Настоящая леди из дома Блэк

Когда Распределяющая Шляпа, после двухминутных раздумий, нарочито (на самом деле — просто оглушительно) громко отправляет её под знамена Гриффиндора, Беллатрикс Моргана Блэк крепко-накрепко убеждена, что её жизнь кончена. Внутри неё с грохотом, с оглушительным звоном рушится на осколки мир, но на лице — равнодушие, достойное настоящей леди из дома Блэк. Руки почти не трясутся, когда она стягивает с темных, собранных в тугую (такую тугую, что ей то и дело хочется сморщиться, а ещё — регулярно мучают головные боли, но настоящую леди, по словам мамы, не должны волновать такие мелочи) косу волос эту дурацкую шапку, передавая её женщине в изумрудно-зеленой мантии. Беллатрикс высоко поднимает голову и спокойным шагом идёт к столу под алыми знаменами, кожей чувствуя направленные на неё взгляды и отчаянно подавляя желание забиться в угол или сбежать. Беллатрикс ненавидела лишнее внимание к своей персоне, потому что оно практически всегда означало, что она что-то делает не так. Первокурсница подавляет рвущиеся наружу горячие злые слезы и с как можно более надменным видом занимает место среди людей, которые должны будут стать её соратниками на протяжении последующих семи лет, если маменька, конечно же, не заберет её из школы, чтобы никто и никогда больше не видел такой позор. Ей никто не аплодирует. Только взглядами провожают, да шепотки тут и там прорезают густую, почти звенящую тишину. Блэк на Гриффиндоре — подумать только! Беллатрикс с тоскою смотрит на столы змеиного факультета, но его обитатели только качают головами и пожимают плечами — они ничем не способны ей помочь. А кое-кто, как, например, Персиваль Гринграсс, так и вовсе кривит лицо, словно она — грязь под ногами, а не юная леди из дома Блэк. Беллатрикс раздувает ноздри, из последних сил удерживая в себе рвущиеся наружу эмоции. Она никогда не была хороша в сдерживании своих эмоций. Слишком невежественная, слишком импульсивная, слишком дикая. — Звереныш, — презрительно тянет голос матери внутри её головы. Почему-то всплывает в памяти вечер, когда мать повела её в маггловский театр, на балет, чтобы показать — даже поганые грязнокровки танцуют лучше. Быть хуже маггловских танцовщиц — высшая степень позора в мировоззрении Друэлы Блэк. Разумеется, Беллатрикс не стала ей сообщать, как ей понравилось это зрелище. Девочка фыркает, обхватывая себя руками. Ей тесно, душно, ей не хватает кислорода. — Змейка потеряла логово, — смеется кто-то. Этот смех волной прокатывается среди тех, кто сидит поблизости. Он безобиден, но Беллатрикс все равно внутренне сжимается, готовясь атаковать. Снаружи она остается невозмутимой, ничего не отвечая на попытки львов вывести её на контакт. Очень скоро её оставляют в покое. …Сириус попадает на Гриффиндор спустя несколько минут после её распределения и сразу же становится своим в доску. Беллатрикс не обращает на кузена никакого внимания. Сейчас она может думать только о том, что Друэлла Блэк убьёт её. *** Беллатрикс больше не принадлежит Блэкам. Девочка всю ночь ворочается в кровати, предчувствуя надвигающуюся грозу, а когда засыпает — с криками просыпается, потому что алые портьеры над кроватью становятся жидкими и натекают прямо на неё, красные и соленые, словно кровь. Этой крови всё больше, Беллатрикс захлебывается в ней, тонет, барахтается в отчаянной попытке спастись. И спасение приходит — оно пахнет прогретой на солнце речной водой и лилиями, его волосы — темно-рыжие, длинные и густые, а глаза — ярко-зеленые, словно яблоки. — Все хорошо, — говорит она, пока Беллатрикс отчаянно хватает ртом воздух, пытаясь осознать, что никакой крови нет, что алый бархат — по-прежнему алый бархат, а сама она по-прежнему лежит в кровати. — Это просто кошмарный сон, — говорит девочка, осторожно сжимая пальцами её плечо и заглядывая в глаза. Беллатрикс хочет прошипеть, что ей не нужна никакая помощь, но этот жест так напоминает Андромеду, что шипение застревает где-то в глотке и наружу вырывается только сдавленное: — Спасибо. — Ой, какая у тебя ужасная коса, — продолжает щебетать девочка (теперь она становится точь-в-точь как Цисси). — Как ты только можешь спать с ней? — Леди из дома Блэк должна… — Беллатрикс осекается. Почему-то