blossoming over you

Солнечный диск медленно плывет по небу, неуклонно приближаясь к горизонту, обрамленному далекой зеленью деревьев. Его лучи еще пробираются в комнату на втором этаже сквозь незашторенное окно, подсвечивая кружащие в воздухе, точно танцующие вальс, тысячи пылинок. Сонхва подставляет свое лицо свету, жмурится и довольно выдыхает — тепло. Легкий прохладный ветерок изредка шевелит листву огромного дерева, раскинувшегося в саду и тянущего свои ветки прямо к окну. Где-то совсем близко слышится песня неизвестной ему птицы, высокая и мелодичная, которую не прерывает индустриальный шум города. Умиротворение. Летняя пора кажется Сонхва чарующей. Свежесть утра, когда на сочной траве еще блестят капельки росы, над головой — розоватое покрывало небес, а тени деревьев длинные, так непривычно растягиваются на запад. Усыпанный васильками и ромашками луг, точно какой-то искусный художник приложил руку к его созданию, одну за другой прорисовывая каждую деталь точным уверенным движением. Аромат свежих фруктов и овощей в его саду, которые никогда не заменят продукты из магазина; этот сахарный запах алой клубники или свежий — хрустящих огурцов; виноград и яблоки, что, питаясь теплом солнца, наливаются цветом, гордые, сочные. Сонхва нравится часами сидеть в саду, жадно впитывая солнечный свет, точно он — один из фруктов на ветке, с покрывающимися румянцем щеками и кроткой улыбкой на губах. Немало времени он проводит, поливая и удобряя цветы на широко раскинувшихся грядках; подвязывает толстые стебли пионов, гнущиеся под грузными махровыми ярко-бордовыми соцветиями; аккуратно, пытаясь не пораниться о хитрые шипы, собирает набухшие плоды крыжовника, чтобы после приготовить из них вкуснейшее варенье. Однако, когда время близится к закату, Сонхва нередко перемещается в свое условное убежище в комнатке под крышей на втором этаже. Это стало своего рода традицией, пусть и сложно сказать, в какой момент. Может, все началось с простого "привет", что достигло слуха Сонхва, когда он в один из теплых апрельских дней, склонившись над свежевскопанной землей, опускал в заранее подготовленные бороздки семена астр. Тогда он вздрогнул от неожиданности — низкий голос кого-бы-то-ни-было рассек вязкую тишину и нарушил его спокойствие, — и принялся удивленно озираться по сторонам, только чтобы обнаружить на соседнем участке, который от его собственного отделял частый заборчик высотой примерно по плечо, неизвестного ему парня. Парня с волосами светлыми-светлыми, которые едва заметно шевелил ветерок, в персикового цвета рубашке, с поднятой вверх в приветственном жесте рукой и улыбкой робкой, но такой искренней и теплой, что солнце на мгновение показалось Сонхва белым карликом. Так у Сонхва появился сосед по имени Ёсан. Кан Ёсан, который любил носить легкие рубашки с жабо, выращивал на своем участке кроваво-красные дикие розы и всегда махал рукой и растягивал губы в широкой улыбке, завидев Сонхва. А Сонхва едва слышно здоровался в ответ, пока на его щеках расцветал румянец, а у него внутри — нежные ландыши, невинные цветы яблони и те самые дикие розы, такие простые и неприхотливые, но сокрушительно шикарные, своими острыми шипами терзающие его изнутри. Это началось совершенно случайно, правда. Просто в один из вечеров, когда Сонхва отдыхал после уборки в саду, сидя на широком подоконнике второго этажа, пока ветерок раздувал тюлевую занавеску, а из колонок тихо доносился мягкий женский вокал и что-то о любви, его взгляд сам собой опустился на соседний участок. Густые кусты роз, высаженные вдоль забора, практически полностью загораживали его, если Сонхва смотрел из своего собственного сада, но здесь, на высоте нескольких метров, ему открывался отличный обзор. С появлением Ёсана всего за несколько месяцев этот сад преобразился — море зелени