Солнечная

Зелье бурлило в котле с жутким шипением; лиловая пенистая вода, пребывавшая в агонии, разбрасывала свои капли, и Лили, морщась, смахивала палочкой брызги с руки. Наверное, беда заключалась в том, что, невольно бросая взгляды на Скорпиуса, она совсем забывала про зелье и начинала рассеянно думать о чем-то совершенно постороннем. В Выручай-комнате было по-прежнему холодно и темно, и она, сидевшая на полу, ощущала это как никогда раньше, однако даже мурашки, бегавшие по ее коже, не отвлекали ее так сильно, как он. Лили ничего не могла с собой поделать — она просто хотела наблюдать за Малфоем, который, расположившись на диване, степенно покуривал сигарету, молчаливо смотря куда-то в сторону. С того самого дня в коридоре прошло почти три дня, и Лили, вновь возведенная на пьедестал идиотами-однокурсниками, радостно упивалась своей победой и строила такие планы… с каждой секундой ей хотелось растоптать Скорпиуса все больше. Просто взять, и стереть с его лица эту покровительственную насмешку, и заставить, наконец, посмотреть на себя. Потому что чувство удовлетворения пропадало всякий раз, когда он, подсовывая ей бумажку с координатами встречи, вынуждал рисковать, блуждая по ночным коридорам Хогвартса. Даже осознавая, что, по сути, она воспользовалась им и смогла вновь вернуть себе былое положение, Лили не могла избавиться от странной мысли — казалось, что она чего-то не замечает. И Малфой, не пытавшийся заговорить с ней, лишь укреплял ее подозрения. — Зелье готово, — буднично протянула Лили, опять вскинув глаза, чтобы среди темноты найти его ровный профиль. Слабый свет, вытекавший из палочки, совсем не спасал положение. Комната была объята таким мраком, что он попросту растворялся в нем. — Осталось только настоять его месяц и можно будет употреблять. — Так в чем же заключается особенность твоего приготовления, Поттер? — кинул он лениво, даже не повернувшись. — Ты сделала все в точности по рецепту… сдается мне, что кто-то пытается меня надурить. Недовольство прошлось волной по коже, и Поттер, надменно подняв бровь, испытала дикое раздражение. Чертов Малфой. И почему он всегда был на шаг впереди? Ведь она действительно хотела отделаться от него как можно скорее, но если готовить по ее рецепту… то придется, к великому сожалению, терпеть его общество еще как минимум неделю. — Нехорошо получается, — холодно проговорил он, и в его голосе была такая сталь, что она невольно поежилась. — Я к тебе со всей душой, а ты… — Да ладно, Малфой, — яростно воскликнула Лили, резко подскочив на ноги. Какая-то необузданная злость вытравляла ей внутренности, приводила к спонтанным действиям. Рядом с ним совершенно не получалось контролировать ни себя, ни эмоции, ни собственное тело. — Зачем тебе это? Обычный Мариус как раз подходит для того, чтобы отрубиться на часик-другой и получить удовлетворение, а мой… — Вызывает то, чего бы хотелось увидеть больше всего, — спокойно подытожил он, затянувшись сильнее, и Лили сморщилась от запаха, распространяемого этими сигаретами. Они были странные; сигареты не были маггловскими, и их запах был до удивительного знаком, но Лили все никак не могла понять, что же это было. — Именно это мне и нужно, поэтому, будь добра, не отходи от нашего уговора и соверши свою часть сделки. — Что же ты такое хочешь увидеть, Малфой? — холодно спросила Лили, подойдя к нему ближе, так, чтобы можно было заметить, как блестят во тьме его глаза. — Что, тоже есть какая-то сопливая история? Он усмехнулся еле слышно. Искорки, осыпавшиеся с мундштука, падали на его брюки, и, завороженная, она не могла оторвать от него глаз. — Ну уж наверняка не такая драматичная, как у вас, мисс Поттер. Дай угадаю… ты хотела увидеть свою мать? Сердце замерло, как и всегда от одного ее упоминания, и Лили отвела голову в сторону, зажмурившись. Потому что, кажется, впервые она чувствовала не боль, нет. Это было опустошение. Сквозняк гулял по комнате, обдувал ее ноги, и, почувствовав дрожь в теле, Лили присела аккуратно на диван, сжав сильнее нужного сиденье. Палочка в ее руках погасла, и теперь они сидели в совершенном мраке, но даже так Лили чувствовала