***
Чонгук вот уже целых три минуты мнется на пороге чужой пропитанной сыростью квартиры, пока на него вопросительно пялится сам владелец. Юнги давно привык к тому, что этот мальчишка заглядывает к нему без разрешения и всякого предупреждения, всякий раз заставая врасплох. Но сейчас же выглядел он чересчур подозрительно: взъерошенные волосы, опухшее отчего-то глаза и покусанные губы, которые, кстати, он до сих пор не оставляет в покое. Пальцами юноша продолжает оттягивать рукава серой безразмерной толстовки, никак не решаясь сказать Юнги о том, о чем думал практически весь этот день. Решиться наконец заглянуть в гости ради такого Чонгуку многого стоило. Он всегда со всем советовался с Юнги, а сейчас нужно было думать самому, ибо это напрямую касается того, кто стоит сейчас напротив. — Долго ты там еще стоять будешь? — Юнги наконец первым прерывает давящую на слух тишину. — Я купил твой любимый шоколад, проходи давай. — он вздыхает и головой качает, разворачиваясь на пятках. — Хён! Чонгук планировал еще чуть-чуть постоять и попытаться настроиться под чужим пристальным взглядом, но пришлось нехотя ускорять этот процесс. — Что? У Чонгука абсолютно тот же вопрос все крутится в голове уже достаточно продолжительное время. Он даже не предполагает, как именно Юнги отреагирует на его признание. Может оттолкнуть, просто грубо послать и выгнать за дверь, при этом приказав сюда больше не возвращаться. Конечно, мальчишка изредка замечал какие-то намёки, отдаленную нежность и заботу в поступках старшего. Но не путает ли он всё это лишь с крепкой дружбой меж двумя парнями, которая просто не может перерасти во что-то большее? Чонгук не знает. Боится все напутать и быть отвергнутым тем, в кого-то так сильно и бесповоротно влюбился. Частенько мальчишка думал даже о их значимой разницы в возрасте, всё-таки тут не пару лет туда-сюда. Юнги уже устоявшийся мужчина с хорошей работой и собственной квартирой, давно закончивший универ и достигший того возраста, когда пора бы заводить крепкую семью. А тут внезапно влезает какой-то мальчишка, что даже школу не закончил, однако так отчаянно нуждается в любви именно от этого человека, который, возможно, и может что-то дать. — Ты мне нравишься, хён. Яркий румянец на щеках Чонгука и ошарашенный вопросительный взгляд Юнги. Прекрасное сочетание, которое неизвестно к чему может привести. Старший просто затихает на некоторое время, продолжает в упор смотреть на мальчишку. Тот же в свою очередь готов сквозь землю провалиться. Не знает куда деть испуганный взгляд, в первую очередь оттого, что все же решился сказать об этом, а не держать больше в себе и мучаться с этим долгими бессонными ночами. Его мысли перемешиваются с огромной скоростью. Одновременно чувствует сожаление, дикий страх, непонимание и убивающее ожидание, не позволяющее даже с места сдвинуться. Правильно ли поступил Чонгук или нет? Стоило ли вот так вот заваливаться к старшему без всякого предупреждения и с порога заявлять о своей симпатии? Все тот же до одури простой ответ — он не знает. — Чонгук, — Юнги вздыхает, наконец хлопает ресницами и делает шаг навстречу младшему. Чонгук почему-то на автомате двигается назад, практически упираясь в дверь спиной. Ему страшно. — Чонгук, — снова повторяет старший, а мальчишка уже и думать ни о чем не может. Кажется, что сердце вот-вот раскрошится на мелкие кусочки и никто больше будет не в силах собрать его обратно и заставить гореть так же, как и прежде. — Ты мне тоже нравишься, Чонгук. Не померещилось ли это Чонгуку? На успевшем побледнеть за такое долгое молчание лице снова красуется очаровательный румянец, которым по-настоящему наслаждается Юнги. Он больше не стоит в стороне в полнейшем ступоре, он идёт ещё чуть ближе и тянет все ещё слегка напуганного мальчишку за руку, прямиком в свои объятия, которые Чон не променяет ни на что в своей жизни. Оба видят и чувствуют, что это чистейшая и та самая искренняя правда обоих. Сердца бьются в унисон, но Чонгук все еще не может поверить, что это не очередной его сон про