с яркими вкраплениями цветов, аккуратная мощеная дорожка и круглый столик с несколькими стульями вокруг него. На одном из стульев сидел сам хозяин с книгой в одной руке и чашкой — Сонхва предполагал, что чая, — в другой. Бронзовый закатный свет обволакивал его, а вокруг царила такая атмосфера безмятежности, что Сонхва казалось, будто он наблюдает сцену из книги. Казалось, что вот-вот среди травы пробежит белый кролик, поглядывая на часы, или появится Шляпник и попросит Ёсана угостить его чашечкой ароматного чая, да и сам Ёсан — точно Алиса, едва ли из этого мира. Сонхва поймал себя на том, что, точно околдованный, наблюдал за ленивыми движениями Ёсана, пока одна песня сменялась другой, а небеса разливались оранжевым, фиолетовым, лиловым. Когда последние солнечные лучи спрятались за горизонтом, Ёсан закрыл книгу, аккуратно задвинул за собой стул и легкой походкой вернулся в дом. Сонхва показалось, что именно в этот момент зашло солнце. Парень не может сбежать от ощущения, что он — негодяй-воришка, что, невидимый для глаз другого, заглядывает во что-то столь личное и далекое, что чужому взгляду должно быть недоступно. Но этот взгляд Ёсан сам к себе притягивает, словно сильный магнит, а Сонхва и не особо пытается противиться, знает ведь, что все его попытки будут тщетны. Так и проводит он не один вечер, внимательным глазом наблюдая за уютными вечерами соседа с всегда неизменными книгой и чашкой чая, с очками на переносице, что Ёсан то и дело поправляет, перелистывая очередную страницу, сидя среди пышных кустов диких роз, источающих свой терпкий аромат — Сонхва кажется, что он слышит его даже из своей комнаты. Приходит август, и между ними все еще забор по плечо, опоясанный зеленью кустов, короткие "привет" и цветущие бутоны в душе Сонхва, которые, несмотря на медленно подбирающуюся холодную осень, и не думают увядать. Сонхва все чаще задерживается допоздна в своем саду, приводя в порядок клумбы, срезая цветы, чтобы после превратить их в изящные букеты, и собирая обильный заботливо выращенный урожай. Мохнатые рыжие персики, еще теплые от солнечных лучей, сами будто олицетворяющие солнце, наполняют доверху его корзинку, сладкие, напитанные соком. В голову Сонхва закрадывается мысль робкая, которую тут же хочется прогнать и сделать вид, что и не было ее никогда, но он сам себя останавливает, смакует ее, оценивает с осторожностью, а затем решительно цепляется за нее как за спасительную руку. Небольшое плетеное блюдо вмиг оказывается наполнено теплыми плодами, и держит его Сонхва крепко, будто боится выронить, пока осторожными шагами, подминая сандалиями зелень травы, проделывает путь в несколько мгновений до двери, ведущей на участок соседа. В его душе пожар, что сжигает все, до чего дотягивается, оставляя после себя обугленные ветки и ярко проявляясь на его щеках. Неслушающейся рукой он нажимает на звонок, слышит его звонкую трель где-то в глубине дома и хлопок двери, за которым следует аккуратная поступь. Ёсан — это нескончаемое лето, он ребенок солнца, и Сонхва ослеплен. Тепло-карие глаза, едва загоревшая кожа, которая заметна сквозь полупрозрачную нежно-розовую рубашку, движения плавные и удивленное "о", что срывается с его губ. — Сонхва? — он улыбается недоуменно, но по-доброму, как будто именно его он не ожидал увидеть на пороге своего дома, но так жгуче сильно хотел. — Я, эм, да... — слова застревают в горле, боятся быть озвученными под внимательным взглядом Ёсана, а огонь внутри и не думает потухать. — Я собирал урожай и решил угостить тебя. Вот. Он протягивает ему блюдо деревянными руками, так нелепо и неумело, как будто он снова вернулся в свои подростковые годы, где все было таким новым и неизведанным. Честно говоря, Ёсан и сейчас заставляет его чувствовать себя так, будто все для него в новинку. — Это — мне? — Ёсан улыбается как маленький ребенок, которому сообщили, что его мечта сходить в парк аттракционов вот-вот исполнится, рассматривает зрелые плоды с восхищением, а потом снова поднимает взгляд на Сонхва. — Ты их сам вырастил? — Да, — Сонхва смущенно отводит глаза, чувствует себя неловко под пристальным взглядом. — Они выглядят изумительно! — Ёсан подносит корзинку ближе к лицу и шумно втягивает воздух. — И пахнут тоже! Я уверен, что они очень вкусные! Спасибо, Сонхва. Его глаза светятся, как будто за всю свою жизнь он никогда не чувствовал себя счастливее. Сердце Сонхва обливается не кровью, но медом, приторным и тягучим, сам он замирает, пялится слишком долго, не сразу понимая это. Руки немного подрагивают, он неловко сцепляет их в замок, сжимает собственные пальцы, чтобы хоть куда-то выместить затапливающие эмоции, и наконец отвечает. — Надеюсь, они тебе понравятся, Ёсан. Еще раз смущенно улыбнувшись, он разворачивается и медленно направляется обратно к своей двери, как вдруг. — Сонхва... Не хочешь зайти? Сотня мыслей сменяют одна другую, вереница из бесконечных "да" и "нет" успевает промелькнуть в голове, в груди гулкое бум-бум-бум. — Как-нибудь в другой раз, хорошо? У меня еще много дел, — и не то чтобы это не совсем правда. В то же время, серьезно, Сонхва мог бы отложить любые дела, чтобы провести с Ёсаном немного времени. Но дрожь в руках не унимается, ноги ватные, и он чувствует, что это будет слишком. — Хорошо, в другой раз, — он готов поспорить, что видит тень печали на лице Ёсана, которую тот пытается скрыть за вежливой улыбкой. Сонхва закрывает за собой дверь своего дома, и все возвращается на свои места. Как будто Ёсан не был прямо перед ним, настолько близко, не улыбался ему так счастливо, не давал всем своим видом понять, что хотел бы пообщаться с ним больше. Сонхва прячется в густой зелени своего сада, и теперь он даже рад, что с участка Ёсана едва ли видно его собственный. Сожаление запоздало накрывает его с головой. Возможно, его отказ был слишком резким. Что, если Ёсан поймет его неправильно? Что, если он посчитает, что Сонхва и вовсе не хочет с ним общаться, а подаренные персики были лишь вежливым жестом, остатками, которые нужно было куда-то деть? Вот так, с неспокойным сердцем Сонхва проживает еще несколько дней. Он снова работает в саду, утопает в ярком приторном запахе цветов, от которого немного кружится голова, и абсолютно точно не бросает осторожные взгляды на соседний участок каждые несколько минут. Совершенно нет. Только вот в очередной раз, когда он это (не) делает, он неожиданно видит Ёсана прямо у заборчика, стоящего так, чтобы не пораниться о шипы разросшихся кустов, и неловко машущего ему рукой. У Сонхва сердце пропускает удар и пальцы внезапно становятся слабыми, едва могут удержать садовые ножницы. Он откладывает их на землю и на ватных ногах подходит ближе к соседнему участку, и лишь оказавшись напротив парня, решается поднять на него взгляд. — Ёсан? — Сонхва, — просто отвечает тот и смущенно улыбается. — Я знаю, что ты очень занят в саду, но я подумал… Подумал, что, может быть, тебе стоит немного отдохнуть… И, может быть, ты захочешь прийти ко мне на чаепитие сегодня вечером. Ёсан заставляет звучать это приглашение так официально, как будто не своего соседа в гости зовет, а какую-то жутко важную личность на роскошный прием во дворец. Так и есть, и Ёсан в этом дворце — прекрасный принц, Сонхва уверен. Он также уверен в том, что румянец на щеках парня в точности повторяет его собственный. — Конечно, — отвечает он, ни секунды не раздумывая. — Ты прав, мне действительно нужно отдохнуть. Спасибо за приглашение. — О, — Ёсан кажется действительно удивленным, что ожидаемо, учитывая недавний отказ Сонхва. — Прекрасно! Я буду ждать тебя в семь. Сказав это, он спешно удаляется, и Сонхва