Это морок

             Конечно, я думал, что предложу избраннице вино, которое увез с собой из самой Империи, столь ценное и редкое, что король мог бы выкупиться им из любого плена, но... Избранница оказалась избранником, к тому же мало заинтересованным в напитках. А еще, когда в этих воспоминаниях я увидел его, настоящего, в моей голове осталось не так уж много мыслей.              Когда я вернулся из воспоминаний в реальность, его объятья показались мне еще более холодными. Не скажу, что они вообще были теплыми, но, увидев огромную разницу, я понял, как все это на самом деле... скверно.              Я лежал на боку, сжав Фейна в объятьях, инстинктивно прислушивался и ничего не слышал: ни его дыхания, ни ритма сердца – их попросту не было. И не могло быть. Судьба обрекла его на жизнь в этом пограничном состоянии – он и не живет, и не умирает. Как призрак, ничего не чувствуя, как-то существует под солнцем.              Хотелось отдать хоть весь Исток, что у меня есть, хоть весь, что есть в Ключе Вознесения, чтобы дать ему еще шанс, чтобы заглянуть в эти черные глаза в реальности. Но разве такое возможно? Хотелось выть от тоски, сердце рвалось на части. Я почти слышал, как оно бьется внутри грудной клетки.              Я открыл глаза.              – Не спите, ваше высочество?              Услышав его голос прямо над собственным ухом, я захотел выть еще сильнее. Тяжело вздохнул.              – Да вот все думаю об одном...              – И какая же мысль так тебя терзает?              Он коснулся моего лица, его пальцы заскользили по чешуйкам около глаз, на щеке, у губ...              Я взял его за запястье и резко сел на кровати. Взглянул на него сверху вниз и вдруг увидел: его глаза не казались мне больше пустыми. В них (наверное, это просто иллюзия, но мне так хотелось, чтобы это было правдой) заблестели крохотные белые искры. Я как будто снова взглянул в тот черный омут звездного неба.              – Такому вообще можно научиться? Таким... воспоминаниям?              Почему-то его взгляд показался мне лукаво-игривым.              – Можно.              Клянусь, своим загривком я буквально почувствовал эту улыбку.              – Но для этого нужно время. А у нас его почти...              – ...Целый обоз, – выпалил я.              На самом деле, время было на исходе: Даллис сейчас наверняка не дремлет (впрочем, как и любое зло в этом мире).              Фейн задумался на пару мгновений.              – Ладно. Но если меня спросят, я честно отвечу, что это ты меня подрядил.              Выглядело это так, как будто я предлагал ему какую-то преступную авантюру. Впрочем, невинностью тут тоже не пахло.              Он сел на кровати прямо передо мной, не отпуская моей руки.              – Сначала тебе нужно представить себе какое-то место. Желательно, не очень просторную комнату. Это место должно быть частью твоих воспоминаний, там ты испытывал яркие и незабываемые эмоции. Тебе лучше лечь: так будет проще.              Я послушался.              – Теперь закрой глаза.              Я сделал, как он просил. Его пальцы переплелись с моими.              – У тебя получится не сразу, но я постараюсь помочь тебе. Попробуй представить это место во всех, даже самых мелких, деталях. Представь там и себя, свое тело, как будто время остановилось, и ты смотришь на все это со стороны. Более того, ты видишь все, и сразу со всех сторон. Ты не только находишься там, но и видишь это место изнутри, не только пребываешь в этом месте, но и являешься его частью. Это твой маленький мир, где ты даже чуть больше, чем бог... Получается?              Я кивнул и вдруг ощутил, как он аккуратно касается моего сознания, пытается найти точки воздействия. Я доверился ему полностью и почувствовал, как мои мысли начали приходить в своего рода порядок: они перестали быть хаотичными, поток моего сознания замедлился, мое состояние было близко к медитации. Образ стал заметно четче.              – Теперь попробуй представить себе реку из чистого Истока, твоего Истока. Широкий и мощный поток, который несет тебя туда, в это самое место. Но тебе нужно перестать сопротивляться. Расслабься, отдайся ему. Только не забудь, что с тобой иду я. Сделай глубокий вдох... задержи дыхание... выдох. И снова... Вдох... Выдох...              Постепенно картинка в голове все больше оживала. Представить ее себе было на удивление легко. Я почувствовал, как маленькая частичка Истока покинула меня: ее взял Фейн, как недавно это сделал я. С каждым вдохом я ощущал себя все меньше в реальности и все больше там.              В какой-то момент я вдруг почувствовал, что падаю куда-то. Я перестал понимать, где нахожусь, и даже не ощущал собственного тела. Секундная паника, и...              Я лежу среди алых шелковых подушек и чувствую, как повозка медленно раскачивается, неспешно двигаясь по дороге. Я поднимаю глаза и выглядываю в маленькое окно повозки на желто-оранжевое в свете заката небо. До горизонта простирается красная степь, скрипящие колеса поднимают горячую пыль цвета ржавчины. Я слышу фырканье лошади и стук копыт, чувствую жар солнца и пыльную духоту уходящего дня.              Я сел, чтобы удобнее было смотреть, и услышал, как зазвенела цепь, в которую меня заковали магистры. На мне – ошейник, заглушающий Исток, и цепь в форме буквы «Т», идущая к наручникам, не дающим нормально колдовать. Я еду в форт Радость.              Я повернул голову к двери повозки и увидел сидящего там Фейна. Его бездонные глаза глядели на меня с удивлением и непониманием. На фоне красных подушек черная шелковая мантия смотрелась как будто аккуратно обведенной чьей-то тонкой кистью.              Я виновато улыбнулся.              – Конечно, я говорил «не очень просторная комната» и «незабываемые эмоции». Но, прости меня, пожалуйста, это слишком уж депрессивно, – обвел рукой помещение Фейн.              Я закатил глаза.              – Хотя, я должен признать, – провел он рукой по вышивке на одной из подушек, – у тебя отлично получилось.              Вдруг он посмотрел на меня с подозрением.              – Странно... Почему же тебя отправили в форт Радость в такой шикарной повозке?              Он стал придвигаться ко мне, приминая расшитые золотом подушки. Мантия скользила по красному шелку, еле слышно шурша, Вечный не отрывал от меня своих черно-звездных глаз. Луч света из окна упал на его сине-серую кожу, окрасив в оранжево-коричневый цвет, а длинные белоснежные волосы – в ярко-рыжий.              – Я же принц, в конце концов... Хотя, на самом деле, все гораздо прозаичнее: сколько магистры ни искали, менее шикарных повозок в Запретном Городе не нашлось.              Мне показалось это забавным, я улыбнулся. Улыбка Фейна показалась мне почему-то жадно-хищной.              Я вздохнул и отвел глаза в сторону окна. Мне стало почему-то не до смеха.              – Я помню, в один из дней было в точности так же жарко и душно. И я подумал, что на самом деле этот арест – лишь показатель того, насколько я действительно кому-то нужен. Ведь рядом со мной никогда не было тех, кому я мог доверять. Ведь я за всю жизнь и шагу не сделал за ворота Запретного Города. И вот передо мной – моя страна, моя степь, мое солнце. Я впервые в жизни увидел что-то кроме дворцовых палат. Мне стало... А я... я только хотел...                            Садха оказалась грязной манипулянткой, мечта всей моей жизни разбилась вдребезги, но собирать осколки почему-то не было желания. Опустились руки. Я, как наивное дитя, доверился россказням Брамоса и проклинал тогда себя последними словами.       Помню, я сидел на корме «Госпожи Мести», свесив ноги за фальшборт, и смотрел на горизонт, на море, сверкающее в свете дня. В воздухе стоял запах смолы, солнце было в зените и пекло нещадно, мне казалось, что с меня слезет чешуя, а за ней и кожа, и что я ослепну от этого света, но я продолжал сидеть без движения.              