Город, люди и разговоры
20 февраля 2021 г. в 16:16
Утро едва ли можно было назвать добрым, если первая мысль, которая приходила после пробуждения: «какого хрена я ещё жив?». И в ответ на этот животрепещущий вопрос не проснувшийся до конца разум смело, без всякого стеснения, начинал вести кривую неугомонную мыслительную тропу куда-то в сторону загробной жизни. Сонный мозг бесстыдно заводил размышления непременно к самым нелепым догадкам. Однако, чем больше в загашнике находилось аргументов, оказавшихся в другой момент несомненно смехотворными, тем более логичными казались эти мысли. Если уж греческие божки оказались не такими и выдуманными, то почему христианский бородатый папочка, прячущийся за каким-нибудь грозным серым облаком и карающий грешников дождями из лягушек не мог быть настоящим? А уж если этот парень реален, то Леонард несомненно после смерти попал в ад, в котором предателям, убийцам и ворам самое место. Теория прекрасно складывалась из разрозненного мыслительного пазла, но разбивалась о жестокую действительность: здешний ад не был похож ни на популярный в массах стереотип о пещере возле земного ядра, заставленной кипящими котлами и полной жадных до грешников чертей; ни на придуманные итальянским писакой круги, медленно уходящие в земные пучины и разрываемые криками страдальцев. Ад Снарта оказался всё той же готэмской квартиркой, в которой он уснул.
Когда сонная пелена практически полностью спала, Леонард, помня вчерашнее и боясь вызвать головную боль, без лишних неосторожных движений отвлёкся на обстановку, чтобы отодвинуть все тупые мысли на задний план. Он точно был в простой спальне обычной квартиры. Абсолютно нормальные светлые стены, абсолютно обычный глянцевый шкаф, стоящий возле двери, совершенно нормальный компьютерный стол, вжавшийся в угол комнаты недалеко от окна. На стенах, облепленных светлыми обоями с каким-то ненавязчивым принтом, не было ничего кроме небольших тёмных часов, висящих напротив кровати. Спустя пару секунд наблюдения стало очевидно, что маленькая металлическая стрелка уже давно застыла на цифре четыре, а две другие остановились на двенадцати и шести. Взгляд скользнул к окну, там царила усталая серость, что, впрочем, нормальное для Готэма состояние, и по полумраку в комнате можно было бы предположить только, что, сейчас хотя бы не ночь.
Сделав для себя все возможные выводы, Снарт неподвижно просидел на кровати, тупо уставившись в пустоту, ещё несколько коротких мгновений, но потом всё-таки нашёл силы, чтобы подняться с невероятно мягкой уютной кровати. Осмотрев свои неаккуратно разбросанные пожитки, Леонард медленно вышел из комнаты, тихо закрыл за собой дверь и наткнулся на любопытный взгляд недавнего подельника. Было странное ощущение, будто Тоун не покидал своё место всё то время, пока Снарт спал. Будто он сидел здесь всю ночь, недвижимый и задумчивый, и ждал этого самого момента. Об этом думать как-то отчаянно не захотелось. За мгновение до того, как спидстер решил что-то сказать, Леонард, не желавший слушать его трескотню спросонья, спросил:
— Где здесь ванная? — На лице Тоуна на пару секунд застыло лёгкое удивление.
— Следующая дверь после спальни. — Ответил он с едва слышным весельем в голосе.
— Сделай мне кофе, — грубо бросил Снарт, направляясь в ванную комнату.
За хлипенькой дверью оказалась небольшая комнатка, отделанная бело-синей замызганной плиткой. Наткнувшись на своё отражение в зеркале, Леонард понял, что выглядел также паршиво, как и чувствовал себя. Это открытие его не удивило, и он не глядя открыл кран, чтобы хотя бы умыться. Конечно, Снарт помнил, что вода в Готэме опасна практически в той же степени, что и некогда его жители. Что только не попадало в готэмскую канализацию: начиная со всякой разжижающей мозг мешанины Пугала, заканчивая трупами людей, которых жрал мутант-крокодил, живущий в этой самой грязной душной канализации. Но, пожалуй, сегодня Леонарду было как-то наплевать. И его ничего не беспокоило, не считая странного звука бегущей воды. Снарт бросил безразличный взгляд в ванну и понял в чём была причина: «Этот мудак бросил труп в ванне» — безразлично подумал он.
Тяжело вздохнув, Леонард плеснул воды себе на лицо. Потом ещё раз. И только после третьего раза он выключил воду и наконец посмотрел на лежавшего в ванне бедолагу. Голубовато-белые, словно наполненные густым туманом, глаза безразлично смотрели куда-то в бесконечную пустоту перед собой. Бледное, цвета пепла, лицо разгладилось, стало пугающе безучастным, отдалённо напоминало статуи ангелов, грозно возвышающиеся над сырой и тихой кладбищенской землёй. На бледной мраморной шее и некогда сильных руках уже расплылись, подобно ржавчине, уродливые буровато-серые трупные пятна. Снарт не знал, сколько именно он смотрел на этого несчастного. В каком-то смысле ему теперь было жаль, что жизнь парня так нелепо закончилась, но чем дольше Леонард смотрел, тем больше какому-то очень тёмному углу сознания искренне хотелось быть на его месте. Снарт тряхнул головой, дабы прогнать все деструктивные мысли, чем на несколько мгновений вызвал у себя лёгкое головокружение. Да, это была плохая идея.
Оправившись от последствий своего необдуманного поступка, вновь бросил взгляд на жуткое, безразличное, словно каменное, лицо. Это был далеко не первый и вряд ли последний труп в его жизни, но этот парень вдруг стал каким-то особенным. Поддавшись порыву, Леонард прикрыл покойнику глаза. Кожа была холодной и твёрдой. И вправду будто статуя. «Мне жаль, приятель» — сказал он тихо и также тихо, словно боясь нарушить навязанный смертью покой, выскользнул из ванной.
В бархатной полутьме коридора господствовал терпкий запах кофе, но Снарт не торопился на кухню. Он медленно шёл, рассматривая стены, пытаясь за что-нибудь зацепиться. Наверное, ему хотелось найти что-то личное, понять человека, который здесь жил. На стенах висело несколько семейных снимков в старых потрёпанных рамках: счастливый малец в окружении не менее счастливых отца и матери; тот же мальчик, уже чуть старше, улыбался с фотографии, обнимая огромного лохматого чёрно-белого пса, глаза которого скрывала длинная шерсть; уже парень в тёмном строгом костюме неловко стоял рядом с низенькой милой розовощёкой девушкой в каком-то нелепо блестящем голубом платье. Продвигаясь дальше по коридору, Леонард иногда бросал взгляд на неаккуратно разбросанные на полу вещи: сиротливо лежал белый носок, чуть дальше валялась подписанная кривыми угловатыми буквами хоккейная шайба, а невдалеке стояла пара изношенных зелёных кроссовок.
