****
— Что между вами случилось? — Куки задумчиво крутит палочки меж пальцев, разрушая повисшую в воздухе тишину. Юи подбирается, Юки старается делать вид, что ему совершенно неинтересно, Асада давится рыбой. В столовой осталось не много народу, да и те были заняты своими делами, чтобы отвлекаться лишний раз на напряженную ауру последних столов. Куки задает вопрос, который волнует всех, не только сплоченную с первого года группу, постоянно находящуюся вместе. Видеть раздражение на лице Такумы для каждого в новинку. Прежде такое изменение происходило всего несколько раз и то на матчах против сильных команд; в остальное время их бодрый второй базовый излучал поддержку и дружелюбие. Куки выжидающе смотрит на Коушу, собирая всё свое терпение воедино. Если внимательно присмотреться, то дружное трио третъегодок можно заметить подсевшими чуть ближе. Семпаи молчат, но готовы в любой момент разгрести ситуацию, если напряжение перевалит за допустимый предел. Для команды Такума за короткий срок становится важным звеном, полноценно заменяя ушедшего Курамочи. Он попадает в основной состав едва в начале нового игрового сезона, но каждый знает, что вплоть до этого момента Такума тренируется чуть больше, чем другие его ровесники. Быстрый, решительный, почти безрассудный. И все волнуются за него, полностью ушедшего в последнее время в собственный мир. На игре, к счастью, это никак не отражается, поэтому многие предпочитают сдерживать свою заботу в границах разумного. — Не знаю. Он мне не рассказывает, — Коушу отвечает не сразу, тихо, едва ли не тише, чем обычно. Он не может признаться, что всю неделю Такума избегает его, стараясь найти несколько причин для ухода. Коушу не может позволить себе останавливать кого-то против его собственной воли, поэтому каждый раз лишь желает удачи и просит не перенапрягаться на тренировках. В такие моменты Такума задерживает свой взгляд на нем, словно ожидает чего-то, но уходит, маша банданой на прощание. Коушу ощущает себя подавлено в отсутствии рядом друга. Такума был для него всем; он поддерживал сломавшегося кэтчера после ухода тренера, мягко направлял внезапные вспышки агрессии в никуда, улыбался, когда этого так хотелось, молчал, когда было необходимо. Всегда рядом, всегда знающий, что необходимо сделать, чтобы не пустить ситуацию на самотек. Но сейчас это был не тот человек, к которому Коушу привык. — Иногда нужно разговаривать самому, — Куки усмехается, ничуть не удивляясь полученному ответу. Ему не нравится этот парень — отстраненный, зацикленный на бейсбольных навыках, не умеющий расслабляться, дерзящий всем подряд. Ему хочется от всей души встряхнуть Коушу и проорать ему в лицо насколько тупым тот бывает вне поля. Глубоко вздохнув и отложив несчастные палочки на край тарелки, Куки скрещивает пальцы в замок, перебарывая поселившееся под ребрами раздражение. — Ты наш дикий волк, но даже неприрученным животным необходимо открывать пасть, чтобы выразить что-то своему товарищу. Асада вновь закашливается под давлением двух абсолютно разных аур, переводя взгляд с одной стороны осуждения на другую. Как самый близкий к игрокам своего года, питчер замечает, насколько тяжелее становится аура напряжения между ними с каждым разговором. С того дня, как Такума начал гаснуть, молчаливое противостояние лишь усугублялось. — Я разговариваю с ним— — Один вопрос за день — не разговор, — Куки хлопает ладонью по столу, не удерживая моментально вспыхнувшее раздражение. Коушу вздрагивает; никто не ожидает внезапной вспышки эмоций. Один вопрос, один ответ и множество дыр между ними. Савамура подскакивает со своего места, мгновенно оказываясь рядом, не позволяя непонятной ссоре разгореться без объяснения причины. Юи примирительно хлопает Куки по плечу, предлагая пересесть за другой стол. Коушу не нравится. Не нравится уверенное осуждение, словно тот знает что-то, чего не знает он. От одной мысли о том, что Такума, всегда открытый, понимающий Такума мог рассказать о собственных проблемах кому-то другому, к горлу подступает тошнотворный ком страха. Он знает, насколько хрупок мир дружбы, как быстро одно чувство перерастает в другое, перечеркивая все отношения. Но Коушу молчит, провожая питчера взглядом.****
