...И любовь их злу и гордыне служит!

— Куда собираетесь? — спросила Таня, с интересом наблюдая, как Гелата старательно упихивает одежду в огромный походный рюкзак. — В байдарочный поход, — пропыхтела валькирия, — всем нибелунговским коллективом… По Нижегородской области… Вещей в рюкзаке было слишком много, и рыжеволосая, пожав плечами, придавила его содержимое, пока подруга воевала с завязками и затягивала узел. Тане помимо воли вспомнилась Пипа со своими легендарными чемоданами… Сколько их там было? Не наподчеркиваешься… — У тебя, кстати, тоже поход. Но свой и уже по Уралу. Тебе Фулона еще не звонила? Таня покачала головой. Валькирия золотого копья была в своем репертуаре: приспичило, так умри, но сделай, даже если сделать требовалось срочно. Она вообще бы ни капли не удивилась, позвони ей «шеф» в три часа ночи с сообщением, что у нее через пятнадцать минут самолет, и посадка уже закончилась… — И когда поход? — Сегодня выдвигаемся. Все на взводе, все в сборах… Собирайся тоже. Твой поход будет пешим, так что бери минимум вещей и самобранку. — А что, ведьмам байдарку не положено? — возмутилась рыжеволосая на ущемление своих байдарочных прав. — Посмотрю я, как ты одна будешь пробираться к Каповой пещере, через Уральские леса, с байдаркой наперевес… И как эту махину до реки допрешь. Магией тебе пользоваться можно, но по-минималке. Так, все, — пропыхтела Гелата, закончив войну с очередным узлом, — пошли, попьем чай, заодно и расскажу, а то Фулоне явно не до тебя. — …В общем, Даф крупно влипла. Не найдем дриаду — все, прости-прощай… Рыжеволосая закусила губу. Не сказать, что к Светлой она испытывала особые симпатии, но девушка ей нравилась. Даф — и погибнет? Что за бред… — А мне-то зачем в Уральские леса? — Археологи отрыли нечто для них не предназначенное. Ты про Шульганташ слышала? — Какой «шаш»? — Да Капову пещеру! Ну мамонты там, рисунки древние… Таня честно покачала головой. Закончить изучение истории первобытного мира в лопухоидной школе она не успела — успела лишь прочитать пару параграфов, а там подоспел Тибидохс… А Тибидохс формированию элементарных компетенций уделял куда меньше значения, чем преподносил Магществу. Вот сглаз снять — это да, это пожалуйста… — В общем, одна из стоянок первых людей — из тех самых перволюдей. Стоянка той поры, когда строилось все человеческое мироздание и писались первые законы. Смекаешь? — Пока нет. Гелата закатила очи. — В общем, там сейчас ведутся активные исследовательские работы. Мы это позволяем — прежде там не было ничего серьезного, но сам магический фон пещеры… Некогда творившиеся там ритуалы… На одном из камней проступили кое-какие символы, так что нужно тебе эту пещерку посетить, нужно. Получишь один из ответов о сути твоей силы, о Черных Крыльях Тьмы. — И, разумеется, все это настолько так важно, что мое путешествие должно быть секретным, мне обязательно попытаются помешать и далее по списку? — Да ты вообще можешь в него не отправляться, — хмыкнула валькирия воскрешающего копья, — ничего не изменится. И никто тебе мешать не будет, Сторонам на это вообще параллельно — понять-то могут только те, кого все непосредственно касается, то есть двое. Посещение пещеры даст тебе знание, а Бейбарсов, небось, туда еще вчера наведался, как о «находке» сообщили. Хочешь, чтобы он остался единственным, кто знает? Девушка вздохнула. — Если Мраку плевать, почему нельзя пользоваться магией? — В небольших количествах — можно. Понимаешь, там особые леса… Особая мощь, и прибегать к силе там просто нежелательно для тебя самой. Путь к пещере долгий, и, пока будешь идти, ты обретешь то, что нужно для понимания. — Слишком уж все сложно, — изрекла ведьма. — Путь к истине всегда сложен. Если хочешь, чтобы на твоем пути, наконец-то, появилась ясность, сделаешь, как сказано. Интересная ты особа — вроде, и многоглазкой кормили, и к Камню Пути головой прикладывали, а все без толку. Знаешь, у тебя талант! Таня проигнорировала колкость. — Сомневаюсь, что Бейбарсов соблюдал такие тонкости, когда шел за этим самым знанием. — Бейбарсов много опытнее тебя и у него путь к истине другой. До Башкирии можешь добраться своим лётом — в качестве ориентира бери Юмагузинское водохранилище, потом до Максютово, а далее, прости, придется пехом. — Ты соображаешь, сколько там километров?! — охнула Таня, изучив карту, — что-то слишком долгим путь к истине выходит! А короче нельзя?! Я же минимум неделю продираться по этой тайге буду! И это в один конец! — Истинный путь всегда долог и тернист, — хмыкнула Гелата, — не волнуйся. Погода хорошая, а значит, наслаждайся. Обратно можешь просто телепортироваться. Не, если хочешь, попытайся позвонить некромагу и узнать все подробности у него — встретитесь там, помилуетесь, подеретесь, мы снова все отремонтируем, Эссиорху уже не привыкать… — Пойду собираться, — пробормотала девушка. Неделю, так неделю. Через Уральскую тайгу, так через тайгу. Пешком, так пешком. Хоть мозги проветрит. Минимум вещей. Легкие джинсы, рубашка, майка, кеды… Она маг — согревающие заклинания еще никто не отменял, запрет на магию-то