К несчастью, Снарт мало что мог сказать, глядя на эти вещи. Парень любил свою семью, наверное, любил хоккей. Он был неряхой и абсолютно точно жил один. Но кем он был на самом деле? К чему он стремился? Чего хотел от жизни? Чтобы ответить на все эти идиотские вопросы нужно быть по меньшей мере Шерлоком Холмсом, а в идеале и вовсе волшебником. Ни тем, ни другим Леонард, очевидно, не являлся, потому бросил последний взгляд на какую-то случайную фотографию. Наверное, она была самой свежей. Хозяин квартиры сидел рядом со своей уже пожилой матерью за накрытым столом. На столе стояли какие-то очень аппетитные мясные блюда, золотистая корочка на них блестела под светом вспышки; там же стояли салаты, в них смешались крупно порезанные разноцветные овощи. Парень говорил о чём-то с мамой, милой, слегка полноватой женщиной, несмотря на морщины её лицо было приятным, и она всем своим образом доброй старушки, словно вышедшей из какой-то рекламы, вызывала ненавязчивое доверие.
Снарт встретился взглядом с её светлыми счастливыми глазами и на душе стало по-тупому паршиво. Дойдя в своих размышлениях до мысли о том, что мать будет горевать по своему мёртвому сыну, Леонард понял, что ему абсолютно точно не стоило об этом думать. Да даже смотреть в сторону этих фотографий не стоило. Подобная семейная дребедень всегда вызывала только горькую смесь разочарования и тоски по тому, чего никогда не было. Ему вдруг стало противно от своей чрезмерной сентиментальности, поэтому, наконец оторвавшись от фотографии и попытавшись выбросить весь ненужный идиотизм из головы, он быстрыми шагами вошёл в кухню.
— Ты оставил труп в ванной? — Глядя на сидящего за столом и потягивающего кофе спидстера, спросил Снарт.
— Я должен был отправить его в мусорку? — совершенно будничным тоном бросил Тоун. — Да и разве это имело хоть какое-то значение вчера?
— Не имело. — В голове скользнуло: «А вот сегодня почему-то имеет». Леонард сел за стол напротив собеседника, а потом, словно вспомнив, почему это имеет значение, спросил: — Так какого хрена мы ещё живы?
— Наконец-то ты задаёшь правильные вопросы, — отставив кофе, бодро ответил спидстер. — Я, конечно, уже говорил, что расчёты могут быть неточными, но это один из немногих случаев в моей жизни, когда я не разочарован тем, что ошибся, — он выдержал небольшую паузу. — Они объединились и победили Брейниака. Но, представь себе, это даже не самые интересные новости.
— Ты вообще умеешь нормально разговаривать? — Отпив тёплый кофе из кружки, с лёгким раздражением сказал Снарт. — Выкладывай. — Тоун в ответ хищно улыбнулся, блеснув острыми клыками в тусклом свете.
— Супермена изгнали в Фантомную зону. А Бэтмен готовится передать бразды правления Лигой в руки, — кого бы вы думали, — Зелёного фонаря и Флэша. — Договорив, он замер в ожидании реакции.
— Да ты смеёшься. — Леонард скорчил гримасу.
Первой мыслью было: «О боже, только не они» — но потом он понял одну простую истину: теперь за всё, что он сделал в прошлом и сделает в будущем ему грозит максимум тюрьма. Возможно, тесная и сырая, но всё-таки просто тюрьма. Его не убьют на площади какого-нибудь города в назидание другим «счастливчикам»; не сожгут адским пламенем в праведном гневе; не утопят в солёных океанических водах; не отправят на корм голодным зверям; не раздавят трахею сильными руками; не вырвут из грудины тёплое трепещущее сердце. Теперь ему не угрожает расправа, не нависает дамокловым мечом, не слышится в каждом тихом шорохе, не видится в каждой смолянистой чёрной тени. Снарт наконец мог дышать свободно. И, будто пытаясь это проверить, он вздохнул с облегчением, чем вызвал заинтересованный взгляд собеседника.
— Знал, что ты оценишь эти новости. — Спустя пару мгновений, самодовольно сказал спидстер. — И какие теперь планы у свободных людей? — Леонард серьёзно задумался. Какие у него могут быть планы? Он решил подыграть:
— А что, имеются очередные идиотские предложения? — Бросил Снарт и сделал ещё пару глотков кофе.
— Конечно же имеются. Всегда имеются, — немного зловеще ответил Тоун. — Есть возможность поехать куда угодно. Здесь рядом очень многообещающие Нью-Йорк и Вашингтон. Если есть желание покочевничать, то как раз под боком любопытная и довольно богатая Пенсильвания и технологически развитая Вирджиния. Столько возможностей для двух нечистых на руки людей.
— Да срать я на это хотел, по правде говоря. — Почти не слушая, ответил Леонард. — Я хочу домой.
— Без проблем. — Ни на секунду не задумавшись, уверенно сказал спидстер. Он будто знал, каким будет ответ. Собственная предсказуемость, а, может, и проницательность собеседника, вызвали раздражение.
— Значит, есть план? В этот раз тоже с заложниками? — Едко усмехнулся Снарт.
— Определимся по ходу. — Его интонация вновь была неуместно загадочной. — Любишь путешествовать на машине?
— Просто обожаю. Особенно с таким замечательным попутчиком как ты. — Леонард снова сделал глоток кофе. Тоун прищурился, растянул тонкие губы в противной ухмылке.
— Тебе не придётся со мной скучать, Леонард. Уж это я гарантирую. — Он поднялся со стула и, если бы не ярко-алые молнии и разлетевшиеся из-за порыва ветра в разные стороны салфетки, то могло бы показаться, что он просто растворился в воздухе.