здесь, под покровом ночи в спальне первого курса факультета Гриффиндор этот аргумент кажется ей невероятно нелепым. — Мама будет сердиться, — предпринимает она ещё одну попытку. — Ночь, — категорически отрезает рыжая. Её пальцы уже тянутся к голове юной Блэк. Они стягивают туго завязанную ленту и нежными, но уверенными движениями начинают разделять пряди. — А ты в школе. Обещаю, что она ничего не узнает. Ой, какие у тебя кудри роскошные! Прямо как у Сиси Австрийской! Знаешь, кто это? Беллатрикс неуверенно улыбается, украдкой ощупывая волосы. Без косы она и правда ощущает себя лучше, а звонкий, щебечущий голос магглы отвлекает от липких пут ночных кошмаров и ожидания головомойки от матери. — …кстати, меня зовут Лили, — деловито говорит девочка, протягивая ей руку. Беллатрикс уже знает, что это — жест, означающий предложение дружбы в среде магглокровок. Первокурсница знает, что сказала бы ей мать. И, наверное, тетя Вальпурга, постоянно читавшая обалдую-кузену лекции о важности чтить традиции предков, среди которых Сириус почему-то упорно видел запрет на общение с магглами, хотя на взгляд юных леди из дома Блэк и малыша Регги, тётушка имела ввиду совсем другое. Магглокровные — не ровня Блэкам. Но Беллатрикс попала ни много ни мало — в логово магглокровок, а это значит — ей либо изгоем на факультете становиться, либо налаживать отношения, а быть изгоем ей (ну вот совсем) не хочется. К тому же Лили так похожа на сестренок, и у неё такие нежные пальцы… ещё никто не обращался с её волосами настолько бережно, даже Меда. — Беллатрикс, — говорит она тихо, почти что шепчет. И осторожно сжимает теплую руку магглы своими пальцами. …А утром, за завтраком, наконец приходит письмо из дома. Крохотный кусочек пергамента, где каллиграфическим почерком отца написано, что у Сигнуса и Друэллы Блэков отныне только две дочери. Беллатрикс больше не принадлежит Блэкам. *** — Думаю, мне стоит проверить, как там готовка ужина, — говорит директор и уходит, оставляя юное поколение Блэков с дядей и тетей наедине. Орион Блэк улыбается мимолетно, но сразу же суровеет, отворачиваясь от окна, за которым стучит по земле холодными косыми струями сентябрьский дождик. Старый волшебник чувствует — ночью ударят морозы. Об этом говорят шрамы, полученные за время аврорской службы. Сын и племянница стоят по разным углам комнаты, нахохлившиеся, словно воробьи. Беллатрикс хорохорится, смотрит на них надменно, но их с супругой не провести — слишком испуганные глаза, слишком много показной бравады. Она растеряна, она напугана, она ожидает головомойки. Не зря в их семье никогда не любили Друэллу — пусть Вальпурга и сама была далеко не подарок, но она никогда не гнобила своих детей. Даже если Сириусу постоянно так казалось. Беллатрикс поджимает губы и гордо задирает голову с выражением глубочайшей надменности на лице. — Подойди сюда, — велит наконец Вальпурга, восседающая в своем темно-синем платье в наколдованном директором кресле, словно королева на троне. Беллатрикс послушно подходит, радуясь, что школьная мантия скрывает трясущиеся коленки. Она уже смирилась с тем, что от неё отказались, она не понимает, для чего её хотят видеть теперь, да и ещё и с кузеном за компанию. — Я, конечно, не в восторге от того, на какой факультет вы оба попали. Беллатрикс фокусирует внимание на роскошном сапфировом перстне на тетушкином пальце. Старинный, век пятнадцатый или около того. В его темно-синей, почти что черной глубине отражается свет свечей. Это делает его похожим на леденец. — Далеко не в восторге. И при иных обстоятельствах, ты, Сириус, получил бы громовещатель. — Кто бы мог подумать, — бурчит Сириус себе под нос с достаточной громкостью, чтобы мать могла услышать его. — Какое внезапное благородство. — Когда я говорю, ты должен молчать и слушать! — прикрикнула на него Вальпурга. — Всенепременно. — Сириус, замолчи. Орион говорил тихо, но спорить мальчик не осмелился — он не пылал теплотой к отцу, который искал в доме только покоя, но уважал и побаивался его. К тому же, он понимал — мать в одном шаге от того, чтобы устроить ему очередной скандал, а ему хотелось поскорее разделаться с этим и бежать к своему новому другу, Джеймсу, чтобы пойти исследовать замок