***
— Вы закончили с Ключом? — спросил Сарданапал. Директор школы для трудновоспитуемых волшебников совершал свой обыденный вечерний ритуал — откармливал черномагические книги сырым мясом. В перерывах между попытками вместе с мраморной говядиной откусить и пару кусочков пальцев академика питомцы по-кошачьи мурчали… В кабинете собрались все преподаватели, включая Ягуна — с некоторых пор, как помощник Тибидохского тренера, на педсоветах присутствовал и он. Присутствовал, как он считал, незаслуженно — это место всегда предназначалось Тане, но та предпочла себе другую судьбу, более злую и величественную. И в условиях «отсутствия альтернативы» сгодился и вечно играющий комментатор, игрок Тибидохской сборной по драконболу под номером восемь. — Да. Теперь, если эти двое сделают то, что должны сделать, мы, по крайней мере, сможем сдержать Хаос. — …Если у нас перед этим не отнимут ключ, — пробормотал Поклеп после слов Медузии. — Да уж… Ничего не скажешь, — протянула Зуби. А ведь эта девчонка некогда была любимой ученицей академика. И что теперь? Теперь, по слухам, одна из любимых учениц барона Мрака. Замечательный карьерный рост, ничего не скажешь! — Какие у них новости-то? — спросил Ягун, — у «Крыльев«. По имени Гроттер теперь не называл даже ее лучший друг. — Свеколт с Аббатиковой выловили одного из комиссионеров и основательно его допросили. Иных способов узнать что-либо про Черные Крылья Тьмы невозможно, их деятельность не афишируется, а свет молчит… Какие новости? Татьяна живет с Глебом где-то в Подмосковье и, как и он, исполняет приговоры для нарушителей законов Мрака. И, судя по тому, что сказал… «осведомитель», оба вполне довольны жизнью. По соседству с ренегатами находятся валькирии — в случае, если ситуация станет слишком опасной, они готовы нанести удар. — А я всегда говорил, что надо зомбировать, — мрачно произнес Поклеп. — Вынуждена согласиться, — внезапно поддержала его преподавательница защиты от сглазов. В кабинете Сарданапала воцарилось тягостное молчание. — Послушай… Может, отдадим Ключ стражам Света? — Медузия внимательно посмотрела на руководство, — у них он будет в большей безопасности. — Думаешь, я не предлагал? — на лице старика возникло страдальческое выражение, — мне вновь ответили, что стражи не имеют права вмешиваться в наши дела… Я вообще не хотел за это браться, только не воссоздай мы Ключ сами, позже это сделали бы и без нас! И сразу бы передали Лигулу. Поскольку существовать артефакт может только в единственном воплощении, я и согласился, что пусть уж лучше хранится тут. — Но, если эти двое придут, что мы будем делать? Они сильнее нас вместе взятых. Если верить всему, что мы слышали ранее, против них даже драконов не выпустишь! — Делать все, чтобы уберечь Ключ, — твердо ответил Сарданапал, — мне нелегко об этом говорить, но так будет правильно. Я уже начал… кое-какие приготовления, осталось только завершить. — Какие, не поделишься? — А зачем? Если Черные Крылья Тьмы придут, мы положим свои жизни, защищая Ключ — а потом и с самими Черными Крыльями Тьмы свершится нечто нехорошее. Ловушка построена, остается лишь ждать. — И они, разумеется, не догадаются… Черноморов тяжело вздохнул. — Я предпринял все, чтобы так оно и было до самого последнего момента. Кстати, как там Иван, Тарарах? — Ванька? А что Ванька, — улыбнулся питекантроп, — все у него хорошо. Если, конечно, так можно выразиться… Ты прости, Соловей, Крылья Крыльями, да только я за что твоей Гроттерше шею и свернул бы, так только за Валялкина! Больше полутора лет прошло, а он до сих пор ее забыть не может. Старый тренер дернул плечом. Его нога внезапно заболела в три раза сильнее — как и все присутствующие, он предпочитал не думать о безумном поступке Гроттер, но, в отличие от коллег он не осуждал ее… Он просто тосковал, и тосковал сильно, как брошенный отец. Сборная Тибидохса без этой дурехи совсем не та… Столько лет привыкли на ней выезжать, а теперь что?! Проигрывают, еще и регулярно! А последний матч