И вот на пару мгновений Снарт остался один. Немой покой наступил в маленькой кухоньке, в небольшой одинокой квартирке. Тишина сгущалась, пока до слуха наконец не донеслась жизнь большого шумного Готэма. Город дышал, бурлил, шуршал шинами по угольному асфальту, кричал автомобильными гудками, щёлкал светофорами, шоркал тысячами ботинок по бетонным тротуарам, говорил сотней голосов. Его едва ли было слышно здесь, в почти пустующей квартире. Но всё-таки он жил, не жаждущий быть замеченным, независимый и угрюмый, недружелюбный, укрытый низкими тёмными небесами. Многие говорили: «Если ты хоть раз попадёшь в Готэм, то уже не сможешь от него избавиться. Этот город всегда будет с тобой». Леонарду же было плевать на Готэм. Его никогда не привлекала здешняя грязь, здешние лёгкие деньги, здешняя вязкая тягучая атмосфера. Наверное, их безразличие было взаимным, потому как Готэм не держал его здесь маслянистыми путами и не душил своим затхлым воздухом, не влёк коварными ночными огнями и не занимал собой все мысли. Снарт был волен уйти и никогда не вспоминать об этом воистину проклятом месте. А ведь, как показывала практика, так везло далеко не всем.
Странные размышления были прерваны хлопком входной двери аккурат перед тем, как перейти в нечто печально-ностальгичное. Леонард весь напрягся, почувствовав возможную угрозу, медленно встал со стула и подготовился к тому, чтобы в случае чего напасть первым. Однако в кухню вошёл Тоун. Он был вылизанным, почти нелепо опрятным. Без дурацкого жёлтого костюма узнать его было довольно сложной задачкой, но его противная ухмылка была слишком уж яркой деталью. Надо признать, у него будто даже фигура изменилась. В своих клоунских тряпках он выглядел больше, объёмнее, более угрожающим и сильным. Сейчас же спидстер был одет в брюки, тёмное пижонское пальто, под которым виднелась такая же пижонская чёрная рубашка. Это, вкупе с его бледной кожей и аккуратно уложенными светлыми волосами, сделало его похожим на одного из сотни парней-стиляг, жителей деловых районов, типичных выходцев из среднего класса. Для полноты образа, пожалуй, не хватало лишь стаканчика из Старбакса. Такие противные высокомерные засранцы, по правде говоря, вызывали в Снарте лишь отвращение.
— И куда ты собрался в этих тряпках? — Раздражённо бросил он, вновь присаживаясь на стул.
— На показ мод в Милан, разумеется, — усмехнулся ему в ответ спидстер. — Такой ответ ты ожидал услышать? — Леонард лишь закатил глаза от невероятного остроумия собеседника и наконец залпом допил чёртов кофе. — Долго тебя ждать?
— Ты ведь не собираешься просто угнать очередную тачку? — бросил Снарт, поднимаясь со стула и направляясь в спальню. — Так мы далеко не уедем. — Добавил он, сел на кровать и принялся надевать ботинки.
— Такого ты мнения о моём интеллекте? Я почти оскорблён. — Тоун стоял в проёме, сложив руки на груди и опираясь о дверной косяк. — На твоё счастье, я обнаружил, что у хозяина квартиры есть ещё и машина.
— Убил парня, присвоил его хату и тачку… Ты всегда так работаешь? — Потуже затянув шнуровку, полюбопытствовал Леонард.
— Нет, что ты, обычно я делаю вещи гораздо хуже. — Состроив приторно-невинное выражение лица, ответил спидстер. Пожалуй, Снарт даже знал, о чём говорил его горе-подельник. Репутация Тоуна гордо скакала впереди него и, судя по слухам, он в своей жизни успел натворить много всякой херни. Но Леонард навсегда запомнил один-единственный случай.
Это было уже очень давно, будто целую жизнь назад, а может, и ещё раньше. Почти все воспоминания Снарта померкли, не считая связанных с Негодяями, поэтому этот день он помнил довольно хорошо. В тот год в Централ-сити было пёстрое жаркое лето. Деревья не сгорели заживо только благодаря регулярному поливу, а уж людям тем более приходилось несладко. Леонард никогда не любил жару, он практически плавился под ярким солнцем, но не мог не отметить один неоспоримый плюс: девушки оголяли тонкие изящные ножки, надевая короткие юбки и шорты и порой он засматривался на них, но украдкой, уважительно, чтобы не прослыть насильником. К счастью, в тот день они все собрались в кондиционируемом помещении, так что плавиться ему не пришлось. Это был маленький давно закрытый бар на окраине города, который когда-то выкупил Хартли, мотивируя это тем, что так они могли бы собираться вместе, не опасаясь, что их сдаст кто-нибудь из назойливых гражданских. В этом баре всегда было тихо, царил лёгкий полумрак, большую часть времени мебель была скрыта пыльной пластиковой плёнкой, а жалюзи на окнах плотно закрыты. Они часто собирались, чтобы обсудить крупные планы или отпраздновать удачные ограбления, использовали его как этакое тайное логово.
Снарт едва живой сидел прямо под шумным старым кондиционером, чтобы, во всех смыслах, сохранять голову холодной; Диггер, Сэм, Марк и Мик, постоянно причитая, пили отвратительное тёплое пиво; Лиза, Роско и Хартли тихо шушукались в подсобке, разбирая привезённый алкоголь и несомненно в очередной раз обсуждая какую-нибудь песню Битлов или Квин; Абра и Джеймс смотрели какое-то, как они всегда любили, тупое и яркое шоу по маленькому пузатому телеку, подвешенному едва ли не под потолком. Внезапно заиграла тревожная музыка, предшествующая экстренному выпуску новостей. Джеймс тогда разочарованно воскликнул что-то вроде: «Да чтоб вас всех!» — а Абра громко цокнул языком. Симпатичная девушка-ведущая мелодичным голосом торопливо что-то говорила, но Леонард её почти не слушал, пока Лиза, Роско и Хартли не выскочили из подсобки, а Мик не похлопал его по плечу и не указал в экран.
«Известная журналистка Айрис Уэст была убита сегодня в два часа по полудню» — тараторила девушка. Она говорила ещё о том, что убита Айрис была Обратным Флэшем, врагом главного героя Централ-сити, но точную цитату Снарт уже не помнил. Позже ведущая предупредила о том, что следующий видеофрагмент не стоит смотреть слабонервным и в эфир пустили какое-то любительское видео. Благо в двадцать первом веке у всех были телефоны едва ли не с профессиональными камерами, поэтому всё было пугающе чётким, хоть снимали и издалека. Плоская крыша, залитая золотистым солнечным светом, трое людей: рыжеволосая девушка стояла рядом с человеком в жёлтом, а человек в красном был чуть поодаль. Они говорили о чём-то, отбрасывая контрастные тёмные тени на поверхность крыши, а потом, внезапно, Обратному Флэшу, видимо, всё это надоело, и он просто свернул Айрис шею и мгновенно скрылся с места преступления, будто испарившись в воздухе. Флэш кинулся к несомненно бездыханной девушке, упал на колени и склонился над ней. На видео было видно лишь его сгорбленную спину.