в поисках потайных ходов. — Как ты знаешь, девочка, твоя мать отказалась от тебя. Беллатрикс вздрогнула как от удара, а Сириус, открывший уже рот, чтобы съерничать, так и остался стоять с отвисшей челюстью. Он хоть и ждал выволочки от матери, хоть и огрызался, что, возможно, ей следует отказаться от него, никогда и представить себе не мог, что от него действительно откажутся. — Это недостойно Блэков, — Вальпурга сказала как отрезала. — Знаешь, какой у нас девиз? — Чистота крови навек. — А ещё? — Блэки всегда платят свои долги, — отчеканила Беллатрикс. Она всегда использовала эту фразу во время шутливых потасовок с сестренками, но теперь понятия не имела захотят ли они общаться с ней. — Семья, долг, честь, — просветила её Вальпурга, стараясь остаться невозмутимой — её одиннадцатилетняя племянница смотрела на неё серьезным, но потерянным взглядом, и почтенная леди из дома Блэк никак не могла перестать видеть в ней себя — сосланную родителями к семейству Мелифлуа, нужную только старшему брату и бабушке Лисандре, урожденной Яксли — роскошной женщине с апельсиновыми волосами и любовью к сушеным бабочкам. Бабушка заплетала ей дурацкие, тяжелые косы и поясняла, что никто не обязан её любить, а Альфард, обещавший никогда не бросать, с головой погрузился в работу и почти что забыл про существование младшей сестры, отчаянно вцепившейся в традиции, чтобы придать жизни хоть какое-то подобие полноты, ведь Ориону она тоже была не слишком то и нужна. — Пусть даже ты не нужна своим родителям, по крови ты все равно Блэк. Беллатрикс прищурила глаза, ожидая то ли продолжения, то ли подвоха. Вальпурга подумала, что не будь тут мужа и сына, она рассказала бы этой девочке, как она страдала, будучи сиротой при живых родителях, и как шляпа хотела отправить на Гриффиндор и её, и Альфарда (тот рассказал ей это под большим секретом, когда приехал из Хогвартса на каникулы), но поддалась на уговоры и дала билет под змеиные знамена — традиции следовало чтить. И как всё это припорошилось со временем, ожив в тот момент, когда Сигнус и Друэлла пришли к ним, чтобы залить дорогим, за пару сотен галеонов бутылка, алкоголем потерю первенцев. Как она орала до сорванного голоса — то ли от гнева, то ли от закровоточивших в мгновение старых ран, выгоняя их прочь из своего дома; как позволила себе отпить алкоголь прямо из горла и не очень осознавая, что делает, согласилась на предложение Ориона забрать девочку себе. Забрать себя маленькую себе. Заслонить, отогреть, защитить от равнодушия и предательства самых близких. Но муж и сын (она никогда не сказала бы это вслух, но её Сириусу дьявольски шел этот красно-золотой галстук) были здесь и поэтому она сказала только: — Блэки это не только твои родители. С этого дня ты будешь жить в нашем доме. Сказала, и махнула рукой, давая понять, что они могут быть свободны. Но все-таки не удержалась. — Сириус! Сириус, уже стоящий одной ногой в дверном проеме, обернулся, и старшие Блэки почти не сомневались, что он закатил глаза перед тем, как сделать это. — Я буду тебе очень признательна, если ты не уронишь честь семьи. — Почему ты ей ничего не сказала?! — возмутился мальчик, совершенно неаристократично тыкая пальцем в кузину, но Беллатрикс его уже не слушала — она змеей проскользнула в дверной проем и сбежала вниз по лестнице, с удивлением обнаружив, что Лили ждет её на подоконнике в компании вихрастого и невозможно громкого Джеймса Поттера. — Буду обитать у тети с дядей, — ответила юная Блэк на витающий в воздухе, но невысказанный вопрос. — Бедный Сириус, — показательно закатил глаза Джеймс. — Почему это он бедный?! — вскинулась Лили, неосознанным жестом задвигая подругу за спину, как иногда задвигала Северуса (тот злился и вечно ругался с ней из-за этого, но она ничего не могла с собой поделать). — Потому что она Злючка-Змеючка, — захохотал Поттер. Лили набирает воздуха в грудь, чтобы разразиться гневной тирадой, но Беллатрикс выходит из-за её спины. — Он того не стоит, — говорит она, смеривая мальчишку презрительным взглядом с ног до головы. У неё в голове полная каша, но ощущение поддержки родственников, поддержки Лили, нужности, возвращают ощущение почвы под ногами. — Олень он и есть Олень. — Почему