Божественные начала

      Раннее утро- это то самое время, когда весь мир еще остается практически в абсолютной тишине. Солнце только начинает заливать светом город, в котором нет ни машин, ни прохожих. Только утренние пташки заливисто чирикают в зелёной листве парков и аллей.       Редко кого увидишь шатающимся по улице в столь ранний час (все-таки люди привыкли спать в такое время). Единственные, кто не спят — это те, кого одолевают муки разума и души. К ним, уже довольно продолжительное время (несколько недель, а может уже месяцев), относился и Пак Чимин.       Его небольшая комната уже давным-давно не видела того самого яркого и живительного солнечного света, а в холодильнике было настолько пусто, что в пору бы сказать, что в помещении вообще никто не живет. Но обитатель в нем был… Хотя, и это слово не совсем подходит для описания состояния парня. Можно было только предполагать, что он каким-то образом поддерживал процессы жизнедеятельности, заливая в себя литры алкоголя.       Это все случилось после того, слегка шокирующего разговора в «Орфее». Пак тогда еще долго не мог найти себе места в баре. Он то отстранялся от компании, то молча, задумавшись, делал коктейли для ребят. В присутствии Суджин и Вонхо, казалось, он не мог больше не вымолвить и словечка.       Окончательно его добил радостный вопль девушки на одном из перерывов в университете, что Хосок ей сам признался в чувствах, — «Вот только что, правда, я тебе клянусь». Нет, Чимин не был эгоистом и в душе даже радовался счастью подруги, но осознание того, что он был в аутсайдерах и получил статус одиночки, подобно куратору Суджин, которая всегда держалась холодно при окружающих. О ней ходило много всяких слухов, которые отнюдь не радовали уши, и парень, соответственно, теперь боялся аналогичной участи.       А теперь парень сам загонял себя в пучину отчаяния, и водоворот мыслей уносил его куда-то далеко. Да еще и не удавалось никак опьянеть. Сколько бы Чимин не вливал в себя спиртного разной крепости, сколько бы он не скакал по градусам, начиная с пива, а потом переходя на водку и запивая это все вином, ему не становилось ни хуже, ни лучше. То, что он чувствовал, нельзя было описать. Чимин понимал, что бессилен и ничего не может сделать. Он все больше погружался в пучину боли и отчаяния, потому что знал, что прошлое невозможно изменить. Он… остался… абсолютно… один…       Отчаяние накатывало с новой силой, как волны во время шторма. В голове творилась самая настоящая буря. Поток мыслей, словно соленая вода бушующего моря, постоянно разбивалась о скалы воспоминаний. В голове то и дело всплывала яркая улыбка Су, ее нежный смех и звонкий голос. Тогда он прикладывался к очередной бутылке в попытке хоть немного приглушить боль от прошлого, но все было тщетно. Казалось, образ девушки становился настолько живым, что она была почти реальной. Чимину порой мерещилось, что она сидит рядом, и вот-вот они прикоснутся друг к другу. Но розовые очки разбивалась, как только в отражении он видел одинокого себя, разбитого и подавленного, с синяками от недосыпа и спутанными волосами, в грязной безразмерной футболке (хотя когда-то она была белой).       Время текло быстро, как песок сквозь пальцы. Пытаться разобраться в своих чувствах, было настолько же глупо, как измерять объем океана — непостижимо и утомительно. Ты набираешь воду в мерный стакан, но она упрямится, льется меж пальцев, и ты уже не можешь вернуть пролитого. Но так же вычисление получится не верным? И пусть, нельзя и найти такой же сосуд для всей соленой жидкости. Её слишком много. Как количество молекул воздуха в лёгких, как атомов в пыли, как всех недосказанных слов, которые то и дело всплывали в голове. Каждый, кто пытается разобраться в себе, уходит ни с чем в руках. Это негласный закон природы, которому подчинены люди.       Пару раз заходил Тэен, но, видя в каком состоянии, прибывает его приятель, уходил, ни с чем. Он всегда говорил, что Суджин теперь винит себя в чувствах Пака, что нужно было сказать все вовремя и обозначить границы их дружбы. Только и сама дочь Афродиты понимала, что это закончилось бы все равно именно таким исходом. Она знала, что разбивала сердца самым дорогим людям. Ее нельзя было винить в этом, вся эта ситуация произошла, потому что она была дочерью богини любви, да и только.       Лишь один раз Чимин вышел из дома… Тэен посоветовал ему поехать к морю и выплеснуть эмоции, чтобы отпустить все, что накопилось.       