Такума уже не считает замахи, лишь крепче обхватывает покрасневшими пальцами биту, вдыхая полной грудью морозный воздух. Прохладный ветер успокаивает, вымораживая лишние мысли, позволяя тяжести в голове бесследно раствориться. Декабрь в этом году выдается теплым, но даже это не является причиной уходить на импровизированную ночную тренировку в одной толстовке. Постепенно приходя в себя Такума понимает, насколько абсурдно ведет себя в сложившейся ситуации; типичный подросток в переходный возраст. Другого, более точного оправдания этому поведению не было. Нос щиплет от прохлады, и звонкий чих разносится по пустырю. Иногда ему кажется, что систематическая неосмотрительность по вопросу здоровья вот-вот закончится для него позорной простудой и завтра он не встанет — сляжет с соплями до колен. Возможно, это было бы даже неплохо, на пару дней избавиться от постоянного окружения и взять в оправдание «я заболел», чтобы не пересекаться лишний раз с Коушу. Но, как известно — дураки не болеют. От этой мысли становится чуточку веселее и Такума глухо смеется. — Развлекаешь сам себя шутками? Давай присоединюсь, — посторонний голос пугает второго базового. Куки добродушно улыбается, сжимая в руке биту, и выглядит слегка взъерошенным, будто до этого пробежал несколько кругов вокруг бейсбольного поля. Такума кивает, по привычке сдвигаясь на пустыре. С губ рвется протяжный стон и ему хочется ударить себя битой по голове. За столько лет привык к вечерним тренировкам с Коушу, поэтому, не задумываясь, совершает глупые действия. Куки смотрит с пониманием, вставая в базовую стойку чуть в стороне. — Тебе действительно так нравится этот высокомерный ублюдок? Сколько на него смотрю, все хочется закатить глаза и послать куда подальше, — Куки задает вопрос напрямую, снося стены вежливости и тактичности без предупреждения. Такума медленно взмахивает битой, раздумывая над ответом. Он ценит в людях решимость и уверенность, поэтому с Куки они достаточно быстро сближаются и так же быстро открывают небольшие секреты друг друга. Это происходит случайно, как бы невзначай, но оба не имеют ничего против. — Ты видишь его только таким, каким он уже поступил в Сэйдо. На самом деле Коушу не настолько эгоист, как привыкли считать. Он не хмурится 24/7 и любит поговорить об айдол-играх, когда выдается свободное время, — Такума поднимает взгляд на уличный фонарь, щурясь от яркого света на фоне темноты. Плечи ноют от усталости и пора бы заканчивать с нагрузками, но лишние мысли продолжают давить изнутри. — Мне кажется, если бы встретился с ним сейчас, то, возможно, был бы одного с тобой мнения. — О боже, Сэто, это что за романтичные вздохи?! Куки смеется и Такума не может сопротивляться, тихо посмеиваясь над этой шутливой фразой. Раньше он не понимал, почему мама с таким восторгом цитирует шаблонные, слащавые фразы из многочисленных романов, от которых ломились полки в их квартире. Однажды, ради интереса, Такума взял несколько книг и прочел, совершенно не воодушевившись ни сюжетом, ни однотипными концовками, где все у всех было хорошо. Более глупых вещей в жизни не читал. Но мама продолжала зачитываться ими, каждый раз напряженно взмахивала руками, вздыхала, озвучивая очередной монолог, плакала над плоскими сюжетными поворотами, искренне радовалась счастливым концовкам на последних страницах. В жизни не бывало таких чудесных случайностей, как встреча с миллионером на людной улице, получение наследства от неизвестных далеких родственников и прочей ерунды; но это не останавливало женщину от постоянных рассуждений на тему возможностей. Он не понимал, как и почему, но был рад видеть маму счастливой. А теперь сам такой же — говорит нелепые фразочки из третьесортного романа с непоколебимой серьезностью. — Не проще ли уже все сказать? Пять лет все-таки внушительный срок. Если он не тупица, в чем начинаю сомневаться, то должен понять