против Невидимок и вовсе стал их величайшим провалом за все последние десять лет! Даже возмутиться на сладковатое изречение Тиштри — «Без Гроттер Тибидохская команда и играть не может», не получается, всю права сказал. — А если, как выражается Поклеп, зомбировать Валялкина? — вдруг предложила Зуби, — стереть воспоминания о магии, о Гроттер… — После того, что он сделал для победы над Мегаром? — по губам Сараднапала пробежала горькая улыбка, — я согласен, это было бы намного милосерднее к нему. Но я дал ему право выбора: предложил, он отказался, и мне ничего не осталось, кроме как уважать его решение. — Сильная душа, Ванька, — улыбнулся питекантроп, — славная! Если мир и спасся бы любовью, то только его. Только такой, а то, что у тех двух… Тю! Тарарах глагольствовал, а директор школы для трудновоспитуемых волшебников, за эти полтора года постаревший на десять лет, невидяще смотрел в окно. Древнир, его учитель, учил надежде и вере в спасение, вот только надеяться с каждым месяцем становилось все тяжелее. Даже выходки Чумы теперь казались ему лишь детской шалостью! Как надеяться на лучший исход теперь, когда Ключ от Жутких Ворот воссоздан, а в мире Мрака продолжают свое восхождение Черные Крылья Тьмы?.. Как надеяться, когда тебя подводят те, на кого ты возлагал наибольшие надежды?! Что будет дальше?.. Несколько лет спустя Отстрелялась, равнодушно подумала Таня, подобрав дарх казненного. Глеб сегодня заменял Арея и занимался с «молодежью», и исполнять приговор отправилась она одна. Страха давно не было: всего лишь работа — что с нее взять? Прошли те времена, когда ее силе как Черным Крыльям Тьмы рядовые стражи могли что-либо противопоставить. Подумав, девушка деловито отсыпала часть эйдосов в заранее подготовленный пузырек. Большую часть она сдаст, согласно предписанию, — но порадовать любимого шефа тоже надо. Ей не сложно, а мечнику в удовольствие; все равно эти души осядут в дархах Лигула либо его приспешников… Что ж, она закончила. Можно возвращаться к Глебу. Зайдя в зал, она тихо прислонилась к дверному косяку и в очередной раз восхитилась, как грациозно двигается некромаг в своей боевой пляске, как же он прекрасен. Само совершенство — и это совершенство принадлежит ей… Как всегда после казни, ей срочно нужен был Глеб, и желательно, в их постели, но сойдет и любое другое место. Только так удавалось сбросить это мерзкое отвратительное напряжение, неуклонно наваливающееся на нее после каждого приговора, только так удавалось забыть и не думать о крови. Да чего врать-то? Не так уж она о ней и задумывалась. …Глеб, Глеб, Глеб! Он, как всегда, расслаблен, его движения неторопливы и ленивы — при том, что движется он, подобно молнии, подобно стреле, пущенной в цель. Она предугадывала эти движения, а вот Мошкин, что называется, сегодня «косячил»: тут удар попустил, там… Теперь, пожалуй, она начала понимать недовольства Арея, регулярно высказывавшего, что все его ученики — бездари. За четыре года к стилю некромага можно уже было бы и привыкнуть. Уроки высшей магии они прекратили еще пару лет назад: смысл в таковых уже отсутствовал, необходимые компетенции у детей сформировались. Все обязанности, которые оставались у них с Глебом — обязанности палачей; их уже даже к отчетам не привлекали, разве что в случаях, когда требовалось заменить кого-то из постоянных жителей канцелярии. Глеб… Гроттер закусила губу, наблюдая за возлюбленным. Член его — большой, жесткий, вызывал у нее чувство восторга. А как иначе, если он умел им пользоваться, и из раза в раз доводил ее до очередного оргазма? Раз, два, три… пятнадцать, тридцать, сорок три, семьдесят пять, двести восемнадцать… Можно считать фрикции, только все равно собьешься со счета: Глебу нравилось долго. Он любил кончать в нее. Традиционно, в рот, в зад, на грудь или лицо, чтобы оставить «метку» — без разницы, лишь бы она пахла им. Детей у некромагов, к сожалению, не бывает, так что о мерах безопасности можно было не задумываться. Каждый раз после их