние заглатывает целиком, не оставляет и кусочка, переваривает мучительно медленно в кислотном желудочном соке, и рэй в нём тонет. они сбегают из дома. рэй остаётся жив. рэй, чёрт возьми, жив, а норман нет — абсолютная нелепица, огромнейшая ошибка, которую совершенно никак не исправить, и всё должно быть совершенно наоборот: это норман должен быть жив, а не рэй, и это злит ровно в той же степени, что и отчаивает. а потом приходится выживать. рэй заменить нормана и не пытается. не пытается занять столь желанную позицию в дуэте (хотя желаннее, намного желаннее позиция в трио), просто становится тем самым плечом, о которое эмма опирается, чтобы воплощать свои безумные мечты в реальность, и этого, в принципе, хватает, но не настолько, чтобы быть довольным своей жизнью. рэй никогда и не был доволен своей жизнью, но здесь уже другая проблема: острая нехватка дуэта эмма-норман, который для рэя был важнее кислорода и который уже не восполнишь никак. мир за стенами оказывается недружелюбным, почти что адом, но никто другого и не ожидал. они — обыкновенные дети, вынужденные носить оружие за плечами и просчитывать свои действия на тысячу шагов вперед, потому что иначе их попросту съедят. вынуждены на подсознательном уровне знать все законы выживания, и это неправильно — знать вот такое двенадцатилетним детям. но у них вся жизнь неправильна, так что это кажется нормальным. смириться со смертью нормана оказывается сложнее, чем что-либо другое, однако двигаться вперед заставляет эмма: упорно толкает в спину, зарывается подошвой поношенных сапог в рыхлую землю, чтобы не дать тому упасть назад, и не оставляет выбора, кроме как шагать вперед. рэю сложно. эмме сложнее. но эмма сильная. боже, она настоящая девочка-солнце со своей рыжей непослушной копной волос, абсолютно несгибаема и вечно наполнена верой в лучшее, и рэй видит её насквозь — конечно, потеря нормана оставила неизгладимый отпечаток, но это не тот опыт, из-за которого эмма сложит руки. она же из того типа людей, которые на трудности отвечают ещё большим упорством, и на смерть дорогого ей человека она лишь напирает сильнее, раздирая ладони и колени в кровь. рэй не такой. он бы сдался. честно сдался, однако эмма не даёт. одной своей улыбкой каким-то чудом заставляет появиться ушедшие силы, и кажется она даже каким-то маленьким, только родившимся божеством с рыжими прядями волос вместо нимба. и за эти полтора года почти ничего не меняется. эмма всё ещё преисполнена решимости. норман всё ещё мёртв. рэй всё ещё лишний. рэй бы, если честно, отдал всё, чтобы вместо него выжил норман, и это до сих пор кажется правильным и истинным: тогда, в благодатном доме сгореть вместе с этим самым чертовым домом, давая шанс эмме-норману и остальным приютским детям сбежать отсюда. да рэй даже готов отказаться от своей мести и быть добровольно съеденным вместо нормана, лишь бы те двое жили вместе, жили, ж и л и. но, увы, это невозможно. абсолютно невозможно. рэй бы сделал всё, будь это во власти людей, но люди не умеют воскрешать других и не умеют отдавать свою жизнь взамен умершей. как жаль. иногда, когда рэй стоит на стрёме в обманчивой ночной тишине чужого мира, он позволяет себе немного помечтать, пока эмма и другие крепко спят, наслаждаясь отдыхом. поначалу робко, осторожно представляет то, что норман тогда не ушёл за решётчатые ворота приюта. представляет то, что их план удается и они сбегают все вместе — эмма-норман и рэй и другие дети. как они выживают в этом отчуждённом для них мире, как постоянно спорят о разных мелочах, но в конце концов кто-то один решает весь спор, выдвигая компромисс. как иногда позволяют себе расслабиться в минуту спокойствия и улечься рядом друг с другом, опираясь на родные плечи, чувствуя родное тепло, родной запах, родное всё. как они наблюдают друг за другом, подмечая каждые изменения в росте, весе, цвете волос или глаз, потому что они всё-таки взрослеют. рэй представляет, осмеливается представить, что дуэт на самом