счастливую жизнь с этим мужчиной. Тем, кто стал для мальчишки целым миром, где он в будущем уместит всю любовь и нежность, которую таил в себе всю свою недолгую жизнь. В этот момент он отдаёт всего себя в крепкие руки Юнги, надеясь только на отдачу и ответную тёплую любовь. Легкий шок Чонгука спадает не очень быстро, однако как только это происходит, он льнет к старшему ближе и обнимает максимально крепко, наслаждаясь в унисон быстро и громко бьющимися сердцами. Он больше не будет терзать себя в глупых сомнениях и донимать Мина вопросами о том, правда ли это. Зачем это подтверждать, если по ощущениям Чонгуку все понятно без ненужных слов. В этой тишине и темноте, пока один обнимает другого, не в силах отпустить, ведь хочется. Хочется долго, много и чувственно.***
— Господи, хён, я же не... — Что ты «не», малыш? — Юнги отрывается от бледной шеи младшего и улыбается так хитро-очаровательно, поднимая взгляд на раскрасневшегося до ужаса Чонгука. — Не милейший пассив? Мальчишка буквально задыхается от таких слов и голову назад откидывает, глаза закатывая от пробирающего насквозь удовольствия. Чон дрожит в чужих крепких руках, со всех оставшихся сил оттягивает белую безразмерную футболку, отказываясь принимать тот факт, что прямо сейчас растекается в лужицу от такого Юнги: доминирующего, властного и сильного. Он запросто уложил младшего на лопатки, вдавил в мягкую постель и вот уже минут десять терзает чувствительную шею школьника. И об этом, конечно же, он прекрасно помнит, не собирался заходить дальше невинных мокрых поцелуев в шею. Просто не может сдержаться перед таким превосходным видом, что открывается так легко, от таких простых и до безумия нежных прикосновений. Юнги не раскрывает свои знания о том, что его милый малыш уже давным-давно возбуждён и молча требует сделать что-то с этим. Тело требует, но Чонгук активно сопротивляется и старается скрыть свой стояк, что неприятно сдавливает твёрдая ширинка чёрных рваных джинс. Такой расклад Юнги определенно не устраивает. То, как мальчишка очаровательно смущается и краснеет — ужасно мило, но Мину не нравится, что он пытается скрыть все, а не расслабиться и просто получать удовольствие. — Ну же, малыш, — старший продолжает свои махинации, горячими пальцами проводит по открытой из-за дыры в джинсах коленке, ведёт выше, кладёт руку на бедро под сдавливающей тканью и крепко сжимает, отчего из уст вырывается протяжный, требующий продолжения, стон. — Что ты хотел сказать? — Ничего, — Чонгук головой отрицательно мотает и в чужое плечо упирается ладошкой, пока Юнги его мягко целует в красную щёчку, второй рукой крепко обнимая за талию. — Тогда скажи другое, — старший не отстаёт и лезет рукой выше, к чертям разрывая джинсы Чонгука и сжимая мягкое бедро крепко, проходится пальцами по внутренней стороне, пока мальчишка чуть ли не кричать начинает, сжимая трясущиеся ноги вместе. Он хочет. И хочет сильно. — Что? — но продолжает изображать дурачка. — Что хочешь меня, малыш, — тихий шёпот в ушко Чонгука окончательно выбивает из колеи. Он выгибается и жмурится, отпуская наконец футболку и цепляясь обеими руками за шею старшего, пока тот требовательно смотрит в глаза, облизываясь. — Я... — он сглатывает и тычется носом в крепкое плечо, прижимаясь сильнее. Ему стыдно говорить подобное. Стыдно в принципе в этой ситуации, при том, что у него никогда такого не было, и Юнги об этом прекрасно знает, но все равно очень хочет подразнить своего малыша и поиграть совсем чуть-чуть. Смутить его до состояния спелого помидора и целовать, целовать и целовать. Чонгук все же отрывается от чужого плеча и заглядывает в хитрые глаза напротив, выдыхая. Смотрит сквозь дрожащие ресницы и обнимает крепче, а Юнги прижимается пахом к паху младшего, сжимая его ягодицы через твёрдую и крайне лишнюю сейчас ткань джинс. — Я хочу тебя, хён. Юнги довольно улыбается и накрывает чужие губы своими, сминая нужно и мягко, но одновременно с этим требовательно и нагло. Он отрывается на секунду с пошлым причмокиванием, стягивая с младшего