Привычный уже голос Зорл-Стиссы умолк, она как будто отстранилась, видимо, взяв время для передышки: до этого она злилась и металась в моей голове, вопила не своим голосом так, что я чуть не потерял сознание, совершенно вымотанный ее гневом. Она хотела видеть во мне героя, она кричала, что я подвел ее, что я стал тряпкой, что я ничтожество. Я пребывал в полубреду и уже почти ничего вокруг не видел. Поэтому злое ярко-белое солнце почти не обжигало.              Вдруг я услышал, что кто-то идет ко мне. Я даже не обернулся: мне было все равно. Это был Фейн. Он подошел и сел рядом, как-то странно посмотрел на меня, а потом вдруг взял за руку. Зная, что для него это так же дико, как для меня, например, начать отплясывать на столе, я повернулся к нему в недоумении. Вуаль бреда всколыхнулась, и я ощутил какое-то тепло внутри. Вечный, пожалуй, был единственным, кого я действительно хотел видеть.              Фейн напомнил мне, как я на «Свежем Бризе» в панике, с пеной у рта доказывал ему, что нужно спасти людей, оставшихся на нижней палубе, что потом Лоусе, Ифан и остальные были искренне мне благодарны за этот мой поступок, совершенный в каком-то неизвестном мне до того дня порыве. Припомнил, как я помог Лоусе не сдаться демону, как я спас Мари от исчадий Пустоты.              – Именно ты, а не боги, спас им жизнь. Именно кто-то такой, как ты, им и был нужен... – сказал он мне, глядя куда-то в пол.              И в тот самый момент я понял, что был слеп. Я понял, что чувства, которые я испытывал к Вечному, были вовсе не дружескими. Я сгреб тогда его в объятья, он рассмеялся, а мне стало невыразимо легче...                            Я повернулся к нему, почему-то решил, что он меня не слушает. На его лице отразилась странная смесь эмоций – что-то среднее между участием, желанием и почему-то нежностью.              Интересно, о чем он думает?                            Хотелось сказать ему: «Но ведь я же рядом. Почему тебе так плохо?» Но, прикусив язык чуть ли не до крови, я не стал ничего говорить. И вдруг понял, что он имеет в виду.              И почему до меня так долго доходит?!              Я вспомнил, что произошло в Черных Копях.              Я стоял над трупом Этеры и поверить не мог своим глазам. В голове была лишь одна мысль:              «Это я во всем виноват. Это я обрек их на смерть. Даже хуже смерти».              Я стоял там, и мне казалось, что кроме меня в этом зале больше ничего нет. Как будто я был в темноте, в невесомости. Только я и больше ничего.              Целый народ, целая цивилизация из-за меня... в Пустоте. Я остался один.              Я не видел больше смысла ни в чем. Казалось, я мог остаться там, в этом зале, навсегда. Казалось, мои действия не изменят ничего.              И вдруг я услышал женский голос. Это была Амадия, которую я послал далеко и надолго, стоило ей открыть поганый рот. И ведь она замолчала. Я и подумать не мог, что способен так браниться. Но это была лишь короткая фраза, в которую не могла вместиться вся злость, все исступление, вся боль...              Вдруг я увидел что-то красное, потом – эти желтые глаза... Он ничего не говорил, только держал мою голову руками и смотрел на меня. Стоило мне пошевельнуться, ящер сжал меня в объятьях, все так же молча. И на секунду мне показалось, что я почувствовал тепло, исходившее от него, на секунду – запах пыли и затхлость воздуха гробницы. И почему-то горечь, вкус полыни.              Я попытался отстраниться, но он держал меня крепко.              – Ты ни в чем не виноват, – тихо сказал он.              – Но ведь...              – Ш-ш... Твои действия не могли привести напрямую к этому. Ты не мог предугадать...              – Но это...              – Фейн...              Он что, плачет?              – Я должен, просто обязан сказать тебе спасибо. Если бы не твое открытие, меня бы на свете не было.              