Милый мой ботаник

POV Ян Если бы три года назад какой-нибудь Пророк Пророкович подошёл ко мне и сказал: – Янушка, уже совсем скоро жизнь твоя изменится, ты влюбишься в парня и покоя знать больше не будешь, – я бы непременно прописал ему в бубен. Желательно пару раз, для проформы. Прописал бы не потому, что нетерпимо отношусь к меньшинствам, а потому что они каким-то боком коснутся меня любимого. К своим шестнадцати годам я чётко осознавал исключительную гетеросексуальность, не помышляя о чём-то стороннем. К тому же популяризация подобного образа жизни лишь пробуждала мой дымящийся, рвущий жопу, пукан. И если этот умник рискнул бы ещё добавить, что моей внезапно свалившийся на голову любовью станет самый неприметный и затюканный человек на планете, я бы прописал дополнительных, чтобы вправить загогуличную извилину туда, где ей от природы необходимо находиться. Но Пророка Пророковича в тот момент рядом не было, и узнать своё недалекое будущее мне было не от кого, так что начнём историю мы именно оттуда. В смысле с событий трёхлетней давности, с самого начала. Весна. Девятый класс, физкультура на улице. Когда вам шестнадцать, единственная забота – не завалить контрольную по математике и не спалиться, куря сигарету на заднем дворе школы. Наш гиперактивный класс сдаёт кросс по физкультуре в четыре километра. Девчонки недовольно хмурят лбы, предвкушая вспотевшие спины и потёкший макияж, а вторая половина 9 «Б» со мной во главе носится по футбольному полю. И выбивается из общей массы один-единственный ученик. Моё персональное бельмо на глазу. Уникальный и несравненный… Александр Зорин! И несравненный он вовсе не потому, что отличается чем-то особенным. Обыкновенный ботаник с мышиной внешностью, неспособный к нормальной социализации среди сверстников. Изгой, короче. Он не общается с пацанами, не ходит в спортивные секции, предпочитает уединение и одиночество. И всё бы ничего, но меня это дико раздражает! Его вечно кислая рожа, убогая внешность под соусом из неуверенности и комплексов. В совокупности с мешковатой одеждой, очками в половину головы, не меньше, и привычкой втыкать в телефон с наушниками в ушах, он реально доводит меня до ручки. Но хуже всего, хуже всего!... Его сверхспособность игнорировать все нападки в свою сторону! Я реально уже всё перепробовал, начиная с кнопок на стуле и банальных оскорблений, заканчивая испорченной сменкой и моими виртуозными словесными изысканиями. Ему и море по колено – абсолютно плевать. Кнопку скинет на пол и усядется, как ни в чём не бывало. На покалеченную в ходе моих стараний обувь, лишь пожмёт плечами и пойдет в школьной. Нет, ну правда, что за человек?! И теперь это зефирное, «мимимишное» облако светло-рыжих кудрей сидит себе преспокойно на лавочке и ждёт сдачи кросса. Но не для того, чтобы его отбегать, а чтобы так же красиво и ровно сидеть на жопе до конца урока. Причина? Так у Сашеньки недавно был бронхит, ему бегать врач запретил, бедненький Сашенька. Одним словом, катастрофа. То у него рука сломана, то нога, то тяжело перенесённая простуда. Короче, не только внешность бабская, но и проблемы такие же. Подорванный иммунитет, неуклюжесть амбассадоровского уровня и жопа, находящая неприятности в лице меня. Учится Зорин на одни пятёрки (по физкультуре ставят просто за компанию, чтобы рейтинг не падал), участвует в олимпиадах и конференциях, приносит школе кубки и медали. Короче и жнец, и швец, и на дуде игрец. Я же, по меркам учителей, классический раздолбай с манией величия. Но так же приношу кубки и медали, участвуя в спартакиадах и конкурсах. Будучи в своей параллели эдаким «богатеньким буратино», грешен популярностью среди дам (в