деле не дуэт, а настоящее трио, в котором рэй точно так же ценен, как эмма или норман. осмеливается представить, что рэй не просто не держит взаперти свою душу, он выпускает наружу и свои чувства, которые — боже — оказываются взаимны, и в итоге эмма-норман-рэй становятся чем-то немного большим, чем друзья. нет, они, конечно, всё ещё семья, но теперь немного… другая. рэй рвано выдыхает тёплый пар в холодный воздух, сжимает крепче в руках рукоять автомата и смотрит на ночное небо с бесчисленными звёздами. такие сладкие фантазии не дают ничего, кроме как болезненного осознания невозможности всего представленного. ничего. хотя бы потому, что норман… мёртв. однако эти фантазии уже как зависимость. единственный способ не сойти с ума в этом однотонном сером мире, пока рэй не спит в бездонной тьме. и дальше он их уже контролирует с трудом: представляет, что никаких демонов не существует, а их приют по-настоящему является приютом, и их мама попросту смотрительница этого самого приюта, его хозяйка. представляет, что каждый день видит светлые улыбки эммы-нормана, слышит их голоса и смех, радостные лица, что проводит с ними всё своё свободное время, беззаботно предаваясь этому искреннему счастью. и потом, когда их забирают приёмные родители, поддерживают связь и постоянно встречаются, не теряя друг друга из виду. или же приюта не существует вовсе. и вот они — обыкновенные дети с обыкновенными родителями и обыкновенной жизнью, подружились ещё в первые года своего существования и теперь являются неразлучными друзьями, может, даже одноклассниками, потому что они уговаривают родителей пойти в одну школу, чтобы быть вместе. и они все втроём наслаждаются своей спокойной жизнью, даже не подозревая, что могли бы с трудом выживать где-то в параллельной вселенной. но самые дерзкие мысли, которые рэй не позволяет себе продолжать, это, конечно, представление о том, что они… не друзья. чуть больше, чем семья. чуть больше, чем то, что у них было в приюте. они и так близки, но это… всё же чуть больше. или намного, намного больше — рэй и сам не понимает, что это, но перестать мечтать об этом не может. точнее, он себя ограничивает, одёргивает тут же, когда в сознании начинают мелькать подобные картинки, но перестать не может — эти мысли появляются в голове закономерно, медленно, настолько плавно сменяя первоначальные, что рэй и заметить поначалу не может. а потом после этих мыслей становится больно. так больно, что рэй прячет лицо в ладонях и искусывает губы до крови, сжимает желваки до сводящихся мышц и пытается не заорать в пустоту. не потому, что пустоте наплевать, а потому, что эмма проснётся. и обязательно спросит у рэя, в чём дело. похлопает своими короткими, но пушистыми ресницами, взглянет своими до невозможности изумрудными глазами, присядет рядом, возьмёт за руку и повторит вопрос, но теперь уже заботливее, ласковее, нежнее, будто… будто обращается к норману. как обращалась к норману. рэй к эмме с душой нараспашку — иначе и не может, — но эти мысли ей никогда не скажет. что угодно, но не это, потому что эмма взвалит этот груз на свои узкие плечи, прибавляя к уже имеющемуся. нет. эмма заботится о рэе, а рэй заботится об эмме — и только так можно выжить в этом мире, только к обычной заботе рэй добавляет своё молчание. потому что так правильно. да и зачем говорить о том, что никогда не произойдёт? норман ведь продолжает быть мёртвым. но, как оказалось, нет. рэю кажется, что это галлюцинация, сон, больные фантазии — что угодно, но не реальность, не настоящий, живой норман. что это не он сейчас стоит в метре от него, а кто-то другой, слишком похожий, бередящий незажившие раны. но вот он улыбается точно также, как норман — как старый норман, как тот, ради кого рэй был готов пожертвовать своей жизнью, кого рэй искренне до сих пор любит, во всех смыслах, — и от этого внутри что-то ломается. сначала натягивается тонкой струной, а потом схлопывается в маленькую чёрную дыру и разваливается на