Солнечная

Рука ее дрогнула, палочка повисла в воздухе, направленная прямиком на Малфоя, и Лили, смотревшая на него с беспристрастным лицом, думала. Пыталась понять, что ему нужно, насколько это опасно и не сделать ли вид, что она… просто гуляла? «Бред», — тревожно пронеслось в голове, и Лили нервно сглотнула, рассматривая Малфоя, слегка склонив свою голову. Чистокровный cлизеринец, отпрыск неудачников, что не смогли прижиться в новом мире после войны, Лили всегда презирала таких, как он. Потому что у них ничего не было — даже малейшего понимания, что нужно хотя бы попробовать вести себя не вызывающе в этом обществе, настроенном против тебя. Если ты не будешь обладать достаточной репутацией для совершения того, что хочется, то ты будешь никем, оттого ее так злила вся ситуация. Почему из всех людей именно он? Почему именно из-за Малфоя она чувствовала себя жалкой глупой жертвой? — Эй, Поттер, не напрягай так сильно мозг, — насмешливо протянул он, резко вскинув руки и оторвавшись наконец от стеллажа с книгами. — У тебя нет выхода. — О чем ты? — тихо проговорила Лили, ощутив наконец нужные силы внутри себя. Кулак непроизвольно сжался, но, опомнившись, она резко разжала руку. Нельзя было даже отчасти дать ему понять, что на самом деле Поттер испытывала сейчас. Малфой спокойно посмотрел на нее, лениво покручивая в руках палочку, и глаза его горели огоньком победы. И весь он был до такого расслабленным, что Лили начинала нервничать — она просто до ужаса ненавидела понимать, что просчиталась и что не может понять, каким образом можно было бы переиграть ситуацию под себя. Потому что Малфой — это загадка. Она не знала, кто он, как им можно манипулировать… и как он поведет себя. — Тебе не к лицу притворяться идиоткой, Поттер, — серьезно протянул Малфой, переведя опять взгляд на высокие книжные шкафы. Небрежно завязанный изумрудный галстук слегка блестел от света факелов, и Лили вдруг почувствовала тошноту, подступившую к горлу. Мерлин. Что, если ему действительно известно все? — Мы оба знаем, что тебе бы не хотелось, чтобы все знали о твоем пристрастии к Темной магии. А потому я предлагаю тебе взаимовыгодный договор: ты приготовишь мне то, в чем я нуждаюсь, а в ответ я сделаю вид, будто совсем не знаю о твоих ночных вылазках в Запретную секцию. Ее рука нервно дернулась, полностью обнажая все чувства, и Лили, забыв о своих масках, пристально посмотрела на Малфоя, с отчаяньем думая. «У него никаких доказательств», — проносилось в голове. «Никто не поверит ему», — вторило сознание. Но проще не становилось, потому что Лили знала: Слизерин не так прост, и если уж кто там учится, так явно не простаки, которых можно было бы обвести вокруг пальца. Тяжело вздохнув, Лили безразлично бросила: — Ну иди, попробуй, расскажи, что видел. — Не блефуй, Поттер, — в тон ответил он, и она сузила глаза. «Чертов Малфой… что ты вообще задумал?» — Я староста Хогвартса, одно мое слово и даже если бы ты не появлялась в этой секции, то тебе все равно никто не поверит особенно в условиях той политики, которую успешно насаждает нам прогрессивная общественность, — он усмехнулся, опустив палочку и отодвинув стул, присел на него, положив расслабленную правую руку на стол. — Ты же не могла не знать, что Черная магия сейчас как никогда вне закона и любой слух об ее использовании приведет к непоправимому. К тому же… самое неудачное для тебя то, что все еще помнят Альбуса Поттера, который чуть не сдох от передозировки темномагического зелья. Что скажут тогда о тебе, когда узнают, где ты гуляешь по ночам? Повисло напряженное молчание, и Лили, невольно постучав ногой по полу, резко подалась вперед и также присела на стул, чтобы