олень? — недоумевает Лили, пока Поттер с интересом ждет её ответа. — Потому что рисуешься слишком много. Только вот смотри, как бы не сожрали, ведь травоядные — это низшее звено в пищевой цепочке. А вот змеи, кстати, хищники. А я змея. Пойдем, Лили. *** Обживаться среди магглокровок и их любителей — сложно. Установки матери въелись под кожу, словно вросли в неё, но, на удивление Беллатрикс, избавляться от них оказалось проще, чем казалось изначально. Благодаря Лили — первой (после неё) на курсе среди девчонок, солнечной, звонкой, смешливой, пахнущей теплыми речными водами и водяными лилиями. Лили болтала без умолку: рассказывала про свой мир, спрашивала про мир волшебный, заплетала ей самые безболезненные в мире косы и учила плести веревочные браслеты из цветных ниток — фенечки. Остальные девочки относились к ней настороженно, и Беллатрикс признавала — ей было бы гораздо сложнее, не прими она дружбу Эванс в первую школьную ночь, ведь на львином факультете она все ещё чувствовала себя чужой. Летние каникулы наступают внезапно, а когда после лета (три долгих месяца, впервые не наполненные материнскими нравоучениями, но зато — полные общения с Регги и тайными письмами от Лили и сестер) она снова оказывается за факультетским столом, то с удивлением отмечает, что чувствует себя гораздо свободнее, чем на первом курсе. И, более того, даже скучала по шумному гриффиндорскому прайду с его жизнелюбием, хлещущим через край. Лили, загоревшая и сияющая, сидит рядом, рассказывая лучшей подруге про своё путешествие в Германию с родителями и старшей сестрой, но Беллатрикс, если честно, не особенно её слушает — в этом году Меда поступает в школу и будет проходить распределение, а это значит, что они смогут общаться более свободно, нежели коротенькими письмами через домовиков. — СЛИЗЕРИН! — выносит свой вердикт Шляпа после некоторых раздумий. Андромеда отыскивает сестру и с улыбкой закатывает глаза. Беллатрикс ободряюще улыбается ей в ответ и впервые позволяет себе грубое нарушение этикета: она засовывает два пальца в рот и издает громкий, восторженный свист. *** — Поверить не могу, что тебя взяли охотником, Поттер, — поддевает однокурсника Беллатрикс, когда внимание капитана команды устремляется на кандидатов в должность ловца. — Ты же олень! — Видимо твой анализ неверен, Змейка, — Поттер показывает ей язык, и Беллатрикс с фырканьем отворачивается. Она не обижалась на «Змейку», это прозвище намертво приклеилось к ней с самого распределения, но Джеймс Поттер невероятно раздражал её своей… своим фактом своего существования, если честно. Он был слишком громким, он стремился заполнить собою все пространство и неизменно блистать в центре внимания. Он рисовался на уроках, то и дело устраивал какие-нибудь каверзы в неизменной компании кузена и шумел-шумел-шумел… Для Беллатрикс, любящей тишину, ненавидящей чрезмерное внимание к себе и предпочитавшей забиваться в уютный уголок, чтобы почитать книгу или позаниматься своими делами, он был подобен стае корнуэльских пикси. Но даже она не могла не признать — летал он так, как будто родился в воздухе. Впрочем, неудивительно. Наверняка его не стаскивали в детстве с метлы, чтобы отправить заниматься делами, которые «подобают настоящей леди из дома Блэк». Беллатрикс подавляет улыбку — она невольно представляет, как мать хватит удар от известия, что её старшая дочь записалась в факультетскую сборную, да ещё и на такую совершенно неженственную позицию, как загонщик. И тут же напоминает себе, что матери на неё плевать. Эта мысль всё ещё больно режет где-то в районе сердца, но уже в разы слабее, чем раньше: вокруг неё слишком много людей и событий, чтобы топиться в этой боли. К тому же девочка ловит себя на том, что перестала внутренне вздрагивать, когда слышала повышенные тона, а ещё — как будто поверила в себя и свои таланты (дядя с тетей не выказывали теплого отношения к её дружбе с магглой и интересу к полетам, но и не одергивали. А наезжающая время от времени на Гриммо бабушка Ирма, пахнущая вишневым табаком, гадающая на картах и ведущая какие-то свои дела с подпольным миром, так и вовсе проявляла к девочке невероятное участие и теплоту). К тому же и гиппогрифу понятно, что мать никогда её не любила. Никого