части. звук пощёчины отрезвляет, но немного в другом плане. и звук такого родного голоса отрезвляет тоже, заставляет поверить, что это не сон и не галлюцинации, потому что ладонь саднит от удара, а внутри всё встревоженно трепыхается от знакомой интонации. слёзы сами начинают течь, руки сами тянутся к эмме-норману, и это кажется самой естественной на свете вещью — обнимать их, чувствовать тепло от их тел и чувствовать такие же тёплые руки, обнимающие его в ответ. и кажется, будто все те страдания в прошлом не важны. не имеют совершенно никакой ценности, абсолютно прозаичны и бесполезны по сравнению с тем, что рэй сейчас обнимает живых, настоящих эмму-нормана, а не мёртвых. если уж честно, то рэй готов ещё раз пережить все те страдания, лишь бы… лишь бы иметь возможность вот так их обнять. норман, конечно, изменился. теперь он на полтора года старше, выше, взрослее, и взгляд его несколько поменялся, однако рэй считает это нормальным: он и эмма тоже значительно поменялись, разве что рэй наблюдал эти изменения постепенно, а контраст между норманом настоящим и норманом-воспоминанием достаточно сильный. у него теперь свой багаж прошлого, свои воспоминания, свои потери, однако это всё ещё норман. и эта мысль заставляет облегчённо выдохнуть. а следующая — тут же напряжённо замереть. у нормана теперь другие цели. точнее, в итоге они такие же — выжить, но вот каким способом? у эммы итоговая цель такая же, но способ абсолютно другой. рэй видит, как между ними рождается конфликт. не ссора, не что-либо похоже, но стычка двух разных точек зрения на одну и ту же ситуацию, и рэю, как истинной третьей стороне в их обществе, нужно предложить или компромисс, или сподвигнуть одну из сторон к отказу от своего решения, пока их маленькая стычка не разрослась до чего-то большего, но. рэй не истинная третья сторона. он третье колесо. пятое, если использовать правильный фразеологизм, но тут их трое. рэй здесь лишний. поэтому он молчит. молча сталкивает их лоб в лоб, а после соглашается с эммой пойти давать новое обещание, потому что норман справится и без него, да и эмма тоже, если честно, просто рэй сидеть в стороне не может. однако он только может сидеть в стороне, когда дуэт эмма-норман на его глазах превращается в нечто большее. рэй хочет, чтобы эмма относилась к нему так же, как и к норману. рэй хочет, чтобы норман смотрел на него так же, как и на эмму. рэй хочет, чтобы они все втроём были вместе во всех смыслах этого слова, чтобы ощутили нечто другое, чуть глубже и сильнее, чем обыкновенное слово «дружба». рэй до зудящей дрожи по всему телу хочет всё это высказать, показать, доказать, и пусть горит всё адским пламенем, потому что вся их жизнь уже полыхает в адском пламени. но рэй не идиот. желания воплотить в реальность не получится. хотя бы потому, что в их компании рэй идёт через союз «и». как бонус. как балласт. рэй всё ещё дрогнувший плюсик чуть ниже имён самых дорогих ему людей. всё ещё не больше маленького, неровного, полупрозрачного плюса и никогда чем-то большим не станет, ведь это очевидно. самого себя обмануть не получится, и рэй видит, он чётко, чёрт возьми, видит, что отношения эммы-нормана на совершенно другом уровне, на таком, о каком рэй может только мечтать. он и мечтал, пока ночами дежурил, но это две разные вещи: просто мечтать и своими глазами видеть, как мечты рушатся о реальность. разлетаются острыми осколками по разным частям света, что не собрать больше, но рэй молчит. молчит обо всём. о своих чувствах. о том, что видит. о том, что замечает. о своих желаниях. о своих потребностях. молчит, потому что… эмма радостно держит нормана за руки и улыбается ему своей самой светлой-светлой улыбкой, какой, наверное, не улыбалась никому. норман робко переплетает их пальцы и улыбается смущенно, но искренне, ярко, и смотрит так, будто эмма — единственное солнце во вселенной. молчит, потому что так надо. потому что таким образом он не разрушит всё. в конце концов, рэй всегда был лишним.