Посидим так еще немного?..

Я смотрела на него, и каждый раз был словно первый. Мое сердце начинало биться чаще и стучало, не умолкая. В такие моменты я просто отворачивалась от него, кашляла и прикрывала рот рукой, пытаясь скрыть слишком громкое сердцебиение. Он смеялся, рассказывал что-то и шутил надо мной, считая, что меня смущают его истории, которые были чаще всего о его друзьях из команды по шахматам. Он был прав, в общем-то. Отчасти. С Чхве Субином мы познакомились в начальной школе — я была жуткой задирой, а он — слишком всех стеснялся. Его дразнили, и я первая подставила ему дружеское плечо — точнее, просто стукнула кулаком мальчика, издевавшегося над ним. Меня потом, конечно, наказали, зато я стала его первым другом. И как так время быстро пролетело?..  — Чхве Субин! — разносится по классу голос учителя. Черноволосый парень с длинной шеей и широкими плечами поднимается из-за парты в центре кабинета.  — Здесь. — отвечает он твердо. Учитель кивает ему и продолжает перекличку. Чхве Субин… Мой лучший друг. Сказать по правде, "только друг" из нас - я. Он для меня значит гораздо больше. На большой перемене я беру свой ланч и выхожу из школы. В воздухе витает запах весны и цветущей зелени. Я бреду по дорожке, выложенной желтым кирпичом, и сажусь на скамейке под тенью деревьев. Здесь тихо и спокойно, и я открываю контейнер.  — Пак Хвиён! — кто-то резко кричит мне в ухо, бокс подпрыгивает у меня в руках, и еда в конечном итоге вся оказывается на земле.  — Чхве Субин! — я чуть не плачу от обиды. Пусть он мне и нравится безумно, но это ведь был мой любимый кимбап*! — Сколько можно!  — Мьян! * — извиняется он с улыбкой до ушей и плюхается рядом со мной, — но у меня есть это! Он сует мне прямо в лицо коричневый бумажный пакет, и я чую какой-то знакомый…  — Ты шутишь что ли?! — восклицаю я и рывком забираю у него пакет, и чувствую, как моим рукам становится очень горячо. Я ставлю пакет на скамейку между нами и открываю его.  — Когда ты успел купить самгёпсаль*? — мой голос стихает до шепота на последнем слове — мало ли, кто может рядом проходить! Я вынимаю из пакета посуду и жмурюсь от удовольствия, — ближайший ресторан в 20-ти минутах ходьбы!  — Кхм… мне помогли, — отвечает он невнятно, и я удивленно смотрю на него. Ох, не стоило мне этого делать. Я не смотрела на него до сих пор. Если бы я сделала это раньше, до того, как почувствовала запах жареного мяса, я бы возможно упала в обморок. Субин явно мчался сюда. Не думаю, что кто-то в самом деле ему помогал. У меня перехватило дыхание. Я прошлась взглядом по его лицу. Оно все было усеяно капельками пота, его челка и волосы около ушей прижались к коже. Край его белоснежного воротника весь был в мокрых пятнах. Я поняла, что снова засмотрелась на него, только спустя некоторое время, когда осознала, что он молчит. Я была на сто процентов уверена, что мои щеки жутко покраснели в этот момент, поэтому я отвернулась от него и закашлялась. Снова.  — Давай поедим! — бодро сказала я и повернулась обратно. Ох, не вовремя отвлеклась. Пока я краснела тут и смущалась, он успел съесть больше половины самгёпсаля!  — Йа, Чхве Субин! С набитым ртом он все же улыбнулся мне так широко, что глаза его превратились в щелочки.  — Мьян, — сказал он и облизал свои пальцы — ну и манеры! — ты слишком много думаешь. Так и счастье свое упустить можешь! Не могу, я вцепилась в него так крепко, что и силком не оттащишь.  — Жадина! — буркнула я и отодвинулась от него подальше, — делись давай, моя еда упала из-за тебя. Я с яростью запихнула в себя все оставшееся мясо и вздохнула с наслаждением. Субин убрал все контейнеры обратно в пакет и поставил его на землю. Я ела и смотрела, как ветер теребит листья деревьев вокруг, и думала о Субине. Эта его сторона иногда заставляет меня усомниться в своем здравом смысле — вот как можно влюбиться в такого раздолбая и шутника? Он вечно же дразнит меня и издевается — по-хорошему, конечно, но все же… Прикончив мясо, я вытираю губы влажной салфеткой из пачки, которая лежала в пакете, и также убираю все обратно. Глубоко вдыхаю весенний воздух и прикрываю глаза. Жизнь прекрасна. На мне была не очень длинная юбка, поэтому я кожей почувствовала мягкое прикосновение волос к моим коленям, и я в ужасе распахнула глаза. Кровь снова прилила к моим щекам и я сжала руки в кулаки.  — Ты… ты что делаешь? — я гулко сглотнула, потому что в горле вдруг пересохло. Голова Субина ловко расположилась на моих оголенных ногах — почему сегодня не надела юбку подлиннее?! Мурашки побежали по всему моему телу, и я почувствовала, что сердце вот-вот выскочит из груди. Он же не может его услышать, верно?  — Просто давай посидим так еще немного, ладно? — он разлёгся на лавочке, как у себя дома, и скрестил руки на груди, — я немного устал. Я чувствовала, что ткань его воротника все еще мокрая, и от этого холодного прикосновения мурашки забрались мне на шею. Он лежал на моих коленях, закрыв глаза. Мышцы его лица расслабились и дыхание выровнялось. Я поняла, что он задремал. Мои мысли были в полном беспорядке. Больная женщина, ну о чем ты так переживаешь? Подумаешь, ха, лучший друг на голых коленях лежит. Он же не лапает тебя или что-то такое. Лучший друг, ой ли? Он мне нравится! Он мне нравится. До этого я снова смотрела на деревья, пытаясь расслабиться, как это легко удалось ему. Однако последняя мысль заставила меня снова опустить взгляд на его лицо. Он мне нравится. Когда это началось? Не помню, когда конкретно это случилось. В последнем классе средней школы он как-то ночевал у меня и с упоением рассказывал о девушке, которая ему нравится. Он жаловался мне, что она его не замечает, и я почувствовала злорадство. И ревность. Вот когда я осознала, что он мне нравится. Я не хотела делить его с кем-то еще. Не хотела, чтобы он уделял внимание кому-то другому. Но я боялась, что, рассказав о своих чувствах, потеряю его дружбу. Я не видела взаимности с его стороны. Иногда мне казалось, что в его взгляде мелькала какая-то искра — но она тут же исчезала, стоило мне всмотреться повнимательней. Так что надеяться было не на что. Так что я опустила глаза и вгляделась в его умиротворенное лицо. Я знала его другую сторону. Я не одна знала его другую сторону, но я была единственной, кто понимал ее правильно. Сегодня он опять много шутил. Как и всякий раз, когда что-то его очень тревожило. Поэтому я заволновалась. Чхве Субин — староста и первый ученик в классе. С начальной школы он очень изменился. Он был дружелюбен и открыт со всеми, общителен. Учителя ставили его всем в пример, но никто не завидовал ему и не ненавидел его. Его невозможно не любить. А еще он слишком красив. И когда улыбается, его глаза превращаются в щелочки, и он становится просто очарователен. Однако мало кто знает, что на самом деле скрывает его душа, и что он научился прятать за этой улыбкой. Субин — сирота, мама подбросила его в приют, когда ему было всего два года. Про отца ничего не известно. Его усыновили только спустя шесть лет — поэтому он был немного старше всех нас, потому что позже пошел в школу. Но он был слишком маленьким для своего возраста и не выделялся. Он часто вспоминал о маме, припоминая смутные расплывчатые моменты из раннего детства. И делился со мной. Его новая семья оказалась хорошей, они любили его, и он полюбил их. Но не думаю, что он когда-нибудь сможет забыть свое прошлое. Когда на него накатывали воспоминания о приюте, он шутил больше обычного, и я всегда была рядом в такие моменты. Я старалась. Теперь же его снова что-то тревожило. Он дышал спокойно и ровно, звук его дыхания был как мантра — меня тоже начало клонить в сон. Я протянула руку к его волосам, не сопротивляясь спонтанному желанию, и провела по ним ладонью. Его дыхание чуть сбилось, и я застыла, испугавшись.  — Не останавливайся, — пробормотал он и добавил, — сделай так еще. Пожалуйста. Его умоляющий тон чуть не заставил меня упасть в обморок. Что? Почему? Я снова провела дрожащей рукой по его волосам. Легкая улыбка появилась на его губах.  — Мне напомнило это кое о чем, — произнес он загадочно, — догадаешься? Я нахмурила брови.  — Н-нет, что ж… Уф-ф… Это… что-то о твоей маме? Он покачал головой.  — Мимо, — его улыбка стала шире, и я поспешила отнять руку, поскольку я начала нервничать. Он вдруг перехватил мое запястье своей рукой и переместил ее на свою грудь, — сказать, что? Мое сердце вновь забилось часто-часто. Я почувствовала, как моя рука касается его рубашки, как он плотно прижимает ее к своей груди, и я услышала… стук его сердца.  — С-скажи, — промямлила я, снова сглатывая, — но м-может… отпустишь мою руку, да? Субин усмехнулся и, открыв глаза, уставился прямо на меня. Я не могла отвести взгляд, будто меня заколдовали. Его сердце тоже застучало быстрее.  — Ты уже делала так. Что? Когда? Когда такое уже было? Мне кажется, мое сердце сейчас выскочит из груди. Говори уже быстрее и отпусти меня, пожалуйста!  — Еще в средней школе. Я приходил к тебе ночевать, помнишь? Я бездумно хлопала глазами, в голове яростно вращались шестеренки. Средняя школа? Ночевка? Это же…  — Это же, — он повторил за мной, видимо, последнее я произнесла вслух, — был тот день, когда я признался тебе. Ч…что? Признался? Мне? Когда?  — Что ты сделал? — я попыталась вырвать свою руку из его, но его хватка была сильной. Почему-то эта фраза не бросила меня в эйфорию, а наоборот привела в чувство, — признался мне в чем? Может, я плохо помню, и он в чем-то провинился и в этом признался? Или рассказал какой-то секрет, которого я не знала? Вряд ли это связано с приютом или его мамой, потому что этим он поделился еще раньше. Может…  — В том, что ты мне нравишься. Словно обухом по голове. В памяти вдруг всплыл тот вечер. Мы лежали в моей комнате, закрыв дверь, потому что телевизор в зале у родителей был слишком громко включен.  — Помнишь, я говорил тебе об одной девчонке? — спросил меня тогда Субин, развалившись на спальнике на полу. Я лежала на кровати лицом к нему и сонно теребила пальцами его волосы. Ужасно хотелось спать.  — Ну и? — я широко зевнула и легла щекой на руку. — И что с ней? Он помолчал немного, будто раздумывая о чем-то, и выпалил:  — Она мне нравится. Ты знаешь, мы уже были знакомы с ней до этого, и она довольно сильно изменилась. Она такая тихая и хрупкая, что хочется всегда ее защищать.  — Ага, — я снова зевнула, но мысль о том, что мне не нравится, как он говорит о ней, и что он вообще рассказывает о ней с таким воодушевлением, засела в моей голове. Я так сильно об этом задумалась, что совсем перестала его слушать. Почему он говорит о ней? Разве не я находилась рядом с ним в течение всех этих лет, разве не я его лучший друг, который всегда придет на помощь и выслушает? Девушка лучше, — спорил внутренний голос. Вот именно! Девушка лучше! — согласилась с ним я. Я — девушка лучше для него. И я уснула. Мне приснилось, что он продолжает говорить об этой глупой девчонке, которая украла все его внимание, а потом он вдруг сказал:  — Знаешь… вообще-то эта девчонка — ты, — он замялся и улыбнулся, — ты — та, кто мне нравится. А может… может, это был не сон? И я захихикала. Против своей воли я начала смеяться, прикрывая рот свободной рукой, пытаясь остановиться, но смех все не прекращался, и из глаз моих полились слезы. Похоже, у меня началась истерика, иначе как это все объяснить? Субин почему-то разнервничался и моментально вскочил, взял мое лицо в свои большие ладони.  — Эй, эй, Хвиён, что такое? — в его глазах читалось сильное беспокойство, а я все продолжала смеяться и плакать одновременно. Он вдруг обнял меня крепко-крепко, и мне стало так тепло. Как будто солнце окутало меня своими нежными лучами, и я вскоре успокоилась. Он попытался отстраниться, но я не могла смотреть ему в глаза, пока не могла. Мне было слишком стыдно, потому что из-за меня ему пришлось ждать слишком долго. Я сжала ткань его рубашки в ладонях.  — Посидим так. Еще немного.