из своих дочерей не любила, разве что Цисси, названную в честь бабушки, похожую на семейство Розье как две капли воды. Беллатрикс почти не сомневается, что брак между родителями был заключен по расчету. У неё и самой был жених — Рудольфус Лестрейндж, официальная помолвка с которым должна была состояться через год. Теперь, конечно, никакой помолвки не будет — сестры уже рассказали ей, что теперь невестой Рудольфуса официально назвали Меду. Беллатрикс, если честно, совершенно не расстроилась, хотя вообще-то Руди был неплохим парнем. Он излишне опекал младшего брата и всегда таскал для неё пирожные на скучных семейных приемах. Они даже продолжали изредка общаться после того, как их судьбы разошлись в разные стороны. — О чем задумалась, Змейка? — возвращает её в реальный мир щелчок пальцев перед лицом — это Найджел Шэм, капитан команды, охотник и семикурсник, наконец-то отыскал последнего игрока и теперь явно толкал перед подопечными вступительную речь, начало которой Беллатрикс благополучно прослушала. — О победе, — просто отвечает она, отбрасывая со лба выбившуюся из прически прядь. Не рассказывать же им про сорвавшуюся помолвку, сестер и договорной брак родителей; про дом на Гриммо и пугающую, но завораживающую Ирму Блэк. О том, что начинает чувствовать себя свободной. О том, что, попади она на Слизерин, активно доказывала бы матери, что достойна её любви. — Хорошо, — улыбается капитан. Остывающее солнце осени путает свои лучи в его пепельных волосах и Беллатрикс невольно улыбается ему в ответ. — Но вот ушами все-таки хлопать не нужно. — Она Змейка, ей нечем хлопать, — влезает Джеймс. Сириус, занявший место ловца, заливисто хохочет в попытке уязвить её. Беллатрикс понимает, чем это вызвано — его мать никогда не ругается на неё и Сириуса это задевает, ведь в его понимании отсутствие криков значит более теплое отношение. К тому же его отец тоже приглядывается к ней, а бабушка Ирма так и вовсе не слишком балует сыновей дочери вниманием. Но сильнее всего (она заметила это почти сразу же) его злила её дружба с Регги. И хотя Регулус охотно уделял внимание и брату тоже, Сириус все равно на него обижался, а потому старался задеть кузину при каждом удобном случае, лаясь с ней подобно собаке. Беллатрикс же, хоть и понимала его, не собиралась отказываться от этих людей. Они были нужны ей как опора, а проблемы обиженного кузена заботили её в последнюю очередь. *** — Ты уже читала про этого политика, Риддла? — спрашивает Лили в один из теплых весенних дней. Беллатрикс неопределенно мычит, жмурясь на солнце — в Хогвартс пришли пасхальные каникулы, а погода радовала теплом, поэтому они с Лили запаслись едой (как-то раз, устроив ночную вылазку по школе, девочки отыскали кухню и не переминули завести тесную дружбу с её обитателями, навсегда решив для себя вопрос с едой вне официального времени), книгами и расстелили плед на все еще подмерзшей земле, предварительно обработав его согревающими чарами. Но читать не хотелось, поэтому гриффиндорки просто валяли дурака под шелестящий плеск волны Черного Озера. — Многие чистокровные волшебники наверняка поддержат его. А он… он похож на Гитлера, мне так кажется. Неужели будет война? — Лили выглядит испуганной и это, по мнению Беллатрикс, чертовски не идёт ей. — Значит, и школа тоже расколется? Но ведь Андромеда, и Северус, и ещё ребята, они ведь нормальные. Не хочу никакой войны. — Это… просто политик, Эванс, — Беллатрикс предпочитает не думать о том, что люди, подобные матери, действительно его поддержат. Да и тетя с дядей вполне способны, это ведь очень даже отвечает их убеждениям. Магглокровки не ровня чистокровным. Беллатрикс смотрит на Лили, вспоминает осеннее солнце на волосах Шэма и первокурсницу Марлин Мэй, почему-то узревшую в ней свою музу и теперь донимающую просьбами постоять смирно, пока она её нарисует… И впервые не может сказать, что согласна с общепринятым семейным тезисом. *** Третий год обучения начинается с распределения Регулуса и Нарциссы. Цисси попадает в Рейвенкло, просидев на табурете дольше всех, а вот младший сын Вальпурги и Ориона неожиданно идёт по стопам кузины и старшего брата, непроизвольно становясь точкой отсчета для потепления отношений: помогая