близости Таня долго терла себя мочалкой с пахучим гелем, пытаясь смыть запах спермы, резковатый и концентрированный, вот только для обитателей Дмитровки, когда они телепортировались туда, все равно не оставалось секретом то, чем они занимались час или два назад… Ее губы всегда были распухшими, и шея постоянно носила отпечатки его любви — прикрывай, не прикрывай, в тренировочном поединке все равно обнажится. Арею-то без разницы, его ничем не смутишь, а вот его воспитанники до сих пор краснели, особенно Дафна. А ведь ни те, ни другие давно не дети малые. Даф, кстати, им сочувствовала — беглый и изгнанный, она все равно оставалась стражем света, с присущим стражам милосердием. Поначалу сблизившиеся, теперь, спустя почти четыре года, девушки отдалились — Таня, впрочем, вообще старалась дистанцироваться от всех, кроме Улиты. Улита была единственной, кто могла понять, в силу возраста, жизненного опыта и ведьминской натуры. Путь палача… Она пошла по нему, потому что иначе было нельзя, пусть это и не нравилось Бейбарсову. Она убивала и разбивала дархи — вскоре у нее стало достаточно неплохо получаться, и сдавала эйдосы под отчет. Все получалось — рубка на мечах, колдовство не то стражей, не то магов, рукопашный бой… Она научилась парировать практически любые удары — даже Арей перестал морщиться и комментировал ее технику максимум раз за тренировку, а таковым не мог похвастаться даже Меф. Летать только оставалось сложно; никак не получалось достичь того равновесия, которое позволило бы окончательно подчинить себе силы их с Глебом проклятия. «Королева полета»! Смешно! …Полета в бездну! Когда-то, говорили старые сказания, любовь спасала мир. Но была ли правда в этом утверждении? Человек может совершить ради любви немыслимые подвиги, но, когда он влюбляется, то становится эгоистом. Он становится готовым продать все, включая собственную душу, даже за призрачную иллюзию счастья… Любовь действует на человека, как наркотик, как самое коварное вино. Любовь пьянит кровь и лишает рассудка — и, помимо эпических свершений, ты согласишься на любое, самое мерзкое и отвратительное, предательство… …Предательство самого себя. Стражи еще могут справиться с этой страстью. Люди, к сожалению, нет, а Таня с Глебом принадлежали к человеческой расе. Люди неизменны во все века — и потому любовь их служила и будет вечно служить злу и гордыне… Предначертание свершилось: она стала темной. Глебу пока что удавалось защищать их и оставаться в стороне от дел Мрака, хоть Лигул и кипел от ярости всякий раз, когда некромаг со всей присущей ему наглостью указывал, что у него лишь два сюзерена — Закон и Арей. — Я зайду к шефу, — мягким, кошачьим тоном произнесла Таня, когда некромаг отвлекся от поединка с Евгешей, — а потом домой. Ты долго еще? — После Петруччо. С Петруччо тренировки обычно затягивались: мастер големов в сражении напоминал берсерка или «сбрендившего гнома»… Впрочем, самой бороться с этим парнем ей нравилось: в Чимоданове был азарт, была жизнь, была… страсть, наподобие ее. Таня выложила на стол Арея цепь, пузырек и устало откинулась в мягкое кресло. — Ну, мадемуазель, и как прошло в этот раз? — наполняя свою «сосульку» эйдосами, которые никогда не попадут в отчеты, поинтересовался мечник. После каждой горестно кричащей крупинки, опускаемой в раздувшийся дарх, по его лицу пробегала тень удовольствия. Мечник не торопился — вещей, которые могли принести ему наслаждение, оставалось достаточно мало, и кормежку символа его власти он растягивал. — Мне сложно против огненных хлыстов, — призналась девушка, с интересом наблюдая за довольным дархом, — пусть техника Глеба и похожа. — Твоего бы упорства синьору помидору отсыпать… Впрочем, я бы назвал это не упорством, а сумасшествием, — усмехнулся мечник, — даже наследник Мрака очерняется не так быстро, как ты. Старания малютки Даф, конечно, тоже отметать нельзя, но ведьма есть ведьма. — Вам осуждения ни к лицу. — Осуждаю? Я? Гроттер, ты мне льстишь! Я страж Мрака, а главный