Выпуск новостей плавно закончился, то тупое шоу продолжилось, а в баре повисла напряжённая тишина. Если бы Леонард тогда пил противное тёплое пиво, то непременно подавился. Все, кто собрался в этом баре, были противниками Флэша с уже довольно большим стажем. Они знали: Айрис Уэст была не просто журналисткой, которая постоянно писала про супергероя в красном трико и едва не устраивала парады в его честь. Она была его девушкой и, наверное, самым близким ему человеком. Никто не заслуживал видеть смерть близких, кем бы он ни был, и как бы не портил Негодяям жизнь. Первым тогда своим низким хриплым голосом прервал тишину Мик, подняв мутный бокал в воздух: «Давайте выпьем за подружку Флэша». И пусть сейчас Снарт с огромным удовольствием вскрыл бы Флэшу горло тупым пластиковым ножом, тогда ему было жаль. Тогда им всем было жаль.
«Можешь не продолжать, я наслышан о твоих подвигах» — ответил Леонард, закончив с ботинками. Он подобрал с пола куртку, взял с тумбочки маску и направился к выходу. Спидстер вежливо отступил, позволяя Снарту выйти из комнаты, и молчаливо поплёлся за ним. Покинув одинокую маленькую квартирку и захлопнув за собой дверь, они вновь прошли бесконечно длинный жуткий подъезд, исписанный старыми граффити, и вышли в узкий двор этого старого кирпичного дома. Готэм, как всегда, не радовал жителей солнцем, скрывая его за плотными пепельными облаками, а на улице всё будто специально было нарисовано грязными максимально депрессивными серо-коричневыми красками. Старые фонари сутулились к земле, возле мусорок трепетали тусклые разноцветные пакеты, воздух был по обыкновению душным и оставлял на языке неприятный привкус. Типичный день в Готэме.
Когда-то давно Леонард занимался угоном машин и тогда, очевидно, ему обязательно надо было знать все популярные марки и модели тачек, чтобы понимать, на что действительно стоило бы тратить своё время и что можно было бы загнать подороже. Эти времена давно прошли, поэтому за моделями он уже не следил, однако названия марок и страны-производительницы из его головы до сих пор не выветрились. Снарт оглядел парковку, будто пытаясь угадать, какую машину мог бы себе купить одинокий любитель хоккея. Возможно, парень питал слабость к отечественным машинам, поэтому это мог быть небольшой синий Форд, припаркованный у въезда во двор. Или ему нравились япошки и тогда это вполне могли быть стоящие рядом с подъездом чёрная компактная Тойота, серебристый Ниссан или слегка побитая жизнью малышка-Субару кирпичного цвета. А может он вообще был фанатом корейцев и тогда это мог быть грозный тёмно-красный Хёндай. Пока Леонард рассматривал машины, Тоун не терял времени и скрылся из поля зрения. А потом снова раздался чёртов жалобный вскрик гудка.
Снарт прошёл пару плотных рядов машин, пока не наткнулся на тёмно-зелёного старичка-Додж Кольт. Он выглядел так, будто притаился в траве, словно крался, прищурившись своими яркими фарами, едва не задевая пузом чёрный асфальт. Весь был таким угловатым, но вместе с тем неуместно сглаженным, будто вырезанный наскоро из твёрдого камня и чуть позже неаккуратно скруглённый, — черта многих стареньких машин, выпущенных ближе к концу двадцатого века. Эту модель Леонард всё ещё помнил. Редко такие угонял, но помнить был обязан. Спидстер снова обнаружился сидящим на пассажирском кресле и на этот раз Снарт даже не стал ничего спрашивать и молча сел на водительское.
Внутри машина выглядела, пожалуй, также ностальгично как и снаружи: угловатая приборная панель, никаких лишних кнопок, ручной подъём стекла, снова любимая Снартом механика. На тёмных сиденьях были вставки синей ткани с камуфляжным принтом — явная самодеятельность от хозяина, но, кроме этого, машину он особо не переделывал. На заднем сидении, пока закидывал туда куртку и маску, Леонард обнаружил забытую в предыдущей машине криопушку. Обычно он везде таскал её с собой, но в этот раз был, пожалуй, слишком занят тем, что скоро умрёт, чтобы беспокоиться о материальном бремени вещей. Удивительным было то, что Тоун, в отличии от него, обо всём позаботился.
— Можешь не благодарить. — Видимо, заметив промедление подельника, как бы между делом бросил он. — Деньги, кстати, в багажнике, если тебе вдруг интересно.
— Ладно, бегун, как же мы поедем до Централ-сити? — Снарт не нашёл необходимости обмениваться любезностями.
— Покинем город через западный выезд, попадём на пятидесятую магистраль, а потом свернём на девяносто шестую межштатную. Дальше по ситуации. — Вкрадчиво пояснил спидстер.
— «По ситуации»? — Леонард медленно повернул ключ, двигатель забурчал и забурлил.
— Никогда не знаешь, какие неожиданности могут случиться в дороге. Я из будущего, но я не предсказатель, Леонард, — Машина плавно тронулась с места. — Я прошу лишь о доверии, большее мне от тебя не нужно.
Хотелось ответить что-то вроде: «Это слишком серьёзное вложение в нашем-то положении» — но подумалось, что звучать будет по-идиотски. Это и без того казалось вполне очевидным подтекстом. Всё же Снарт уже на всё согласился, а от решений он, какими бы идиотскими они ни были, отступать не привык, поэтому за окном в очередной раз медленно плыли мутные серые готэмские пейзажи. Леонард никогда не понимал, почему люди здесь ещё живут. Этот город будто сошёл со страниц какого-нибудь готичного романа-антиутопии и одновременно был примером как делать не надо в очередной рекламе о защите окружающей среды. Люди жили, работали, сплочались вокруг общих проблем. Здешний патриотизм по отношению к малой родине был, наверное, самым высоким в США. А уж преступники тянулись сюда, как мотыльки на свет, и, подобно этим насекомым, бездарно сгорали, задавленные местными бандами. Каждый тут хоть раз в жизни преступал закон, а тем, кто решил связать с этим свою жизнь, бывало поистине тесно и они грызли друг другу глотки, пытаясь отвоевать хоть один жалкий клочок земли.