том числе на год-два старше), а так же любой нормальный парень, знающий о моём положении в школе, спешит со мной закорешиться. Могу их понять. Не сказать, что Зорин - моя груша для битья, но мне явно доставляет придумывать новые способы выведения его из себя. Однако пока все ещё безрезультатно. Ну вот, не кликает у него и всё тут! Вернёмся к физкультуре. Пока мы вприпрыжку, как зайцы, носились по стадиону, разминая затёкшие после пяти уроков жопы, наш мальчик-одуванчик сидел на скамеечке и в ус не дул. Старый физрук, подслеповато наблюдавший за нами, покряхтывая, пыжился привалиться к какому-нибудь дереву, периодически сменяя упражнения коротким звуком свистка. – Эй, а Зорин-то опять филонит! – раздаётся весёлое гоготанье чуть слева от меня. – Сейчас у Шварца опять подгорит зад, готовьтесь! – с воодушевлением поддерживает кто-то из толпы. И я смеюсь вместе со всеми, потому как класс (да и не только), знает о моей нездоровой увлеченности в подкалывании Зорина. А в это же время сам предмет обсуждения сидит в телефоне и наушниках. Причём, должен заметить, что гарнитура у него явно не первой свежести: провод в нескольких местах заклеен изолентой, сами же наушники в разных местах скотчем. Неужели ничего поприличней нет? – Скоро будет шоу! – продолжают расходиться в предположениях одноклассники. Как раз, когда мы заканчиваем разминку, убогое гнездо с видом деревенского простачка плывет в сторону физрука и я, недолго думая, двигаю плечом, пробегая мимо, и совсем немножко роняю очкарика. Хоть бы злобно зыркнул что ли! Но нет, он просто поднимается и блаженно продолжает путь в сторону Бориса Евгеньевича. Кажется, коленку разбил при приземлении на пыльный корт. Но, думается, его это ничуть не волнует. Подходит, обменивается с учителем парой дежурных фраз и уходит в сторону школы. Ну, пиздец, чё ещё могу сказать. Когда мы возвращаемся в раздевалку, Зорина тут уже нет. Ещё бы! Мы все потные, вонючие, но я доволен: снова прибежал первым. Прошлогодний рекорд не побил, но всё же справился наилучшим образом. Переодеваться не хочется: футболка противно липнет к телу, ноги приятно гудят от напряжения. Потому, я просто вытираю лоб полотенцем, закидывая все вещи в рюкзак, нелицеприятно скатав всё в ком и попрощавшись с одноклассниками, бодро чешу на выход. На улице типичная для мая погода: всё цветёт и пахнет, поют птички, светит солнышко. Иду и думаю о том, что Зорина не смутила даже, залитая чаем, домашка по английскому. Вот ведь непробиваемый! По мере моего планомерного спуска к набережной ветер становится всё прохладнее и недружелюбнее, забираясь под футболку и щекоча разгоряченное бегом тело. Вот уже вижу шпили нашего коттеджного дома и замечаю краем глаза машину матери. Да ну? Неужели уже дома? Чую, влетит мне за такой внешний вид, если попадусь ей на глаза. Используя все знания о том, как крадутся ниндзя, пытаюсь пройти не замеченным и избежать адского гнева горгоны. Только музыки из «Розовой пантеры» не хватает, вот честно. Пробираюсь через гостиную и маленькими перебежками приближаюсь к заветной двери. Открываю её и… – А-а-а! – нос к носу сталкиваюсь с мамой. Она в халате, тканевой маске, с забранными повязкой на голове волосами. Тут же получаю нехилый такой подзатыльник: – За что?! – возмущаюсь я, получая ещё разок, по тому же месту. У мамы рука тяжёлая. – За десяток седых волос на голове! – в ответ не менее гневно вторит мне мама, хватаясь за сердце. – Совести у тебя нет, Ян! Я старая больная женщина! – чуть более истерично добавляет она, смотря на меня с укором. Ага, старая и больная, очень смешно. Спешу объяснить: моя мать – женщина тридцати восьми лет, среднего роста, со светло-русыми