наш принцип — помоги другому спустить свой эйдос в Тартар и заполучи его в свой дарх. — Мой эйдос Вы, помнится, назвали неприкосновенным, — заметила девушка. — К сожалению, да, — тут же погрустнел барон и, подумав, разбил лежащий перед ним дарх казненного и тут же кучкой ссыпал содержимое в свою сосульку. — Эй! Вы чего делаете?! А отчетность?! — Должен же я хоть как-то утолить печаль от того, что никогда не заполучу твою грязную душонку?! В следующий раз сдавай свою отчетность прежде, чем прийти хвалиться! — …Сказал мне Глава отдела Мрака, который за эту отчетность и отвечает. — Ха! Поставь лишнюю загогулинку, мне ли тебя учить… В крайнем случае, напишешь, что эйдосы унесли златокрылые и помешать не удалось. Или… — мечник почесал шрам на носу, — хм! Что казненный, предчувствуя беду, отдал дарх на сохранение «надежному знакомому»… Ладно, придумай по традиции что-то с формулировкой про производственную необходимость и обеспечение нужд отдела. Таня только закатила глаза. Вот поэтому Бейбарсов потом и матерится, когда на них наезжают секретари горбунка с требованием написать очередную объяснительную… Если подсчитать, сколько было списано на «нужды отдела», глаза на лоб полезут. Арей сегодня был благодушен и весел — впервые с тех пор, как Меф получил «подарок» от Лигула, не дававший тому покоя ни днем, ни ночью, требовавший хотя бы один эйдос. Пусть барон был, есть и будет стражем Мрака, такое резкое «погружение» мальчишки в его глубины ему не нравилось, как бы он не пытался это скрыть. Язвительный, ироничный, скрытный… Для Тани мечник казался открытой книгой, прочесть которую не представлялось существенной трудностью. Оба попустительствовали своим «хотелкам» и неплохо понимали друг друга, а потому вскоре между ними сложилось что-то вроде негласного союза, который Таня вполне бескорыстно укрепляла периодической «кормежкой». Она привыкла к нему, и привязалась точно так же, как и его секретарша. Когда Бейбарсов телепортировал в Королев, рыжеволосая благополучно возлежала в ванной с бокалом вина; точно такой же стоял на подставке рядом, ожидая некромага. Скользнувший в крохотное помещение сквозняк заставил девушку зябко поежиться. — Присоединишься? — смутившись скорее по привычке, нежели от настоящего стеснения, поинтересовалась она. — Ты еще спрашиваешь? Я весь пропах Чимодановским динамитом… Два часа спустя, когда вода основательно расплескалась, в ванной стало холодно и они переместились на кровать, Таня с возмущением пересказала Глебу «инцидент» с мечником. — Так все, что тебя волнует — это проблема с отчетностью? — наклонил голову некромаг. — Отвечать за нее-то нам. — Скорее, мне. Знаешь… Меня не волнует написание каких-то бумажек, Таня. Вернее, волнует не это. Прекратив двигаться в ней, упираясь руками в простынь над ее хрупкими плечами, он внимательно рассматривал смугловатое лицо и силился что-то разглядеть, сравнить, оценить. — Ты злишься, — утвердительно произнесла девушка, обхватив ладонями выбритые щеки, — ну, будет уже! Я сама отвечу на претензии с Канцелярии… — Это непростительно. То, что я сделал с тобой. Опять двадцать пять! Таня вывернулась из его рук, спрыгнула с кровати и направилась в кухню, и лишь шумно выдохнула, почувствовав кожей живота шероховатую поверхность стола — Бейбарсов не терпел подобного своеволия… А потом застонала от удовольствия. — Никогда не говори подобные глупости, — шепнула она, ощущая его поцелуи на спине много минут и множество движений спустя. — Ты ведьма, Гроттер. — Но прежде тебе это нравилось. Таня развернулась. Усевшись на стол, она легкомысленно обхватила его за плечи, широкие, мускулистые, в крошечных крупинках пота. — Всему есть предел. Ты вообще соображаешь, что творишь? — спросил Глеб, ощущая ее губы на шее, — осознаешь, что с тобой происходит? — Да, — голос ее прозвучал неожиданно твердо и резко, — уж что-что, а это я отлично осознаю. Меня, кстати, — она вдруг прикоснулась к виску, — Улита хочет видеть. Составишь компанию? — Гроттерша, а