***
Сергей тупится в потолок, правой рукой пытаясь смазать липкую, черную жидкость, пузырями выливавшуюся из—под нижнего века. Минуты забыли про пересчёт: время ушло бухать. В глаз кто—то бережно, словно пытаясь не испачкать вставляет иголку, забывает её там, и на том—же месте уже через секунду вьются гнойные, кровавые ростки. Минуты вспомнили про свою работу, но им плевать: месяц третий время не выплачивает зарплату. Минуты выживают за счёт кредитов. Корни ростков устали тесниться в глазном яблоке — заползли в мозг, нашли дыру в черепе и обвили теплую подушку, душа лицо. Инютин вскочил с кровати, будто та дала ему смачного подзатыльника ногой, отключил будильник и вытер "слёзы" уже почерневшей тканью. Минуты в сломанной рабской системе, время срать хотело на видимость равноправия: минутам долго скакать по лесенке государственной иерархии, минуты издохнут по пути. И всё по новому.. Никто никогда не пытался Инютиных научить ценить то, что имеют: а зря. Подумать только: всего неделю назад жизнь была сладким, блестящим на губах мёдом. Хоть мёд и начинал после горчить от избытка, он был дурманяще сладким. Без выебонов в виде ценника во "многонулей", а как с дачи: от седой бабули. Но, видно, ещё Серёжу останавливаться не учили: мёд—то, говно, закончился! И все призрачные, нереальные даже для Декарта грёзы на "индивидуальность" смываются в вонючую канализацию вместе с неведомой черной поебенью из правого глаза. Один плюс : можно будет притворяться, что выбрал вилку. — Слышь, чмошник дрыщавый, — неразборчиво обратился к брату Сергей, вытирая только—что помытое лицо полотенцем. — Че надо, Демоверсия Пиратская? — сквозь жевки громко промямлил Егор. — КТВС* остались? — Хуй там плавал. — Блядь. — Декарт помолчал секунды три, — Ну и че мне с этим делать тогда? — демон демонстративно промолчал, затыкая тишину ритмичным хрустом хлопьев "Меммi". Серёжа подсознательно обматерив рогатого кинул полотенце куда упадёт, раздраженно пошел на кухню нарезать колбасу.***
<TAB>Колледж выглядел всё так—же ущербно, а может, даже и больше. В отличии от настроения и уровня перегара в воздухе. Порою вообще хочется оставить яркую слюну на стене этой цементной коробки: тут, порой, было хуже чем в школе. А порой и лучше — как повезёт, опять: так и выживает юноша. Разве—что глумятся поменьше — слишком на себе помешаны. Хотя и тут как посмотреть: вроде хорошо что особо до тебя никому нет дела, с другой стороны — все слишком эгоисты. Ну и ещё до тебя никому нет дела. Кроме уж совсем конченого..Конченого. — А где Литл—Биг? — бес вскинул бровь и огляделся, словно совсем без извилин в голове. — Опять проституткой подрабатывает наверное. — Серёжа закатил глаза. "Очень смешно, похвально." — Ехана мать, неужели во всей этой демонической параше ни у кого нету подавителей?! — Звучишь как гей—омега. — Звучишь как гандон. Пошли пожрём. Единственный, пожалуй, непоколебимый плюс для Декарта в этой западне — вкусные булки и чай с бергамотом, который продаёт на удивление добродушная пожилая тётка. — О, Серёж, привет. — Экзешник хмыкнул. — Булки кончились. — Декарт умер в это же мгновенье. — Аа...Тогда...Давайте суп. — Идол социофобов. Как насчёт лёгкого "нет", вместо отвратных протухших консервов в горячей ссаной воде? Лёгкое нет упало на первое. — Мне тоже, если позволите — подал голос Егор. Через секунду наклонился к брату, прошептав: "У тебя наличка."Декарт умер снова.