тебя, — Куки делает еще пару замахов и укладывает биту у ног, потирая ладони. Новый порыв ветра обжигает холодом и Такума ежится, натягивая капюшон. Пора закругляться; заболеть самому не так страшно, а вот утащить за собой кого-то за компанию не кажется привлекательной идеей. — А что сам тогда не признаешься Асаде? А? Зато как просто станет жить и не придется ревновать к каждому проходящему мимо столбу. Куки шипит в ответ и озирается, проверяя, не слышал ли кто-то сказанное. Такума взрывается смехом, перекрывая ругательства смущенного парня. Они понимают друг друга как никто. Оба по-идиотски влюблены и безнадежно пытаются скрыть собственные чувства за ежедневными тренировками, перепалками, молчаливыми соревнованиями между собой. Это спасает, но ненадолго. Такума смеется искренне, задыхаясь в попытках отпустить в ответ очередную ехидную фразочку. Коушу хмуро смотрит на них издалека.*****
Караоке оказывается не такой плохой идеей, как выглядела изначально. Им удается выбраться из душных комнат, получить дозволенные выходные от тренера, освободиться от тренировок и нагнетающей учебы. То, что так всем необходимо перед Новым Годом. Находясь вне территории Сэйдо, под присмотром надежного капитана и вице-капитана, ребята позволяют себе немного выпить, не боясь оказаться застигнутыми врасплох. Кому-то пара банок пива дается легко, словно все время до этого они не были заядлыми спортсменами, а пропивали будни где-нибудь в плохих компаниях. Кто-то едва осиливает половину банки и теперь мирно отсыпается на свободном диванчике в углу караоке-комнаты. После этого вечера Фурую наверняка будет ожидать масса насмешек. Харуичи под шумок умудряется найти где-то плед, скорее всего, сбегал к администратору, пока все были отвлечены войной за первую песню, и укрыть им Фурую, с беспокойством проверяя его состояние. — Харуичи! Да отстань ты от него! Иди лучше повеселись, не каждый день отдыхаем все вместе! — Савамура безуспешно пытается привлечь внимание друга, но тот лишь бросает на него недовольный взгляд, запахивая питчера плотнее в теплый кокон. Иногда Такуме кажется, что они встречаются, но оба выглядят настолько непринужденно и сохраняют ту самую, дружескую дистанцию, что данная мысль отпадает сама собой. Харуичи проводит еще несколько минут в полумраке комнаты, куда практически не достают цветные круги светошара, убеждается в чем-то своем и возвращается ко всем. Тоджо смущенно заканчивает свою песню и откладывает микрофон на стол. Как оказалось у некоторых игроков весьма хороший голос; у кого-то, кто не Савамура, активнее всех желающий спеть. Приходится прикладывать некоторые усилия, не позволяя активному асу слишком часто брать в руки микрофон, но в целом вечер протекает непринужденно и расслабленно. В разгар посиделок к ним наведываются выпускники, тем самым напугав до смерти слегка подвыпивших ребят. Никто не знает, как они узнали о выходном вечере, да к тому же разыскали это караоке, но вот семпаи здесь и это пугает. Канемару в этот момент давится колой и лихорадочно пытается придумать тысячу и одну причину в оправдание под испытывающим взглядом Каваками. Никто не завидует их капитану и даже Савамура тактично смотрит в сторону, ногой отодвигая недопитую банку пива, стоящую на полу. Но все быстро встает на свои места, стоит лишь Миюки вмешаться в неловкую ситуацию и с легкой руки разрешить все. Он хватает лежащий без дела микрофон со стола и вручает его Каваками, выталкивая того к небольшой сцене у стены. — Вы только послушайте, как он поет! Компания одобрительно гудит, подбадривая семпая, моментально вгоняя бедного в краску. Минутное напряжение растворяется в многочисленных голосах и все продолжается как прежде. Спустив ноги с диванчика, Такума слегка толкает локтем сидящего рядом Куки, загадочно улыбаясь. Очки слегка сползают с переносицы, но это нисколько не смущает его. От такого хитрого выражения лица Куки весь подбирается, готовясь к чему-то интересному. — Я, конечно, пьян, но, кажется у Миюки-семпая и Каваками-семпая одинаковые кольца! — громко шепчет