его пристальный взгляд каждым миллиметром своего тела и испытывала странные, едва объяснимые ощущения. Ей хотелось говорить. Плакать навзрыд, вытряхивая все спрятанные чувства, но открываться Малфою было сродни самоубийству. Она знала, что он воспользуется информацией, подомнет ее под себя, а потом в нужный момент нанесет удар такой силы, что она не устоит на ногах. Но что Лили могла поделать, ведь именно он был единственным человеком во всем этом огромном замке, перед которым ей не нужно было притворяться… именно с ним солнечная Лили Поттер могла быть собой. — Если ты хочешь, чтобы я приготовила свой Мариус, принеси мне кусок черного гоблинского золота. — Губа не дура, Поттер, — слегка присвистнул он, повернувшись к ней, невольно заставляя ее тоже посмотреть на него. — Это редчайший металл… откуда он у тебя вообще мог быть? Фыркнув, Лили, вскинув брови, насмешливо бросила, слегка покачивая головой: — Отец Элеоноры Спинетт работает с различными видами золота, Малфой. И, конечно же, с гоблинским. Как думаешь, насколько было сложно уломать эту идиотку стащить кусочек мне? — Как грубо, — сладко протянул он, и Лили, не сдержавшись, улыбнулась криво. Она и не знала, как легко можно быть самой собой. Не притворяться, не улыбаться мило, не опускать смущенно глаза. Впервые за многие месяцы Лили говорила вслух то, о чем думала, и ей это нравилось. Нравилось, что Малфой не осуждал; нравилось, что он не пытался ее исправить, воспитать или как-то повлиять на нее. Напротив, казалось, что Малфой только и одобрял такой ее подход к жизни. Значило ли это, что Лили бросила свою месть из-за одного только его понимания? «Какая чушь», — думалось ей. Теперь она была готова уничтожить его еще больше. — Зачем ты сделал это с Ребеккой? — тихо спросила она, наблюдая за сигаретой в его руке. Она медленно тлела, окутывая комнату сладостным ароматом, и Лили, казалось, падала в какую-то пропасть, потому что внутри нее появлялось странное, не совсем понятное ей желание. — За твоими примитивными манипуляции интересно наблюдать, — со смешком через секундную паузу ответил он. — Ты так стараешься заполучить место в обществе, что это даже восхищает. — И вдруг, повернув к ней голову и пристально посмотрев, Скорпиус произнес серьезно, заставляя ее поежиться: — Лили Поттер, не думала ли ты когда-нибудь, как далеко могут занести тебя твои же игры? — Плевать я хотела, — тут же прошипела она, понижая голос. — Я, может, только и желаю понять, насколько далеко могу зайти. Неопределенно хмыкнув, Скорпиус, опять затянувшись, продолжал прожигать ее взглядом, и Лили чувствовала, как внутри что-то начинало двигаться, биться, выделять энергию, и было страшно. Потому что те чувства, что начинали появляться у Лили Поттер, совершенно ей не нравились, ведь чувства — это слабость. Их растопчут и обольют грязью, а потом ткнут ее же лицом в них. — Ты специально подослал Мадлен в библиотеку, чтобы она села с нами? — холодно бросила Лили, смотря на него так же внимательно, как и он. В ночной тьме смотреть на него было особенно трудно, потому что, казалось, Скорпиус попросту сливается с ней, и только глаза, серые, стальные, поблескивали магическим светом. — Она подсела к вам? — хмыкнул он, слегка качнув головой. А потом, отвернувшись, откинулся на спинку дивана и о чем-то явно задумался. Лили смотрела на него и падала, потому что в голове выстраивалась очевидная мысль — Скорпиус с Селвин не просто из-за чего-то, он в нее точно влюблен. И чувство ярости, образовывавшееся внутри, заставляло ее скрежетать зубами и смотреть на него в упор, мечтая этой же любовью его и уничтожить. — Я просил ее просто прийти в библиотеку, чтобы быть уверенным наверняка, что вы точно узнаете о том, что в коридоре что-то происходит. Раздражение волной опять накрыло Лили, и, нервно дернув рукой, она почувствовала какую-то смутную тревогу. Почему он делится с ней этой информацией? Неужели… совсем не боится? Малфой был спокоен и безмятежен, казалось, он даже не думал о том, что Лили, ненасытная душонка, сделает все, чтобы просто взять и уничтожить его. Нет. Он как будто всем своим видом смеялся над одной только