Налички не было. Резко заболела шея и кольнуло в сердце. Этот рогатый чмошник..Серёжа еле проглотил бесчисленные маты на идиота рядом. — Простите, я деньги не взял — суетливо протараторил парень. Тётя Саша не подала виду, но подала две тарелки. — Завтра занесёшь. Приятного аппетита, мальчики. — Атеист Инютин младший решил отныне молится на эту женщину. Поблагодарив, юноши сели за один из отстраненных столиков. — Ты, пидор кареглазый, какого хуя?! — Что? — Бес даже не поднял глаз. — Я тебя кажется просил не надеяться на "Человеческую тушку" и брать наличку с собой? — Егор ухмыльнулся. — Ясно. Приятного аппетита. — Мерси. За спиной демона слышались ритмичные, тихие шаги на носочках. Личность подвела указательный палец к губам, прося Серёжу молчать. Тот выложил все свои актёрские навыки напоказ, прямо на обозрение: любуйтесь. Благо, полуслепой Георгий Инютин ещё и тупой. — Свободу ворам!! — Демон позади резко надавил на горло Экзешника внутреней стороной локтя, заорав студенту в ухо. Егор подскочил, закричав от неожиданности, благо, его ор потонул в неразборчивом галдеже толпы столовой. — Ахахах, чувак, штанишки не лопнули? — задыхаясь смехом спросил Лунтик. Бес был в нокауте и горел в стыдливом аду, впрочем, там ему и место. — Тебя почему на первой паре не было? — с отдышкой обратился Декарт к другу. — Я проспал. Так, стой. У тебя опять эта поебота? — Серёжа вопросительно посмотрел на парня. — А, да. У тебя нету КТВС—ов? — Литл—Биг пафосно достал пилюли из поясной сумки. — Забирай, мне уже не нужны. — Бля, братан, от души. — За всё плохое. И ты че, правда будешь жрать суп? — Можешь съесть, если хочешь. — Лунтик вспыхнул. — Спасибо! — Бес, сияя радостью поскакал за чистой ложкой. Каждая пара длилась словно вечность. Как—будто кто—то пытался растянуть желе — оно успешно крошилось и этот напёрдыш—сукин—сын растягивал каждую крошку. Но это наконец—то закончилось. Инютины медленно плелись до автобусной остановки: младший засыпал на ходу, а старший держал камеру наготове: вдруг правда об бетон ёбнется. Сзади послышались отчётливые постукивания кроссовок об асфальт. — Браты—акробаты, погнали по винцу? — "Литл как всегда на стеройдах" — мысленно пробормотал Декарт. — Слушай, а погнали! Серый, ты как? — Я пас, спасибо сердечное. Мне ещё нормально предметы сдать хочется. — Странно слышать подобную фразу не от Лунтика, ну, на крайняк от Егора. Парень один из тех, кому галочку в to do листе по жизни поставить, мол: отучился, заебись. На изобразительное его никогда не тянуло, в отличии от этих двух демонов. У сиреневого горят глаза когда он думает о своей будущей профессии: это мечта всего его существования. У экзешника диагноз полегче, но тоже из подобной артилерии. Как—же странно. — Егор! — Крикнул Серёжа через три секунды. — Че? — Принеси говяжий! — Да! — Аж на душе полегчало.***
Инютин слегка подремав сквозь все виды боли и море слёз сел писать все то дерьмо, которое ему там позадавали. Уйти после девятого было одной из самых великолепных, ахуенных идей, а главное — надёжных как швейцарские часы. Голод подкрадывался к желудку, а Экзешник ещё бухал с Лунтиком. Декарту до жопы как не хотелось идти в магазин — своей смены хватает, но если брат окажется ещё хуже, чем Серёжа это себе представлял — придётся снова давать взятку паблику "Типичная анорексичка", так—как заебали ставить сию персону на аватарку. Юноша прислушивался к каждому хлопку входной двери, пытаясь расслышать шаткий топот и шуршание пакетов после. Но их все не было. "Изнасиловали что—ли?" Тревога громко облизнулась за ухом. Инютин успокоил дыхание, расслабил плечи. Посмеялся над нелепой мыслью, почти через силу. Потом понял нелепость, и посмеялся откровенно. А жрать всё—ещё хочется. Из окружающей среды донёсся глухой звук. Парень снял наушник. "Да, он." Серёжа облегчённо выдохнул, как все процессы человеческого тела внезапно оборвались тонким проводом. Он подскочил от неожиданности: нечеловеческий ор эхом пронёсся по всей панельке. Декарт побежал в подъезд. — Егор, чё за хуйня? — Ещё не открыв дверь спросил младший и сию—же секунду впал в немой ступор. Бес неподвижно лежал на бетонной лестнице: одна из ступенек, находящаяся