освоиться новоиспеченному львенку, кузены внезапно обнаруживают, что у них немало общего. И Беллатрикс, с головой нырнувшая в учебу, тренировки, клуб игры в Плюй-камни и общение с Лили, братом и сестрами, вдруг ловит себя на мысли, что очень рада своему непопаданию в Слизерин. А когда после победы над Слизерином (Беллатрикс всё ещё не может поверить, что именно её случайный гол, когда чисто по инерции ударила битой находящийся рядом мяч, оказался решающим), Джеймс и Сириус вдруг хватают её за руки и начинают кружить, а семикурсник (Боже мой, думает Беллатрикс, такими темпами от команды вообще скоро никого не останется) Дейв Шелтон сажает её себе на плечи — над толпой беснующегося от радости прайда, юная Блэк вдруг понимает, что ощущает себя на своем месте, что лишнее внимание к персоне — не такое уж и ужасное; а руки Поттера — совершенно не влажные, как ей казалось раньше, а очень даже теплые и сухие. Почти горячие. *** — Эй, Блэк, пошли со мной на свидание, — говорит Поттер. На календаре — первое сентября, за окном тамбура в Хогвартс-Экспресса — маггловские деревеньки и бескрайние поля с пасущимися на них овцами. Поезд мчится вперед, вгрызаясь в серебристую ленту рельсов, а четверокурсница Беллатрикс Блэк пробует курить свою первую сигарету, ожидая, пока её лучшая подруга Лили Эванс накрасит глаза перед туалетным зеркалом. — Не хочу, — пожимает плечами Беллатрикс, недовольно притопывая ногой. — Да брось, я уверен, что тебе понравится. Беллатрикс насмешливо фыркает и отворачивается. Её раздражает и сбивает с толку эта странная поттеровская блажь. Свидание, ну скажешь тоже. Да и когда? Четвертый курс это серьезно: впереди пятый, а на нем — С.О.В. и выбор будущей профессии, хотя юная Блэк для себя еще перед третьим курсом решила, что пойдет по стопам дядюшки Ориона. Работа аврором — адреналин, опасность, риск. Как полеты, только гораздо круче. Сплошные логические загадки: чтобы поймать преступника, нужно понять ход мыслей преступника. А ещё в Ежедневном Пророке все чаще писали про Риддла и его партию. Кажется, в волшебном мире действительно назревала война. Лили нервничала, а Беллатрикс это не нравилось, потому что Лили Эванс должна сиять. Авроры — это защитники. Став аврором она сможет защитить тех, кто ей дорог. А это значило — у неё нет никакого времени на Джеймса Поттера (Беллатрикс вдруг замечает, что он стал выше чем она, и её это смущает) с его странными, совершенно безумными идеями. Дверь туалета раскрывается, явив их взорам Лили с хулиганскими стрелками на глазах. — Эванс, пошли со мной на свидание, — тут же перестраивается Джеймс. — Ну уж нет, Поттер, я слышала о чем вы тут говорили, — смеется рыжая. — Шиш тебе, а не свидание. — А со мной пойдешь? — в тамбур заглядывает Сириус Блэк. За его спиной маячит смущенно улыбающийся Римус Люпин (Беллатрикс практически уверена, что он оборотень, но считает что это — не её разума дело) и попискивающий от восторга Петтигрю. — И тебе — шиш. — Ну Эва-а-нс, — обиженно надувает губы старший из братьев Блэк. — Ну пошли-и-и. — Нет, — безжалостно обрубает Лили. Беллатрикс смеется и шипя на обжегшиеся об фильтр пальцы, тушит остатки сигареты о подоконник. *** На Рождество Джеймс Поттер присылает ей подарок. Впервые за четыре года их знакомства. — Кажется, у тебя появился поклонник, — смеется Лили. Беллатрикс только фыркает недовольно — ей все еще не нравится эта поттеровская блажь, но она не может не признать, что он симпатичен: черные растрепанные вихры, высокий рост, худощавое, но жилистое телосложение… И глаза, то ли оттенка, как ореховая паста, то ли как шоколад. Швейцарский молочный. А ещё ей льстит его внимание, хоть она и не понимает, зачем повторять приглашение на свидание по нескольку раз в неделю, если раз за разом получаешь от ворот поворот? Неужели нет хоть какой-то гордости, самоуважения? — Он странный, — говорит она Регулусу по пути на летное поле — младший кузен не хотел в команду, но летать любил, периодически составляя ей компанию по вечерам. — Не странный, — говорит Регги-Регби, поудобнее перехватывая метлу. — Ты красивая, умная и такая… — он мешкает, подбирая нужное слово. — Без короля в голове. Совершенно сумасшедшая. За твоей игрой даже следить