второй базовый, чтобы лишние уши не уловили разговор, но Куки уловил суть сказанного. Не хватало еще пустить необоснованный слух, если ему действительно всего-то кажется. Сидящий рядом парень напрягается, вытягивается во весь свой рост, пытаясь рассмотреть такую маленькую деталь в мигающем свете. Перед глазами слегка плывет от выпитого и сменного мерцания, но Куки старается уловить каждую деталь, изменившуюся в семпаях. Бывший капитан по старой привычке перекрикивается с Савамурой, параллельно с этим отходя в сторону каждый раз, когда Курамочи заносит колено для легкого профилактического пинка, носящего название «нравоучение для мелких». Сдавшись через пару минут, Куки опускается на свое место, расслабляя затекшие от напряжения плечи. — Мне кажется, я должен видеть получше некоторых, но ничего не замечаю, — отпивая остатки теплого пива, Куки морщится, отставляя пустую банку к общей куче. Пустых банок всего ничего, но непривыкший к алкоголю мозг постепенно заволакивает легкой дымкой веселья. Такума тянется, вытягивая ноги под стол. Вначале посиделок все находились огромной дружной компанией у общего длинного стола в центре комнаты, но чем дольше длился вечер, тем быстрее все разбредались по своим небольшим группам. Нет, они все хорошо ладили, просто атмосфера располагала к максимально непринужденному общению, которое можно получить только с близкими тебе людьми. Незаметно для всех Куки и Такума оказываются у дальней стороны дивана, откуда, протяни руку, и можно ткнуть пальцем мирно спящего Фурую. Забавно видеть непоколебимого питчера проигравшему паре стаканов алкоголя. Несмотря на некое затишье в этом углу, им это совершенно не мешает; оба могли полностью расслабиться и обсудить насущие для них проблемы. По мере добавления в организм градуса темы о проблемах в учебе и бессердечности старших плавно перетекают к вопросам личного характера. Когда, как не на вечеринке можно обсудить свою первую влюбленность с тем, кто попал в одну с тобой яму? Поначалу разговор клеится неважно, приходится постоянно коситься в сторону, проверяя, не подошел ли кто внезапно. Но после третьей банки настороженность покидает их сознание. Такума ободряюще хлопает друга по плечу, слегка хмельным азартом подбивая на разговор с Асадой. Он понимает, что если не придать некий толчок для решимости сейчас, в самом начале проявления симпатии, то потом может оказаться слишком поздно. Такума искренне не хочет видеть, как через год, а может и раньше, Куки начнет поддаваться прежде подавляемым чувствам и в итоге превратится в кого-то столь же нервного и несчастного, как он сам. Пока медленно, но верно Такума двигается к выигрышной линии, добавляя верными и вовремя сказанными словами решимости их питчеру. Куки хмурится, ворчит что-то бессвязное, но не прерывает друга, взвешивая все за и против в данной ситуации. В свою очередь Куки не заводит ответного спора, понимая, что в этом случае все намного сложнее. Ему спокойно видеть искреннее веселье в глазах Такумы, будто и нет никаких проблем. — Окей, ладно! — Куки сдается после седьмой шутки про веру в себя и целеустремленность. Здравые мысли еще не уплывшего сознания подсказывают, что лучше остановиться сейчас, но кто он такой, чтобы постоянно слушать их. Днем раньше, днем позже, от этого мир вокруг не изменится, лишь ты сам можешь сломаться. — Но есть одно условие. Если споешь со мной, то пойду и сделаю это — расскажу Асаде все как чувствую. Такума улыбается так ослепительно, что на секунду Куки кажется, что свет в помещение выкрутили на максимум. Какую впечатлительность в обыденную жизнь может добавить алкоголь. Парень ободрительно поднимает большие пальцы вверх, крепко обнимая питчера за плечи. С такими условиями не страшно и согласиться. Коушу медленно потягивает теплый лимонад, не ощущая приятного лимонного вкуса. Уже полчаса он неотрывно смотрит на Такуму, пытаясь разобраться в сменяющих друг друга чувствах. Это раздражение? Обида? Разочарование от того, что лучший друг проводит выходной вечер в компании другого человека? Коушу не