футболку, но не оставаясь в долгу и проделывая со своей то же самое. Бесполезная и ненужная одежда летит куда-то в сторону, а Юнги припадает к пухлым губам снова, целует уже грубее, кусает и оттягивает на себя, пробираясь в разгоряченный рот языком. Младший уже совсем не сопротивляется, активно и охотно реагирует на любые действия Юнги и плавится под напором крепких рук. — Не бойся, — Мин шепчет Чону в губы и улыбается подбадривающе, снова мягко чмокая в щёчку и разворачивая к себе спиной. Он ведёт пальцем по изящному изгибу спины и хватает за пояс джинсов, стягивая их и в ожидании облизываясь. По комнате раздаётся звонкий звук шлепка по упругим ягодицам и в следующую же секунду глухой стон мальчишки прямо в мягкую подушку.***
Чонгук дрожит от пробирающего его насквозь жара. Заметно трясёт, а Юнги лишь гладит успокаивающе по спине и много-много раз целует во все ещё красную от дикого смущения щёчку. Мальчишка и подумать не мог, что ему будет настолько хорошо. Особенно так, особенно с парнем. Но знал, что именно с Юнги. — Иди, давай, — старший ласково зовёт Чона и берёт того на руки, крепко подхватывая под бёдра и поднимаясь с пропитанной страстью кровати, шагая прямо в сторону ванны. Чонгука по-хорошему бы отмыть и привести в чувства. Кажется, что сейчас он в неком астрале с намертво застрявшей на губах блаженной улыбкой. — Я люблю тебя, хён, — неожиданно раздаётся едва слышный шепот со стороны младшего. Тот жмётся к Мину покрепче, обнимает за шею и тычется носом в изгиб своего же локтя, в очередной раз бессмысленно пытаясь скрыть своё смущение. — Что? — Юнги останавливается в дверном проёме резко, сжимает чужие бёдра сильнее до тихого писка, хмурясь и до конца не осознавая или не понимая, что именно услышал от этого мальчишки сейчас. Снова это «что». Чонгука это порядком начинает раздражать, он посильнее жмётся к старшему и снова ожидает только худшей реакции. — Повтори, Чонгук. Младший шумно сглатывает, царапает чужую спину, пока абсолютно голый Юнги продолжает прижимать к себе подрагивающее тельце, уверенно держась на ногах. Он совсем не такой как Чонгук. — Я люблю тебя. — все же решается, повторяет чуть увереннее и громче, чтобы до Юнги в этот раз точно все дошло. — Кажется, я тоже тебя люблю. Чонгука прошибает током, он дергается резко, расплывается в облегчённой улыбке и кусает свои губы, даже не пытаясь скрыть все ту нежность от Юнги. Это ни к чему. Он рядом. Он любит.***
Волнующееся море после легкий бури влекло и манило, не позволяло раскрыть все карты сразу и познать каждую скрытую в себе загадку. Никто не знает что скрыто там, на самом дне, откуда вряд ли кто-то сможет выбраться таким же, как и прежде. И Чонгуку Юнги напоминает море. Такой же неизвестный, пугающий, и одновременно безумно манящий. Скрыто от глаз иных и непонятно какие тайны прячет за своим темным покровом. Мало кому удаётся дотянуться до самого сокровенного и разобрать все по чистейшим полочкам. Чонгук Мина познаёт все больше и больше с каждым днём. Не хочет видеть конец этого пути, ведь любит Юнги всем своим молодым горячим сердцем. — Я так счастлив, хён... Старший улыбается от таких слов и руку Чонгуку протягивает, переплетая крепко пальцы и мягко целуя его в сморщившийся от холода носик. Ему не нужны лишние слова. Ни сейчас, ни когда-либо ещё. Они ещё долго стоят у пирса. Юнги смотрит далеко за горизонт, а Чонгук лишь разглядывает своего возлюбленного, не в силах оторвать взгляда. В очередной раз понимает, что ему достался самый лучший мужчина в мире, которого он никогда и ни за что не отпустит. Он хочет быть рядом с ним всегда. Слушать, обнимать, целовать. За такие «обыденные» для кого-то будни мальчишка готов душу дьяволу продать. Любит настолько сильно, что сердце ходит табуном, отдавая вибрацией по всему телу. Одержимость Чонгука Мином просто не знает границ. Он упустил тот момент, когда стал полностью зависим.***