Как будто он так и не понял, что я хочу вернуть Вечных к жизни. Хотя, может, он понял самое главное: после этого смертных ждет страшная участь. Попытается переубедить меня?              Там, в Пустоте, были дорогие мне люди, с которыми я прожил всю свою жизнь. Здесь – смертные существа, к которым я старался не привязываться: они умрут, а я останусь жить еще сотни, тысячи лет. Я изо всех сил старался не видеть в этом мире чего-то достойного сохранения, пытался оградиться от всего самого яркого, самого зрелищного и красивого, убедить себя в том, что у Вечных еще есть шанс вернуться и что жизням этих жалких существ грош цена в базарный день.              И не смог.              Эти глаза, два золотых кольца на фоне кожи цвета свежей крови... В них столько всего, что я никогда не пойму и не осознаю, сколько бы тысячелетий ни жил. В моей голове появилась идея, которую я бы погнал прочь еще пару секунд назад. Идея, что, может быть, Ривеллону стоит жить дальше. Что, если им всем была дана столь короткая жизнь, ее ценность растет неизмеримо.              Но по инерции я продолжал гнуть свое.              – Кроме таких как ты есть еще и магистры, и Черный Круг. Они тоже смертные, но их не за что щадить...              – Кроме твоих друзей и родных были еще и Семеро, которые воспользовались тобой, чтобы уничтожить Вечных. Они, на мой взгляд, тоже не заслуживают пощады.              Он прав, чтоб мне провалиться!              Я понял, что с меня хватит смертей. Так распорядилась судьба, так выпали карты. Пусть они живут, как хотят, пусть и Принц вместе с ними...              Я, до этого почти не прикасавшийся к ящеру руками, теперь обнял его. Мне вдруг стало легче.                            – Ни слова больше, мой принц.              Теперь в его глазах читалось только плотское желание.              Фейн приблизился совсем вплотную, теплой рукой провел по моей шее вверх, к подбородку. Я, бряцнув цепью, попытался обхватить Вечного руками, но она оказалась короткой, так что я смог только провести ими по его груди, от самых нижних ребер до ключиц. Он наклонялся все ближе ко мне, я уже закрыл глаза, ожидая поцелуя, но вдруг услышал у самого уха тихое:              – Не так быстро.              Он взял цепь и стал наматывать ее на кулак, длина резко уменьшилась, и мои руки оказались у самой моей груди. Я послал ему самый недовольный взгляд, какой только можно было, но Фейн лишь заулыбался еще шире. Я увидел острые белые клыки, буквально на секунду мне захотелось, чтобы он вонзил их в меня поглубже, я вспомнил жажду Истока, страшную и почти неподконтрольную, которая преследовала меня везде, даже во сне, а здесь – исчезла.              Лицо Вечного было в паре дюймов от моего, при желании я бы мог дотянуться языком. Я решил придвинуться к нему еще ближе, но Фейн вдруг толкнул меня назад, отпустил цепь, и я резко лег на спину: не смог опереться на руки.              Хм, а так даже удобно.              Он уселся сверху, медленно гладил мою грудь руками, улыбался, видя, что мне не хватает цепи, чтобы как следует его ухватить. Но ему этого показалось мало. Фейн взял мои руки своими, так что пальцы сплелись в замок, и стал наклоняться ко мне. В этот раз увернуться от поцелуя ему не удалось, хотя он и не особо сопротивлялся.              Надо было сразу понять, чего он хочет: он разжал пальцы, ухватил цепь в месте соединения двух неравных отрезков и, обернув ее вокруг моей шеи, резко завел назад, укоротив до неприличия, да еще и зафиксировал каким-то неизвестным мне заклинанием. Мои кисти оказались у самых моих ушей, я подергал цепи, пытаясь освободиться, но безуспешно. А Фейн еще позволял себе ерзать у меня на животе...              – Что ты де... м-м...              