сложно! — Почему? — Потому что это, блин, стремно! — шорох гравия под ногами сменился мягкостью пожелтевшей травы на взлетной площадке. — В смысле, очень круто, конечно, но стрёмно! Цисси ойкает через каждую минуту, а Меда половину времени просто закрывает глаза руками! И я… — тут он опустил голову и прокашлялся. — Ну в общем, тоже. Даже Сириус — и тот летает аккуратнее. Беллатрикс удивленно моргнула. С такой стороны она на свои фигуры высшего пилотажа никогда не смотрела. — Конечно, с характером Поттера следовало ждать, что он выберет Лили, потому что она гораздо более мягкая, по крайней мере внешне, так как она твоя подруга, а это значительный показатель для тех, кто умеет смотреть вглубь; потому что мягкотелости ты не потерпела бы. Но при всех плюсах Эванс, ты перекрываешь её собой. К тому же ты настоящая леди из дома Блэк, а это значит — никогда не знаешь, что ты чувствуешь в данный момент, ведь ты всегда держишь лицо. Не говоря уже о том, что твой статус — твоя перчинка. Ты настоящий ребус, сестричка. Особый уровень. Естественно это привлекает такого самоуверенного типа как Джеймс Поттер. — Ты откуда понабрался всего этого? — ошарашенно спрашивает Беллатрикс, вскакивая на метлу. — Я же милорд из дома Блэк, — хмыкает Регулус, следуя её примеру. Беллатрикс смеется и взмывает вверх, врываясь в темно-синюю бездну неба. *** В середине пятого курса Беллатрикс впервые пробует что-то покрепче сливочного пива и, конечно же, напивается. И целуется впервые тогда же — с Поттером. Он, конечно, тот ещё олень, но олень красивый, а для захмелевшего девичьего сознания этот фактор наиболее важный из всех. — Я такая пьяная, Поттер, — хихикает она, повиснув у него на шее посреди темного коридора. — Просто пиздец, какая пьяная. И веду себя не как Блэк, а как… как маггла. Но мне так ахуенно, что просто похуй на это всё. — А я олень, — заплетающимся языком сообщает Поттер, спотыкаясь о собственную ногу. — Ты была права, Поттер, я действительно олень. — Я Блэк, тупица. — Поженимся — станешь Поттер, — решительным тоном провозглашает пятикурсник. — Выходи за меня, а? — Нахуй пошел, — Беллатрикс упирается руками ему в грудь и пытается вырваться из объятий, но безуспешно. — Я не хочу замуж, я хочу в аврорат. — Но встречаться-то со мной ты будешь? — почему-то создается ощущение, что Поттер вот-вот расплачется. — Буду, — кивает она. — А теперь отойди, мне блевать от тебя охота. И, словно в подтверждение своих слов, её выворачивает алкоголем прямо ему на мантию. *** А на следующий день, протрезвев и ужаснувшись от своего поведения (прямо как маггла, ну право слово), Беллатрикс Блэк старательно делает вид, что не замечает Джеймса Поттера. Она леди из дома Блэк, настоящая леди из дома Блэк, тетушка не одобрила бы такого выверта. К тому же в газетах все чаще пишут про таинственные исчезновения магглов, в школе назревает межфакультетский раскол, даже на них, — тех из Блэков, кто попал на другие факультеты, — начинают недружелюбно коситься. Беллатрикс все свободное время проводит в показанной братом и компанией (сами они гордо нарекли себя Мародерами) Выручай-комнате, вместе с Лили тренируя заклятия, которые могут помочь в бою. Беллатрикс Блэк не хочет воевать за Риддла — под его знамена она пошла бы со слизеринским галстуком на груди, потому что мать оценила бы такой поступок. Но и за министерство магии — не хочет. А если дядя прав, и Дамблдор собирает оппозицию министерства, то и за них не хочет. Беллатрикс вообще не хочет воевать, но хочет защитить дорогих себе людей: солнечную Эванс, пахнущую рекой и лилиями, с рыжими волосами и яблочными глазищами; рыбку-прилипалу Марлин с её альбомами для набросков и цветными карандашами; обалдуя Сириуса Блэка, упорно напоминающего ей доброго, но брехливого пса. Теплую, словно медовый пирог Андромеду, серьезного не по годам Регулуса, и озорную Нарцисску, названную в честь бабушки из рода Розье. И Оленя-Поттера, — скрепя сердце признается она себе, — тоже. Потому что как-то так вышло, что привыкла, привязалась за прошлый и этот год. Что из головы выкинуть не получается. И это так глупо, так несерьезно, что аж бесит. С.О.