— Твой чай, Юнги, — всё та же очаровательная улыбка Чонгука, что и в самый первый день их знакомства. Он аккуратно ставит горячую кружку на стол, стараясь не отвлекать своего возлюбленного от работы. Старший от горы бумажек отвлекается и зыркает на Чона хищно, явно задумав очередную пакость. — Я потерял звание хёна? — хихикает старший и тянет Гука на себя, усаживает его прямиком на свои колени и обвивает худую талию руками, что скрыта под толстым слоем яркой домашней толстовки. — Эй, хён, нет, — младший губки дует и головой отрицательно мотает, так мило краснея и умещая руки на крепких плечах. — Я же всего лишь... Юнги продолжает хитро улыбаться, смотрит в глаза мальчишки, отыскивая самый правдивый для него ответ. Он Чонгука читает как раскрытую книгу, это все просто и работает как самый точный механизм. — Я ранен, Чонгук-и, — Юнги наигранно охает и прикладывает руку к сердцу, применяя свои лучшие актёрские навыки, что нарабатывал долгие годы своего детства перед матерью, когда вытворял не очень правильные или незаконные вещи. Чонгук же в его возрасте совсем другой. Он невинный, прекрасный, манящий и совершено непохожий на кого-то. — Ну хён, боже, — младший глаза закатывает, но всё-таки наклоняется и целует в губы мягко, с особой нежностью и любовью, которую способен дарить лишь этому человеку. А Юнги в довольной улыбке расползается, стискивая мальчишку в своих объятиях крепче. В этот вечер он вряд ли отпустит его просто так.***
День выдался сложным для обоих. Чонгук после учебы сразу поспешил к Юнги, у которого вот-вот должен был закончиться рабочий день. Но он успевает прийти определенно раньше самого владельца квартиры, отчего и усаживается прямо у двери, верно и смирно ожидая прихода своего возлюбленного. Ему некуда больше ходить, его никто нигде не ждёт, кроме Юнги. С родителями он в очередной раз поругался по глупой причине. Настолько глупой, что Чонгук скоро просто сорвётся и наплюет на свой юный возраст, решив уйти жить куда-нибудь в подъезд. К Юнги жить проситься никогда не будет. Тихих полчаса кажутся Чонгуку вечностью. Он то и дело смотрит куда-то вперед, не отвлекаясь ни на какие лишние звуки, что могли бы его вырвать из собственных мыслей. За Юнги конкретно сейчас Чонгук не беспокоится, ибо знает и без того, что старший нигде не задержится и придет домой вовремя, чтобы смирно дожидаться прихода своего малыша. Однако именно сейчас школьник пришел намного раньше привычного для них обоих времени. Постоянные непрошеные думы о родителях, их вечных запретов и лишение право выбора. И это даже Чонгук еще не рассказал о том, у кого именно проводит большую часть своего времени, даже оставаясь иногда на ночь. — Малыш? Ты чего здесь? Голос Юнги звучит как спасительный зов. Слезы уже давно скопились в уголках глаз, сообщая о том, что мальчишка вот-вот позорно разревется как самая настоящая девчонка. Его даже не останавливает тот факт, что Юнги ненавидит слезы всем своим нутром. Однако поток скопленных на протяжении долгого времени слез все равно начинает хлестать рекой, а школьник прячется в рукава своей испачканной толстовки. — Эй, — Юнги идет ближе, откладывает рюкзак в сторону и присаживается рядом с зареванным Чонгуком, мягко погладив его по плечу. — Что такое? Младший в ответ отрицательно мотает головой, очень не хочет перед возлюбленным выглядеть таким слабым и беспомощным. Вот только не понимает, что Юнги и является той самой необходимой помощью, что предоставляет охотно сам, несмотря на все свои принципы и ненависть к бессмысленным, как он думал, слезам. Этого мальчишку совсем не хочется видеть таким: подавленным и лишенным любой радости жизни. Юнги хочет, чтобы он снова улыбался так ярко-ярко и не смел грустить по глупым и неуместным поводам. Старший качает головой на полное игнорирование вопроса, вздыхает и тянет руки к талии Чонгука, крепко обвивая ее в нежной хватке и перетягивая к себе на колени. И его совершенно не волнует тот факт, что они разместились на холодном полуразваленном полу подъезда. Сейчас у него на первом месте Чонгук, который никак не хочет успокаиваться и говорить в чем дело. Хотя догадывается, что это все из-за очередных проблем с родителями и подростковое желание поскорее стать самостоятельным. Но этого мальчишку он смело может выделить среди нынешней молодёжи. Маленькое существо с мозгами, которое так сильно нравится Юнги. Хочет держать к себе поближе и в такие моменты не отпускать ни за что. Его малыш слишком раним.***