волосами. Красивая, выглядит лет на десять моложе. Очень ухоженная, с большущими зелёными глазищами. Никаких тебе наращенных ресниц, химической укладки бровей. Насколько знаю, она только зубы отбеливает и делает маникюр. Всегда удивлялся, как у неё хватает времени на себя – она почти круглосуточно занята на работе, впрочем, как и отец. У них общий бизнес, они у меня мебельные магнаты. Денег нам всегда с лихвой хватало, родители обеспечивали меня всем, что было необходимо и даже чуть больше. И всё же не избалованным меня назвать сложно. – Так. Ян, это что за внешний вид? – командный тон, упёртые в бока руки. Понеслась… – Я боюсь даже представить, что со школьной формой! Хорошо хоть завтра Галина Петровна здесь будет! Отгладит и постирает. Но ты можешь хотя бы немного беречь вещи?... – она ещё продолжает что-то говорить, на что я её аккуратно разворачиваю, пока в порыве злости словесный понос не кончился. – В конце концов, что сложного в том, чтобы быть ухоженным и немного аккуратным? И как раз в этот момент дверь закрывается, прямо перед маминым носом. Она что-то ещё возмущённо лопочет, но я уже не слышу из-за двери и воды, которую выкрутил почти на максимум, лишь бы заглушить возмущения родительницы. Устало присаживаюсь на бортик идеально белой ванной, в идеально чистом доме, не зная, что делать со своей идеально охуенной жизнью. Кажется, это был реально тяжёлый день. Две контрольные, двойка за неподготовленную домашку, замечание в дневнике. Уверен, классная уже накатала злобную записульку маман, но та, как истинный партизан, молчит. Нет, бывает и так, что родители ругают меня. Но не из-за школы, нет, такого ещё не бывало. Набираю воду, закидывая туда одну из маминых бомбочек для ванны. Та сразу шипит и пенится, наполняя комнату запахом каких-то тропических фруктов. Морщу нос, вот-вот готовый чихнуть. Слышу звук пришедшего уведомления и вытягиваю шею, как страус, в сторону кваканья. Телефон лежит поверх уже скинутых вещей и, будто из жопы, вытащенной формы. Экран разблокируется моим лицом и я могу лицезреть пришедшее от одноклассника сообщение. Фотография меня любимого, в полупьяном угаре, танцующего с какой-то девицей проституточной наружности и подпись: «Ну, ты брат отжёг. Это ж Ленка с 11 «А»! Капец ты красава!» На выходных я с парнями ездил на дачу к родителям и немножко пил. Откуда-то там появились бабы и с парочкой я даже сосался. Больше всего рядом со мной терлись две девушки, одна из моих одноклассниц и блондинка, лицо которой мне было очень тяжело вспомнить. Если Маша – та самая одноклассница – просто пыталась быть рядом, время от времени цепляя мой многострадальный локоть, то Леночка, тёрлась об меня, кажется, всеми частями тела. М-да уж. На что иногда только не идут женщины ради желаемого, даже удивительно. Как оказалось, эта фотка была не единственной. Зайдя в беседу, долго рассматриваю другие изображения, периодически прыская в кулак. Ну надо же. Большинство фотографий смазано, но в общей сложности тот факт, что нам было весело, однозначно неоспорим. Опускаюсь в наполненную ванну, с благоговейным трепетом ощущая, как ломит добрую часть мышц в теле. Продолжаю копаться в телефоне, читая комментарии под фотографиями и похрюкивая от смеха на некоторые из них. «Ууу, да это же Ленка из 11! Горячая тёлка!» «Пхпхппхпхпх» «Машка чё, Шварца засосала? По самые помидоры, пиздец!» На этом комментарии я повременил, усиленно пытаясь вспомнить, когда это она меня по самые помидоры успела засосать. Сколько бы я не напрягал свою, и без того прямую, извилину – теребление воспалённого теребункало плодов не дало. Что ж… Видимо, пришло время писать вшивым папарацци и спрашивать, собственно, что такого там у нас произошло с Машей. Не зря же под фотографией, где мы с ней обмениваемся микробами, больше всего комментариев. Открываю диалог с одним из тех пацанов, что «от и до» был на нашей after party. 