ее потугой, и это бесило до невозможного. Потому что никто не смел смеяться над Лили, когда она не пребывала в своем амплуа, а наконец-таки становилась собой. И, не сдержавшись, она выпалила быстро, на одном дыхании: — Почему ты все это говоришь мне? Не страшно, что я просто сломаю тебя твоей же информацией? Раздался короткий смешок, и Малфой, закинув голову, рассмеялся громче, смотря в потолок: — Забыла, да? Один из пунктов непреложного обета заключался в том, что информация, обсуждаемая между нами, не может быть передана ни в каком виде. Иначе ты просто умрешь. — Но я думала, что это лишь касается Мариуса! — Думать — полезное свойство для человека, Поттер, — тихо проговорил он, и голос его до этого насмешливый в момент стал стальным. — Но нужно еще уметь и анализировать. Отвернувшись, она впервые почувствовала, как какой-то липкий стыд окутывал ее сознание, и в какой-то момент Лили стало так страшно, что она непроизвольно сомкнула руки на коленях, расширив глаза. Она совсем не думала об этом. Право, когда Поттер вообще заключала этот обет, единственная ее забота заключалась в том, чтобы заставить Малфоя замолчать. — Страшные ощущения, да? — услышала она над своим ухом, и, резко повернувшись, увидела его лицо. Малфой склонился к ней, и их разделяли какие-то жалкие сантиметры. — Быть игрушкой в чужих руках, невольницей собственного положения. Но кто же в этом виноват? Не ты сама ли? Она смотрела на него молчаливо, сглотнув нервно, потому что, видя теперь его лицо так близко, что даже в темноте можно было различить его черты, она не испытывала ни ненависти, ни раздражения. Нет. Лили просто хотелось почувствовать его прикосновения, его теплое дыхание на своей коже, и наваждение было таким сильным, что дыхание ее в момент стало совсем тяжелым. «Идиотка!», — кричало ей сознание, и она даже не пыталась его заглушить. Ведь оно было чертовски право. — Почему ты все еще сидишь здесь, солнечная Лили Поттер? — насмешливо бросил он, так и не отодвинувшись. — Твои псы проснутся и заметят твою пропажу. Что тогда? Моргнув, Лили возмущенно фыркнула. Потому что… это ведь все из-за него! Малфой специально ее провоцирует! — Мои псы ушли выгуливаться, — холодно процедила она, наклонившись к нему, не прерывая зрительный контакт, и Малфой лишь сильнее улыбнулся своей презрительной улыбкой. — И не надо проявлять свою ложную заботу, Малфой. Не знаю, какие у тебя проблемы, раз ты решил помочь мне с Ребеккой, но тот факт, что из-за тебя и твоих необдуманных встреч Годрик Томас уже обнаружил, что я не сплю по ночам, как полагается, заставляет меня ненавидеть тебя больше обычного. — О, какая ирония. Кажется, первый, кто догадается о твоем амплуа, будет твой бывший, — насмешливо протянул Скорпиус, кривя свои губы, и Лили, приподняв вопросительно бровь, окинула его презрительным взглядом. — Интересуешься моей личной жизнью? — едко протянула Лили, ослепительно ухмыляясь, но внутри, видел Мерлин, сердце отчего-то пропустило удар. — Поттер, ты же дочь Героя Войны. К тому же, дружишь с Мэри Томас. О тебе и твоей фальшивой жизни знает весь Хогвартс. — Отодвинувшись наконец, Скорпиус, потерев мундштук об обивку дивана, потушил сигарету, и она, медленно крошась на кусочки, через минуты растворилась, будто и не было. — Обливиэйт бы решил все твои проблемы. Так что не стоит меня винить. Впрочем, — задумавшись, он провел рукой по волосам, — он и сейчас может помочь тебе. Правда, возможно, Томас сойдет с ума или его сознание исказится. Но это такие малые жертвы, да, Поттер? Ведь куда важнее оставаться в своем фальшивом образе? Ветерок усилил свои порывы, и Лили, поднявшись с места, медленно подошла к окну, чтобы прикрыть его. Было как-то мучительно сладостно, потому что, конечно же, то, что предлагал Малфой, было самым рациональным. Сломать его сознание? Запросто! Сердце пропустило удар, и Лили, улыбнувшись криво, посмотрела на простиравшийся лес. Однажды Альбус сломал сознание своему однокурснику просто за то, что тот, желая отомстить Поттеру, стал следить за ним и однажды обнаружил, что Альбус и Лили Поттер ходят в Запретную секцию Библиотеки. Если бы этому идиоту