***
Бекхён судорожно сжимает в руке несчастный телефон, пустыми глазами смотря в стену. Он прилетел ночью и не сомкнул глаз из-за одолевающих его сомнений, почему-то было странное ощущение, будто он совершил ошибку, когда позволил увезти себя. И, как оказалось, не зря. Глухая боль, словно тупым ножом режущая по сердцу, заставляет его делать беспорядочные вдохи и выдохи, задыхаться в ней, без возможности спасения. Он не замечает собственных слёз и паники, охватившей его, в мыслях лишь яркие, живые воспоминания и единственное имя — Чанёль. Не замечает и того, что Чонин трясёт его за плечи, пытаясь привести в себя, и уверяет, что точной информации ещё нет и рано делать какие-то выводы.За пару часов до этого.
— Ты закончил? Проблем не возникло? — Чанёль держит телефон, нахмурив брови и одновременно пытаясь найти нужную папку с документами в столе. — Нет, не стоит, я сам с этим разберусь позже. Через сорок минут самолет, ты скоро? — Я буду через десять минут, Чанёль, успеем. — Ифань останавливается на светофоре, стуча пальцами по рулю. — Звонил Чонин, сказал, что Бекхён места себе не находит, ты бы позвонил ему, вроде как обещал быть на телефоне постоянно. — У меня пока что нет на это времени, — вздохнув, мужчина накинул пиджак и вышел из кабинета, держа в руках папку, которую ему предстояло передать юристу по прилете. — Оповести их о том, что всё в порядке и мы скоро будем, Крис. — Как прикажете, господин Пак, — со смешком проговорил Ифань и положил трубку.***
Крис напряженно следит за стекающей по иллюминатору красной, маслянистой жидкостью, в то время как бортпроводник просит пристегнуть ремни и будничным тоном сообщает о падении. Случалось и не такое, но противный холодок пробегает по спине, стоит только взглянуть на Чанёля. — Он не простит себя, если мы не выживем сегодня, Ифань, — мужчина расфокусированно смотрит на своего друга, на дне радужки еле заметно плещется отчаяние. — И я не должен был впутывать в это тебя. Если этой катастрофе быть, то в смерти всех этих людей и тебя буду виноват я, осталось всего несколько минут до посадки, почему это происходит? — Голос Чанёля срывается на хриплый шепот. — Это глупая случайность, Чанёль, — Крис нагло и очевидно врёт, они оба знают, что это не так. Но он всё равно кладет руку на плечо друга, чуть сжимая и прижимается своим лбом ко лбу друга, совсем как в далеком детстве, в попытке успокоить. Он знает, что главным страхом Чанёля долгие годы является авиакатастрофа, единственное, мысли о чём вводят его в ступор. Ещё ребенком тот всегда закрывал уши и падал на колени, будто так мог спрятаться, когда над головой пролетала эта огромная птица. Долгие годы работая вместе, они прошли через многое, и даже выстрелить было проще, чем пережить очередной полёт. Именно здесь они были уязвимы на максимальный процент, даже если не брать в расчёт страх Пака, никто из них не смог бы сделать ничего, чтобы спасти друг друга, чем кто-то в этот раз явно воспользовался. Из строя вышла основная гидросистема, через минуты запасная тоже, самолёт превратился в неуправляемую груду железа, внутри которой были сотни человеческих жизней. Пилоты пытались задать глиссаду посадки на взлетно-посадочную полосу на остатках жидкости в поврежденной гидросистеме, однако эти попытки были тщетны. Через мгновение самолёт врезался в землю и на огромной скорости покатился в сторону здания аэропорта. Кабина пилота буквально сложилась, стойки вошли в салон, порвав обшивку, болты, сорвавшиеся со всего, чего только могли, летали словно пули, можно было даже различить свист, что они издавали, но это было далеко не самое страшное. По-настоящему страшно стало тогда, когда консоли крыльев, в которых были топливные баки, обломились, а в нос ударил резкий запах керосина. От ужасающего взрыва самолёт отделяла одна случайная искра. Шанс выжить, безусловно, ещё оставался, но смерть в этой игре в рулетку решила иначе. Чанёль ещё за минуту до падения успел написать сообщение, гласившее: «Я попал в свой самый страшный кошмар, через мгновения мы разобьёмся и, наверное, это моё последнее сообщение. Я всегда буду любить тебя, Бекхёни, умоляю, прости». Когда же, спустя минут пять, не больше, после того как это сообщение было отправлено, самолёт наконец затормозил в сотне метров от здания, Пака выбросило из него из-за очередного сильнейшего толчка, он не смог удержаться. Время замерло, Чанёль погрузился в пугающее спокойствие, не слыша криков людей, не ощущая боли, не чувствуя ничего, кроме сожаления.***
За несколько километров от места происшествия, Бекхён, обычно сдержанный и готовый к чему-то страшному, осознавал, что скорее всего ничего нельзя исправить, несмотря на слова Чонина о неизвестности. Он помнил, что Чанёль никогда не прощался, даже если от смерти его отделял лишь шаг, но сейчас он сделал это, а значит на то была причина, но, к счастью, сам Бекхён всегда надеялся до последнего. Заглушив спектр эмоций, безжалостно охвативших его, он после минутного ступора сорвался в аэропорт, до него было ничтожно мало, поэтому он своими глазами видел то, как лайнер вспыхнул быстрее спички. И мир в мгновение рухнул. Прогремел взрыв, Чанёлю на секунду показалось, что в окнах аэропорта, на которые он был в силах ещё поднять взгляд, он увидел Бекхёна, уголки его губ дрогнули в измученной улыбке, сознание помутнело.***
Ты знаешь, какого это — умирать? А знаешь какого терять? Знаешь, как пережить тоску и вновь улыбнуться рассветному холодному солнцу? Каждый в своих мыслях твердит о непостоянстве и нестабильности, вопреки этому притворяясь, что жизнь вечна и веря в наступление нового утра. Знаешь, а это ведь правильно, лучше так, чем изо дня в день со страхом закрывать глаза. В момент, когда смерть касается тебя своими ледяными пальцами, жить хочется настолько сильно, словами не передать и сотой части этого ощущения. Перед глазами проносится та самая «вся жизнь», многое хочется исправить, сказать и сделать, хочется коснуться и поцеловать любимого человека, обнять родных, за углом в маленькой пекарне купить свои любимые синнабоны, насладиться их запахом и вкусом, простить всех и попросить прощения самому, однако возможности сделать это когда-либо просто не остаётся. Ты знаешь, какого это? Скорее всего, нет. К ужасу, Чанёлю суждено было это узнать. Он почувствовал касание тех самых ледяных пальцев. Но ему ещё было рано уходить и один человек в это очень сильно верил. И лишь эта вера Бён Бекхёна заставила Пак Чанёля с огромным усилием поднять тяжёлые веки.Без сомнений. Без сожалений.