Когда пляшешь с дьяволом, пляши до конца песенки! — «Карты, деньги, два ствола»
***
В весеннем цветении, в поющих ласточках и едва распустившихся почках Лили находила удивительное для себя беспокойство: смотря на покрывшийся зеленью мрачный, густой лес, она проникалась каким-то немым отчаяньем — природа, обновляясь из года в год, преображаясь после нещадных морозов, наводила тоску. И все, что ей оставалось, — это из раза в раз проклинать так не вовремя наступившую весну и стискивать руки в кулаки. Потому что весна — это время вылазок, приключений и ночных побегов в лес; это — время когда врать Лили Поттер приходилось в три раза больше. — Ты такое пропустила! — растягивая гласные, глупо посмеиваясь, говорила ей Мэри Томас, раскачиваясь на стуле. Лили кривилась, стискивала в руках перо и упорнее склонялась над конспектом, мечтая залить собственные уши воском, чтобы не слышать ни единого звука. — Мерлин, тебе надо было видеть, как верещала Элеонора, когда Мэтью толкнул ее в озеро! Мы думали, что все, крышка, ведь профессора, ты знаешь, после нашего прошлогоднего побега, постоянно проверяют территорию Хогвартса, а эта ду-ура, — Мэри, запнувшись, чертыхнулась, когда ножка стула со скрипом дернулась вперед и перо в руках у Лили съехало, оставляя чернильную черточку, — так заорала! Смех, веселый, звонкий, заставил Лили прикрыть глаза. Чертова черточка была толстой и длинной, она, посверкивая от солнечных лучей, отчего-то сильно раздражала ее, и, сцепив перо, Лили стиснула зубы, посмотрев исподлобья на однокурсницу. Мэри смеялась, раскачивалась на стуле, и Лили мечтала просто встать, схватить за его спинку и поставить на место. Чтобы не скрипел. Чтобы Мэри не улыбалась. — Да, Поттер, с такой жизнью ты точно сойдешь с ума, никогда не нарушаешь правила, не выходишь с нами на ночные вылазки. — Лили дернулась, словно ошпарившись от собственных мыслей, и, мило, смущенно улыбнувшись, посмотрела вперед, натыкаясь на открытое, простодушное лицо Мэтью Льюиса. Весело ухмыляясь, он, свесив ноги, сидел на подоконнике и внимательно поглядывал на Мэри. — Тяжело, наверное, быть такой правильной. Хмыкнув, Лили добродушно махнула рукой, а потом, обнажив ямочки на щеках, смущенно провела рукой по юбке, разглаживая складки. Потому что внутри, видел Мерлин, ей хотелось лишь одного: встать и опрокинуть стол, чтобы чернила, растекаясь по полу, обличались в фигуры. — И милашкой, — насмешливо протянув, кокетливо бросила Мэри, посмотрев на него вполоборота, приподняв бровь. У нее на красивой длинной шее красовался свежий засос, который, словно специально, она не прикрывала рубашкой. — Нет, скорее… — он, склонившись ближе, так, чтобы их лица были на одной линии, проговорил, прежде чем школьный звонок, оповещающий о начале занятии, оглушил Лили: — Солнечно-теплой? Рука сильнее сжала юбку, и Лили, тяжело вздохнув, улыбнулась, премило посмотрев на ворковавшую парочку, которая из-за прихода учителя вынуждена была сесть наконец за парты и перестать болтать. И Лили смотрела на блондинистые волосы Мэри, искрившиеся от солнца, и думала, что нет на свете ничего хуже, чем эта чертова весна. Потому что весна — это время обновлений, надежд и устремлений; потому что весной притворяться приходилось больше всего. Особенно когда у тебя ничего нет: ни планов на будущее, ни элементарных друзей; но когда ты вынужден делать вид, что все идет в точности по твоим расчетам. — Мерлин, Лил-с, что у тебя в пятом номере? — Перо скрипнуло, и Лили, оторвав глаза от пергамента, спокойно посмотрела на Мэри. Нервно оглядываясь по сторонам, она, слегка покачиваясь на стуле, то и дело пыталась заглянуть к ней