пришло в голову не бравировать, а сразу перейти к действиям, Поттеров уже бы тогда не было в школе. А так… теперь он вынужден валяться в больнице св. Мунго и бессмысленно смотреть в потолок. Глупый. Глупый. Слизеринец. Против кого ты пошел? — Скорпиус, — протянула Лили игриво, отвернувшись от окна, зная, что он стоит позади нее. Малфой был странным и лживым, но его точно тянуло к ней. Она была в этом уверена, и ей это нравилось. — А ты бы смог помочь мне? Смог бы стереть ему память ради меня? Он молчал, прожигая ее своими глазами, и в его глазах была такая жесткость и сталь, что мурашки прошлись по коже. Малфой был страшным, опасным человеком, не это ли пробуждало внутри нее какие-то порочные чувства? Желания? Ведь ей хотелось прижаться к нему и, не церемонясь, по-жесткому целовать, оставляя на губах маленькие раны. — Это было бы забавным, — задумчиво протянул он, не отводя глаз. — Но, Поттер, ты же понимаешь, насколько высока будет цена моего участия? — Насколько высока? — насмешливо фыркнула Лили, схватившись руками за подоконник, боясь, что еще минута и она точно поцелует его, потому что искушение было слишком высоко. — Твоя жизнь уже принадлежит мне, — лениво проговорил Скорпиус, нависнув над ней. У него в глазах бегало серое нечто, столь напоминавшее бушующее море, когда волны, играясь, обрушивались на берега или топили корабли. Это было море во время бури, и оно было пугающим, потому что поглощало в свои недра и не давало выплыть. — Придется отдать мне и свою волю. Лили было смешно. Смотря на него, кривя губы, Поттер мечтала о том, чтобы он сделал еще один шаг и она без зазрения совести могла наконец утолить свой голод. Но он стоял, не двигаясь, заставляя ее улыбаться шире и думать — если никто не может узнать о том, о чем они говорят, тогда Малфой — идиот. Ведь тогда выходило, что не одна она в гильотине. Он тоже. И кто знает, чье тяжелое, косое лезвие обломится первее?

***

Она наблюдала за Скорпиусом, чувствуя, как какое-то невольное восхищение пронзало ее, калечило нутро, выворачивало его. Потому что Малфой, чертов сукин сын, был до того притягательным и харизматичным, сидя за столом в этом дурацком кружке, кривя свои брови и следя за Розой, которая, распинаясь, агитировала за политику «Содружества», что Поттер невольно начинала ощущать, как гулко бьется сердце. Лили не могла понять причину своих чувств: Малфой по-прежнему был невыгодным слизеринцем с безобразной репутацией, и с ним общаться, это все равно что заранее начать откапывать себе могилу. И Лили ненавидела себя с каждой секундой все больше, потому что знала, что в глубине ее души жило нечто, которое могло наплевать на все ее принципы и заветы и пуститься в пучину. В такую, откуда не выбраться. Но ничего поделать она не могла. Лили просто слушала его размеренную уверенную речь, в какой-то момент понимая, что… сама проникается его взглядами, ведь Скорпиус был до чертиков убедителен. — Несомненно, что техническая мощь магглов превзошла любые наши прогнозы, — говорил он спокойно, стоя посередине комнаты, ловя заинтересованные взгляды окружающих. В их кружке по-прежнему было всего лишь десять человек, и из знакомых лиц тут сидели только Мадлен, Джастин, Роза и сам Малфой, который неизменно вступал в дискуссию с Розой. — Но кто сказал, что нам нужны их изобретения? Разве мы не носители высшей силы, той, благодаря которой можно повелевать такими вещами, которые обычным людям не снилось? Почему мы стараемся забыть о собственной индивидуальности и пойти за вслед за магглами? Почему мы должны расплачиваться за идеи Волдеморта, вознося всех магглов и магглорожденных в ранг неприкаянно святых? Уизли, ты не находишь это абсурдным? — Я думаю, — резко проговорила она, тоже вскочив с места, дернув слегка плечом, и в ее голубых глазах плескалось некоторое раздражение. — Что мы по-прежнему виноваты перед ними… то, что происходило в нашем мире на протяжении веков… мы должны теперь каяться! — Мы? — насмешливо тянул Скорпиус, и Лили могла разобрать среди его голоса нотки раздражения. — Должны? Серьезно? Без понятия, кто тебе мозги трамбует, но рекомендую трезво оценить