хочет признаваться самому себе, но привычный мир с его, раньше только его, Таку постепенно разрушается. Тот уже не скрытно избегает случайных встреч в коридорах, проводит все меньше времени в комнате третьекурсников, когда Савамура-семпай собирает всех вместе, старается как можно быстрее уходить из столовой и после тренировок. Все свободное время второй базовый предпочитает проводить с выскочкой питчером, постоянно что-то обсуждая и выглядя в эти моменты весьма воодушевленно. Недолгие беседы происходят, только если Коушу сам подходит к нему, отвлекая от дел. Ему не нравится это, не нравится, что Такума без объяснения причины пытается оттолкнуть, замыкается в себе и молчит. Такое поведение полностью выбивается из привычного образа; Коушу не помнит, чтобы Такума вел себя так даже в первые года их знакомства. Он не знает, что делать и от этого становится противно. Чувство бессилия волной накрывает, топит в себе. Коушу не может помочь, не умеет делать это так, как Такума — появляться вовремя, утешающе хлопать по плечу, говорить что-то нужное. Необходимо всего лишь подобрать несколько фраз, наладить разговор, показать чужую значимость. Но все идет наперекосяк. — Сходи к нему, — голос Асады, несмотря на окружающий шум, звучит отчетливо. Коушу вздрагивает, проливая на колени остатки лимонада. Ох, рядом снова происходит ссора из-за очереди исполнения, а он даже не слышит этого. Асада выглядит взволнованным, внимательно смотря своими огромными карими глазами. Присутствие другого человека в непосредственной близости должно раздражать, но почему-то Коушу успокаивается, понимая, как сильно пальцы сжимают стакан. — Он ведь тебе нужен. Поговорите. Проницательность — опасная вещь, особенно, если находится в руках соперников или тех людей, которые умеют вовремя использовать свои умения. Но Асада не относится ни к одной из сторон; он ведет себя как заботливый друг, стараясь сгладить все недоразумения, происходящие вокруг, словно это является непосредственной обязанностью. И удивительно, но его слушают. Из него получился бы замечательный ас, будь Асада чуть увереннее в собственных силах. Коушу открывает рот, чтобы ответить: «Да, обязательно», ведь нужно что-то делать, пока все не стало лишь хуже, но глотает непроизнесенные слова, улавливая знакомую фигуру у сцены. Такума весело машет микрофоном, выбирая из внушительной коллекции песен нужную. Куки стоит рядом, опустив руку ему на плечо, и с интересом заглядывает в книжку в чужих руках. Коушу не нравится то небольшое расстояние между ними. Ему хочется привычно зарычать, рявкнуть на Куки, встряхнуть со всей силы Такуму и обнять. Крепко, чтобы никто не смог так близко приблизиться к нему. — Эй-эй-эй! Вы хоть петь умеете?! — Савамура пытается придать себе осуждающий вид, отчаянно хмурясь, но все проваливается под проявлением яркой улыбки. Он уже готовится поддерживать сокомандников, вооружившись пустой коробкой из-под чипсов, маша ей, словно это светящийся лайтстик поддержки. «Не знаешь, как умеет», — мелькает в голове Коушу одна единственная мысль, пока его глаза следят за ходящим по сцене Такумой. Тот больше не выглядит подавлено, любимая легкая ухмылка озаряет слегка непропорциональное лицо, волосы вновь выбиваются из-под банданы, падая на глаза. Выглядит все так же нелепо, но Коушу готов признаться, что собственное сердце пропускает парочку ударов. «Of their smiles, their smiles of plate gold» (их улыбки, улыбки покрыты золотом) «Deceit so natural» (обман столь естественен) Коушу не помнит, когда последний раз бывал в караоке. Вроде два года назад — Такума настоял на том, что иногда нужно расслабляться и думать не только о бейсболе. Он был уверен в том, что перед поступлением в такую элитную школу, как Сэйдо стоит позволить себе отдых и провести время с пользой. Коушу не возражает, сказанное кажется вполне разумным, и послушно собирается в вечер теплой пятницы на прогулку. Родители удивлены, но никак не комментируют это событие. Такума заходит за ним в восемь вечера, и они идут гулять по любимым местам, заходя