Это был холодный и промозглый день, он взял машину на прокат и поехал к ближайшему побережью, чтобы поговорить с холодной тишиной скал, измерить шагами мокрый песок, почувствовать, как ноги и руки трясутся от освежающей влаги — все это остаётся после разговора со стихией. Мысли чудесным образом испаряются. Будто пена, они убегают в неизвестность. И остаётся лишь всепоглощающая, ужасная, пугающая пустота. Чимин орал во все горло от обиды и отчаяния, пинал камни, которые будто специально попадали под ноги, а после долго ходил вдоль берега, пока его силы не иссякли. И сидя на большом камне, уже совсем без эмоциий, он почувствовал облегчение. Словно штиль после бури, оно пришло и избавило его от желания покончить со всем раз и навсегда. — Хэй, парень, что ты тут делаешь?— девушка в теплой темно-бирюзовой толстовке и джинсах с прорезями на коленях окликнула Пака, который совсем сжался от холода. Ее волосы были убраны под капюшон, но пряди, то и дело выбивались из-за сильного ветра, а на рыжие массивные ботинки налипло много песка. — Ба, да ты неужто приходил сюда «выплеснуть эмоции»? Что, совсем все плохо? — Ты кто вообще такая и какое тебе до меня дело? Ну, приехал, и что теперь? Все равно я уже ухожу. — Просто ты далеко не первый, кто так делает, а море не любит это. Совсем. — Что ж, буду знать. Не думал, что у воды есть чувства. — Ну, я просто знаю это, — девушка подошла к кромке берега и запустила тонкие пальцы в холодную воду. — Ты успокоился и вода тоже. Только ей все равно тревожно… Можешь ей рассказать все, что на душе. А море уж поймет, насколько все плохо. — Ты какая-то совсем чудная. — Ха, ты не удивил. Ли Сонми. Приятно познакомиться. — Пак Чимин. — От тебя спиртом воняет, ты что, алкаш последний? — А, что? Нет, я просто барменом работаю. Профессиональное уже. Да если и пил, что с того, все равно не хмелею, — Чимин встал с насиженного места и подошел к девушке. Он, зеркально отражая ее действия, запустил руку в соленую воду. — Ох, ну и холодная же вода. Не заболеешь? — Не-а, — выдержав некоторую паузу девушка вновь начала, как бы вторя его словам, спросила: Говоришь, ты не хмелеешь? Забавно. Прикольно, наверное, на всяких пьянках. Всегда будешь победителем в играх, кто кого перепьет. — Ничего хорошего я в этом не увидел. Да и пить уже надоело, все перепробовал. Даже самые мерзкие сочетания. — А у меня есть термос с чаем. Будешь? Нужно только до пристани дойти, я там вещи оставила у одного рыбака. Хороший дядька, да и иногда рыбой угощает. Я ему говорю, когда улов хороший, а когда лучше не выходить в море. — Ладно, давай, Ли Сонми, пойдём к пристани и твоему дядьке. — Хэй, не мой он! — возмущенный крик повис над морской гладью.       Пока они добирались (путь оказался совсем не близким) Чимин узнал о девушке много чего интересного. Сонми училась с ним в одном университете, только на три курса старше на факультете морской биологии. Из ее уст сразу было понятно, что морская флора и фауна ее привлекали больше всего. То, как она отзывалась о море, поражало Чимина, девчонка действительно верила, что вода хранит в себе много чувств и к ней нужно относиться крайне осторожно и бережно. Сама Сонми не могла объяснить природу того, что она ощущает, когда соприкасается с водной гладью, но по ее выражению лица было сразу понятно, что девушка уверена в этом на все сто процентов. Если бы Сонми знала, что она дочь Посейдона, это стало бы совершенно очевидным, однако сама девушка и не догадывалась о своем необычном происхождении.       Когда они пришли на пристань, Чимин успел слегка позабыть о своих тревогах и обидах. Видя, как девушка легко и беспечно общается с пожилым мужчиной и забирает у него рюкзак, ему становилось легче на душе. От Сонми исходила приятная и успокаивающая аура. В голове Чимина сразу проскочила мысль, что ей подошла бы большая кружка ароматного глинтвейна и мягкий свитер. — Может, поедешь со мной в город — они сидели на пирсе и пили горячий чай, дымящийся из кружек. — Нет, я всегда тут провожу свои выходные. Да и семья неподалёку живет. Хочу еще заглянуть к маме на черничный пирог. Надеюсь, что ты теперь не будешь так грустить. — Но я ведь тебе ничего и не говорил. — Я знаю, как выглядят люди с разбитым сердцем и покалеченной душой, Чимин. Я встречаю их очень часто на этом берегу. Вы словно ищете то, чего не можете достичь, хотите докричаться до пустоты, но волны становятся от вас лишь тревожнее. Это ужасное чувство, — после этих слов воцарилось молчание. Надоедливые чайки своим криком разрезали тяжелую и напряженную тишину, делая обстановку лишь тревожнее.       Спустя какое-то время, Чимин отдал железную, покрытую эмалью, кружку Сонми и прошепав слова благодарности ушел. Ему бы пора уже и выйти на работу, а то в Орфее уже его заждались.       Когда он уходил от Сонми, по щеке девушки стекла маленькая хрустальная слезинка. — Найди свою причину быть счастливым, Пак Чимин. Люди должны улыбаться, а не кричать от боли, — ее голова взметнулась вверх к небу, где беззаботно летали птицы.       Пошел первый снег.