обстановку: наше поколение не имеет никакого отношения ни к войне, ни к идеологии Пожирателей. Мы не должны ни за что расплачиваться. И вставать на колени перед меньшинством… в каком здравом обществе такое вообще возможно? Где это видано? Когда он был в чем-то заинтересован, его серые глаза, наполненные равнодушием, превращались в пенистые морские волны, которые, бушуя, уносили всех, кто заглянул в этот омут. Он был резким на слова, принципиальным до ужаса и говорил то, о чем думал, и Лили, рабыня своих масок и образов, смотрела на него, приоткрыв слегка рот — потому что такое для нее было непозволительной роскошью. И она совершенно не могла понять, почему Малфой так спокойно выражал свое мнение, не боясь общественного порицания? И почему же, в конце концов, даже Роза, ярая защитница магглов, не презирала его, не кидалась с заезженными оскорблениями? Неужели… искренность так подкупала? Мотнув головой, Лили сжала руку в кулак, совсем перестав следить за разговором, когда Малфой вернулся на свое место. Мадлен, тут же накинувшаяся на него, стала что-то шептать ему на ухо, и он, ухмыляясь, иногда кивал головой, будто соглашаясь. И Лили злилась на себя и на обстоятельства, что вынуждали ее сидеть здесь, прямо напротив этой парочки, и давиться собственной горечью, потому что Мадлен Селвин, о которой она не знала толком ничего, вызывала в ней какую-то странную, изувеченную бурю негодования. Прикрыв рот рукой, будто смутившись, Лили улыбнулась весело, потому что внутри знакомый порыв отчаянной радости переполнял ее легкие. Сейчас, прямо после этого кружка она встретится с Годриком, оглушит его в заброшенном классе, а потом будет дожидаться Малфоя. Чтобы тот стер ему воспоминания, сломал его полностью, и чувство какого-то морального удовлетворения так и глодало Поттер. Ей не было жаль Томаса. В конце концов, он был одним из первых в ее списке личной мести. Молчаливо наблюдая за тем, как медленно стали расходиться все сидящие, Лили вдруг поймала на себе задумчивый взгляд Мадлен. Ее безразличные зеленые зрачки будто впились в профиль Лили, как будто вопрошая что-то, и Поттер, смущенно улыбнувшись, провела рукой по волосам, думая, что Селвин крайне странный человек. Потому что Лили действительно не понимала ни того, что связывало ее со Скорпиусом, ни того, почему вот уже четвертый день Лили ловит на себе ее пронзительные взгляды. Тихо фыркнув, Селвин, развернувшись, схватила Скорпиуса за руку и повела его к выходу. Они удалялись медленно и степенно, и Лили, наблюдавшая за ними в открытую, отчего-то ждала, что Малфой повернется, посмотрит на нее. Но тщетно. Он шел вперед, и Лили злилась на себя все больше: потому что… на кой черт ей вообще сдалось его внимание? — Почему ты терпишь здесь присутствие Малфоя? — холодно спросила Лили, обернувшись к Розе, когда они обе вышли из класса. Кузина, склонившись над замком, накладывала на него чары и делала это до того неспешно, что Лили начинала беситься. — Я уважаю Скорпиуса, — произнесла быстро Роза, не глядя, по-прежнему бряцая замком, взмахивая палочкой. — Да, он говорит такие глупости, но тут, понимаешь, без отца не обошлось, — она фыркнула, наконец покончив с дверью и равнодушно вперилась взглядом в Лили. — Но он принципиален. И не боится отстаивать точку зрения, отличную от большинства. Конечно же, это подкупает. — Ты никогда не пытаешься оспорить его до конца, — премило улыбнувшись, протянула Лили, обнажая ямочки на щеках. Ей действительно было интересно, почему упертая до убогого Роза Уизли молчала всякий раз, когда Скорпиус начинал использовать все свое красноречие. — Может, — задумчиво протянула Роза, посмотрев куда-то в сторону, словно покинув реальность на секунду. — Он говорит до того складно, что тебе и самой невольно начинает казаться, что ты ошибаешься? В любом случае, к чему нам такие дебаты? Это всего лишь кружок. Ничего не значащее собрание людей, интересующихся политикой. Неопределенно передернув плечом, Лили резко развернулась и неспешно пошла вперед, чувствуя предвкушение. Потому что до встречи с Годриком оставались считанные секунды, и кто знает, чем может обернуться ее маленькая