видеть его теперь прямо напротив и пытаться поймать любую его эмоцию. Что она знала о Малфое? Буквально ничего, потому что он никогда не нужен был ей: право, даже его внешность не вызывала у Лили бурного восторга, по ее мнению, Малфой был не особо красив — платиновые волосы, серые глаза, бледное лицо. Серая посредственность без ярких пятен, такого не хотелось изучать, таким не хотелось любоваться. А прибавить к этому проблемных родственников и дурную репутацию… что ж, при всех обстоятельствах выходило, что им не по пути. Отбив дробь пальцами, Лили приподняла бровь. В любом случае делать вид безгрешной гриффиндорки не было смысла. Кажется, Малфой знал всю ее подноготную. По крайней мере, догадывался. — Что тебе нужно? — Мариус, Поттер. Мне нужен Мариус. Повисло напряженное молчание, и Лили, не сдержавшись, насмешливо приподняла бровь, выражая некоторую долю презрения. «Серьезно? Наркотик?» — Стало отчего-то до невыносимого весело, и она прыснула себе в ладонь, прикрыв на секунду лицо. Только потом чувство насмешливости и радости прошло, потому что глаза напротив горели таким ярким огнем, что Лили понимала — ей не сбежать. И победитель здесь явно не она. — Серьезно, Малфой? — холодно процедила Лили, почувствовав раздражение. В ее жизни почти никогда не случалось так, что что-то выходило из-под контроля. Но за последние годы жизнь, ироничная сука, будто сорвалась с цепи, нанося ей каждый раз все новые и новые удары. — Откуда ты знаешь о Мариусе? — Твой брат… — медленно протянул он, но Лили резко подняла ладонь, призывав его замолчать, и наскоро обмолвилась: — Альбус никогда бы тебе не рассказал. А учителя и директор держат в секрете название наркотического вещества по просьбе моего отца, Малфой, — усмехнувшись, склонила голову Лили. Но ничего не дрогнуло в лице напротив. Чертов Малфой был эталоном спокойствия, не это ли так выводило из себя? — Даже если ты бы и следил за нами, то все равно не смог узнать это зелье… только если раньше не использовал или не варил его. Скорпиус усмехнулся, оттолкнувшись от спинки стула и прижался корпусом к самому столу, смотря на нее равнодушными, ничего не выражавшими глазами. Казалось, его не могло задеть просто ничто: контроль за собственными эмоциями был настолько велик, что Лили непроизвольно нервно сглотнула, осознавая, что перед ней не обычный гриффиндорец-однокурсник, которым можно было бы манипулировать себе на благо. Нет. Перед ней Малфой. Сын Пожирателя смерти и отпрыск старинной фамилии… ведь он, скорее всего, разбирался в Темных искусствах даже лучше ее. От собственного осознания Лили широко распахнула глаза, чувствуя, как не хватает легким воздуха, а потом, сощурившись, посмотрела на Малфоя, но уже иначе. Совсем под другим углом. А ведь он… мог бы знать. — Поттер: да или нет? — резко спросил он, когда молчание затянулось и ему уже явно надоело ждать. Лили медленно приподняла бровь, контролируя каждый мускул своего лица, отчаянно думая: ситуация складывалась плачевно, ведь он был прав. В любом случае старосте Хогвартса поверят безоговорочно, а на фоне прошлогоднего скандала с ее братом… у Лили ни шанса. Ей не дадут спуска, растопчут сразу, как подвернется возможность. Но и Малфою верить было нельзя. Если он знал, а он знал, Лили была уверена, о Мариусе и о его свойствах, то почему сам не решился приготовить? Что мешало? «Он не хочет марать руки», — холодно пронеслось в голове, и она сузила глаза, испепеляя его своим взглядом. — Я не доверяю тебе, Малфой. — Резонно, — оживился он, скрестив руки в кулак. Малфой психологически защищался. Но от чего? — Поэтому я предлагаю нам заключить сделку. Вернее — Непреложный обет. Что скажешь? Лили медленно