14:51 Ян: Лёнь, дороу, чё как? Есть вопросы относительно тусни на выходных. Ни хера не помню. Какое-то время плотно залипаю на экран мобильного, но дружбан даже не в сети, так что мгновенного ответа ждать не приходится. Значит, подождём. Расслабляюсь в ванной, прикрывая глаза. Завтра субботник, на который, по-хорошему, идти я не хочу. Но после сегодняшних нагонов от классной, что я пропустил три из трёх, выбирать не приходится. Задерживаю дыхание и погружаюсь в воду. Срань.

***

И вот, спустя сорок минут, я чист и блещу, как начищенный пятак. Всё ещё копаюсь в телефоне и жду ответа от кореша. Что-то совсем мне не нравится перечень комментариев под фото. Вроде ничего такого, но слегка напрягает. Не могу отделаться от нехорошего предчувствия. Но ощущение развеивает громогласный мамин голос: – Ян, кофе будешь? Если будешь, свари мне! И если не будешь, тоже свари! Значит, без вариантов. Резво одеваюсь, взлохмачивая отросшую тёмную шевелюру. Футболка с Пак-Мэном, треники. Продолжаю листать новостную ленту. Снова захожу в диалог с Алексеем и отправляю вдогонку: 15:37 Ян: Мельников, ты там сдох что ли под домашкой? Парень всё ещё не заходил в сеть, поэтому оставляю как есть. Открываю ящик стола, выуживая новенькие наушники от Apple. Вставляю капельки в уши, запихиваю чехол от них в карман штанов и, выйдя из комнаты, спускаюсь на первый этаж. Мама сидит в гостиной на диване, увлечённо ковыряясь в планшете. Не решаюсь её беспокоить и сразу захожу на кухню. Едва коснувшись пальцами гладкой поверхности белого наушника, уже слышу знакомые басы. Ловко орудуя ложкой, перемещаюсь по комнате, пританцовывая. Открываю капельную кофемашинку, ставя новый бумажный фильтр, не глядя кидаю несколько ложек кофе, набираю воду из очистителя и заливаю в аппарат. Захлопываю крышку, чуть пододвигаю чайничек, шлёпаю по кнопке включения и вуа-ля! Одновременно с этим слышу булькающий звук, оповещающий о сообщении: 15:49 Алексей: прив, бро. да не, всё ок. Алексей: чё тебя конкретно интересует? Ян: Машка Чернявская. Алексей: ууу, это кул стори, чел! ты так жёстко её отшил, что аж пиздец. а она к тебе целоваться полезла. там все знатно на очко присели. Ян: А чё я ей сказал то? Алексей: в своей обычной манере друг, ничего нового. Ян: Типа «Отъебись, шкуры меня не интересуют»? 15:57 Алексей: слово в слово. откуда знаешь? Ян: В комментах прочитал. Ян: Больше ничего не выкинул? Алексей: да вроде нет, а чё? Ян: Просто спросил. Крайне задумчиво тру подбородок, глядя в экран телефона. Почему же не покидает это мерзкое чувство, что что-то должно случиться? Где-то на подкорке закралась мысль о том, что я знаю не всё и это таинственное «что-то» ещё произойдет, но я стоически отмёл её поганой метлой, ругая себя за так не вовремя проснувшуюся паранойю. Кофеварка оповещает меня о счастливом окончании работы и пикает так громко, что мне слышно даже через наушники. Раздраженно запихиваю выскальзывающий аппарат обратно и беру, наши с мамой, кружки. Разливая кофе, свою чашку наполняю до краёв, в маминой же оставляю место для сливок. Проливаю немного на гарнитур и, бурча недовольно, тянусь за тряпкой, вытирая. Снова приходит уведомление. С ужасом читаю сообщение от Лёхи: 16:01 Алексей: походу чернявская выпилиться пыталась. В тот же момент в кухню заходит бледная, как смерть, мать. В руках тот же злополучный айпад: – Сынок, твоя одноклассница в тяжелом состоянии доставлена в больницу… Кажется, это попытка