Снарт в этой жизни был привязан лишь к одному месту, к своему родному городу. Над Централ-сити всегда нависало высокое лазурное небо, на улицах было почти стерильно чисто, в клумбах росли разноцветные цветы, яркие вывески сотен кофеен зазывали новых посетителей, на центральной улице играли бедные, но талантливые музыканты. Всё, как и подобает городу, в котором располагалась одна из самых крупных научных компаний Америки. Преступности почти не было, потому Негодяи являлись едва ли не монополистами в этой сфере, но от них все банки и магазины защищал отважный герой, символ города — Флэш. Это были славные времена, которые давно прошли. Долгие годы Леонард не возвращался в родной город. Он уже даже не знал, правда ли всё было так хорошо, или он просто придумал себе идиллию, романтизировал прошлое в ностальгическом порыве. В любом случае, Централ-сити уж точно не хуже Готэма.
На самом деле, с Готэмом у Снарта ассоциировалось всего два человека: первый объявлен пропавшим без вести, а второй, до недавнего времени, был одним из двух последних выживших Негодяев. Джордж «Диггер» Харкнес, Капитан бумеранг, точно не был лучшим человеком на свете. Лживый, трусливый, самовлюблённый, жадный — в общем, так себе пример для подражания, абсолютно провальная ролевая модель. Хотя, очевидно, никто из них не был лучшим из людей. Однако на фоне того же Хартли или относительно безобидных Роско, Джеймса и Лизы, он был настоящим засранцем.
Диггера всегда тянуло самоутвердиться, доказать что-то всем вокруг и потому, даже несмотря на свою природную трусость, он постоянно влезал во всякие потенциально опасные предприятия. Готэм же был для него будто Иерусалимом, куда он отправлялся едва ли не на паломничество. Его с невероятной силой тянули грязь, едкий воздух, лёгкие деньги, тусклый свет ночных фонарей. И он лез в самую гущу, нарывался на драки с Бэтменом и Робином, участвовал в самых крупных ограблениях и бандитских разборках. Диггер просто жаждал чувствовать свою значимость, свою особенность, но знал, что в Готэме он совершенно лишний, что никому там нахрен не сдался, поэтому каждый раз побитой псиной возвращался к ним, к Негодяям, и снова рассказывал о том, как же был несомненно хорош. А они все кивали, поддакивая, на очередной истории о том, как Диггер надрал какому-то из Робинов зад, потому что для них он, несмотря ни на что, имел значение. Он ведь один из них, даже если был готов променять своих товарищей на любую призрачную возможность покрасоваться или спасти свою шкуру.
Очевидно, потенциальная опасность Диггера не пугала, а вот реальная — заставляла трястись и холодеть до самых костей. Поэтому он долго не решался сбежать от Гродда, всё причитая и уговаривая Леонарда сделать это вместе с ним. К его несчастью, в тот момент Снарт не собирался никуда бежать. У него была цель, у него был гнев, копившийся долгие годы, слепая ненависть, смешанная с желанием отомстить. Наверное, если бы Диггер наконец не попытался сбежать, то Леонард собственноручно задушил бы его. И ведь было за что, всегда можно было найти за что: за наглость, надоедливость, за то, что никогда не слушал, за то, что кинул их и выжил, хотя все остальные погибли. Сейчас Снарту даже почти жаль, что он не отговорил приятеля. В таком случае у него был бы хоть один живой человек, которому он действительно мог бы доверять, пусть и такой хреновый. Пожалуй, Леонард никогда не умел ценить то, что имел.
Старые дома, перепачканные углём и мазутом, довольно быстро пронеслись и за окном теперь медленно плыла чахоточная зелень. Через пару миль воздух и земля очистились, облака рассеялись, солнце пригрело ели и кусты, и они наконец восстали из пепла, вновь засияли яркой изумрудной листвой, подняв головы к тёплому свету. И снова бесконечная трасса, но уже более живая, не такая тревожащая своим однообразием. Изредка проезжали большие шумные грузовики, маленькие машинки, обгоняющие и обгоняемые, шуршали шинами. Было тихо и вскоре даже внимательная слежка за полупустой дорогой перестала помогать прогонять всё более и более идиотские размышления. Появилось навязчивое желание включить радио. Может, получится поймать станции ближайших городков?
— Так почему ты убил того человека в банке? — Внезапно раздался голос Тоуна. Снарт передумал включать радио. Отчаянно захотелось вдавить тормоз в пол, выскочить из машины и устроить какую-нибудь гневную сцену, отбивая костяшки пальцев об асфальт или дверь машины. К счастью, это желание удалось подавить с помощью простого проверенного: «Держи себя в руках, чёртов ты кусок дерьма» — и стиснутого в руках руля.
— Меня назвали подражателем Мистера Фриза. Я не смог оставить это безнаказанным. — Нарочито небрежно и бодро бросил он. Ситуация в банке, в свете последних событий, стала совершенным идиотизмом и от этого хотелось скрежетать зубами, но пришлось сосредоточиться на разговоре.
— Вы ведь были знакомы, верно? — Вот теперь в разговоре внезапно всплыл и второй человек, который ассоциировался у Леонарда с Готэмом. Виктор Фрайз… один из немногих в этом мире, кто действительно был достоин уважения.
— Да, были. — Напряжение в воздухе никуда не делось. Очевидно, собеседник ждал продолжения. — Хочешь послушать слезливую историю нашего знакомства? Ты ведь обо всём этом знаешь.
— Ты не представляешь, сколько любой уважающий себя историк отдал бы за возможность услышать о каком-то событии из уст его участника. История — наука сухих фактов. Просто что-то, что уже произошло. В данном случае — задолго до моего рождения, — спидстер медленно жестикулировал. — Я обожаю узнавать обо всём от очевидцев. Возможно, тебе кажется, что это незначительное событие, но для меня любая информация является ценной.
— Я тогда был ещё пацаном, — вздохнув, через несколько мгновений начал Снарт. Наверное, ему всё-таки хотелось наконец-то поговорить хоть с кем-нибудь. — Не знал, чего хочу от жизни, но амбиций было выше крыши. Впутался в серьёзную разборку этих сраных суперзлодеев, просто потому что мог. Виктор был там самым адекватным, он-то и остудил мой пыл.
Остудил пыл почти в прямом смысле, он ведь тоже был связан со всей этой ледяной мишурой. Леонарда тогда всё бесило, все бесили. Он был мелким агрессивным засранцем, получившим внезапно кучу мнимой власти и не знающим что с ней делать. Готов был кинуться на любого, кто скажет слово против. Виктор старше Снарта лет на тридцать, всегда спокойный, уравновешенный, рациональный. Позже Леонард сравнивал с ним Хартли — они оба были умниками, которые за словом в карман не полезут, образованными и интеллигентными людьми, непонятно что забывшими в обществе грязных бандитов, готовых убивать друг друга ради забавы или пары лишних монет. Отличие их было лишь в том, что Хартли на преступную жизнь толкнули мелкие невзгоды, подростковый бунт и непонимание родителей, тогда как Виктор вступил на кривую дорожку осознанно, ради великой цели: спасти свою любимую женщину. И пусть с годами то, что началось с благородства и преданности, обернулось фанатичной одержимостью и не принесло ничего, кроме страданий, Виктор не потерял рассудок, всё ещё оставаясь человеком. По крайней мере, пока дело не касалось Анны.