Гроттерша! — задорно окликнула ее секретарша. — М? — Вальпургиева ночь сегодня. Пойдешь плясать голой на Лысегорском шабаше? Таня прыснула. — А с каких пор славяне празднуют Вальпургиеву ночь? Мне казалось, это европейское мероприятие… — На Лысой Горе давно ничего подобного не было, раз в сто лет уж можно объединить все традиции… Так что, пойдешь? Вихрова тоже собирается. — Голой… Девушка не была сторонницей подобных сборищ — вот только… побывать на шабашей ей до жути хотелось. Интересно же. — Да нет, наверное, — закусив губу, ответила она формулировкой, приведшую бы в когнитивный диссонанс любого иностранца. — Да чего ты! Даже я своих роскошных форм не смущаюсь! А на Бейбарсова не смотри — будет сугубо женский коллективчик! Сходим, развлечемся… Выпьем, потанцуем… — Никуда она не пойдет, — рявкнул некромаг, после чего сгреб Таню в охапку и закинул на плечо, — этого ей еще не хватало! — Ты же сам напрягался, что я никуда не выбираюсь, — заметила та, невозмутимо продолжая висеть головой вниз — разве что устроилась поудобнее. — И ты решила сходить на сборище таких же больных дамочек, как и сама? — Бейбарсов! Да какая муха правильности тебя сегодня укусила?! — Успокойся, — вдруг хихикнула Улита, — традиции с «хозяином бала» в этом году не ожидается, хотя исполнить эту роль желающие были. Повелитель морга, да чего ты? Бабам тоже надо расслабляться! — Я сказал «нет». На шабаш она пойдет, твердо решила для себя девушка, особенно теперь, — хотя бы из чистого женского принципа… Некромаг клятвенно обещал приковать ее к кровати… И, пожалуй, всерьез приковал бы, только пришлось отправиться на плановый выговор горбунка Лигула, посвященный погрешностям в статистике. Ночи благоволит истинным ведьмам, пошутила Улита — и попала в точку. Именно что благоволит… Руками Арея. К счастью, секретарша барона преувеличила, когда говорила, что шабаш не предполагает наличие одежды. Предполагает — Ната сунула ей какое-то черное полупрозрачное тряпье, отдаленно напоминающее римскую тунику, пусть ничего и не прикрывающую, но, все же, создававшую призрачную иллюзию одежды. Глеб, собственник, с нее за это три шкуры спустит, отстраненно подумала Таня, набрасывая кусочек ткани на обнаженное тело. — Маска, Гроттер. Держи, — хмыкнула Улита, протягивая той кружевной кусочек ткани. Фикция, а не маска. Ну, и за это спасибо… Если Гроттер еще ощущала неудобство, гражданка Максимова при всей своей тучности комплексов вообще не испытывала. Посреди огромного поля полыхал огромный костер. Его темное багровое пламя, казалось, вздымалось до самих небес — а вокруг под грохот сотен бубнов плясали ведьмы. Подыгрывала им на музыкальных инструментах нежить… Нежить не знает ни стыда, ни пошлости; мораль — удел живых, а что до нее мертвым? Пламя, страсть и азарт — вот, что правило этой ночью. Безудержное веселье, ощущаемое в прохладном воздухе, пропитало эту ночь всем и вся и пьянило кровь — а ведь они тут находились всего минуты две от силы! Восторженно взвизгнув, Вихрова ринулась в круг танцующих, а за ней, громко хохоча, прыгнула и Улита. А ведь слукавила секретарша и когда говорила, что "вечеринка" будет сугубо женской: мужчины тут присутствовали, пусть они и не относились к человеческой расе… Сатиры, фавны, прочие лесные духи. Следовало, наверное, смутиться, но смущения не было, был только пьяный восторг, и этот же восторг разделяли все. Действительно, величественное зрелище. Как такое пропустить? И сколько знакомых… Она слишком долго прожила со Склеповой, чтобы не узнать ее, даже в маске. Подруга детства плясала рядом с Грызианой — а там, в отдалении, стояли… Жанна с Леной. Веселье не для некромагов, некромаги любят тишину и одиночество только как отказать себе в посещении такого «мероприятия»? Столкнувшись с ними взглядами, она лишь дернула подбородком. Все предпочли остаться незамеченными и неузнанными… Ухмыльнувшись, Гроттер позволила какому-то сатиру увлечь себя в это ненормальное действо, несвойственное ее