— Юнги! Чонгук залетает в квартиру старшего без разрешения. Сегодня явно хороший день, к тому же ему удалось наконец на прилавках магазина найти любимую сладость своего возлюбленного. Раньше ему казалось, что Юнги это просто выдумал, но заметив на самой верхней полке супермаркета желаемую вещь, Чонгук сразу оживился и схватил несколько упаковок, несясь к старшему на всех порах, чтобы удивить и порадовать. — Юнги, я нашел его! Старший только показывает свою сонную мордашку из спальни, как на него тут же накидывается взявшийся буквально из ниоткуда Чонгук. Он обнимает Мина крепко, звонко чмокая в опухшую ото сна щечку. Мужчина расплывается в довольной сонной улыбке, обвивая руками талию мальчишки и прижимая его ближе к себе. А у Чонгука снова сердце забивается в бешеном ритме. Все как в первый раз, не ослабляется и не утихает. Наоборот, он старшего любит с каждым днем все больше и больше, просто сходит с ума от их близости и всей той нежности, которой делятся друг с другом. — Так что ты там нашел? — старший нехотя отрывается от шеи младшего, заглядывая в глаза напротив и откровенно умиляясь от румянца на пухлых щечках. Чонгук всегда реагирует так остро, это подкупает. — Твой любимый мармелад, смотри, — Чонгук улыбается широко и отходит на пару шагов назад, вытягивая из сумки через плечо несколько пачек какого-то странного на вид мармелада. Но, заметив непонимающий взгляд Юнги, тут же поникает и плечи опускает. — Тебе не нравится?.. — Малыш, нет, — Мин отрицательно мотает головой и забирает у мальчишки упаковки любимой сладости. — Я просто не ожидал. — он целует Чонгука в надутые губки нежно, благодарно улыбается и, в следующую секунду, громко захохотав, убегает со сладостями в спальню, скрываясь от вмиг повеселевшего школьника. — Эй!***
В последнее время Чонгуку все дается особо сложно. Он не может сосредоточиться на учебе или любых других домашних делах, ибо все его мысли вечно забиты лишь одним человеком — Юнги. Мальчишка не мог не заметить нечто странное в его поведении последние несколько недель. То ли отстраненный, то ли вовсе жутко расстроенный чем-то. Чонгук ведь всеми силами старается ему помочь, не оставляет в трудные моменты одного, пытаясь подбадривать как только умеет. И его не посещают мысли о том, что Юнги к нему остыл, нет, это просто невозможно, он знает. Просто нужно выяснить настоящую причину плохого настроения Юнги и попытаться что-то с этим сделать. Но мужчина что и делает, так это только выпивает чуть ли не литрами кофе в день и выкуривает по пачке сигарет. Так не долго и откинуться вовсе. — Ты опять думаешь о нем? — Да. Сокджин — близкий друг Чонгука. Он видит, как мальчишка постепенно начинает угасать. Предположительно, именно из-за этого гордого старика Юнги, который наверняка спрятался снова намертво в своей квартире, не собираясь оттуда вылезать. Что-то явно происходит, Джин понимает, хочет открыть глаза Чонгуку на его нездоровые отношения с Юнги. Но тот не слушает, продолжает страдать, пока Мин сжимает его молодое сердце в тисках, даже и не думая отпускать. Сокджин сам не понял, как начал питать к этому наивному мальчишке что-то бóльшее, чем обычная дружеская забота о его вечно подавленным состоянии. Он хочет, чтобы Чонгук забыл о своем вечно хладнокровном Юнги и обратил внимание на него, ведь он, в отличие от некоторых, готов быть рядом в любую минуту, а не запираться в пустой квартире и скрываться от того, кто тебя так сильно любит. — Ты должен перестать о нем думать. — Я сам решу, что я должен, а что нет.***