проделочка? «Ты сломаешь ему жизнь, дорогая», — вторило сознание, и Лили, криво улыбнувшись, подняла глаза, оглядываясь по сторонам. А когда ей сломали жизнь, кто-нибудь спросил у нее позволения? Кто-нибудь ее пожалел? В какой-то степени Лили было даже приятно осознавать, что она чуть ли не самое большое зло всего Хогвартса, потому что… в этой жизни должны быть такие люди. Те, кто будет вытаскивать с самого дна все самое плохое из людей, мучить их, ломать, чтобы потом эти же люди вставали на ноги и делались сильней. Ведь, в конце концов, а что такого делала Лили? Манипулировала? А не показывала ли людям всего-навсего их темную сторону? Святоши, все они, осуждавшие любого за нарушение норм морали, сами творили такие вещи, за что их можно было придать общественному порицанию на долгие-долгие годы. Так чем хуже Лили? Она всего лишь такая же. Она — порождение общества, в котором живет. Почувствовав чей-то взгляд, Лили резко вскинула голову и вдруг увидела Фолкнера, который, прислонившись к стене, словно кого-то ждал, прожигал ее взглядом. А потом, оттолкнувшись, стремительным шагом приблизился к Лили и, улыбнувшись дружелюбно, скрестил перед собой руки. — Лили, это правда, что Мэтью и Элен вместе? — Что?.. — с удивлением протянула Лили, вскинув брови, и он, откашлявшись, тут же добавил: — Просто вчера ко мне подошел Льюис… и у нас состоялся не самый приятный разговор, — он сморщился, прикрыв на секунду глаза, а потом, распахнув их, внимательно посмотрел на Лили: — Так они правда вместе? У нее внутри азарт разгорелся с такой силой, что, не выдержав, Лили улыбнулась почти что искренне. Он попался. Фолкнер теперь точно у них на крючке, и от одной только мысли, как раздосадована сейчас, должно быть, Мэри, у Лили просыпалось невиданных размеров злорадство. «Даже скучно», — думала она, разглядывая его лицо. Что было в этом мальчишке, кроме виллы в Италии? Гребаное ничего, он еще наивен до убого, раз с такой легкостью купился на простоту Элен. — Конечно нет, — уверенно протянула Лили, вскинув голову. В ее глазах, она знала, плескалось то, что обычно называют «безгрешной уверенностью». — Но… Элен была долгое время в него влюблена. И теперь Мэтью просто не может смириться, что ее вкусы поменялись. Поттер многозначительно посмотрела на него, слегка подмигнув, видя, как лицо напротив озаряется довольной улыбкой. О да, конечно, теперь Элен для него была даже заманчивее, чем раньше, ведь на горизонте появился соперник. И от всей этой ситуации хотелось хохотать каким-то истерическим смехом, чтобы под его натиском ребра обваливались вниз. Потому что Лили Поттер чертовски, просто до ужаса ненавидела все, что ее окружало и чем она занималась, и это чувство, пронзавшее тело, было до того смертоносным, что хотелось просто вонзить ногти в лицо напротив. Фолкнер улыбнулся добродушно, махнув головой, а потом, поблагодарив наскоро, стремительно пошел в сторону. И когда он ушел, улыбка на лице у Лили погасла; вместо нее появился беспристрастный, презрительный оскал, говоривший: «все прошло так, как и я планировала». Все люди, окружавшие ее, было всего лишь марионетками, и если раньше Лили упивалась своими играми, то теперь… ничего, кроме ненависти, не было. Но ненавидеть тоже было тяжело. С каждым днем, прожитым с такой ношей на сердце, она становилась слабее и слабее, и кто знает, не погубит ли это ее? Ведь в этом мире у нее нет права на промах, ошибку, слабость, эмоцию, настоящие чувства. Это все просто вывернут против нее. Лили подходила к нужному классу и не чувствовала больше ни азарта, ни интереса. Казалось, то, что она собирается провернуть сейчас, больше не тревожило ее: ломать сознание — подумаешь, и не такое она делала. Вместо всего у нее была одна только тоска, где-то на задворках сознания образ матери, и Лили смотрела себе под ноги и думала: когда она начинала путь Темной магии, чтобы найти воскрешающее зелье или заклинание, она не думала о последствиях. У нее просто была безумная идея, о которой Лили молчала, никто, даже Альбус, не догадывался об истинных мотивах ее увлечения. Но… чем занималась она сейчас? Тем ли, чем должна была