характеру. Хотя… несвойственное ли? Раз в жизни можно позволить себе предаться подобному безумию, думала она, двигаясь с «сестрами»-ведьмами в причудливом узоре очередного древнего танца. «Бесстыдник, — мысленно произнесла Таня, почувствовав на себе знакомый взор, — не боишься, что начну ревновать? Не постеснялся же заявиться на женское сборище!». «Мои глаза всегда смотрят лишь на тебя, — услышала она его ответ, — да и кто сказал, что шабаш всегда был традиционно женским сборищем? Это сейчас так… Так — тусовка для скучающих ведьм, в окружении нежити и нечисти. Раньше было куда интереснее, но проходи все как раз по старому сценарию, я бы точно приковал тебя к кровати или батарее. И никакой Лигул бы не помешал». «Бейбарсов!». «Что ж, шабаш для истинной ведьмы — святое… Веселись. Не буду мешать». Некромаг усмехался, наблюдая за ней, и в Тане вновь взыграли азарт, упрямство и чувство восторга. Смущение отступило; хочет смотреть — так пусть смотрит! Бешеные пляски, колдовская музыка. Колдовская ночь! И какая… свобода. Плюнув на все, Гроттер схватила за руку стоящую в стороне бледную худую брюнетку, чьи синие глаза внимательно наблюдали за танцующими, а кроваво-красный рот насмешливо кривился, и потащила ее к костру. — Брезгуешь, воспитанница Лигула? Или веселиться не умеешь? — ухмыльнулась Таня, наблюдая, как мнущаяся Прасковья вспыхнула и заплясала вместе со всеми… Бесконечные прыжки, какой-то рваный дерганый ритм, хоровод… Рыжеволосая хохотала, и было в этом смехе что-то дьявольское. Были только пляска, бешеная пляска, пламя и ночь. В древности все шабаши заканчивались немного иначе. «Правильное» окончание подводило итог тем ритуалам, подобие которых исполнялись сегодня — ритуалов свободы, страсти и пылающего ведьминского огня, на которых этих ведьм периодически и сжигали… Ведьмы есть ведьмы: игра с огнем, хождение по краю для них то, что необходимо их безудержному нраву. Бейбарсов ждал ее на крохотной полянке. Звуки ведьминских плясок и их задорные крики доносились сюда отзвуками колдовского эха. Прекрасная ночь — темная, колдовская, чарующая, вся наполненная особенной энергией. Таня привычно потянулась в его объятия, только некромаг толкнул ее прямо на прохладную весеннюю траву, коротким, властным жестом развернув ее на колени. Тонкая накидка, и так практически ничего не прикрывающая, порванными обрывками скользнула на землю… Шабаш вдали продолжался, ведьмы орали под стук бубнов, а Таня… Что Таня? Опьяненная этой ночью, она даже не сдерживала себя от бесстыдных стонов, ощущая болезненное давление сзади и становящиеся все более бешеными толчки. Слишком уж чарующей была ночь. Животная, исключительно животная страсть, всего лишь продолжение этого торжества. Бейбарсов и раздеться не потрудился… Закончив, он поднял ее на руки, впился в ее губы властным поцелуем и опустил уже на их огромное ложе в их квартире.***
Огненный затылок упирался в его подбородок, и некромаг никак не мог надышаться его травянисто-медовым запахом, после костра отдававшего дурманом. Вальпургиева ночь прошла; девушка, вдоволь наплясавшаяся и уставшая, спала на его плече, а он осторожно накручивал ее непослушный локон на палец, нити которого в рассвете обретали все большее сияние… Бейбарсов чуть отстранился. Страстность, упрямство, гремучесть характера… И не скажешь по этому мирному спокойному лицу, что его обладательница — само олицетворение огня, живого и безудержного. — Глеб, — пробормотала она во сне, смешно морща тонкий нос. Она совершенна, все же. Для него — совершенна. Четыре года ее службы Мраку, три года несения ноши палача. Эйдос ее темнел, и с каждым месяцем все сильнее, — а она даже не замечала, либо замечала, но предпочитала не думать об этом. Циничность, властность, безудержность, потакание собственным страстям… Ведьма, истинная ведьма. Потому он и не хотел отпускать ее на шабаш — не хотел в очередной раз увидеть подтверждение того, к чему привела ее их любовь. Когда он был совсем молод, он грезил о такой Тане. Именно