Чонгук не виделся с Юнги вот уже месяц. Старший до сих пор закрыт в своей собственной квартире, не желая кому-либо показываться на глаза. Непонятная вспышка депрессии или проблемы на работе — Чонгук даже предполагать не может. Он закидывает старшего сообщениями и бесконечными звонками целыми днями напролет, но тот отвечает краткое «все окей, я занят» или вовсе игнорирует. Школьник даже приходил, но постоянно оставался только за дверью. Юнги не пускал его в квартиру, кажется, даже к двери не подходил, чтобы узнать, кто к нему пожаловал. Видимо, все было настолько очевидным. Даже собственные родители Мина не беспокоились о нем так, как беспокоился Чонгук. Он ведь подарил этому человеку свое сердце, а значит его нужно беречь и не оставлять на такой долгий срок без всяких объяснений. В очередной одинокий для Чонгука вечер он приходит под дверь к Юнги. Все та же процедура, все те же размышления, и все тот же холодный пол, на котором размещается школьник, придвинув к себе колени. Юнги снова не впустит, даже не посмотрит, не вылезет из своей комнаты, которая, наверняка, насквозь пропахла кофе, сигаретами и сладким парфюмом, что так любит Чон. Весь этот месяц он терзал себя самыми разными мыслями. Начиная от текущих проблем хёна на работе, заканчивая поисками проблем в самом себе. Вдруг он сделал что-то не так. Чем расстроил Юнги, и именно из-за этого он теперь и избегает младшего. У Чонгука просто сердце разрывается, требует к себе Юнги как можно скорее, чтобы хотя бы знать, что причина страданий Чона чувствует себя хорошо, нормально питается и не выкуривает по пачке сигарет в день. Чонгуку бы этого хватило, чтобы не беспокоиться о возлюбленном так сильно. Он и сам за это время поник. Из-за волнения совсем перестал есть, а в мешки под глазами может спокойно складывать запасы. Однако все равно живет лишь ради Юнги, приходит под дверь и каждый раз надеется, что однажды он все-таки откроет. — Почему ты стал таким? — вопрос в пустоту. Знает же, что никто ему не ответит, но поговорить ему больше не с кем. Родители об этом никогда не узнают, а самый близкий ему друг называет это одержимостью. Может, так оно и есть, но Чонгук все равно тянется к Юнги, в то время как он больно вырывает по перышку из ангельских крыльев за спиной мальчишки. Чонгук все равно не бежит, не хочет этого. Он хочет быть рядом. Но время уже позднее и засиживаться лишний раз в холодном подъезде не стоит. Чонгук итак уже успел немного подпортить себе здоровье и слечь на пару дней с температурой. А больше всего паренька гложет то, что в это время рядом с ним не было Юнги. Он не имеет никакой возможности видеться. И искренне не понимает, почему так произошло, постоянно роется в себя и ночами пропитывает своими слезами подушку. — Надеюсь, что у тебя все хорошо. Чонгук уверен, он бы и вечность здесь просидел, но все еще немного думает о родителях, которые наверняка беспокоятся за их никудышного сына, что в последнее время практически загнал себя в могилу жутким недоеданием, ходит постоянно с отекшим лицом и полуприкрытыми глазами. Дрожащая от дикого волнения рука почему-то на автомате тянется к дверной ручке, видимо, чтобы Чонгук в очередной раз убедился, что квартира заперта намертво, и ходу туда нет никому. Однако пальцы исцарапанную ручку тянут вниз и после щелчка дверь поддается, показывая наконец путь в темную обитель старшего. Сердце мальчишки пропускает удар, и он шумно сглатывает, явно не ожидая, что квартира окажется открытой и что доступ в нее наконец есть. Но Чонгук совершенно не знает и даже не предполагает, что ему делать. Да, он может зайти, а что дальше? Он не виделся с Юнги слишком долго. Как старший отреагирует на то, что в его квартиру вломились без проса? Последние остатки здравого ума улетучиваются так же быстро, как и несвежий воздух. Он настолько скучал по своему хёну, что просто не может сейчас остаться в стороне. Из невидимой чаши, что была полна вдоволь тревожными мыслями, начинает все литься через край. Парень буквально срывается с места и несется вглубь пропитанной сыростью квартире, надеясь поскорее отыскать в этом бардаке Юнги. Тот не заставляет себя долго ждать, ибо мальчишка слышит звук бьющегося стекла, доносящийся, кажется, из спальни Мина. — Юнги! Удача это или подарок