суицида. POV Саша На моём надгробии выбьют посмертное «неудачник». Как я пришёл к такому выводу? Всё просто. С юных лет я научился жить так, будто происходящее со мной – не самый худший из сценариев. Отца никогда не было, ну, да и пёс с ним, были любящие мама, бабушка и дедушка. У меня был слабый иммунитет, из-за чего я частенько болел в детстве, да и позже. Хрупкие кости обрекли меня на постоянные трещины и переломы, что в совокупности с моей слоновьей грацией давало плоды в виде лангеток и прочих изысков травматологии. Всё бы ничего, но в мои десять умер дед, и постепенно нервы сдавать стали у всех. Мама не могла найти работу, бабушка продавала антикварные вещи из старой квартиры, чтобы как-то, да обеспечить наше финансовое положение. Я как раз перешёл в пятый класс. Средняя школа встретила меня перемешанными одноклассниками и углублённым изучением английского. После окончания первой четверти, мамой было принято сложное решение: она уезжала в Штаты. Дебаты о том, что делать со мной, откладывали поездку: она не знала, как поступить. С одной стороны, оставлять сына и мать, с другой - возможность прокормить семью. Мама согласилась на предложенную работу и уехала, клятвенно заверив, что будет приезжать. Первое время мы созванивались, она часто узнавала, как у нас дела. Но мало-помалу, мы начали отдаляться, и наше общение свелось к перечислению средств на карточку. Перед тем как уехать, мама сказала мне фразу, за которую, как мне казалось, я буду держаться как за псалом и повторять, словно мантру перед сном: – Саша, ты у нас мальчик умненький. Старайся в школе, чтобы потом тебе не пришлось, как маме искать работу. Неважно, кто и что про тебя говорит – ты замечательный. А те, кто этого не понимают, не достойны твоего внимания, – мамина речь меня тогда прилично впечатлила, да так, что с пятого класса мои четвертные оценки не опускались ниже отметки «пять», и все подначивания одноклассников проходили ровнехонько мимо меня. В восьмом классе к нам перевели новенького. Сказали, что недавно переехал, по месту жительства относится к нашей школе и учиться будет здесь. Фамилия у него немецкая, звучная такая – «Шварц». Кто бы знал, сколько мне придётся её слушать на протяжении ближайших двух лет? Поначалу всё было тихо-мирно. Шварц не трогал меня, я не вспоминал о нём. Но после первого погрызенного карандаша, на который я отреагировал вполне для себя типично, а именно утопил в мусорке, пошла-поехала катавасия. Ян Шварц стал для меня ночным кошмаром. Его приколы и переподвыподверты вызывали во мне тонну негодования, но оставались не замечены. Подумаешь, кнопка на стуле. Детский сад, штаны на лямках. И что, что домашку «погрызла собака»? Переделаю. Такое чувство, что мы соревновались, кто быстрее сдастся! Я до последнего верил и надеялся, что ему надоест. Однако Шварц снова всё сделал по-своему, уперевшись рогом и решив во что бы то ни стало вывести меня на эмоции. Это выглядело, как изощрённые попытки привлечь внимание, и я решил для себя, что он просто ещё один избалованный любовью окружающих придурок. Одноклассники велись на его непосредственность и отбитость, из-за чего парень быстро стал эталоном настоящего мужика и душой любой компании. Его одержимость мной воспринималась окружающими не более, как подъёб вселенского масштаба. Ни учителям, ни бабушке, я, понятное дело, ничего не говорил, хотя порой его «приколы» выходили за рамки дозволенного. Всё свободное время я посвящал учёбе. Благодаря чему успехи в ней давались мне более чем легко. Но спорт это, по понятным причинам, обошло стороной. Одно очень неаккуратное приземление и аллес капут. И это было понятно всем. Всем, кроме