в пергамент, и Лили, внутренне содрогнувшись, внешне лишь пожала плечами и положила листок на середину стола: — Не уверена, конечно… — Черт, ты уже все сделала! — раздалось за спиной, и Лили, вздрогнув от звука его голоса, смущенно улыбнувшись, слегка повернувшись, чтобы в упор посмотреть на Годрика Томаса, который, облокотившись о концы стола, усиленно вытягивал шею и пытался подсмотреть. Чертов Томас был почти копией своей сестры, только вызывал внутри нее намного больше раздражения. — Без понятия как, Поттер, но ты просто нечто. — Ты только сейчас это понял? — насмешливо бросила Мэри, усиленно переписывая к себе ответы, а потом, оторвавшись ножками стула от пола, облокотилась на парту Годрика и весело прошептала: — Лили учится, в отличие от нас! Может, тоже стоит начать? — Нет, конечно. Такое под силу только таким, как Лил-с, — тихо усмехнувшись, бросил он с надменной ноткой, а потом, оттолкнув качавшуюся Мэри, лихорадочно начал писать. Стул приземлился с мерзким скрипом, и Лили вздрогнула, зацепившись взглядом за ветку с распускавшимися почками. Весна за окном дышала полной грудью, и она думала лишь об одном: конец учебного года совсем скоро, остается только немного, совсем чуть-чуть, и никого из сидевших в классе она не увидит. Целых три чертовых месяца без лжи и лицемерия. «Как тебе такое, Лили?», — безразлично подумала она, прикусив нижнюю губу. Настроение было ломать и крушить все на своем пути, но вместо этого, весело улыбнувшись, она посмотрела на Мэри. Крашеные блондинистые локоны, переливаясь золотом, вызывали внутри одну лишь желчь.***
Запахнув подолы разлетавшейся мантии, Лили, подув на свои ладони, медленно отбила ритм ногой по каменной ступени. Сумерки разъедали зеленый окрас деревьев, делая их менее яркими, утопавшими на фоне сверкавших лучей заходящего солнца, и она смотрела, время от времени обдавая руки теплым воздухом, и не могла понять, почему вообще согласилась хоть куда-то выйти в этот прохладный мартовский день? Во всей этой жизни Лили ненавидела лишь несколько вещей: большие компании, ночные прогулки, которые неизменно заканчивались нарушением правил, и слишком говорливых людей. Только вот судьба, редкостная дура, решила, видимо, окунуть ее с головой в свою ненависть, столкнула с Мэри и ее компанией и заставила расхлебывать собственную ложь. У судьбы, как всегда, оказалось слишком много иронии, чтобы не понаблюдать за тем, как ломается, кривится ее подопечная, вынужденная изо дня в день старательно вклеивать в кожу маску. — О, Лил-с, ты все-таки решила пойти? — Она развернулась, внимательно взглянув на нарушителя покоя, а потом, мило улыбнувшись, сильнее сжала в руках подолы мантии. Потому что Годрика Томаса из всей компании гриффиндорцев она ненавидела больше всего. — Не думал, что тебя заинтересуют свидания вслепую. Лили улыбнулась сильнее, стискивая в руках несчастный кусок ткани, внутренне, видел Мерлин, мечтая послать его куда подальше и просто сбежать. А не стоять и наблюдать за тем, как снисходительно смотрит на нее тот, кто унизил ее больше всех. — Хотя, наверное, это и правильно, — продолжал он, задумчиво посматривая на сгустившиеся в небе темные облака. Демагогия была его долбаным кредо. — Все-таки после нашего расставания прошло почти полгода. Пора уже начинать новые отношения. «Идиот», — холодно пронеслось в сознании, но Лили, не вздрогнув, не сузив глаза, не передернув руками, лишь сильнее натягивала губы в чертовой глупой улыбке, придавая своему лицу смущенное выражение. «Пусть думает что хочет», — с отчаяньем метался в голове чей-то мерзкий голос, и Лили чувствовала, как где-то внутри у нее скользит какой-то