такая Таня, на его взгляд, лучше всего подходила его характеру — сдержанному снаружи и кипящему не меньшей страстью изнутри. Бейбарсов был огнем, но огнем тлеющим — плесни на его угли горючего, разгорится не хуже того пожара, которым являлась Таня… Они были слишком похожи. Одной и той же породы… Мы ведь тоже хотели На солнце взлететь прямо так, Из нашей постели… * Некромаг внезапно подумал, что Свет не зря предостерегает бояться своих желаний. Если желать слишком сильно, то, что получаешь в итоге, может напугать даже того, кого, казалось, вывести из себя невозможно. Ибо сказано — бойся… — Я люблю тебя, — произнес некромаг, — и буду любить вечно. При всей любви, испытываемой к этой своенравной молоденькой женщине, такая Таня была… ему ни к чему. Некромагу хотелось рычать от бессильной ярости и разбить эту рыжую голову об стену, но ничего не оставалось, кроме как сильнее сжать бестию в объятиях и поправить непослушный рыжий локон. Мешается. Не локон — она. В сердце палача нет места страстям, и если свои он давил, Гроттер поддавалась им, чем постоянно нарушала их кодекс… Вскрикнув во сне, Таня рывком села. На лбу ее выступила холодная испарина, грудь тяжело вздымалась, глаза светились безумием. Ведьма, истинная ведьма. — Снова кошмар? Девушка кивнула. — Да. Все тот же — комната, из которой я никак не могу выйти. Пустота вокруг, сотни взглядов, крики… Скрежет железный. Холод. Чем-то напоминает темницу, но стен не видно. Они… призрачные, и такое ощущение, будто все эти стены у тебя в голове. Следует бояться, только страха нет — одна безнадежность… А перед тем, как попасть в это место, я долго с кем-то сражаюсь, и неизбежно проигрываю. Как ты думаешь, это и есть Тартар? Внутренний ад? Бейбарсов не ответил. Когда солнце озарило комнату золотистым свечением, девушка ритмично двигалась на некромаге, а за спиной ее вздымались черные крылья. Переливчатые, жесткие, перья которых с виду более напоминали сталь, сегодня они были… мягкими, как у стража Света. Многое они пробовали, но такое Гроттер сделала впервые — обнажила перед ним крылья не как оружие или щит, а как отражение всего ее чувства к некромагу. Прохрипев что-то невразумительное, Бейбарсов сел и лишь сильнее прижал рыжую к себе; руки его скользнули за ее спину, обхватывая крылья у самых лопаток, лаская жесткие перья и, Таня нежилась, точно кошка, пусть и не могла их чувствовать… Слишком уж интимно все было — много интимнее и много ближе, нежели обычно. Как там говорит Даф? «Крылья — слишком личное…», даже для возлюбленных. Черные крылья Тани сомкнулись за спиной некромага, обнимая и закрывая их от всего другого мира. Он еще долго целовал эти крылья — каждое их перо… — Пойдем проветримся, — вскоре произнес он, точно на что-то решаясь. — В пять утра? — Все равно не спится. — У тебя такое лицо, будто ты должен привести в исполнение приговор, — вскоре сказала Таня, шагая рядом, — и виновная — я. — С чего такие мысли? — Бейбарсов резко повернулся к ней всем корпусом. — Я знаю твои глаза, — ответила девушка и запрыгнула на парапет высокого моста, — все оттенки их тьмы. Все твои прищуры, все характерные взмахи ресниц… Нам так жалко свободы, Мы с тобой одной и той же породы. Да, мы слишком похожи — Значит, выберут нас на роли Совершенно случайных прохожих… * — Арей любит практиковать вселение духов в учеников, — произнесла Даф, — и их умения остаются, давая тем своеобразный «путь» для дальнейшего следования души. — О. И кого вселили в Таню? — А ты не догадываешься? — горько спросила она Ирку, — Еву… Женщин-стражей мало, но они, все же, существовали и существуют… Первую Падшую из мира людей, первую ведьму. Ту, кто обрек половину человечества на Тартар… …Бейбарсов долго смотрел на девушку, чьи черные крылья отливали кровью, а потом махнул рукой и оба исчезли в вихре телепортации. Хватит, Таня. Хватит. Мы оба заигрались, играя в любовь там, где ей нет места. Я не могу отвлекаться на тебя и дальше. ________ * Brainstorm (Prata Vetra) — Ветер