долбанутого на всю тыкву Шварца! Больше всего подколов я слышал именно на физкультуре. Сопля, рохля и мальчик-одуванчик – это меньшее из зол, на что был способен мой неутомимый одноклассник. Совсем недавно перенесённый бронхит как-то не внушал доверия, и периодические хрипы в лёгких напоминали мне о том, что лучше бы я ещё пару дней поторчал дома. Годовая контрольная по математике была со мной не согласна, и пойти на учёбу всё же пришлось. Теперь сижу на перекладине, лицезрю спины одноклассников и безошибочно нахожу главного дрына всей этой шайки-лейки. Да уж. Вот кому точно повезло с внешними данными. Задохлик вроде меня может только томно вздыхать по такому росту и телосложению. Высокий, метр восемьдесят пять, не меньше, широкоплечий, подтянутый. В футбол гоняет не хуже Роналду, да ещё и с таким энтузиазмом – любой профессионал позавидует. Наблюдаю за тем, как этот долбоящер несётся по полю, подсекает мяч и, ловко маневрируя, обходит одноклассника, играючи забивая гол. Радости полные штаны. Нет, реально лыбу изо всех сил давит. Повисает мёртвым грузом на двух своих дружках, демонстрируя свету неестественно белые зубы. Даже отсюда вижу взмокшую, прилипшую ко лбу чёлку, мокрую насквозь футболку и пыльные светлые кроссовки, что с моим-то зрением сродни фантастике. Динозавр по кличке Борис выдвигается к шумящим ученикам и машет рукой Шварцу. Тот, понятливо кивнув, командует «Разминка!» – Эй, а Зорин-то опять филонит! – до моего чувствительного слуха долетают отголоски чьего-то голоса из толпы. Ну, да. По мне, проще пересидеть грёбаную физру на жопе и что с того? Рискнёшь подойти и поднять, мудак? Добавляю громкости, чтобы больше не слышать. Несмотря на бесконечную терпелку, я не резиновый. Разминка подходит к концу, девушки, все запыхавшиеся, похоже, костерят Шварца, откровенно сачкуя и выполняя упражнения только наполовину. Задумчиво разглядываю кучку девушек, пытаясь выцепить взглядом знакомое тёмное каре с фиалковой прядью. Но таковой не замечаю. И на физкультуру не пришла, значит… Есть в нашем классе девушка, ставшая для меня больше, чем просто другом. Она единственная, кто общается со мной просто из-за собственного желания. Мария Чернявская – моя соседка по парте и первая влюблённость. О моих чувствах она, разумеется, ничего не знает. Зачем рушить то, что нами (мной) так старательно выстраивалось? Да и к тому же… Я прекрасно знаю о том, что ей нравится Шварц. Вспоминается наш с ней разговор на прошлой неделе, когда я вставал в оппозицию, пытаясь доказать подруге, что Шварц – отсталая ветвь эволюции, типичный качок и долбаёб. Маша в корне была не согласна и отметала все мои, даже очень разумные, доводы. – Да ты глянь на него! У него вместо мозгов футбольный мяч! Размер мозга не определяет степень ума, так что здесь он явно не преуспел! – распинался я, провожая одноклассницу домой. – Перестань, Саш. Он просто ленивый. Если немного замотивировать, даже Ян начнёт учиться лучше… – женщины - существа явно с другой планеты, она ведь абсолютно непробиваемая! – Есть лень, а есть абсолютная безалаберность к жизни и своему будущему! Но он у нас богатенький, ему можно, – брюзжу я, недовольно дёргая сползающую лямку рюкзака. – Саш, он достаёт тебя, и неприязнь понятна, но… – Он просто долбаёб. Абзац, Маш. Без «но». Не связывайся ты с ним, себе дороже. – Не переживай. Всё будет хорошо, – брюнетка приближается ко мне, обхватывая крохотными ладошками руку, и кладёт голову на плечо, – уж с этим-то я справлюсь. Это не дискриминант на скорость высчитывать, – чувствуя, как одноклассница прижимается ко мне, предательски краснею. Ну, ты лиса, Чернявская. Да-а. Хороша была прогулка. Маша человек тактильный и держаться за ручки для неё почти естественная потребность, как есть или дышать. Обращаю внимание на одноклассников, готовящихся сдавать кросс. Активней всех скачет, псина сутулая, чтоб тебе пусто было. Внезапно на телефон приходит смс от Маши. То-то всё утро молчок, зубы на крючок, а язык на полочку. Не из тех она людей, чтобы игнорировать. Захожу в диалог, недоумённо оглядывая сообщение строчек в тридцать. Это ещё что за трактат? 