облокотилась спиной о деревянную поверхность стула, пристально, словно ища какую-то зацепку, смотря на него. Отчего-то внутри появилось странное чувство азарта, словно эта игра была одной из тех, когда Лили не могла бы с точностью сказать, что она выиграет. И это будоражило. Но… играть со слизеринцами? Это было глупостью: в конце концов она слишком хорошо знала Альбуса, чтобы понимать, кто они такие. Лживые, беспринципные, подлые. Ударят тогда, когда не ждешь; перекрутят игру в свою пользу и без обиняков растопчут противника. С ними опасно. И слишком сложно, наверное, это и было одной из причин, почему она так отчаянно умоляла шляпу о Гриффиндоре. Отбив триоль пальцами, Малфой резко встал, со скрипом отодвинув стул, и Лили непроизвольно поднялась следом, чувствуя… страх. Потому что совершенно не могла понять, чего ей следует ожидать. — Твое промедление, Поттер, может слишком дорого тебе обойтись, — холодно проговорил он, вальяжно, поочередно закатывая рукава на своей рубашке. — Ты не в том положении. У тебя нет варианта, кроме как сказать «да». Поэтому предлагаю сразу обсудить условия Непреложного обета. Но она молчала, напряженно прикусив губу, и Малфой, тяжело вздохнув, отвел взгляд в сторону, покручивая палочку в руках, задумчиво, медленно. — Что скажешь своим подстилкам, когда придешь позже них в спальню, а? — Он методично кивнул головой своим мыслям, и Лили нахмурилась: было уже почти два, до их возвращения — считанные минуты, и времени действительно было мало. — К тому же… мадам Бинс имеет привычку проверять библиотеку в третьем часу, а чтобы заключить обет, нужно определенное время. Поэтому… — он насмешливо улыбнулся, резко посмотрев на нее, и презрение змейкой проскользило в его глазах, и это отчего-то заставило Лили злобно сморщиться. — Так как ты не в том положении, чтобы диктовать свои требования, то этим займусь я: мне нужно лишь одно — никто не должен узнать, что именно мы будем обсуждать во время наших встреч. Мы дадим обет, что никогда не расскажем о том, что связывает нас, зачем мы видимся и над чем работаем. Что скажешь? Достаточно обнадеживающе? Мысли лихорадочно бегали туда-сюда, и Лили, обозленная и капельку униженная, со злостью сжала палочку в руках. «Чертов Малфой», — думала она с некоторой ненавистью, пытаясь призвать к собственному хладнокровию, но тщетно. Потому что Лили знала: этот бой не ее. Только вот… бой не война, поэтому стоило попытать удачу чуть позже, когда ему покажется, будто ситуация под контролем. Полным контролем. Лили улыбнулась. Робко, слегка смущенно, получив в ответ презрительный смешок, но ее уже было не остановить. — Нет, мы также должны уточнить, что никогда не изложим это в письменном виде, — улыбка ее стала шире. — Все, что нас связывает, не должно передаваться в любом виде, Малфой. Ни в письменном, ни визуальном, ни в аудиальном. — Отлично, — бодро подтвердил он, подойдя к ней ближе, держа палочку наготове. Но, слегка дернувшись, Лили опять подняла ладонь, слегка наклонив голову. Ей совсем не нравилось то, с какой легкостью он соглашался. — Почему ты не можешь приготовить сам? — Серьезно? — равнодушно протянул он, слегка раздраженно передернув плечом. — Поттер, ты меня разочаровываешь. Как думаешь, что лучше, приготовить опасный темный напиток самостоятельно, не имея в этом опыта, или заставить это сделать другого, человека, который делал это на протяжении года и смог усовершенствовать рецепт? Нервы стянулись комом в районе живота, и Лили неверяще посмотрела на него. «Откуда?» — спрашивали ее глаза, потому что это было действительно странно. Никто, даже Альбус, не догадывался о том, насколько сильно она видоизменила наркотик. — Мариус