Он закрыл мне рот рукой. От одного моего движения его пальцы оказались у меня во рту, однако он не растерялся: ухватил кончик моего языка и потянул, насколько хватило длины. Это было странно, и, кажется, его самого что-то смутило: он отпустил мой язык и склонился ближе ко мне. Я не видел смысла сдерживаться. Целовал его долго и с жаром.              Я услышал, как загудел ошейник, и увидел яркий исходящий от него синий свет: Исток рвался наружу, я хотел порвать цепи и дать себе, наконец, волю. И не мог.              Фейн мягко и лукаво рассмеялся. Снова наклонился ко мне и начал целовать меня сначала в губы, потом в шею.              Он вдруг прервался и как-то торжествующе взглянул на меня сверху вниз. Оттянул ворот моей белой рубашки и, взяв поудобнее около плеча, с силой дернул на себя. С треском порвались швы, я даже ахнул от неожиданности и возмущения: она стоит целое состояние!              Фейн разорвал шов до самого конца (так что я остался только в свободных штанах) и скрутил ткань в тугую веревку. Через несколько секунд она была уже у меня во рту и, более того, завязана за затылком, так что я уже не смог бы говорить, даже если бы сильно захотел. Фейн продолжил целовать меня и с каждой секундой спускался все ниже. Я впивался зубами в ткань все сильнее. И вот с меня уже стянуты последние предметы одежды...              Я застонал одновременно от удовольствия (и где он только научился делать такое?!) и беспомощности. И вдруг я вспомнил его слова:              – Даже чуть больше, чем бог.              По моей воле ни от кляпа, ни от цепей, ни от ошейника не осталось и следа. Они просто исчезли.              – Ах! – за секунду я оказался сверху, прижав Фейна к мягким подушкам.              Он смотрел на меня удивленно и даже как-то растерянно. Его мантия, казалось, не была предназначена, чтобы в ней вообще куда-то ходили: она держалась на паре жалких пряжек, через которые шелк выскользнул сам собой, когда я за него потянул.              – Не вздумай превращаться. Я хочу тебя такого, какой ты есть.              Его влажные темные губы растянулись в улыбке.              Я сел, сдвинувшись назад, нежно поцеловал его колени и провел руками по внутренней части его бедер до паха, потом по животу и груди, до куда смог дотянуться. Фейн взял меня за руки и, подтянувшись, сел, обхватив бедрами. Я почувствовал мягкое тепло, исходящее от Вечного, он прижался ко мне всем телом, его лицо оказалось прямо перед моим. Белые пряди, выбившиеся из косы, упали на его темный лоб, где красовался огромный драгоценный камень цвета зимней ночи – черного с легким оттенком синевы.              За одним поцелуем следовал другой, руки как-то сами распустили его косу, я не мог найти в себе силы оторваться от мягких белых волос. Он сел ко мне спиной, я провел руками вниз...              Я еще долго вдыхал запах его волос и тела, нежно целовал сзади его шею и плечи.                            Солнце зашло, забрав с собой за горизонт жар и яркий свет и дав возможность вздохнуть свободней. На черном дне перевернутого небесного колодца разгорались тусклые бело-голубые искры. Повозка остановилась, я открыл настежь дверь, впустив ночной запах цветов, трав и пыли.              Я сидел на самом пороге, свесив ноги вниз, так что мои ступни почти касались дороги, и смотрел на небо. Фейн был у меня на коленях, прижался ко мне, и на своей шее я чувствовал его мерное горячее дыхание. На душе было спокойно и как-то легко, все треволнения реального мира остались где-то за бортом, хотелось просто молча сидеть и смотреть на звезды. Рядом с ним я чувствовал покой, которого мне так не хватало.              Фейн вдруг чуть отстранился, так что я смог увидеть его лицо и мягкую улыбку. Он ничего не говорил, только смотрел на меня.              – Ты... – начал я и вдруг запнулся: хотелось сказать так много, а слов для этого было почему-то так мало.              Подождав продолжения буквально секунду и не дождавшись, Фейн обхватил мою шею руками и стал целовать меня сначало нежно, потом все жарче и глубже.              