попутно в лавки стрит-фуда, съедая массу вредной еды, которой не могли себе позволить из-за тренировок. Маленькое заведение с караоке появляется перед ними неожиданно, привлекая внимание мерцающей вывеской. Такума в восторге, а Коушу не может сказать «нет». В тот душный вечер он впервые услышал чужой голос, влившийся в ритмичную музыку и быстро мелькающие на экране слова. Такума пел не так хорошо, как другие посетители заведения, но что-то неизменно притягивало к нему. Поддержка других людей лишь распаляло его хорошее настроение. А сейчас этот голос звучит незнакомо — мягче, увереннее, громче. Коушу напрягается всем телом, подаваясь вперед, чтобы уловить, запомнить каждую изменившуюся деталь. Такума выглядит непозволительно красивым. «Bah-bah-black shep, have you any soul» (ба! ба! черная овечка, есть ли у тебя хоть какая-то душа?) Другой голос обрывает Такуму и в это мгновенье Коушу кажется, что на него смотрят. Испытывающе, внимательно, как голодный зверь в ожидании хорошего ужина. Так смотрят те, кто знает твои слабости. Куки ухмыляется, покачиваясь в так музыке. Он определенно что-то знает. «Karma’s gonna come collect your debt» (карма воздаст тебе по заслугам) Коушу не ошибается. Что-то в этих словах, словах идиотской песни про овцу, относится к нему. Он честно не слишком всматривается в текст, мелькающий на экране, просто улавливает знакомые фразы. Должно быть песня такая же глупая, как и Такума со всеми своими идеями, но это не изменяет того факта, что Коушу заворожен происходящим. Ему не стоит так откровенно пялиться на своего друга в присутствии проницательного Асады, однако сопротивляться невозможно. Такума наслаждается песней, как обычно отдавая всего себя тому делу, которым занимается, под ободрительное посвистывание со всех сторон. А Куки… Куки лишь смотрит на Коушу с издевкой, поддерживая небольшое выступление. «Maybe you’ll see» (может, ты осознаешь) «All the wrong’s you did to me» (весь вред, что причинил мне) Такума слегка оттягивает ворот рубашки, ощущая, как тело переполняется драйвом и впервые за долгие дни чувствует себя свободно. Мысли растворяются в тексте, освобождая его от тяжелой ноши. Кажется, сейчас он сам может совершить что-то безрассудное, поддавшись бушующему в крови адреналину. Коушу задыхается. В помещении в один момент оказывается чересчур много людей и слишком мало воздуха. Как вообще такое маленькое помещение может вместить больше пяти человек? Голос Такумы льется в сознание кэтчера, как нечто сладкое, что он готов слушать днями напролет, спутывая все мысли между собой. Их взгляды пересекаются и Коушу готов поспорить с кем угодно насчет значения фразы «увидел и пропал». Осознание происходящего обрушивается на него как сильнейшая подача Фуруи; без предупреждения, без подготовки, снося на своем пути все. Коушу, наконец, понимает, что он влюблен. Давно, безнадежно и столь волнительно. Вся привязанность, желание играть вместе, беспокойство собираются воедино, превращаясь в одно единственное целостное чувство. Сэто Такума, такой привычный, близкий, незаменимый кажется настолько особенным, что Коушу не может дышать, хватаясь пальцами за край столика. — Окумура-кун… Асада обхватывает пальцами его запястье, не позволяя безрассудно встать и рвануть к ярко освещенной сцене. «Who am I kidding&» (да кого я обманываю?) «You-re always been a huge piece of shit» (ты всегда был просто большим куском дерьма!) Голос Куки сильный, грубый, Коушу вновь кажется, что осуждение песни обличает его. Мозаика в голове начинает приходить в движения, собираясь в более ясную картину. Все плохое настроение, попытки избегать, вспышки ворчания. Коушу с трудом сдерживает себя, чтобы не удариться лбом о несчастный стол. Впечатления от общего дуэта выворачивают его наизнанку, переворачивают и встряхивают все чувства. Смех, такой знакомый и родной, искреннее удивление, свист ребят, находящихся в восторге. Но Коушу не смешно; он хочет запрыгнуть на эту сцену, влезть между спевшимся дуэтом, загородить Такуму и не отпускать. Не теперь, когда догадка