вызывает сильные галлюцинации, основанные на твоих желаниях, — медленно и тихо протянул Скорпиус, теперь посматривая на нее иначе. С каким-то изуродованным интересом. — Но ты не можешь управлять тем, что видишь. Ты не можешь сказать, что именно хочешь представить в голове. Его эффект меньше, чем на сорок минут, а после него на теле у принимавшего образуются кровоподтеки. Но у Альбуса этого не было. Он пролежал в туалете больше полутора часов, и ничто бы не сказало, что он наглотался наркотика, если бы не одно — запах. Полынь и бальтазар. Именно поэтому все поняли, что за зелье принял Поттер, а то, что не было никаких следов и прошло столько времени… что ж, мало ли, с чем он смешал? — Малфой медленно подошел к ней, и выражение его лица было нечитаемым. Он весь как будто был соткан из полного, леденящего душу равнодушия. — Но люди, знакомые с Темной магией, понимают, что это невозможно. Такой эффект достигается лишь в случае изменения самого зелья. Ты изменила его, достигнув большего эффекта. Мои аплодисменты, Лили Поттер. Поэтому теперь ты приготовишь его и для меня. Ведь то, что ты была в запретной секции, — полбеды, твоя главная проблема — твои действия. Ты что-то ищешь. Как думаешь, если проверить твою палочку на заклинания… не обнаружится там что-то запрещенного? А в твоей комнате... — Он медленно наклонился, чтобы Лили могла рассмотреть все его черты лица. Белый. Бесцветный. Никакой. Но бесил он просто до ужаса. — Нет ли под пологом твоей кровати крайне интересных склянок? От злости у Лили скривились губы, а рука с палочкой резко поднялась верх, прямиком на него. Только Малфой лишь усмехнулся, не думая ни отодвигаться, ни переставать выводить ее из себя. Он не боялся ее. Совсем как Альбус. Так что же делать ей с ним? — Я отравлю тебя, Малфой, — прошипела Лили, уткнув палочку ему в грудь. Злоба заволакивала сознание, и мысленно она уже сотню раз прокляла тот день, когда он встал на ее пути, мечтая непременно стереть с его лица это выражение победителя. О, она была настолько зла, что не могла отдавать отчета своим действиям, казалось, еще минута, и Лили точно сорвется в бездну. — Рекомендую добавить в список условий отсутствие попыток убить тебя с моей стороны. Потому что я еле-еле сдерживаюсь. Скорпиус улыбнулся, резко сомкнув на палочке свою руку, вынуждая Лили дернуть ее, но только ничего не получилось. Он крепко держал древко в своих руках. — Обязательно, Поттер. Мы же не хотим, чтобы к твоим грешкам добавилось еще и убийство? — Насильно заставив опустить ее руку, Малфой крепко сцепил ее со своей, прежде чем взять уже свою палочку и медленно прошептать: — Обещаешь ли ты… И когда он произнес все нужные слова и с силой сжал ее пальцы, Лили увидела в его глазах странный интерес. Он словно изучал ее, право, наслаждаясь той злобой, которая медленно, но постепенно проявлялась в ее глазах. Лили сильнее надавила на его кожу, не стараясь расслабить хватку, даже не думая убегать, тогда как в мыслях было лишь одно слово — «уничтожить». И, всматриваясь сильнее в эту серую безмятежность, она думала лишь об одном: нет той силы, что могла бы по-настоящему ее поразить. А значит, Лили непременно ему отомстит, хорошенько заставив раскаяться из-за содеянного. О, Скорпиус Малфой еще непременно пожалеет об этом дне и о столь глупой мысли, будто бы он может припереть ее стенке.