— А ты знаешь, что с ним произошло? — Вопрос прозвучал как провокация, но Снарт понимал, что Тоун-то точно не знает ответ, значит, интерес был искренним.
— Когда я был в той тюрьме на дне океана, туда часто попадали всякие мелкие мошенники из Готэма. От одного я без подробностей узнал, что из-за Супермена Анна погибла, и Виктор после этого просто исчез. Не удивлюсь, если он повесился где-нибудь в канализации или снял свой дурацкий костюм, вышел на солнце и сгорел заживо. — Самому стало смешно от солнца в Готэме, но Леонард сдержался. Виктору даже солнце не нужно было, чтобы сгореть.
— А что если он жив? — Не унимался собеседник.
— Да после того как он стал ходячим куском льда для него Анна — это вся жизнь. Вряд ли он смог бы жить без неё. — Снарт помнил, как Виктор любил рассказывать про жену. О том какие печенья она пекла, о том, как любила жёлтые пионы, о том, какая у неё была тёплая улыбка. Он не был особо разговорчивым, предпочитая молча заниматься своими делами, но когда всё-таки говорил, то в большинстве случаев вспоминал Анну.
— Так вы с ним были друзьями? — Леонард презрительно фыркнул в ответ. Он никогда не любил слово «друг». Особенно в последнее время.
— Нет, мы не были. Я помогал ему пару раз своровать всякую научную фигню для Анны, а он помогал мне с апгрейдами для криопушки. Больше ничего. — На самом деле их отношения и правда этим ограничивались, но всё-таки Виктор преподал Снарту пару ценных жизненных уроков о самоконтроле.
— Спасибо за пояснение. — спокойно сказал спидстер, но было в его интонации что-то такое, что Леонарду не понравилось. — Это очень полезная информация.
— Напишешь теперь научную работу на эту тему, «уважающий себя историк»? — Тоун усмехнулся в ответ на это.
— Если вдруг однажды смогу вернуться в своё время, то обязательно этим займусь. Не думаю, что моим студентам это будет полезно, — не думаю, что это будет полезно кому-то кроме меня, по правде говоря, — но если ты этого хочешь. — Бодро ответил спидстер, растянув тонкие губы в полуулыбке.
— Твоим студентам? — За окном внезапно пронеслась очередная громкая фура, поэтому Снарт не был уверен, что его услышали.
— Да, моим студентам. Я профессор истории. Представляешь, у некоторых есть и официальная работа, помимо всего этого. — Он сделал рукой какой-то невнятный жест.
— И что, вместо незачётов ты сразу шеи сворачиваешь? — Недоверчиво сыронизировал Леонард, глянув на собеседника.
— Нет, но, не буду врать, на некоторых сессиях очень хотелось проверить, есть ли у отвечающих мозг в черепной коробке, что несомненно привело бы к летальному исходу. — На этом их разговор, к счастью или к сожалению, плавно закончился.
В тишине они проехали ещё пару миль, за окном проносились величественные, но безликие природные красоты, а потом Снарт, увидев наконец долгожданный сине-красный указатель, свернул на межштатную трассу. Внезапно боковым зрением он увидел, что пассажир слегка закопошился и через пару мгновений зазвучала какая-то пиликающая классическая музыка. Наверное, играло пианино, но это в любом случае было слишком возвышенно и пафосно для Леонарда, у которого не было ни музыкального слуха, ни утончённого вкуса. Он глянул на Тоуна. Тот держал в руках телефон, модели которого Снарт не знал, просто потому что карманными кражами прекратил заниматься ещё раньше, чем автомобильными.
— Что за хрень ты творишь? — Наконец буркнул он.
— Ах да. Леонард, это Шопен. Шопен, это Леонард. Надеюсь, вы оба рады знакомству. — В ответ захотелось лишь в очередной раз закатить глаза.
— Это мобила того парня из квартиры? — Поглядывая то на дорогу, то на спидстера, наконец более чётко сформулировал вопрос Леонард.
— Вообще-то, я точно уверен, что у него есть имя, — Тоун несколько секунд покопался в телефоне. — его зовут Джек Сандерсон, если верить странице в фейсбуке.
— Ты в курсе, что нас могут отследить с помощью этого сраного телефона? — Хотел ли Снарт знать имя очередного мёртвого парня? Пожалуй, легче воспринимать трупы, когда у них нет имени.
— Конечно я в курсе, — почти оскорблённо бросил спидстер. — Просто грех не воспользоваться чужой подпиской на спотифай. — В его голосе звучало ребяческое веселье. — Да и будто я не справлюсь с парочкой полицейских.
— Я не хочу быть в розыске за убийство Джека. — Мрачно ответил Леонард.
— Смею напомнить, что ты уже в розыске за содействие инопланетному искусственному интеллекту, который хотел уничтожить землю, Леонард! В нашем случае несколько копов — это меньшая из проблем. — Сказал Тоун таким голосом, будто объяснял ребёнку очевидные вещи. Безумно захотелось ему врезать, и классическая музыка только накаляла обстановку. — Я гарантирую тебе: телефон разрядится раньше, чем кто-то решит внести нас в базу федерального розыска. — через несколько мгновений добавил он примирительно.
— Очень обнадёживает. — Снарт заметил, что теперь собеседник закатывает глаза.
— Знаешь, скоро начнёт темнеть. Тут через пару миль должна быть заправка с кафе. Предлагаю подзаправиться, поесть, а потом отъехать и переночевать где-нибудь на обочине. — Через пару мгновений напряжённой тишины почти промурлыкал спидстер.
Леонард, промолчав, не пошёл на мировую, но предложение звучало здраво, и он не мог этого отрицать. Солнце стремительно катилось к неровной линии горизонта, и через пару часов, вероятно, должна была наступить полная темнота. Когда небо уже начало приобретать пастельно-розовый оттенок, из-за плотного ряда пушистых елей наконец показалась заправка: несколько бензоколонок на бетонной площадке под тонкой пластиковой крышей, небольшое кафе какой-то местной сети приветливо сияло красной вывеской, и совсем крошечный магазинчик рассеивал наступающие сумерки ярким светом из окон. Снарт остановил машину у одной из колонок, ненадолго заглушил мотор и вышел на воздух.