маленький червь, продырявливая внутренности. — Да уж, Лил-с, это, кажется, наш первый разговор с того дня? — насмешливо бросил он, кривясь от своей пафосности, и Лили, не сдержавшись, приподняла вопросительно правую бровь. — Черт, Поттер, как с тобой сложно, — тянул он сильнее, а потом, оглянувшись, быстро проговорил: — Хоть бы накричала на меня. Сплетни какие бы пустила. А то… такая правильная, что аж больно. Мы ведь поэтому разошлись: ты слишком милая, доброжелательная… солнечная. От таких при передозировке тошнит. Когда его фигура скрылась за поворотом, растворяясь во тьме, Лили, не сдержавшись, рассмеялась. Громко, с надрывом и так отчаянно весело, потому что… ее не видел никто. Милая? Правильная? Солнечная? Всю жизнь ее опутывали этими прилагательными, вбивали прочно в ее репутацию, так чего удивляться, что она и стала такой? Хотя. Стала? Нет, никогда даже не была. Смех усилился, и Лили, прислонившись к стене, насмешливо посмотрела на совсем темное небо, чувствуя, как внутри ненависть и веселье спутываются, нанизываются друг на друга. Потому что Лили — лицемерка. Улыбаясь смущенно, соблюдая правила и постоянно ссылаясь на дела, лишь бы не ходить на ночные вылазки по Хогвартсу и не гулять лишний раз с однокурсниками, она скрывалась, подменяя себя кем-то другим. Холодок прошелся по коже, когда вдалеке послышался звук каблучков. Это — спешила Мэри, и ей на секунду стало страшно, что она могла услышать ее смех. Лили боялась. Боялась всякий раз, когда давала волю эмоциям, что из-за необдуманного порыва все поймут — она им врет. Всегда, обо всем. И ненавидит где-то внутри себя каждого. Потому что они, явно будучи не лучше, осуждали любого, кто переставал с ними играть в их манипуляции. — Мерлин, как я рада, что все-таки смогла тебя вытащить! — щебетала Мэри, время от времени поправляя сползавший шарф. — С этими учебниками, Поттер, ты точно с ума сойдешь. А так хотя бы повеселишься. Лили кривилась, пожав плечами, поглаживая собственную руку. Мэри было невдомек, что она пошла только по одной причине: если выбирать между глупым, бесперспективным свиданием и очередной вылазкой в Запретный лес, первое было явно… менее опасным. И давало гарантию, что тяжких последствий не будет. А значит, чтобы оставаться на одной волне со своими однокурсниками, придется пожертвовать свободным временем в субботу ради бездумных посиделок с невзрачными людьми. Хотя, Лили было плевать. Она работала на свою репутацию, чтобы потом та работала на нее, и была готова на любые жертвы. Лили улыбнулась. Милая, правильная, солнечная Лили Поттер, которую любит весь факультет. Даже Годрик Томас был лишь необходимой пешкой в ее жизни: популярный квиддичный игрок-идиот, таким манипулировать не стоило труда, и кто бы догадался, что в итоге он, а не она, разорвет их отношения, давая другим повод посмеяться над ней? Сжав сильнее нужного свою руку, Лили улыбнулась на вопросительный взгляд Мэри. Полгода ей пришлось понуро склонять голову и смущенно улыбаться ему, чтобы волшебники в итоге стали жалеть ее — несчастная, робкая Лили, до сих пор влюбленная в своего бывшего. Им всем ведь только и хотелось, чтобы она и вправду была такой слабой. Так почему бы не потешить их самолюбие? — Отец Джастина Фолкнера работает в Министерстве в отделе, хм-м, — растягивая гласные, тихо бормотала Мэри, накручивая локон на палец, и Лили приблизилась ближе, чтобы сквозь разговоры окружающих было лучше слышно. Что ей нравилось в Томас, так это наличие информации буквально о каждом. — В отделе, связанном со статусом секретности, кажется. — Резко вскинув руки, она хлопнула в ладони и, распрямив плечи, внимательно