***

Широко распахнув глаза, Лили, воровато оглянувшись и заметив лишь Мэри и Элеонору, раздраженно передернула плечом, тут же переведя свой взгляд на стенку. Рука слегка побаливала после Непреложного обета, и внутри было странное чувство, такое, которое обычно появлялось после ее игр с Темной магией. Наверное, поэтому весь день она проходила в каком-то странном, рассеянном состоянии и тенью следовала за Мэри, боясь отстать. Боясь выдать себя. Но никто, естественно, ничего не знал: Томас смеялась, как перезвон колокольчиков, и победно задирала голову, рассказывая ей полушепотом о своих успехах с Фолкнером. У нее, как всегда, в голове были лишь планы по самоутверждению, ее мало интересовали окружавшие люди, поэтому Лили не боялась. Она вообще никогда не брала в расчет Мэри. Глупая, легкомысленная стерва, такой только манипулировать, а не опасаться, другое дело Малфой. Сморщившись, Лили прикрыла глаза. Благо, уроки давно кончились, и теперь они сидели в своей спальне, поэтому она не особо старалась напустить на себя вид безгрешной невинности. Ни Элен, ни Мэри не обращали на нее внимания, поэтому Лили думала. Думала о Малфое и о том, какой бы можно было добыть на него компромат, но чем дольше перед ней маячила данная задача, тем сильнее она убеждалась, что спрашивать о нем ей просто не у кого. Да и сомнительно было, что Малфоя можно было просто так припереть к стенке. Нет. Такие игроки, как он, опасливы и вдумчивы; они не совершают действие, а лишь бросают кость, дожидаясь момента, когда жертва расслабится, чтобы уже тогда начать действовать. Только вот Лили была не совсем обычной пешкой: она подождет. И однажды Поттер определенно определит его слабое место и поставит перед собой на колени. Так же, как и всех до него. — Партия «Содружество» бьет все рейтинги, — протянула лениво Мэри, крутясь у зеркала, и Лили заинтересованно посмотрела на нее. Томас всегда знала все самые главные политические новости из-за своего отца, героя войны, руководящего теперь всеми издательствами Магический Британии. Жалкий монополист, продавливающий любого, кто не проповедовал его взгляды, Дин Томас искренне верил в стратегию по улучшению отношений с магглами и активно продвигал в газетах любых политиков, поддерживающих его мнение. А партия «Содружество», как раз и продвигавшая политику по сближению и выстраиванию культурного разговора, курируемая тетей Лили, Гермионой, была в списке его любимцев. И Лили знала: Томас просто хочет стать серым кардиналом, что возможно лишь при приходе на выборах политической силы, так оберегаемой и восхваляемой им. Что ж. Свершись это, и Мэри Томас возвысится даже над детьми Гарри Поттера. Поэтому, наверное, Лили с такой опаской следила за политическими событиями. — Отец говорит, что мы точно победим. — Она самодовольно улыбнулась, проскользив по Лили слегка презрительным взглядом, а потом, медленно очертя губы ярко-красной помадой, сверкнула глазами. Судя по короткому зеленому платью, Мэри явно собиралась на свидание. — Ах, как мне не терпится уже побывать на Министерском балу! И почему только мой отец смотрит на все столь старомодными взглядами и не позволяет мне присутствовать на балах до восемнадцатилетия? Раздался шумный вздох со стороны Элен, напряженно скрестившей руки на груди. Она печально смотрела на Мэри, которая, словно хищник, нашедший расположение жертвы, весело развернулась и посмотрела на Спинетт в упор, задорно приподняв брови. — Элен, если ты будешь паинькой, то я выпрошу и приглашение для тебя. Только, пожалуйста, перестань уже сидеть с такой кислой миной: меня раздражает твое неумение радоваться чужой удаче. Дернувшись, Элеонора хотела было что-то сказать, но, вовремя прикусив губу, вдруг перевела свой взгляд на Лили, поглядывая на нее с таким отчаяньем, что Поттер на секунду даже стало ее жаль. Но, как любое чужеродное чувство, жалость прошла моментально — Элеонора должна была страдать, если так и не научилась стоять за себя и быть независимой. Когда вообще овцы выживали в