На улице было довольно тепло, дул лёгкий ветерок, от которого в отдалении шелестели листья небольших кустов, едко пахло бензином. Неожиданно оказалось, что ноги практически задеревенели, поэтому пришлось потратить пару секунд на то, чтобы размять мышцы. Тоун тем временем тоже покинул машину и начал рыться в багажнике, шурша сумками, очевидно, вытаскивая деньги. Громко хлопнув крышкой, он незаметно оказался рядом и зачем-то протянул уже знакомый телефон. Леонард опустил взгляд, пару мгновений недоумённо посмотрел на странную подачку, пока спидстер наконец не пояснил: «Возьми, теперь он твой. Делай всё, что считаешь нужным».
Это ощущалось почти как оскорбление, но Снарту вдруг стало плевать. Он молча взял телефон, швырнул его под ноги и добил парой тяжёлых ударов ботинка. От чуда техники остался лишь некрасивый блин из пластика, стекла и металла, распластанный на сером бетоне. Это едва ли подавило внутренний гнев, который глубоко засел в Леонарде, совершенно не избавило от желания набить кому-нибудь морду, но, по крайней мере, конфликт был исчерпан. Снарт глянул на подельника, на лице которого не дрогнул ни один мускул и они, кажется, телепатически договорились о том, кто куда пойдёт и чем займётся. Спидстер негласно взял на себя ответственность заправить тачку и оплатить бензин, а Леонард безмолвно отправился в кафе.
Вдруг вспомнилось, что за весь день он успел только позавтракать кофе, но организм уже никаких возражений по этому поводу не имел. За долгие годы выявилась печальная тенденция: Снарт либо ел какую-то полную херню, либо вообще не ел, что явно было не очень полезным, но поделать с этим режимом ничего уже было нельзя. Виной тому в основном бывали обстоятельства. Есть либо некогда, либо нечего, либо так тошно, что в глотку ничего не лезет. Готовил Леонард довольно погано, а продукты в последние пару лет были и того хуже, так что получалось у него в основном ужасное варево, которым по-хорошему никто не осмелился бы даже свиней кормить. Однако и во времена получше, когда имелись хорошие продукты, выходила лишь невнятная болотная жижа. Снарт был отличным вором, для этого у него были все предпосылки и подходящие навыки, но во всём остальном он был максимум посредственностью.
На самом деле, когда-то давно приходилось готовить не только для себя. Отцу было плевать на них с сестрой, поэтому все родительские обязанности, кроме пьяных избиений, легли на плечи Леонарда. Лиза ненавидела его стряпню, но послушно молча ела, не желая расстраивать брата. На первые сворованные деньги Леонард благородно отвёл её в кафе. Оно было похоже на это, на заправке. Небольшое, уютное, будто из пёстрых подростковых фильмов, с яркими металлическими люстрами, маленькими мягкими диванчиками и стойкой с высокими стульями. Потом Леонард пообещал Лизе, что будет кормить её нормальной едой хотя бы раз в несколько недель. И он любыми средствами исправно выполнял обещание, ведь слова на ветер бросать не привык.
К столику подошла миниатюрная девушка-официантка в фирменной футболке и, нехотя улыбаясь, оставила меню. У неё были короткие слегка вьющиеся каштановые волосы, в общей массе которых проглядывались яркие красные пряди. Округлое лицо выглядело очень молодо, она, наверное, ещё даже школу не закончила и зачем-то подрабатывала в загородном кафе. Может, сбежала из дома или в их городке почему-то не было работы. Снарт не западал на подростков, но не мог не отметить, что даже несмотря на навалившуюся усталость и тёмные круги под глазами, девушка выглядела довольно милой. Леонард попросил пока только кофе, и она послушно ушла за кофейником, вновь оставив его в гордом одиночестве.
Кофе был вполне обычный, чёрный как смоль, горький на вкус. Официантка в подсобке экспрессивно болтала с кем-то по телефону. Наверное, ссорилась с парнем или с мамой, или, кто знает, быть может, и с наркодилером, хотя они обычно вот так просто по телефонам не звонят. Лампы на потолке едва слышно жужжали и это отдалённо напоминало тот странный звук, пронизывающий стылый воздух Метрополиса. Вдруг, разрушая всю эту вязкую полу гармонию, в помещение наконец вошёл Тоун. Его пижонские туфли тихо цокали каблуками по красно-белому кафельному полу, он безмолвно опустился на диван перед напарником.
— Хороший ли кофе здесь наливают? — Безразличным тоном поинтересовался спидстер, без видимого интереса осматривая зал.
— Понятия не имею. Мне любой кофе хороший. — Леонард лишь пожал плечами. Тоун тем временем взял меню и, быстро изучив его, положил обратно на стол.
— А официанты присутствуют или здесь самообслуживание? — Повысив голос и обращаясь, очевидно, не к собеседнику, бросил он. Через пару мгновений уже знакомая девушка, стирая размазанную тушь, выскочила из подсобки.
— Приносим свои извинения за неудобства, — выпалила официантка. — Что будете заказывать? — вытащив из кармана брюк небольшой блокнотик, она подготовилась записывать.
— Чизбургер, картошку с кетчупом и большую колу, пожалуйста. — Уже более спокойным и даже каким-то наигранно-дружелюбным тоном сказал спидстер.
— Стейк и ещё кофе, будь добра. — Снарт попытался быть более обходительным, чем обычно, но вышло настолько чужерожно, что даже Тоун, знавший его всего несколько дней, недоумевающе поднял бровь.
Девушка тем временем кивнула и быстро скрылась из виду. Вязкая атмосфера вновь начала сгущаться, только теперь вместо разговора в подсобке было стучание тонких пальцев спидстера о гладкую поверхность стола. Может, он и сам не замечал в себе такой особенности, но Леонарда вдруг настигла догадка, что он начинал это делать, если приходилось ждать. Любопытное выражение нетерпения, когда вместо видимого раздражения или возмущения, просто начинаешь по чему-нибудь тарабанить. Снарт вдруг задумался о том, что, должно быть, для кого-то, кто привык жить на огромных скоростях, любое ожидание особенно томительно. Какого вообще жить, когда ты буквально можешь разогнаться быстрее скорости света? Порой даже Леонарду мир казался слишком медленным, а уж если представить себя на месте Тоуна… наверное, он бы в лучшем случае постоянно всех подгонял.