посмотрела на Джастина, широко распахнув ярко-синие глаза. На ее кукольную внешность велись буквально все. — У них два счета в Гринготтсе и вилла в Италии. Можно даже закрыть глаза на то, что он с Хаффлпаффа… — О Мэри, — мягко протянула Лили, тоже внимательно наблюдая за Фолкнером. Он был невысокого роста с ворохом черных кудрей на голове и абсолютно безобразным вкусом в одежде. «Скучно и… невыгодно», — холодно подумала она, отвернувшись. — Разве же можно оценивать людей по факультетам? Да еще так… предвзято. Заливистый смех Мэри был до того тихим, что Лили не могла быть уверенной, что она вообще рассмеялась. Но, смотря на подругу, Лили видела, как искрились ее глаза и как кривились губы в милейшей улыбке. Глупая, капризная дура. Не поэтому ли Поттер вообще начала с ней дружить? — Милая Лили, ты же знаешь, — весело, но при этом холодно протянула Мэри, посмотрев на нее косо. — Хаффлпаффцев я ломаю, рэйвенкловцами манипулирую, с гриффиндорцами развлекаюсь… а со слизеринцами пытаюсь выжить. Именно поэтому среди моих бывших никогда не было парней с Хаффлпаффа и Слизерина, слишком уж… муторно. Но у Джастина чертова вилла в Италии! — капризно протянула она, скрестив руки. — А мой отец, подумать только, не хочет иметь недвижимость за границей. Поэтому, почему бы нет? До седьмого курса с ним точно можно повстречаться, а летом уломать свозить меня на море, — она усмехнулась. — И, как по иронии судьбы, у него есть собственный дом на берегу этого самого моря! Случайность, не иначе! Она рассмеялась, а потом села вполоборота к Фолкнеру, оголив стройную ножку, обутую в черные лакированные туфельки. Откинув мешающиеся волосы за плечо, она лишь время от времени бросала в его стороны быстрые, заинтересованные взгляды, и в какой-то момент Джастин, общавшийся с кем-то, вдруг пристально посмотрел на нее, оскалившись. Мэри улыбнулась сильнее. Всем уже было очевидно, что он на крючке. Лили усмехнулась. А потом откинулась на спинку стула, покручивая в руке бокал со сливочным пивом, и тут же напустила на себя смущенный вид. Вся ситуация ее просто до ужаса забавляла. — А как же Мэтью, Мэри? — У него есть Элеонора, в крайнем случае, правая рука, так что переживет, — безразлично бросила она, не меняя своей позы. — Лили-Лили, ты такая альтруистичная… когда же ты подумаешь о себе, дорогая? Прошло уже полгода, не проще ли забить на моего братца? — Ты же знаешь, я… до сих пор очень переживаю, — смущенно опустила голову Лили, чтобы она не видела, как блестят от веселья ее глаза. Видел Мерлин, ей хотелось смеяться. — Порой мне кажется, что это все моя вина. Я такая жалкая. — Ну, брось это! — незаинтересованно протянула Мэри после минутной паузы. Копаться в душах других Томас не любила, потому что не верила, что душа вообще существует. — Посмотри вокруг, любой захочет встречаться с дочкой Гарри Поттера. Да еще… — она запнулась, вдруг резко посмотрев на нее оценивающим, скользким взглядом, и Лили, приподняв голову, робко улыбнулась, ведь знала, черт возьми, знала, что Томас как раз и дружит с ней из-за ее отца. — Ты такая солнечная, Лили. Улыбаешься, выслушиваешь, помогаешь… все любят тебя. Все. Любят. Тебя. Все ли? И любят ли? Лили улыбнулась, задумчиво проведя рукой по своей шее. Когда в одиннадцать лет она стояла у распределяющей шляпы и думала о том, что всеми силами обязательно попадет на Гриффиндор, Лили заранее знала, что не хочет повторять судьбу своего брата. Не хочет быть, как Альбус. Потому, наверное, когда шляпа хотела уже было выкрикнуть «Слизерин», она топнула ногой и сказала негромко, чтобы рядом стоящая Макгонагалл не могла услышать: — Вы ошибаетесь. Вся