Снежное вино

И все же звезды здесь сияли необычайно ярко... В такую вьюжную погоду захудалая деревенька у северных предгорий на удивление уютно сияла свечами в небольших слюдяных окошках. Уверенно шагающий по сугробам путник, небрежно запахнувшись в темную шубу, по типичному шуму и резкому запаху безошибочно узнал единственный трактир и, не стуча, вошел внутрь. Пол приветливо скрипнул под сапогами старой древесиной, по лицу скользнул пряный теплый воздух. Прикрыв утяжеленную крупным засовом дверь, человек немного постоял у входа, осмотревшись. Низкий потолок, маленький очаг, столов штук с десяток и почти за каждым из них двое-трое мужиков. Все присутствующие громко обсуждали что-то, но так как говорили все одновременно, разобрать отдельные слова казалось невозможным. Появление его, похоже, осталось без внимания, и, явно довольный таким раскладом, путник присел за крайний стол, единственно свободный. Хозяин - коренастый, лохматый и буквально пропитанный спиртом мужичок - облокотившись на стойку, лениво кивнул незнакомцу - мол, обожди немного - и, ухмыляясь, продолжил наблюдать за разразившимся спором. - Да что может быть лучше рома?! - грохочущий смех хромого кузнеца, проведшего, по слухам, да и по виду, добрые полжизни на большом пиратском корабле, заглушил все прочие звуки. - Хорошее вино всё же получше будет, - отозвался сутулый, худощавый, с кривоватым посохом, закоренелый пастух. Спор снова начал разгораться. Но вот за столиком у самой дальней стенки ехидно крякнул плохонько одетый старичок. Ничто в нем не могло дать и подсказки, чем занимался этот человек. Но мужики вокруг как-то поспешно смолкли, и разом обратились в слух. - Давным-давно говаривал мой дед, будто бы самое на свете дивное вино - то, что зовется снежным, - старик мечтательно прикрыл глаза, проводя рукой по длинной тонкой бороде. - То были времена, когда в горах заснеженных мы жили не одни. Там, на вершинах, где яростный мороз резвится, как беспечное дитя, где гибнем мы - они танцуют, напевая музыку метели. Девицы, чьи тела все целиком из снега, глаза ж и сердце - изо льда! То были злые духи, иль другая нечисть - кто знает... И все же смех звенящий их многие слыхали, да прямо в тех горах, где мы пасем овец. Он намеренно смолк, прикинувшись уставшим, но вскоре тишину снова нарушил его хрипловатый голос: - Не знаю я, откуда взялись слухи, но как-то раз пришел в деревню странный человек. Выспрашивал он, помнится, у деда про снежных бестий все, что тот мог рассказать. Ему старик рассказывал иначе: рассказ его шел о вине. Будто бы по преданьям тот, кто сможет этакой певунье сердечко растопить, получит из него напиток слаще меда, способный сотворить невиданные чуда. Какие? Этого не знал даже мой дед... Но только знаете, с тех самых пор все ледяные бестии куда-то подевались. И ни о них, ни о том чудаке, я больше ничего не слышал. Обвалы и метели теперь случаются не чаще, чем везде. Вот так-то, - отпив из кружки что-то согревающее, белобородый довольно улыбнулся. - Хорошая история, старик. Особенно в такую ночь, как эта, - кивнул хозяин заведенья, направляясь к единственному человеку, что остался без выпивки. - Что еще за сказки? Он явно привирает, - недовольно буркнул в меру пьяный пахарь, сидевший за столом на пару с мельником. Будучи зимою без работы, он, как и многие в пивной, теперь частенько околачивался рядом, спасаясь от своей назойливой любви, что ударяла в голову порой сильнее алкоголя. Вот и теперь, припомнив образ милый, он нехотя скривился и замолк. - Не обращай внимания, народ здесь суеверен, - начал трактирщик, когда пивную вновь наполнил гомон голосов. - Что пьешь? - Давай чего погорячее, - с усмешкой путник протянул хозяину монеты. И тот невольно вздрогнул: рука незнакомца была очень холодна. Вернувшись к полкам, мужик, покряхтывая, выбрал бутыль самого крепкого, что было в заведении, и поспешил обратно к гостю, с кружкой. А путник молча пил, будто не замечая, что все теперь здесь смотрят на него. Он пил чистейший спирт, а может - и того похуже, но изо рта его валил холодный пар. Стул, на котором он сидел и край стола - все покрывалось тонкой коркой льда. Осушив кружку залпом, гость поднялся и, стоя у входа, негромко произнес: - Старик, оно было ужасно горьким! - сказал и вышел прочь, шагнув, казалось, в самую метель. И сквозь распахнутую настежь дверь смотрели мужики, трезвея, как вокруг незнакомца вьется, то обнимая, закружив пургой игриво, то становясь незримой средь ветров, фигура женская - сплошь соткана из снега. И она пела, только для него. Пусть сердце холодно, он все прекрасно помнил. Он разделил с ней снежное вино... И их объяла вечность.