стае волков? «Дура», — холодно подумала Лили, взирая на нее безразлично, испытывая внутреннее раздражение. Потому что в ее мыслях — Малфой. Потому что она только и может, что лихорадочно обдумывать, как можно его обуздать. И даже тот факт, что в скором времени, возможно, Мэри и Годрик Томасы станут влиятельнее ее, не так волновал Лили — во всяком случае, этим можно даже воспользоваться. Ведь Поттер — часть их компании. Она бывшая девушка Годрика. И как бы кто жалко ни скулил у нее за спиной, насмешливо говоря о том, что ее просто бросили, никто не изменит того факт, что у Годрика не было официальной девушки ни до нее, ни после. — Мэри, но куда ты идешь так поздно? — неуверенно протянула Элен и слабо улыбнулась, выворачивая свое нутро. Она не умела притворяться, не умела врать, и Лили всегда поражалась, как такая вообще смогла влиться в их компанию. Неужели связи делают любого, даже самого жалкого человека, настолько могущественным? — Ох, как тебе разница? На свидание я иду, — протянула в ответ, скалясь, внимательно оглядывая себя с ног до головы. — И кто знает, может, это лето пройдет у берегов удивительной Италии? Лили неслышно фыркнула, прикрыв губы рукой, испытывая непередаваемое презрение, потому что у Мэри, кроме ее красивых крашеных белесых волос и яркой улыбки, не было ничего стоящего. И до чего же были глупы те, кто велся на этот разрисованный внешний вид. — Но как же Мэтью? — воскликнула Элен, поднявшись с кровати, слегка сузив глаза. Ее бледное лицо покрылось красными пятнами, так бывало всякий раз, когда она начинала нервничать или испытывать какое-то раздражение. Бедная-бедная Элеонора. В этом мире, где вокруг одни змеи, желающие твоего низложения, любая эмоция — это мишень. — А что с ним? — удивленно поморгав, весело поинтересовалась Мэри. — С утра вроде выглядел здоровым. Во всяком случае, достаточно здоровым, чтобы найти себе кого-то на то время, пока я буду занята. — Резким движением схватив сумку за ремешок, Мэри очаровательно улыбнулась, прежде чем выйти из комнаты. — Думаю, сойдешь даже ты. Так что воспользуйся своим шансом, дорогая. Едкий аромат духов, повисший в комнате, щекотал нюх, а тишина поминутно действовала на нервы. Элен стояла, не сдвинувшись, и вид у нее был грустным, слегка надломленным, и Лили даже с каким-то интересом смотрела на нее. Искренние чувства вызывали странные ощущения, но это была не жалость, напротив, хотелось добить эту несчастную овечку с пшеничными волосами и теплыми ореховыми глазами. Лили была жестока. Где-то глубоко внутри нее жило такое чудовище, что дай ему спуск и она уничтожила бы всю школу, поэтому, наверное, Поттер так старательно клеила улыбку на лицо и старалась выглядеть понимающе. Пускай Элен думает, что хоть кто-то на ее стороне, пускай строит иллюзии. Ей мстить не хотелось, об нее можно только вытереть свои ноги. — Я так ее ненавижу, — тихо прошептала Элеонора, вскинув брови, а потом посмотрев на Лили. Печальная. Погруженная в себя. Никакая. «А чего ты хотела, а?» — безразлично думала Лили, понимающе улыбнувшись, вбивая в свою улыбку примесь сочувствия и поддержки. — И с кем она только на этот раз?.. — С Фолкнером… ой! — встрепенулась Лили, ударив себя по лбу. Ей было так скучно, что она совершенно не обдумывала свои манипуляции, полагаясь на опыт и интуицию. — Я не должна была тебе говорить, — с ужасом протянула Поттер, тут же прикрыв рот руками, скрывая улыбку, которая лезла к ней на уста. Потому что ей было смешно: столкни их двоих, что могло произойти? Какое веселье могло разыграться? Улыбка грозилась перерасти в оскал, но Лили ничего не могла поделать с собой: Мэри ее раздражала. Она, кажется, начинала заигрываться