моя семья с Гриффиндора, неужели вы хотите нарушить нашу традицию? — Но как же, мисс, — кряхтела шляпа, и Лили морщилась от звука, издаваемого этой старой тканью. — Ваш брат, Альбус… — Исключение не отменяет правила, — уверенно проговорила она, с гулко бьющимся сердцем смотря на стол с красными отворотами скатерти. Было страшно, просто до ужаса страшно, что она не попадет сюда, а пойдет вслед за… — Я — гриффиндорка, сэр. Усмехнувшись, Лили сделала вид, будто отпила пиво, и быстро поставила стакан обратно. В конечном итоге получалось, что вся ее ненависть к однокурсникам была попыткой просто оправдать себя в своих глазах, ведь Лили начала лицемерить не сколько из-за них, сколько из-за собственных комплексов. И это отчего-то веселило ее больше всего, только веселье было… отчаянным. Лили сжала стакан, вглядевшись в жидкость. Два месяца весны пройдут быстро, и она вернется домой, и не увидит никого: ни Мэри, ни Годрика, н-и-к-о-г-о. Дома не лучше, Лили это осознавала прекрасно, но там, хотя бы, не было смысла строить из себя саму робость. Потому что никто в этом не нуждался. — …О, какие люди! — протянула Мэри, и Лили, прикрыла глаза. Говорливые люди шли третьими в списке ненавистных вещей, но сейчас явно претендовали на первое, потому что все вокруг только и делали, что знакомились и болтали, непосредственно, весело. Был ли в этом вообще смысл? Какой толк? — Малфой, черт побери, ты-то что здесь ловишь? — Как видишь, ловить мне явно нечего, раз я подсел к тебе. Мэри рассмеялась, и Лили, резко вскинув голову, безразлично посмотрела на Скорпиуса Малфоя, который, вальяжно развалившись на стуле напротив, насмешливо смотрел по сторонам. И ей почему-то стало неприятно, ведь, глядя на его зеленый галстук, Лили вспомнила Альбуса. И сердце ее наполнялось какой-то яростью. — А если серьезно, Ско-орпи, ты что здесь забыл? — Свою девушку, которая сейчас флиртует с Забини, — холодно бросил он, слегка кивнув головой назад. Лили, посмотрев поверх его макушки, наткнулась своим взглядом на высокую брюнетку в обтянутом изумрудном платье. Конечно. О Мадлен Селвин и Скорпиусе Малфое знали все: отпрыски благородных семей с изуродованной репутацией, к тому же слизеринцы, постоянно оказывавшиеся в эпицентре событий. Их отношения были какой-то карикатурой на «долго и счастливо», ведь встречались они больше трех лет, только каждого из них вечно замечали в компании других людей. Но, сверкая своими беззаботными улыбками, обмениваясь дорогими подарками аккурат под Рождество в Большом зале, они демонстрировали полную безгрешность. Не сдержавшись, Лили тихо усмехнулась, повернув свою голову в сторону. Ей не хотелось видеть ни Малфоя, ни его суку. И чего он только к ним подсел? — Мне всегда было интересно, не задевает ли твое мужское достоинство тот факт, что Мадлен перетрахалась со всем Слизерином за время ваших отношений? Малфой коротко рассмеялся, и Лили слегка сморщилась, даже не удостоив его взглядом. Скользкий, непонятный, жалкий Скорпиус Малфой. Она и имя-то знала его только из-за того, что он был старостой Хогвартса. — О как, — с насмешкой протянул он, и Лили прикрыла глаза. Ей отчего-то хотелось просто сбежать. — А мне вот всегда было интересно, не задевает ли тебя тот факт, что ты чертова шлюха, готовая раздвинуть ноги ради материальной выгоды? Даже на меня, помнится, вешалась. Лили резко повернулась, с интересом посмотрев на Мэри, которая, приподняв бровь, с холодком в глазах глядела на Малфоя, по-прежнему обворожительно улыбаясь. Однако ответа не последовало, и Поттер, не сдержавшись, слегка покачала головой, сильнее сжав стакан с пивом. Клеиться к Малфою было как минимум