всплывает на задворках гениального сознания. «So tell me» (так скажи мне) «How you’re sleeping easy» (как ты можешь спокойно спать?) Такума смотрит на него. Смотрит из-под очков, не отводя взгляд. Коушу ловит себя на мысли, что от переизбытка эмоций его вот-вот вырвет; тело встряхивает, ладони потеют, ворот водолазки внезапно чересчур сильно давит на горло. Такого адреналина и волнения он не испытывал даже во время пребывания на Кошиэне. Все заканчивается так же резко, как и начинается. Савамура кричит, что-то в духе «Грех такой талант не слушать как минимум раз в неделю» и прыгает к сцене, с восторгом смотря на ребят. Остальные согласно гудят. Кто-то отпускает шуточку, что Такума и Куки прекрасно смотрятся вместе, на что второй базовый смущенно смеется, поправляя очки. Он не говорит что-то против этого, просто улыбается, протягивая семпаям микрофон. Одна фраза и Коушу словно обливают холодной водой; он резко подскакивает и в два шага оказывается напротив Такумы, хватая того за руку. Тот лишь дергается от неожиданного прикосновения, а затем улыбается, не отступая. Так открыто, тепло, так, как прежде. — Я устал. Поговорим? Такума подается вперед, утыкаясь лбом в плечо Коушу. Тот выше и крупнее, несмотря на одинаковый возраст, и сейчас, находясь так близко к нему Коушу понимает, что может спрятать его в собственных объятиях, закрывая от посторонних, любопытных глаз. Тело действует быстрее здравого смысла, и он заключает в объятия теплого, родного Такуму. Ничего не происходит и это лучше любого словесного подтверждения догадкам. Миюки кашляет и одним точным пинком отправляет кэтчера к двери, намекая на то, что разговор должен быть несмотря ни на что. Савамура кричит, чтобы они снова что-то спели, но Коушу поспешно закрывает дверь, отрезая их от шума караоке-комнаты. Полное освещение коридора после полумрака неприятно режет глаза и оба недовольно морщатся, привыкая к свету. Такума неуверенно топчется рядом несколько секунд, а затем, не оглядываясь, направляется к выходу. Он уверен, что Коушу пойдет следом; так было всегда и не изменится всего после нескольких недель заминки в общении. Прохлада ночи обжигает разгоряченную после помещения кожу и Такума ежится, проталкивая пальцы под широкие манжеты рубашки. Коушу жалеет, что не прихватил с собой хотя бы кофту, но не решается вновь обнять стоящего рядом парня, чтобы согреть. Волнение выталкивает к горлу склизкий ком, блокируя все подготовленные за минутную дорогу слова. Однако нужно быть решительным и сейчас сделать шаг первым. — Что тебя беспокоит? Коушу желает узнать ответ, убедиться в подмеченных деталях. Возможно, правильно понял то, что случилось всего пару минут назад, но поддаваться чувствам страшно; если ошибся, то даже те крупицы доверия, что еще не разрушились несмотря на натянутое общение, могут сгореть дотла. Он подходит чуть ближе, засовывая руки в карман собственной толстовки, отчаянно пытаясь не выдать охватившего волнения. Впервые Коушу страшно потерять что-то. Победу можно отыграть вновь, общение можно изменить. Близкого человека не сменить просто так, тем более, когда хочется стать еще ближе. Это неправильно, но Коушу готов принять на себя это клеймо, если он сможет остаться рядом с Такумой. Он такой идиот. Почему нельзя было осознать столь простые чувства раньше, пока это не стало проблемой для всех? — Ты. Простое слово. Две буквы, произнесенные легко, словно уже не страшен конечный итог. Нервный смешок срывается с губ Такумы, не позволяя тишине нависнуть над ними. У Коушу дрожат руки, Такума тяжело сглатывает, поправляя очки. Он подбивал Куки на признание, а в итоге стоит здесь, на холоде, рядом с первой, глупой любовью, и не знает, как выразить все накопившиеся за долгие года чувства в несколько предложений. Сейчас бы были очень кстати шаблонные признания из романов, но Такума разом забывает все монологи матери. В его голове лишь пустота, не хватает только щебечущих птичек на фоне. Пару минут назад ему казалось, что алкоголь сделает всю работу, но оказывается, он не настолько