снова кажется, что произошедшее секунду назад было выдумкой, сказкой, сном. Только вот он не спит, солнце опаляет его макушку, ветер растрепывает волосы, дикие розы в его душе великодушно прячут свои шипы, оставляя лишь прекрасные бутоны, и осталось всего несколько часов до того момента, как он снова увидит Ёсана. Несколько часов постепенно превращаются в несколько лет. Сонхва не знает, что надеть, и как себя вести, и что говорить, и что принести с собой — слишком некрасиво было бы прийти с пустыми руками. Он обсессивно ходит кругами по комнате, выхватывает из шкафа одну рубашку за другой, но каждую отбрасывает на кровать, и кидает бесконечные взгляды то на соседний участок, то на часы на стене. В шесть пятьдесят на нем оказывается простая белая рубашка и, возможно, слишком много сладкого парфюма, а в руках — небольшой букет ярко-розовых махровых астр, именно тех, что он сажал в тот день, когда впервые увидел Ёсана. Сонхва ненавидит то, насколько это банально и слащаво, а также это чувство, будто он собрался на свидание (но втайне желает, чтобы это было так). Ёсан открывает ему дверь через несколько секунд после звонка, как будто бы стоял прямо за ней и ждал, и Сонхва застывает, не имея возможности оторвать от него взгляд. Кажется, сколько бы раз он его ни видел, его деликатная красота не перестанет восхищать. Он точно персонаж, сошедший со страниц детской сказки, светлые и немного волнистые волосы обрамляют его лицо, утонченные черты будто кропотливо высечены умелым скульптором, а улыбка такая солнечная, что и умереть за нее не жалко. — Сонхва, проходи, — нарушает молчание Ёсан, возвращая парня к реальности. Он неловко пересекает порог и закрывает за собой дверь, запоздало вспоминая о букетике цветов в руках. — Это, эм… Это тебе, — произносит Сонхва, протягивая Ёсану букет. Тот, видимо, только сейчас замечает их, глаза его удивленно округляются и слышится тихое «ох». — Они такие красивые! Мне нужно найти для них вазу! Пожалуйста, садись пока, — он быстрым жестом указывает в сторону столика в саду и скрывается в доме. Сонхва проходит по вымощенной дорожке дальше в сад, вдыхает теплый вечерний воздух, смешанный с запахом диких роз и выпечки, и внимательно оглядывает все вокруг. Он прекрасно знает этот сад, ведь не один час провел, рассматривая его из своего убежища, но сейчас все иначе. Как будто раньше он лишь со стороны наблюдал за сказкой, а сейчас сам оказался в ней. Изнутри сад Ёсана еще прекраснее — более минималистичный, чем его собственный, но аккуратный и тщательно продуманный. На столе уже стоят две пустые чашки и маленький чайничек, и когда Сонхва отодвигает один из стульев и садится, Ёсан возвращается с хрустальной вазой в одной руке и широким блюдом, на котором покоятся румяные булочки, в другой. Кажется, пришла пора Сонхва удивляться. — Ты их сам приготовил? — спрашивает Сонхва, указывая на блюдо. — Да, — с улыбкой отвечает Ёсан. — Постарался ради особенного гостя. Сонхва отказывается верить в то, что это происходит на самом деле. Благодаря заботливому хозяину всего через несколько мгновений обе чашки оказываются заполненными ароматным чаем с мятой, на предложение сахара Сонхва качает головой, и Ёсан отставляет сахарницу за ненадобностью. Наконец он занимает стул напротив, подталкивает блюдо с булочками ближе к Сонхва и, когда тот берет одну, выжидающе смотрит. — Ого, очень вкусно, — говорит Сонхва, даже толком не прожевав. Ему очень неловко, но Ёсан смеется и, удовлетворенно кивнув, тоже берет одну. — Что ж, Сонхва, — говорит парень, все еще не сводя с него взгляд. — Я бы правда очень хотел узнать побольше о тебе. Сперва Сонхва теряется, не зная, о чем стоит говорить, но Ёсан задает ему вопросы, сам рассказывает о себе, и спустя какое-то время парень замечает, что становится гораздо более