Через пару минут монотонный стук начал раздражать, но заводить разговор о том, какая отличная погода на улице, очень уж не хотелось. Вроде бы за весь день не произошло ничего очень уж изматывающего, но от какой-то странной усталости мозг работал довольно вяло. Пришло пару странных, а иногда и совершенно нелепых мыслей о том, как можно было бы прекратить стук или хотя бы сделать его более разнообразным. Поймав одну из таких идей, он начал разговор:
— У тебя хорошая память? — Спидстер оторвался от крайне интересного вида за окном и вновь с лёгким удивлением глянул на собеседника.
— Просто прекрасная, на самом деле. Будет довольно сложно объяснить взаимосвязь спидфорса и умственных способностей, так что, наверное, я просто скажу, что это одна из моих суперсил. — Да уж, умничать он любил.
— А музыкальный слух у тебя есть? — А вот после этого вопроса Тоун даже задумался на пару секунд. Вряд ли он не мог придумать ответ, в конце концов, с этим у проблем никогда не было, скорее пытался понять, к чему этот разговор идёт.
— Не хочу хвастаться, конечно, но учитель по фортепиано хвалила меня за то, как я подбираю ноты на слух. — Тон у него был почти по-детски тщеславным, а во взгляде всё ещё читалось любопытство. И тем не менее он лишь ожидал хода собеседника, будто они играли в чёртовы шахматы.
— Можешь настучать Шопена? — Снарту вдруг стало весело, что из всех возможных вариантов он выбрал этот. По крайней мере, так можно было убить двух зайцев: потешить чужое самолюбие и перестать ощущать, будто напарник тарабанит прямо по мозгу.
— Думаю, да. — задумчиво ответил спидстер.
Через секунду он уже пытался «наиграть» мелодию. Сначала робко, подбирая первые ноты и поправляя себя, а потом уже смелее и стук звучал гораздо стройнее и слаженнее. Для разных нот он стучал разными пальцами, а иногда для громких акцентов использовал и костяшки. Через пару мгновений это всё уже звучало действительно как музыка и ощущалось как-то странно, даже сюрреалистично. Леонард понятия не имел о том, что кто-то правда может настучать какую-то классическую музыку пальцами о стол в кафе на заправке. Хотя, очевидно, в этом мире глупо было чему-то удивляться.
Импровизированный концерт был прерван официанткой, неловко тащившей заказ по частям. Она пару раз извинилась, пока раскладывала всё на столе, потом подлила кофе и снова юркнула в подсобку. Еда выглядела вполне прилично, ничем не примечательно. Обжаренный кусок мяса или картошка везде выглядят примерно похоже. На вкус тоже не было ничего особенного. В любом случае главным был сам факт, что это еда, а уж какая она на вкус — для Снарта значения не имело. С другой стороны, его самую малость удивлял заказ Тоуна. Казалось бы, такой из себя эстет, представитель интеллигенции, слушающий Шопена и пьющий дорогой коньяк, а тут внезапно сидит жрёт бургер как все простые смертные. Хотя, пожалуй, делал это он с таким видом и изяществом, будто ужинал по меньшей мере с самой королевой Англии. Очень уж забавный контраст получался, потому Леонард в конце концов не сдержался:
— Почему ты именно это заказал? — Спидстер поднял на собеседника взгляд, показывая, что вопрос услышал, но отвечать сразу не стал, с набитым ртом же нельзя, некультурно. Снарт ощутил, что, видимо, внезапно попал в высшее общество.
— Мне стоило заказать фуа-гра или филе-миньон, а может вообще омаров? — Усмехнулся Тоун. — Хотя в моём случае еда из дорогих ресторанов — это блажь. Порции маленькие, цены высокие. Не очень выгодно, когда твоему телу для нормального функционирования нужно потреблять бешенное количество калорий в день, — он взял картошку и окунул в кетчуп. — Да и я в целом больше люблю фаст фуд. Так исторически сложилось, что меня почти трясёт от еды, которая стоит больше, чем доход среднестатистического американца. Можно сказать, детская травма.
— Хотел бы я детскую травму, из-за которой просто не смог бы жрать что-то дорогое. — Отпив кофе, буркнул Леонард.
— О, поверь мне, ты бы не хотел иметь дело ни с одной моей детской травмой, а уж тем более не хотел бы иметь дело с их причинами. Не стоит думать, что если следствие проблемы кажется незначительным, то и она сама незначительна. — Дожевав картошку, глубокомысленно ответил спидстер и вытер пальцы салфеткой.
— И что же это за значительная проблема? — Вдруг стало действительно интересно и Снарт поддался порыву. Собеседник же в необычной для себя манере посмотрел на него как-то мрачно.
— Давай обсудим это в следующий раз. В конце концов, сегодня был долгий день. — Он изобразил подобие убеждающей улыбки какого-нибудь торгаша или любой другой магазинной крысы, пытавшейся продать полную херню. Тоун без видимых причин отказывался потрещать? Это было интересно, поэтому Леонард промолчал в ответ, не стал давить, всё-таки у них ещё много времени впереди.
Остаток ужина прошёл в тишине. Спидстер расплачивался с официанткой, а Снарт тем временем вышел на улицу. Солнце уже покинуло небосвод, в черноте вышины горели яркие звёзды, воздух медленно остывал, пахло приятной свежестью, где-то в кустах пиликали насекомые, а тьма летних ночей была прозрачной и бархатной. Леонард вдохнул полной грудью, прикрыл глаза, пытаясь насладиться моментом безмятежного спокойствия. Ему уже давно не удавалось просто вдруг остановиться и расслабиться, не ожидая подвоха и не заметая следы. Вся жизнь такая неровная, то быстрая, то медленная, иногда кажется, что на этих горках должно однажды укачать, но этого никогда не происходило и оставалось лишь держаться за металл вагонетки до боли в пальцах.
Выдохнув, Снарт неспешно пересёк бетонную площадку и сел в машину. Завёл двигатель, включил яркий жёлтый свет в салоне и просто ждал, наблюдая за темнотой снаружи. Через пару минут пришёл Тоун, громко хлопнул дверью, уселся поудобней. Недовольно бурча, машина тихо тронулась. Леонард гнал её, пока сияние заправки не скрылось за плотным рядом величественных елей, в темноте выглядящих лишь однотонно-чёрными грозными фигурами. Съехал на обочину, встал так, чтобы не было очень заметно, повернул ключ зажигания. Воцарились полная тишина и темнота. Снарт откинулся на спинку сиденья, попытался устроиться так, чтобы с утра не было очень уж плохо. Вспомнил про мягкую кровать и закрыл глаза. В прошлый раз уснуть ему помогло ожидание смерти, а сейчас он просто не хотел ни о чём думать. От мыслей, как показывала практика, всегда только одни проблемы.