В моих глазах стояли слезы. Ну почему это не по-настоящему?!              Он прервал поцелуй.              – Почему ты плачешь? Я что-то сделал не так?              – Нет-нет, все хорошо. Просто... – мне вдруг стало стыдно, – это...              – Не хочешь, чтобы это заканчивалось? Но ведь это лишь иллюзия, хоть и очень реалистичная...              Мне стало еще горше. Я прижал его к себе, так что он еле мог дышать.              – И зачем я только об этом напомнил?.. – прошептал он еле слышно. – Но ты не дал мне договорить. А еще, кажется, забываешь, что Вечным в свое время для жизни нужен был воздух...              Я отпустил его.              – Я хотел сказать, что в реальности все же лучше, чем здесь.              Увидев мой вопросительный взгляд, Фейн продолжил.              – В жизни у тебя есть шанс стать чуть ли не богом, Принц. А может, стать даже сильнее бога. Там, в реальности, есть серьезная угроза, с которой нужно справиться, – Пустота.              Он сделал небольшую паузу.              – Видимо, я тебя не убедил. Пойми, нельзя думать только обо мне и о себе. На тебе лежит огромная ответственность: божественность и целая империя. Наши отношения (какими бы они ни были) не стоят ни гроша, если Этеран останется в руках Даллис.              – А можем ли мы вообще с ней справиться?              – Можем. Пока она не осознала, какой именно силой владеет. Только не делай это ради меня. Я хочу тебя такого, какой ты есть — сильного и свободного, а не принадлежащего мне. Я верю в тебя, ты сможешь все. Ты справишься со всем.              Я был удивлен, но благодарен ему за веру, которую он мне подарил. Я и так понимал, что Пустота – это серьезная угроза, но сейчас я это почувствовал. Своей шкурой, всем своим естеством, каждой чешуйкой.              Но внутри моей головы все еще роились мысли: «Разве так можно? Можно ли так просто сложить на алтарь то, что обрел так недавно? Единственного, кому можно доверять. А можно ли оставить все как есть? Ведь это невыносимо – понимать, что он не чувствует тепла объятий и прикосновений моих рук, что единственное место, где мы можем быть вместе, – иллюзия, морок?»              Я понял, что должен это сделать. Для него, для того, кто мне дороже всех. Чтобы он снова мог чувствовать мир вокруг, перестал быть призраком, каким сам себя назвал.              Кто знает, какое могущество мне подарит божественность? Кто-то мне обещал силы Семерых. А если Семеро создали по расе, разве я не осилю одно тело? К тому же, я его уже неплохо изучил...              Но пока я еще не Божественный, так что могу позволить себе побыть немного в покое. Забыть об ужасах, которые творятся в реальности, хотя бы на время. Быть может, это мой последний шанс. Последний шанс сказать...              – Спасибо, Фейн. Это очень важно, ты даже не представляешь насколько. Ведь ты... Ты – самое ценное, что есть в моей жизни. Я не справлюсь без тебя.              – Как же! Всю жизнь справлялся и вдруг перестал!              Фейн расхохотался, задрав голову к небу. Я невольно оскалился: внезапно все мои внутренности будто скрутило в тугой узел.              Мой язык меня еле слушался:              – Неужели...              – Да!.. В смысле, нет!.. То есть, я имел в виду, что... Как же сложно это все!.. Конечно же, я... эм...              Он отвернулся, а потом ткнулся лбом в мое плечо, пряча глаза и, видимо, собираясь с мыслями. Через несколько секунд он со вздохом поднял голову и взглянул на меня.              – Это взаимно, Принц. Я никуда не уйду от тебя, слышишь? – он поднял руку и коснулся моего лица, я накрыл его руку своей. – Да и куда? Смысл куда-то идти есть только с тобой. Только и ты пообещай быть рядом.              Перед тем как поцеловать его со всей возможной нежностью, я ответил:              – Обещаю. Слово Красного Принца.              Говорить было легко, ибо приятнее всего давать слово, зная, что сдержишь его.