со своим всемогуществом, так почему бы не встряхнуть ее, не добавить чего-то ядреного в ее жизнь? — Что? Майкл? — тут же накинулась на нее Элен, приблизившись, с ужасом взирая. — Мерлин, и на кого она его променяла. Мэтью же так ее любит! — У Фолкнера вилла в Италии, — тихо бросила Лили, внимательно наблюдая за жертвой. «Ну же, давай, злись!» — с весельем думала она, намеренно давя на самое больное. — Ты же знаешь, Мэри всегда хотела… — Но это немыслимо! — перебив, с яростью воскликнула Спинетт, взмахнув рукой. — Не понимаю… — с опаской, с печалью добавив. Присев на край кровати, Элеонора склонилась, задумчиво посматривая на свои туфли, и ее спина, как будто прогибалась под невиданным давлением. Она была подавлена и в смятении, и Лили внимательно смотрела на нее, испытывая странное чувство отвращения. Она ненавидела Элеонору Спинетт за ее честность и искренность; за то, что умела любить и ценить хоть что-то. За то, что ее любили, несмотря на то жалкое существование, которое она влачила все это время, когда Лили ради общественного признания пришлось выткать совершенно другого человека и демонстрировать его, демонстрировать, полностью разрушая себя. За то, что таких было как-то совестно даже ломать. — Отомсти ей, — вкрадчиво проговорила Лили. Неконтролируемая злоба волной поднималась где-то внутри, и ей так хотелось разрушений, страданий и чужой боли, что, понизив голос, она уверенно шептала, обволакивая сознание глупой и сердобольной Элен: — Мэри унижает тебя, Элен. Она топчет твои чувства, чувства Мэтью, а потом растопчет и чувства Майкла Фолкнера. — Что? Он влюблен в нее? — так же тихо проговорила она, с некоторым ужасом взирая на Лил-с, и в глазах ее отразилась тревога. — Конечно, — кивнув головой, воскликнула Лили, не вздрогнув от собственной лжи. Все это было настолько уморительно, что, не будь она столь хорошей актрисой, расхохоталась бы ей прямо в лицо. — Ты же знаешь, разве мог бы он иначе звать ее на свидания? А ей от него нужна только чертова вилла. Несправедливо, да? Не хочется ли тебе поставить ее на место? — Да! — яростно воскликнула Элен, резко поднявшись и выпрямившись, с каким-то обожанием поглядывая на Лили. В ореховых глазах засверкал азарт, который подпитывался ее уверенностью в искренности чувств других. Бедная-бедная Элен. Она-то верила в любовь и дружбу, думая, что люди намного лучше, чем они есть. — Это несправедливо! — Но мы же не хотим, чтобы это так и продолжалось? Чтобы она вновь и вновь использовала людей, а потом бросала их? — тянула Лили, не моргая, не дергая рукой. У нее в лице была отчаянная заинтересованность, когда внутри — лишь одно дьявольское веселье. — Забери у нее Фолкнера, забери ее планы на лето и покажи, что она не может использовать людей только из-за собственной прихоти. Оторопев, Спинетт удивленно посмотрела на Лили, словно не веря, что она вообще может провернуть что-то подобное. Но огонек в глазах, что маячил то и дело в этой ореховой бездне, выдавал Элеонору: она хотела хотя бы попробовать. «Даже если у нее ничего не получится, выбесить Мэри она точно сможет, — улыбнулась Лили, кивнув головой, словно подбадривая: — И тогда Томас допустит ошибку. Сорвется на несчастной Элеоноре Спинетт, любимице Гриффиндора, и ей несдобровать. Общество просто уничтожит ее». — Только лишь попробуй, Элен, — мягко протянула Лили, сжав руку Элен, улыбаясь шире, видя, как нерешительность все сильнее проступает в ее лице. Нет. Теперь Поттер точно бы не отпустила Спинетт из своих сетей, слишком уж ей хотелось подпортить настроение Мэри Томас. — Ты же знаешь, я всегда буду на твоей стороне. — Лили, — с благодарностью бросила Элеонора, растроганно приподняв уголки