14:02 Мария: Саша, я больше не могла терпеть. Прости, ты же знаешь, как он мне нравится. Маринка позвала, и я не смогла отказать, зная, что там будет Ян… – внутри всё сворачивается от неприятного предчувствия. Продолжаю читать, нервно сглатывая подступивший к горлу ком. Мария: Я призналась ему, Саш, и он отверг меня. Я была слегка подвыпившая, помню, как ты относишься к алкоголю, и как мы ругались из-за этого, но это было для храбрости. Только о нём и могла думать. Целый вечер лишь им одним дышала, Саш. А там ещё Ленка, постоянно рядом с ним терлась… – внутри всё ухает вниз. Уже не слышу музыку в наушниках, только гулко бьющееся сердце. Мария: Поцеловала его сама, представляешь? А он и не оттолкнул. Я в тот момент такая счастливая была… Словно у меня крылья выросли. А когда в любви призналась он просто… Это так больно, Саша. Разбитое сердце. Это очень больно. Будто меня выпотрошили, да так и оставили. У меня нет больше другого выхода. Ты прости меня, Саш. Ближе тебя у меня никого нет. Не вини себя только. 14:08 Александр: Маша, только глупостей не твори, я прошу тебя. Александр: Я позвоню и мы поговорим. Это ещё что за хрень? Пытаюсь набрать номер трясущимися пальцами. Абонент не абонент. Твою мать. Внутри всё сжимает в тугой узел, скручивает, не даёт вздохнуть. Понимаю, что срочно должен прийти к ней и убедиться, что всё в порядке, что она цела и невредима. Поднимаюсь на ноги. Быстро! Нахожу взглядом физрука и быстрым шагом иду в его сторону. Не замечаю рядом пробегающего Шварца и столкновение списываю на спешку. Колено разодрано, но это не имеет значения. Продолжаю идти к намеченной цели, в голове быстро конструируя план, как отпроситься. – Борис Евгеньевич, у меня подготовка к олимпиаде, можно я пойду? – преподаватель поворачивается ко мне и с любопытством оглядывает с ног до головы. – А что за срочность, Зорин? До конца урока ещё, – неторопливо смотрит на часы. Да знаю я, что урок только начался! – полчаса почти. Давай хотя бы за десять минут до конца. – Мне очень срочно! – твёрдо стою на своём, собираясь уйти даже в том случае, если мои переживания не оправданы, и физрук меня не отпустит. – Ну, коли срочно… – чешет седой затылок, махая рукой куда-то мне за спину, – иди. Не помня себя от переживаний, забегаю в раздевалку, хватаю вещи и так же в форме покидаю здание школы. Меня самого всего потряхивает, понимаю, что вот-вот может случиться что-то из ряда вон выходящее. Добегаю до остановки, садясь в полупустой автобус. Только бы успеть! Всё это время продолжаю настрачивать Маше: 14:10 Маша, ответь! Всё будет хорошо, вместе мы сила, помнишь? 14:14 Ничего не делай, я уже еду! Но мольбы мои напрасны – девушка вышла из сети, как только отправила мне сообщение. Молчание лишь больше угнетает меня, заставляя всё сильнее нервничать от незнания происходящего. Злостная паранойя истошно вопит в уши, я же кусаю до крови губы, смотря на бегущий за окном городской пейзаж. Выбегаю на нужной мне остановке и также рысью несусь к знакомому подъезду. Вижу скорую помощь. Внутри всё холодеет. Маша! Оказываюсь рядом и не понимаю, что происходит. Вижу Машину маму – Викторию Витальевну – встречаюсь с её заплаканными глазами. Опухшие, красные, на щеках подтёки