глупо: все знали, что у него дурная репутация сына Пожирателя смерти, а его семья до сих пор вынуждена вести судебные разбирательства. У таких, как он, кроме цинизма и сарказма не было ни денег, ни положения, и Слизерин весь был таким: что будет у них, если сорвать с их лиц маски? Жалкое, амбициозное нечто, пытающееся казаться лучшим, чем оно есть. Сильнее сжав стакан, она попыталась нацепить на свое лицо улыбку. Потому что знала, что Лили такая же, как Скорпиус… такая же, как и ее брат. — Эй, Лили! — Кто-то дернул ее за локоть, и она, резко вскинув голову, наткнулась на безразличный взгляд Скорпиуса. — Уизли, можешь подать мне графин с водой? Лениво тянуться, — спокойно спросил он, и Лили, робко улыбнувшись, испытывая внутреннее недовольство, деланно виновато посмотрела на него, распахнув свои глаза. «Какого черта, Малфой?», — пронеслось в голове, но она даже не думала выдавать своей неприязни. — Малфой, ты чего? Это Поттер. Единственная дочь Гарри Поттера, придурок! Как можно не знать такое? — А, — лениво протянул он, и в его глазах промелькнул интерес. — Сестра Альбуса? Занятно, — а потом, усмехнувшись, Скорпиус очаровательно улыбнулся. — Приношу свои извинения. Я отчего-то привык к тому, что в школе рыжие только Уизли. — Ничего, — робко проговорила Лили, быстро схватив графин, и протянула его Малфою, улыбаясь непринужденной улыбкой, на секунду подумав, что можно было случайно пролить воду прямо на него. Но потом, отмахнувшись от столь безрассудной идеи, Поттер улыбнулась еще шире, демонстрируя чертово дружелюбие. — С кем не бывает. Он молчаливо посмотрел на нее в ответ, приподняв бровь, а потом, усмехнувшись, резко схватил графин, слегка привстав, и спокойно, даже как-то вяло бросил: — Как поживет твой братец, Поттер? Она вздрогнула, ослабив хватку, и графин слегка покачнулся, только Скорпиус не дал расплескаться воде: он держал его и не двигал, гипнотизируя ее своими глазами. Ему было весело. Чертово веселье искрилось в его взгляде, когда Лили хотелось провалиться на месте. — О, с Джеймсом все в порядке, — с нажимом проговорила она, резко дернув свою руку. Липкий страх опутал все ее тело, потому что ей показалось… нет, Лили была отчего-то уверена, что Малфой знает все. — Правда? — насмешливо бросил он, поставив кувшин на место. Видимо, пить ему больше не хотелось, и Лили, резко посмотрев на Мэри, которая явно не следила за их разговором, а вместо этого умело строила глазки Фолкнеру, тут же перевела взгляд на Скорпиуса, пытаясь придать своему лицу самое безобидное выражение на свете. — Ну что ж, передавай Джеймсу привет. А еще лучше… другому своему братцу, тому, кто когда-то был на Слизерине, — он улыбнулся шире. — Думаю, ему приятно будет осознавать, что однокурсники все еще помнят его. Кто-то рассмеялся, вокруг нее слоились голоса, веселые и радостные, только Лили больше не пыталась наклеить на лицо улыбку. Она немигающим взором смотрела на Малфоя в упор, чувствуя, как белеют костяшки от слишком сильного сдавливания и как тяжело ей становится дышать. И, когда идя по темному Хогсмиду обратно в Хогвартс, она прятала в темноте свое обеспокоенное лицо и вполуха слушала Томас, Лили думала лишь об одном, и мысли ее расслаивались под давлением собственного отчаяния. Весенний легкий ветерок задувал под подол мантии, в воздухе висел запах черемухи и кое-где можно было услышать щелканье насекомых. Да. Это была весна. Отвратительное, скользкое время года, потому что весна — это тайные ночные свидания, предстоящие экзамены и легкость во всем; потому что весной год назад Альбуса Северуса Поттера исключили из школы чародейства и волшебства Хогвартс.