судьбы, но дверь оказалась открытой, кричала Чонгуку о том, чтобы он сюда заглянул и спас скорее Юнги от самобичевания. И все не зря, по всей видимости. Чонгук бежит сломя голову прямиком в чужую спальню, с размаху открывает дверь, но прямо в лицо летит, кажется, осколок разбитого зеркала. Маленькая, казалась бы, крупица задевает впалую щеку, режет глубоко и слава богам, что вовсе не остается прямо там. — Уходи! — Юнги кричит так громко, что у младшего тут же слезы из глаз ручьем. И далеко не от глубокой раны осколком зеркала. Старший видит это, стекающую по щеке возлюбленного густую кровь, хочет подойти, успокоить, помочь, но тело отказывается слушать даже его самого. Или он наоборот делает это как раз-таки осознанно. — Уходи, Чонгук. — Нет, — младший буквально глотает слезы и льнет к своему хену, обнимает его крепко за плечи и жмет к себе поближе. — Прошу, успокойся, хён. — Уходи отсюда. — Юнги головой отрицательно мотает и протестующе рычит, грубо отталкивает Чонгука, совсем не беспокоясь о его чувствах в данный момент. Он сам зашел слишком далеко, не знает кого винить, поэтому и ведет себя как полнейший придурок. Юнги одновременно и хочет видеть лицо Чона перед собой, но одновременно с этим ненавидит всей своей прогнившей душой. — Пожалуйста, хён, я люблю тебя. — Чонгук продолжает отрицать нездоровое состояние старшего и все равно прыгает добровольно прямо в огонь, хочет прижать к себе и не отпускать, даже если будет жестоко избит за подобные выходки, но... — Ты свободен, Чонгук. Уходи. ...явно не сегодня. — Юнги, прошу тебя. — Уходи. У Чонгука нескончаемый водопад из соленых слез, который он просто не в силах остановить. После этих слов он просто не имеет никакого права оставаться здесь. Его грубо прогнали, а значит, делать здесь больше нечего.***
Прошло три дня, или пять, или больше недели. Чонгук потерял счет совсем. Ему кажется, что прошла целая вечность с того момента, как он навсегда теперь остался один. Юнги был для него мечтой, был целым миром, жизнью в котором поистине наслаждался и не собирался ни с кем делиться. И кто же знал, что падать в пропасть настолько больно. Больше морально, чем физически. Чонгук лишился всего того светлого, что было в его никчемной жизни. Лишился своих крыльев окончательно, оставшись один. На мальчишке лица нет. Он ходит словно призрак и на все только молча кивает, слушая и соглашаясь со всем, что бы ему ни сказали. Чонгук больше не чувствует себя живым, в груди лишь пугающая и больно режущая пустота, которую он пытался заполнить серыми буднями и скрыться под грядой учебы и наступающими экзамены. Но все попытки оказались тщетными. — Эй, огоньку не найдется? Чонгук и не заметить не успел, как забрел в преступный район города. Панически бегающий по местности взгляд и полное игнорирование вопроса какой-то скопившейся рядом кучки отбросов. — Ты что, оглох? — кажется, пьяного парня не устраивает такой расклад, поэтому он раздражительно рычит и вальяжной походкой идет к Чонгуку ближе, но тот снова не обращает никакого внимания, что окончательно бросает в ярость хилого на вид паренька. Он снова рычит и резко пихает шокированного Чонгука ногой в живот, припечатывая в стену старого гаража. — Тебя мамочка не учила не ходить по опасным районам? У мальчишки лишь апатия вперемешку с легким страхом, может, даже азартом. Ему явно больше нечего терять. Единственному человеку, ради которого Чон жил, он больше не нужен, а значит можно полностью наплевать на свое состояние и тот факт, что отморозков здесь в несколько раз больше, чем он может себе представить. Да и на профессионального бойца этот школьник совсем не тянет. — А тебя мама не учила не говорить с незнакомцами? — легкая дразнящая улыбка мальчишки злит незнакомца еще больше, из-за чего он замахивается и тяжелый удар кулаком приходится прямо по лицу. Чонгука припечатывает от неожиданности к стене, он шипит, но особо вида не подает, после чего получает по лицу снова и снова. Глупо все-таки было приходить именно сюда. Но кто же знал, что здесь его будут