В. же, война на носу. Но нет, поддалась на уговоры Лили, приняла приглашение на внезапную мародерскую вечеринку. И хоть какой повод бы был, а то праздновать праздновали, а что праздновали — непонятно. Как же это все чертовски, просто дьявольски глупо! В порыве эмоций Беллатрикс пускает в одну из тренировочных мишеней заклятье. Буквально через секунду на месте мишени остается крохотная горстка пепла. *** — Эй, Блэк, ну признай ты наконец, что я тебе симпатичен, — говорит ей Джеймс Поттер в начале шестого курса. — Симпатичен, — пожимает плечами Беллатрикс, закуривая сигарету. — Но встречаться с тобой не буду. — Да почему?! — У нас в следующем году Т.Р.И.Т.О.Н., Поттер. А ещё в стране предвоенное положение и это может быть опасно. Не хочу рисковать. Беллатрикс внимательно разглядывает пейзаж из окна гостиной факультета, хотя видела его уже много-много раз. Замечает внезапно Лили в компании Сириуса на берегу озера и улыбается — она знает, что Сириус влюблен по уши и что Лили очень заинтересована в его обществе. Солнечная девочка и мальчик-пес из семейства Блэк. Впрочем, Сириус делал поразительные успехи в избавлении от мальчикового максимализма. Беллатрикс вменяла это в заслуги Регулусу, который не на шутку увлекся биографиями личностей на гобелене и заразил этим старшего брата, решившего доказать младшему, что его восхищение предками необоснованно. Беллатрикс только хитро улыбалась и подкидывала наводки — уж она-то знала историю своего рода наизусть. И, хотя среди них встречались странные, а иногда и откровенно ненормальные личности, большинство из представителей семейства Блэк давно и прочно заняли места в учебниках по магической истории и не только. — Я боюсь, что если я привяжусь сильнее, а потом ты умрешь, мне будет гораздо больнее, чем если ты умрешь сейчас, — вдруг говорит она, нервно комкая в пальцах черную ткань мантии. — А ещё я не могу понять, как и когда все это случилось, и меня это раздражает. Я предпочитаю знать об истоках и корнях. — Моими истоками был тот момент, когда я взял тебя за руку. Помнишь, тогда, когда ты забила гол, перепутав квоффл с бладжером? Мы закатили вечеринку в гостиной и… — Ага. Шэм мной гордился бы, как думаешь? Джеймс Поттер что-то бурчит себе под нос. Беллатрикс Блэк тихо смеется, уперевшись лбом в оконную раму. Там, на улице, она отчетливо различает слившихся в поцелуе Лили и Сириуса и делает мысленную пометку подробнее расспросить обоих о том, как именно они к этому пришли. Джеймс становится совсем рядом. От него пахнет патокой и каким-то маггловским одеколоном с нотками хвои. …Если бы Беллатрикс могла заглянуть в будущее, она бы увидела, что аккурат к началу летних каникул он признается ей в любви, а она решит попробовать дать ему шанс. Что на седьмом курсе все сильнее назревающий раскол наконец-то грянет, на долгие годы похоронив дружбу Слизерина с остальными факультетами. Что страну будет раздирать война, а они сразу же после выпускного вступят в ряды Ордена Феникса — не ради Дамблдора или Министерства, а ради близких, которых хочется защитить. Что Меда, единственная слизеринка в этом поколении Блэков, сбежит с магглорожденным Тедом Тонксом, а Нарцисса разорвет помолвку с Люциусом Малфоем, потому что захочет выйти замуж по любви; и у Друэллы Блэк не останется дочерей. Правда, по иронии судьбы, выйдет Нарцисса все равно за Малфоя. По любви. Что сама она все-таки примерит фамилию Поттер и авроратскую униформу (а годами позже — ещё и титул Главы Аврората), в то время как Лили станет Блэк (и тетушке понадобится десять долгих лет, чтобы смириться с такой невесткой) и тоже отправится в авроры вместе с мужем, а крошка Марлин сменит фамилию на Маккиннон. Что сын Алисы Джонс, Лонгботтом в замужестве, победит Риддла и станет избранным. Что многие, очень многие погибнут, в том числе и из тех, кто был ей важен. Что, когда Невилл подрастет, история пойдет по второму кругу… Но Беллатрикс Блэк не умела смотреть в будущее. А даже если бы и умела, то не стала бы. Пока что она стояла на пороге великой войны и чувствовала себя спокойнее, понимая, что её близкие будут стоять с ней плечом к плечу. Поэтому она просто едва заметно улыбнулась, не глядя на Джеймса Поттера. А потом, чувствуя острую параллель с первой ночью после распределения, осторожно сжала его руку своими пальцами.