изначально? Ведь получалось, что некромантия просто канула в лету с того момента, когда Альбуса отчислили и на нее навели дуло пистолета. Тогда к чему все это? Что она, черт возьми, вообще здесь делает? Подняв резко глаза, она увидела, что в нише напротив кабинета стоял, облокотившись о стенку, Скорпиус Малфой, лениво покручивая палочку в руках. И когда он поднял свои глаза, натыкаясь на ее, Лили замерла, чувствуя странный внутренний прилив. Она не ненавидела Скорпиуса. Из всех людей, окружавших ее, он был единственным, чье появление в ее жизни не вызывало в ней ярости. Он был странным, опасным, принципиальным и сильным. Смотря на него, она думала лишь о том, что ей бы хотелось подчинить его, а не покалечить, и это пугало. Пугало по-настоящему, потому что было впервые. — Эй, Лили, — громко позвал голос, и Лили, обернувшись, увидела Годрика, который, подходя к ней все ближе, выглядел до того решительным, что некоторое подобие страха пронзило ее тело. Когда он поравнялся с ней, Лили бросила быстрый взгляд в сторону, подмечая, что Скорпиус скрылся в нише, и его не было заметно из-за полумрака коридора. И это, отчего-то, придало ей уверенности, от того, наверное, она прямо посмотрела на него, не забыв вклеить улыбку в лицо. — Пойдем в класс, нечего здесь… — Элен все рассказала мне, — резко перебил он ее, и Лили вздрогнула слишком явственно, распахнув широко глаза. Страх холодными, липкими пальцами схватил ее за руки, потому что… а что могла вообще рассказать Элеонора? Что на самом деле Лили жаждала мести и распустила слухи о Ребекке? Хотела уничтожить Мэри, сместив ее с пьедестала? Сердце билось слишком сильно, и Лили молилась, чтобы ни один мускул на ее лице не дрогнул, не показал, как страшно ей стоять и смотреть ему в глаза. Как страшно понимать, что весь образ, вся репутация, вся она, милая, правильная, солнечная Лили Поттер, разобьются прямо сейчас, здесь, в коридоре. Что станет тогда с ней? Как она будет жить? — Ты же об этом хотела поговорить? — продолжал он, словно не замечая, как побледнела Лили. Этот идиот до того плохо знал свою бывшую девушку, что даже не догадывался, что стоявшая перед ним — одной ногой в могиле. — О том, что той ночью ты куда-то ушла. Признаться, я… — Как интересно! — раздалось резкое, знакомое, выбивавшее окончательную почву из-под ног Лили, и она, прикусив до крови губу, вскинула голову, замечая Мэри Томас, которая, скрестив руки на груди улыбалась. Кривила губы в своей улыбке, и в глазах в этих стояла дикая злоба. — Ты что здесь делаешь? — холодно спросил Годрик, нахмурившись. Судя по реакции, можно было понять, что сестрицу он с собой не звал. Лили тяжело задышала, думая о том, что ни черта теперь не получится — весь план летит в тартарары, и только понимание, что она не одна здесь, что там, в нише, стоит Скорпиус Малфой, заставляло ее стоять на ногах. Ведь Лили просто не могла унизиться перед ним. — Слежу за тобой, братец! — картинно вздохнув, бросила она, приблизившись и поравнявшись с ними. — От тебя в последнее время одни проблемы, вот я и заинтересовалась, когда увидела, что ты куда-то торопишься вечером. Так и Лили нигде нет… согласись, странно! Она смотрела на своего брата надменным взглядом, как будто только и мечтая, чтобы унизить его, но Годрик не был так прост. Он лишь сильнее хмурился, беспомощно посмотрев на Лили. «Играй, Поттер! Играй, как в последний раз!», — и она, понурив голову, уставилась на свои туфли, думая отрицать все что угодно… и, если уж придется, сказать, что она совсем ни при чем. И что Элен сама долго точила обиду на Томасов. — Так значит наша малышка Лил-с гуляет ночью, интересно как! Почему ты мне не рассказал, Годрик?! — Потому что не твоего ума дела, сестренка, — грубо проговорил он, и Лили вдруг подумалось, что… может, он все еще влюблен в нее? Это понимание заставило ее поднять голову и в упор посмотреть на него, изучать, как будто впервые увидев. Годрик Томас, чертов Годрик Томас, неужели и вправду влюблен? — Ну уж позволь, ты все-таки мой брат. Поэтому, давай, рассказывай. Мне теперь очень интересно, что тебе там Элен могла рассказать. И Лили смотрела на него