расслабленным, свободно смеется и увереннее смотрит в глаза напротив. Ёсан на самом деле очаровательный. Его глаза горят, когда он рассказывает о своих увлечениях, в то же время, он внимательно слушает Сонхва, не перебивая его и отдавая ему все свое внимание. У Сонхва внутри тепло-тепло, сердце разрывается фейерверками, а с лица не сходит улыбка. — Ты как принц, — срывается с его губ раньше, чем он успевает остановить себя. — Прости, что? — недоуменно переспрашивает Ёсан. — Принц, — повторяет Сонхва. — Ты только посмотри: у тебя рубашка с жабо, кусты роз в саду, и ты позвал меня на чаепитие под открытым небом. «И ты прекрасен», — хочет добавить он. Ёсан в ответ смеется и легонько бьет его по плечу, бормоча что-то о том, что Сонхва преувеличивает и это абсолютно обычные вещи. Вскоре солнце прячется за горизонтом, блюдо и чашки оказываются пустыми и приходит пора прощаться. Они вместе подходят к выходу из сада Ёсана, и возле самой двери Сонхва разворачивается, собираясь сказать «пока», но его опережают. — Позволь мне проводить тебя, — говорит Ёсан, касаясь его руки. Сонхва недоуменно поднимает брови и хихикает. — Дурак, я живу в соседнем доме! — Я просто не хочу прощаться с тобой, — честно признается он. И Сонхва готов признать это. Определенно. Он окончательно и бесповоротно влюблен. Это становится их особенной традицией — устраивать чаепития несколько раз в неделю. Сонхва всегда приносит с собой собственноручно выращенные фрукты и цветы, а Ёсан радует его теплой выпечкой. Секретное место у окна на втором этаже оказывается забытым за ненадобностью, ведь Сонхва теперь не просто сторонний наблюдатель этой сказки, он полноценный ее участник. С наступлением холодов они перебираются в дом Ёсана, устраиваются на диванчике под пушистым пледом и греют руки о чашки с горячим чаем с молоком. В доме Ёсана так же минималистично, как и в его саду, и очень уютно, но Сонхва думает о том, что немалую роль в этом играет сам хозяин. В один из вечеров на фоне их разговора звучит тихая музыка, что создает особенно волшебную атмосферу. Ёсан внезапно ставит свою чашку на столик, откидывает плед, встает и протягивает руку Сонхва. Тот же продолжает сидеть и лишь кидает на него вопросительный взгляд. — Принц приглашает Вас на танец, — старается произнести Ёсан с полной серьезностью, но его губы все равно растягиваются в улыбке. Сонхва смеется и качает головой, но протягивает ему ладонь в ответ. Они перемещаются в центр комнаты, и Сонхва обхватывает плечи Ёсана, чувствуя его руки на своей талии. Они медленно кружатся по комнате, делают неумелые шаги и порой наступают друг другу на ноги, смеясь и тут же извиняясь. Ёсан пахнет мылом и корицей, Сонхва прикрывает глаза и вдыхает глубже. Вокруг только мягко льющаяся музыка, тепло тела Ёсана и стук его сердца, который Сонхва чувствует, прижимаясь к нему ближе. Он утыкается носом в его шею, его пальцы путаются в светлых волосах, а руки Ёсана гладят его по спине. Сонхва кажется, что целая вечность проходит так, в абсолютном умиротворении, и когда музыка затихает, они уже и не танцуют вовсе, просто стоят, прижавшись друг к другу. Сонхва отстраняется совсем немного, достаточно, чтобы заглянуть в глаза Ёсану, потереться о его нос своим, заставив улыбнуться, и поцеловать его. Этот поцелуй неторопливый и наполненный нежностью, сладкий, точно нектар. Ёсан обхватывает его щеки ладонями и аккуратно поглаживает кожу большими пальцами. Сердце Сонхва трещит по швам, любовь и обожание переполняют его, а сам он, буквально на секунду оторвавшись от губ Ёсана, тут же прижимается к ним снова, крепче обхватывая его шею. За окном осенний вечер, холодный ветер завывает и срывает с деревьев яркую листву, а цветы роняют свои пожухлые лепестки, но в душе Сонхва солнечное лето и вечно цветущие пышные бутоны, пока Ёсан рядом.