туши. Не может быть… Я просто не верю! – Сашенька… – женщина смотрит на меня с мольбой в глазах. Санитары отходят от машины и я, поднимая голову, обращаюсь к одному из них. – Я еду с ними, – в голосе сталь и уверенность. Я поеду с ними и точка. Если не возьмут в машину, побегу. – Родственник? – равнодушно интересуется мужчина, поблёскивая оправой очков. – Типа того, – передергиваю плечами, внимательно глядя в сторону сгорбившейся и тонущей в рыданиях матери Маши, склонившейся над каталкой. Медик кивает, пропуская меня в машину. Запрыгиваю, усаживаясь рядом с Викторией Витальевной. Беру женщину за руку и сжимаю, приободряя. – С ней всё будет хорошо, тётя Вика, – смотрю женщине в глаза. Внутри гулко и пусто. Переполняет чувство волнения за бледную, как простыня, Машу и её мать, судорожно глушащую плач на моём плече. Рёв мигалки, всё скомкано. Больница, процедурная, стерильный коридор, палата. Сплошной белый ком. Вокруг муравейник – то и дело снуют врачи и медсестры. Рядом со мной сидит дрожащая, как осиный лист, мать подруги, продолжая сжимать мою руку. Мы в палате, на кровати спит Маша. Живая. – Саша… Как же так? Где я проглядела? Какая из меня мать? – шёпотом спрашивает женщина, не отводя взгляда от дочери. – Что Вы сказали врачам? – игнорирую морально-нравственные вопросы из этических соображений и воспитания. Сейчас меня больше интересует, что сказала Виктория Витальевна бригаде скорой. Если это обозначено как попытка суицида, Машу отсюда ещё долго не выпустят. – Сказала, что… – набирает в грудь больше воздуха, и замираю. Ну, вы же умная женщина!.. – сказала, что она таблетки перепутала, – чуть расслабляюсь. Значит, есть возможность замять этот конфликт и избежать психоневрологического диспансера. – Этой версии и придерживаемся. Придумаем что-нибудь, – ободряюще сжимаю женскую ладонь, смотря на Машу. Какая же ты дура, Чернявская, зла на тебя не хватает! Двадцать минут спустя зашёл лечащий врач и, сказав, что её жизни ничего не угрожает, задал несколько наводящих вопросов. Мы, придерживаясь запланированной версии, рассказали ему о ситуации. Он сделал несколько заметок в блокноте, назвал время посещений и объявил, что Маше придётся задержаться в больнице на пару дней в связи с профилактическими действиями. Оказалось, что в последние дни Маша не очень хорошо ела и плохо спала, поэтому ей лучше отлежаться в больнице. Вскоре должен был приехать отец одноклассницы, и я уже не переживал так ни за девушку, ни за её мать. Пока они здесь, всё хорошо, да и оставлять Викторию Витальевну одну в таком состоянии я бы не рискнул. Обещавшись прийти завтра в часы посещений и заверив, положа руку на сердце, что доберусь без проблем, я поехал домой. Мобильный разряжен, и бабушка, должно быть, переживает, куда это я там пропал. Добравшись до дома, я всё ещё был погружен в себя. В самом деле, Маша, как ты могла даже допустить мысль отказаться от жизни из-за парня. Да ещё и такого?.. Время вокруг как будто замерло. Вот в замедленной съёмке я рассказываю бабушке ситуацию, едва шевеля языком. Вот она наливает мне борщ, молча кладет ложку и ставит напротив чашку с чаем. Мы ужинаем, больше не произнося ни слова. В голове адское колесо мыслей, с которыми я едва ли могу справиться. Даже перед сном, лёжа в кровати, я понимаю, что это была последняя капля. Я больше терпеть не намерен. Мало ему было меня, теперь в расход пошли близкие люди? Не позволю. Он ответит за всё, что натворил. За каждое слово и жест. Колено отзывается ноющей болью. Совсем про него забыл. Как и про разодранную штанину. Как и про всё, стоило увидеть Машу в карете скорой помощи. Пизда тебе, Шварц. Крупногабаритная такая, пизда.