внимательно, пытаясь прикинуть, как именно можно воспользоваться его чувствами, что можно было с ними сделать. И чем сильнее всматривалась она, тем больше ей хотелось смеяться. Потому что все это было до убогого смешно. — Она ходила на кладбище к матери, — не выдержав, выпалил он, и Лили, с силой подавив удивление, быстро опустила голову, чтобы никто не заметил ее настоящих эмоций. — Элен сказала, что в тот день Лили, все еще переживая из-за слов Ребекки, решила сходить к ней на могилу. Повисло молчание, и внутри нее была лишь одна мысль — она должна играть, кривиться, выдавливать правильные эмоции, чтобы никто не догадался, не понял, что кругом один обман. Голова шла кругом, легкие сдавливались под натиском каких-то силков, и Лили, напустив на лицо грусти, посмотрела пронзительно на Годрика, думая про себя, что… зачем Элен это сделала? И как вообще она могла до такого додуматься? И какая-то смутная благодарность просачивалась в ее сердце, ведь, получается, Спинетт спасла ее? Но зачем? — О, — протянула Мэри, и лицо ее приобрело разочарованный окрас. Ей явно хотелось услышать что-то более веское, то, из-за чего Лили можно было загнобить. — Лили, милая, ты все еще грустишь из-за смерти матери? Но это же было так давно, почти четыре года назад. Не проще ли отпустить? Белесые волосы от мутного света факелов приобретали какой-то поистине уродливый оттенок, и Лили, прикусив губу до крови, взирала на нее, пытаясь затолкать ненависть куда-то внутрь. Но тщетно. Одно лишь упоминание о матери из уст этой идиотки, возводило ее до состояния тотальной ненависти. И тут послышался шорох, как будто что-то упало, и Лили вспомнила, что здесь, совсем рядом, стоит Скорпиус, и все ее чувства в момент улеглись. Пелена спала перед глазами, и теперь она лишь печально смотрела на Мэри, улыбаясь ласково, думая о том, что Томас просто раздавлена. И она пытается мстить. — Замолкни, — резко проговорил Годрик, посмотрев на свою сестру совсем уж по-злобному. — Научись уже думать, что говоришь. — О, так ты ее защищаешь? Что, хочешь… — Умолкни, — и он схватил ее за руку, встряхнув, вызывая у Мэри полувскрик-полуфырканье. Волосы волной хлестнули ее по щекам, и Томас, отмахнувшись от них, с яростью посмотрела на Лили, сверкая голубыми глазами: — Ты самая настоящая стерва, Лили Поттер. Это же из-за тебя Фолкнер переключился на Элен, да?! Ты сговорилась с ней! Вырвав руку из хватки брата, она, насупив брови, бросила на Лили цепкий, наполненный злобой взгляд: — Ну держись теперь. Потому что если я узнаю хоть что-то, тебе несдобровать. Я собственноручно сломаю тебя, как жалкую игрушку. И, резко развернувшись, она быстро пошла прочь, снеся по пути старинную вазу, которая с грохотом упала на пол. Годрик молчал, провожая сестру взглядом, а потом, посмотрев на Лили, сузил глаза. Что-то в нем боролось: какие-то барьеры прорывались под натиском эмоций, и с каждой секундой он все больше напоминал сломанный механизм. Что ж... было ли ей жаль его? Ни на каплю. Не говоря ни слова, Томас медленно побрел прочь, о чем-то задумавшись, и Лили, сглотнув наконец, почувствовала, как какие-то цепи будто падают с ее тела, освобождая сердце. Она могла вздохнуть. И среди вороха эмоций, явственнее всего был не страх, нет. Это было желание отомстить этой дуре Мэри Томас. Которую она раздавит с особым изяществом. Ведь Фолкнер — это так, ерунда. Игрушки для детей. Лили пойдет дальше. И кто знает, куда в итоге она забредет? — Мои аплодисменты, Лили Поттер, — раздалось позади за спиной. И Лили, подняв надменно брови, скрестила руки на груди. — Ты почти сдерживаешь свои эмоции. — Иди к черту, Малфой, — холодно проговорила она. А потом, не удержавшись, развернулась, чтобы посмотреть в его насмешливое, беспристрастное лицо. — О, я у него непременно окажусь, а ты? — пронзая ее взглядом, тихо проговорил он, и Лили вздрогнула внутренне от того, насколько выразительны были его глаза. — Не уготовано ли тебе что похуже? Лили не знала. Но почему-то ей казалось, что если и попасть в ад, то только в тот, где будет Малфой. Чтобы вечно стоять и смотреть в эти наполненные пенистой водой презрительные серые глаза.