пьян. Слова никак не выстраиваются в адекватные предложения. Он так устал. — Ты мне нравишься. Года четыре, может все пять лет, не уверен, — Такума привычно смеется, выдавая себя с потрохами. Нервно, не так, как любит Коушу. Ему страшно, внутренности леденеют от каждого вдоха. Пока второй базовый борется с собой, Коушу хочет сесть прямо на промерзлый асфальт и обхватить голову руками. Как его могут называть гением, если он умудряется пропускать такие важные детали в жизни. Нужно успокоить Такуму, сказать, что все в порядке, он разделяет эти чувства, но, кажется, что стоит открыть рот и его непременно вырвет. Не стоило пить даже эту жалкую банку пива. Коушу глубоко дышит, приводя собственные мысли в порядок. Молчание затягивается и Такума вскидывается, подгоняемый пробуждающимся внутри раздражением. — Я думал, что будет нормально просто вести себя так же, как и раньше. Но потом ты запал на Савамуру-семпая и я не выдержал. Не беспокойся. Приду в себя и постараюсь соблюдать рамки дозволенного. Такума собирает остатки решимости и поднимает взгляд, готовясь к неодобрению. Возможно, и хорошо, что все так сложилось — Новый Год неумолимо приближается и расстаться с переживаниями, оставив их позади кажется неплохой идеей. Ничего не изменится, если продолжать нести эти чувства в себе; он пробовал, но в итоге все вышло еще хуже, чем было прежде. Такума готов к осуждению, но встречает в голубых глазах лишь удивлением. Коушу выглядит растерянным, словно ему сказали, что не будет стартовым кэтчером в следующей игре. Выражение лица Коушу настолько глупое, что Такума не может удержать смех, щекочущий горло и прыскает, начиная смеяться. Нужно успокоиться, иначе его могут неправильно понять, но это невозможно. — Савамуру…-семпая? — Коушу говорит тихо, как при первом знакомстве, неуверенно. Такума любит этот голос. Любой его голос. — Боже, Сэто, ты серьезно? Как тебе это в голову пришло? Он хватает опешившего от перемены в чужом голосе друга и встряхивает. Так сильно, как хотел последнюю неделю. Очки сползают с переносицы, и ни одни из них не успевает перехватить их. Оправа глухо стучит по мокрому асфальту и Коушу обещает сам себе, что если они повредились, то обязательно купит новые. Намного лучше и удобнее, более подходящие Такуме. Холодный воздух щекочет нос и предательски хочется чихнуть, испортив весь напряженный момент при неловком признании. Постепенно до каждого доходит абсурдность ситуации и, тихий смешок, тонет в чужом теле. Такума смеется, стараясь не разреветься, как девчонка, но облегчение такое сильное, что сложно не поддаться сентиментальности. Неужели он действительно настолько тупой, что смог заблудиться в собственной ревности? Коушу обнимает крепко, согревая своим теплом, и это успокаивает лучше любых слов. Они стоят так какое-то время, пока очередной порыв морозного воздуха не проникает под тонкий слой одежды. Не лучшая погода для романтики. — Я думал можно не говорить ничего, — Коушу неловко разжимает руки, выпуская Такуму из объятий. Хочется сказать многое, но на ум приходят лишь глупые фразы, срывающиеся с языка сами собой. — Ну…мы всегда вместе. Еще на первом году Миюки-семпай спросил, встречаемся ли мы. — Если ты сейчас скажешь, что ответил «Да», то клянусь, в следующей игре я попрошусь в поле и не буду ловить твои подачи на второй базе! Коушу послушно закрывает рот, но улыбка все равно трогает уголок губ. — О боже, Окумура Коушу! Не смей сегодня со мной продолжать разговор! — Я не говорил этого! — Это была слишком долгая пауза! Меня не обманешь! — Таку. — Я ухожу обратно!****
Ночь подходит к концу. Семпаи уходят вместе с большей частью ребят, решивших сразу после праздника уехать домой. Кто-то остается до самого конца, приводя в порядок комнату; этого можно не делать, но взгляд у Тоджо настолько осуждающий, что оставшиеся предпочитают заняться делом. Коушу укрывает Такуму, закутывая его словно гусеницу в большой, мягкий кокон, и легко проводя ладонью по растрепанным волосам. Такума морщится во сне. Следующий год обязательно будет лучшим.