губ. — Какая же ты хорошая! — И, ответно сжав ее руку, заставив Лили невольно вздрогнуть, она с какой-то изуродованной благодарностью поглядела на нее, и тут же быстро затараторила: — Наверное, я не должна это тебе говорить, но… Мэри очень плохо поступала с тобой, пока ты встречалась с Годриком… — О чем ты? — заинтересованно протянула Лили, слегка склонив голову, чувствуя, как сердце замирает внутри. — Он изменял тебе, Лили, — печально проговорила Элен, с сочувствием посверкивая глазами. — С Ребеккой Берк. Мэри сама их свела, а потом приглашала ее к нам на ночные вылазки, все же знали, что ты не ходишь с нами… — Спинетт с большей силой стиснула ее ладони, опустив уголки глаз, с такой печалью смотря на нее, что Лили растерянно моргнула. — Мне так жаль! Но я не могла рассказать тебе: Мэри угрожала, что, если ты узнаешь, то… в общем, она сделает так, что Мэтью больше никогда со мной не заговорит. Какая-то странная ненависть накрыла Лили, и она, потеряв контроль и привычные маски, с отвращением посмотрела на Элен, чувствуя, как злость прожигает ей легкие. Логично, конечно же логично, что из-за того, что она никогда не позволяла Годрику заходить дальше поцелуев, он мог найти себе кого-то на стороне, но Ребекку… эту глупую, миниатюрную брюнетку, что вечно распускала о Лили слухи и донимала ее, пытаясь уколоть побольнее. Как он мог? Как посмел изменять ей с той, кто ниже, хуже ее? — О нет, — с ужасом прошептала Лили, печально сузив глаза, опустив уголки губ, заставляя себя цеплять маску отчаянной безнадежности, когда внутри лишь одна мысль: «уничтожить». — Нет-нет-нет! — Лили, прости! — воскликнула Элен, со страхом смотря на нее. — Я правда не хотела. Не надо так убиваться… — лепетала она, сильнее стискивая ее ладонь, — ну, хочешь, мы отомстим и ему! Я сделаю так, чтобы весь Хогвартс узнал об этом, и тогда… тогда, возможно, тебе станет легче? Ну, Лили, почему же ты молчишь? Какая я глупая, что решила рассказать это… Замерев, Лили отвернулась, вперив свой взгляд в стенку, а потом медленная злобная улыбка появилась на ее губах, обнажая чувства. Какой-то восторг обуял Поттер, хотелось развернуться и закружить Элен в танце, потому что все складывалось так до ужаса удачно, что хотелось петь. — Отомстить? — робко спросила она, не поворачиваясь, чувствуя, как внутри нее ключом бьет торжество. Потому что унизить Годрика ей хотелось больше всего. — Но, Элен, это не будет слишком большой опасностью для тебя? — Нет! Никто даже не поймет, откуда пошел слух… Мэри подумает, что это Ребекка проболталась! — О, Элен, неужели ты сможешь сделать это для меня? — удивленно и восторженно проговорила Лили, резко развернувшись, смотря на нее грустными, печальными глазами, в которых стояли слезы. — Мне так больно сейчас, ты же знаешь, я так его люблю. Наше расставание так мучило меня, а теперь оказывается… оказывается… Прикрыв рот ладонью, Лили с мольбой взглянула на подругу, которая, конечно, уже была полностью на ее стороне. Элеонора Спинетт смотрела решительно, одобрительно, с каким-то нечеловеческим пониманием, и в глазах этих, в ореховой бездне, было лишь одно: месть. Лили, всхлипнув, благодарно качнула головой, прикрыв рукой лицо, чтобы Элен не могла заметить, как губы ее сложились в холодную, расчетливую улыбку. Да. Все было так предсказуемо… так же, как и всегда. Никто не оставался без должной кары. «Ты следующий, Малфой, — думала она, перестав улыбаться, внимательно всматриваясь в воодушевленную Элен, которая с улыбкой перебирала книги. — Лучше тебе запомнить тот день, когда ты решил прижать меня к стенке, ведь я его точно не забуду. И приду за тобой. Отсчитывай мгновения, ведь я всегда прихожу за своим».