поджидать такие имбицилы, которых может выбесить любое слово, сказанное как-то не так. Чонгуку много раз перепадает по лицу, на него будет страшно смотреть после такого. Безмозглая банда идиотов швыряет его от стены к стене, бьет ногами в и без того пустой живот. Они даже не думают останавливаться на этом. Кажется, ему все-таки сломали пару ребер. — Он в отключке. Валим. Ругань и крики мешают Чонгуку отключиться окончательно. Ресницы слипаются от спёкшейся крови, а в глазах будто давно наступившая вечная ночь. Он все еще не чувствует ничего, кроме пустоты в свой груди. Ему и нужна была легкая разрядка, чтобы хоть как-то привести себя в чувства. Но эта перепалка лишь усугубила ситуацию. Болевой шок преследует школьника долго, но это не мешает ему подняться, встать на дрожащие ноги и не очень уверенно уйти в сторону трассы. Здесь все равно нельзя оставаться. Даже если его здесь полумертвого кто-то и обнаружит, то ни за что не вызовет скорую помощь или хоть как-то попытается помочь. Чонгук может рассчитывать только на себя, поэтому и передвигается на ватных ногах увереннее. Настолько забывается в своих мыслях, что не замечает, как выходит на дорогу на красный. А дальше все как в замедленной съемке. Черный внедорожник несется на парня с недопустимой для оживленного города скоростью. Он только и успевает повернуть голову в сторону машины. Воспоминая прокручиваются в его голове достаточно быстро, однако кажется целой вечностью. Даже в такой недолгий и, наверняка, смертельный момент, Чонгук не может не думать о том, кто подарил ему такое приятное и необходимое чувство счастья, любви и заботы. Чонгук навечно влюблен в простого парня по имени Мин Юнги, ради которого был готов на всё. «Я люблю тебя, Мин Юнги.» Чон Чонгук, время смерти — 23:13.***
Яркие красные гвоздики на темной плитке могилы смотрятся особенно красиво. Фотография на надгробии так ярко улыбающегося мальчишки заставляет и Юнги невольно улыбнуться. Он был таким восхитительно-очаровательным. Юнги любит Чонгука и по сей день, и так сильно жалеет, что отвергнул своего малыша так грубо. А все из-за того, что он гребаный трус. Мин испугался таких сильных и крепких чувств к этому школьнику. Считал себя недостойным, хотел, чтобы его милый малыш прожил свой подростковый период со сверстниками, прожил свою жизнь ярко, а не тратил время на такого старика, как Юнги. Юнги понял слишком поздно, что этому мальчишке ничего не нужно было, кроме него самого и искренней любви. Теперь он смотрит на черно-белую фотографию и горько плачет, стараясь выдавить из себя хоть какую-то улыбку. Ведь Чонгук наверняка здесь, он рядом, смотрит на своего возлюбленного как и раньше: бесконечно влюбленно и бережно. Юнги чувствует невесомое прикосновение к своей мокрой от слез щеке, прикрывает глаза и голову опускает. «Ты не виноват, хён.» — Я виноват, Чонгук-и. — Мин всхлипывает и слезы рукавом чёрного пальто вытирает, отказываясь верить во все происходящее. — Из-за меня ты погиб. «Я очень сильно люблю тебя, хён.» — И я тебя, малыш, — Юнги задирает голову вверх, будто видит где-то там, высоко, продолжает дарить свою яркую улыбку, буквально освещая ею всё вокруг. — И всегда буду. «Ты стал для меня тем, кого я хотел оберегать всю свою жизнь. Тем, кого я хотел держать рядом с собой, не отпускать ни под каким предлогом. Глупый мальчишка... Я так сильно хотел быть счастливым, но боялся своих собственных чувств к тебе. Боялся это показывать тебе. Я видел, как ты смотришь на меня. Но я так боялся этого. Я обычный эгоист, который отвергал того, кем так сильно дорожил. Ты был не прав, когда называл меня сильным. По сравнению с тобой я просто трус, слабак, который был недостоин тебя, малыш. Ты лучшее, что случалось со мной. И если бы не мой страх перед таким сильным тобой, то ты был бы сейчас жив... Твое горячее сердце навсегда принадлежит мне, надеюсь, ты сможешь меня простить.» Юнги был обнаружен мёртвым у себя в квартире спустя неделю после похорон Чонгука со странной полусоженной запиской.«Мы всегда будем вместе, малыш.»