под лбом пестрила яркой кровью, в правой руке демона не—то вино не—то водка, а мизинцем этой—же руки эффектно придерживал пакет с дошираками всех мастей. — Бля, хули пялишь, скорую вызывай. — Он лениво поднял голову, отпивая из горла бутылки. — Еп твою мать.. — Серёжа растерянно смотрел на брата, пытаясь понять: смеяться ему, или плакать, а после заржал во всю голосину. Старший искоса посмотрел на парня, а потом уткнулся головой в камень и тихо отшутился. — Может тебе ещё закуску дать блядь? — Спросил Декарт, пытаясь дышать во время судороги лёгких. — Иди нахуй! — Бес заржал тоже. — Значит, не нужна скорая? — Егор возмущённо посмотрел на студента. — А ты как нахуй думаешь?! — Тебе в отрезвлятельнуй нужен — поняв, что только—что спизданул, подавился хохотом. Экзешник просёк, что помочь ему—бедному в беде человек не собирается, и спиртные мозги выдали гениальную идею. — Пожар!! Горит чё—то!! — Пытался членораздельно кричать гений. — За заткнись ты, пидорас! — Прошипела голова рыжей тёти за сорок, выглянувшая из двери. — Видал? Всегда работает. — Слов в ответ не последовало. Декарт, успокоившись, поднял кое—как демона почти на ноги. Донеся тушу, Серёжа вернулся в подъезд за бесчисленной язвой. Одна, кажется, пропала. — В комнату спать не пущу. — Это ещё кто кого не пустит! — Похоже, у полуживого алкоголика были амбиции. Человек пересчитал коробки своим технарским умом, и схватился за печень. — Ты че...Всё наше бабло в рыбные дошираки инвестировал, гандон?! — Впервые за всю жизнь Инютин обрадовался декриминализации домашнего насилия, потому—что Георгию хотелось откровенно уебать. — Блядь, пошёл в хуй, я тут блядь мир спасаю нахуй, а он разорался тут, пидорас... — Дальнейшая речь скатилась в неразборчивое, пьяное бормотание, которое не захочется расшифровывать и за десять тысяч тенге. Юноша решил поберечь нервы и ушёл заниматься своими делами. К счастью, в скором времени стало тихо: Егор ни—то заснул, ни—то протрезвился. Для уставшего студента плевать, если честно — тихо? Значит спокойно. За беса он не боялся — на них всё вмиг заживает, да и алкоголь выветривается быстрее, вобщем рай. Уже счастье что жизнь хоть чутка перестала напоминать день сурка — даже поржать от души удалось. Если—бы Декарт вёл дневник — пометил бы страничку красным и пошёл в техноблогеры: ведь каждый раз по—новому расписывать всю ту моногамную поебень наискучнейшей бытовухи это пытка наровне с "Домом 2". Наконец, закончив с домашним заданием, Серёжа победно выключил основной свет и завалился на постель, наслаждаясь мягкими объятиями дрёмы. Некоторые говорят, что сны отображают личность. Серёжа всегда считал это бредом, наровне с астрологией. Возможно он просто пытается убедить себя в адекватности. Тем не менее, ебанутость его снов — одна из причин бояться самого себя и умолять кого—то сверху не колдовать видений хоть на одну ночь. И в бытовухе кошмаров хватает, спасибо. Но сегодня всё было иначе — Инютин мечтал уснуть. Чтобы сразу, адекватненько прилечь и проснуться. Но закрывать глаза страшно, даже с тёплым светом настольной лампы. За стеной брат, пьяный в стельку, все, что не является собственным телом словно трепещит неопределенной агрессией, которая удушит когда ты успокоишься. Все как в былые времена. Не слишком былые — когда ему было года четыре — сон был манной небесной: тревожить дитя было дурным тоном. Но после у родителей потяжелели карманы — бабушка умерла и завещание на которое мамка частенько пускала блестящие слюни наконец попало в её спиртные лапки. Теперь младший сынуля понял, в какой момент он беззащитнее всего. Залезая хоть под тысячу пледов матушка находила куда протиснуться: сначала под одеяло, после ритмичным стуканьем по спине, горлу, коля грязными когтями щеку залезала в ушко, дальше в мозг и радостно вопя хватала чадо за хрупкие плечи в кружевном дымке холодного сна. Ребёнок истошно заорёт, не жалея глотки, побежит роняя кровь с бледной кожи плечей в знакомое, туманное свечение, оказавшееся леденящей тьмой. Та схватит дитя за руку, случайно прорывая жилы, поблагодарит подружку за очередную человеческую тушу и унесёт, веля слуг собрать алую жидкость в хрустальные бокалы.