не полный, а потому в зачарованный рюкзак она положила только спальный мешок, самобранку и запасной комплект одежды. Проклиная древних и их путь познания, девушка вылетела в тот же вечер. …А все же, здесь было… красиво. Не пыльная Москва, не Королев. Даже не Буян, некогда родной остров, который она знала, как свои пять пальцев — Буян по сравнению с этим местом выглядел слишком искусственным, слишком колдовским и сотворенным. Даже не Валялкинская тайга на Иртыше — нет, совершенно другие места. Особенные, старые, мудрые. Вековые деревья, скалы… Зелень. От обилия свежего воздуха она задыхалась весь первый день пребывания на Урале, и всю первую ночь лежала на расстеленном, как покрывало, спальнике, вглядываясь в необычайно чистое, огромное небо. Где-то там, в этом небе, была звезда, которую Глеб подарил ей — звезда Тани Гроттер. Звезда, которую видно лишь раз в несколько тысяч лет, которая вспыхнула, но продолжала гореть в ее памяти… Поселения она старательно обходила, людей избегала, шла по карте, — иногда пробираясь через лесные буреломы, иногда вдоль реки. Было тепло, но не жарко, пусть и парило: спасибо лесной прохладе. Мошки, правда, поначалу доставляли некоторое неудобство, — но небольшое колдовство допускалось, так что… Как там сказала Гелата? «Расслабься и получай удовольствие?». Один день перетекал в другой, никто ее не торопил. Иногда она порывалась позвонить и узнать, как Даф — только случись нечто экстраординарное, с ней бы давно вышли на контакт, а раз так, все разрешилось хорошо. Крыльями она впервые воспользовалась, чтобы пересечь реку, но иначе перебраться было невозможно — и, не выдержав, она позволила себе на две минуты воспарить над этим обилием скал и лесных массивов, воспарить и восхититься… Свобода. Здесь — истинная свобода. И все бы хорошо, и пещера была уже близко, только под вечер ливанул дождь — сильный и неожиданно холодный… — Правее… Пару сотен метров, — подсказал Феофил. — Что правее? Дед? Перстень не ответил: свой запас разговорной магии он уже истратил. Пару сотен метров… Как оказалось, он имел ввиду брошенную избушку, небольшую, ветхую и покосившуюся — но на безрыбье и рак рыба. И кому пришло в голову поселиться здесь?! Ближайшее селение только через пару десятков километров… А впрочем, возмущаться глупо. Спасибо больным отшельникам вроде Валялкина, хоть дождь можно переждать. Таня с трудом захлопнула тяжелую дверь, устало привалилась к ней спиной, огляделась. Помещение небольшое, пыльное, покинутое, судя по состоянию пола, лет пятнадцать назад. Нет, разрухи нет… Просто ничего нет, отсюда переехали практически со всем скарбом. Три огромные окна с треснувшими стеклами, покосившаяся кровать в углу, старые советские кресла… Стол. Печка. Не так уж и плохо — обычно, когда дома оставляют, последующие посетители превращают их в помойку, а здесь подобного не было. Странные здесь люди живут, в этих краях. Воспитанные. Она сказала б, что тут даже чисто, но это было не совсем так. Девушка выдохнула. Вымокла, подмерзла… Заклинание высушило ее волосы и подсушило одежду, но не полностью: что-то помешало довести колдовство до конца. Ладно… Досохнет и само. Еще пара заклинаний, более слабеньких — стирающее, чтобы убрать грязь с одежды, и гробынинское «комплексно-умывательное», обычно используемое, чтобы привести в порядок внешность перед свиданием. Можно было не выпендриваться, только она уже совсем одичала: купалась-то только в речке. Теперь и жить можно, с удовлетворением отметила она. Осталось поужинать… Она махнула рукой, и пламя в старой печи осветило не только комнату, но и находящегося в ней Глеба Бейбарсова, восседающего в старом кресле в самом темном углу помещения. И ее он рассматривал с не меньшим интересом — судя по всему, все эти несколько минут, что она делала из себя относительно ухоженную самку человека. Таня шумно выдохнула и инстинктивно шагнула за пыльный стол. — Что ты здесь делаешь? — голос ее звенел от напряжения. — То же, что и ты — прячусь от непогоды, — с усмешкой ответил молодой мужчина, — и, упреждая следующий вопрос, нет. Я тебя не искал, наша встреча случайна. Как и ты, просто направляюсь к Шульганташу за истиной. Славная случайность, даже смешно. Собратья по несчастью долго смотрели друг на друга. Чего ждать от тебя, Глеб Бейбарсов? Удачная встреча, большего и не скажешь… Таня уже думала доставать меч, но тут… — Даю слова, что, пока не наступит утро, я не причиню тебе никакого физического вреда, — наконец, произнес Глеб, — клянусь своим существованием. — Физического… Хотя бы так, — фыркнула Таня, — знаешь, мог бы предупредить сразу, что ты тут. — Зачем?.. Действительно. В Средние века, кажется, такое не было редкостью — когда противники под давлением обстоятельств делили кров. Чем они хуже? Да, сейчас не Средние века. Да, они маги, и можно было бы найти другие варианты переждать бурю… Только оба слишком устали за день — вон, у Глеба тоже под глазами темные круги залегли. Ты меня бросил, Глеб Бейбарсов, вновь подумала она. Из благих ли намерений, из жажды могущества — это ничего не изменит, важен лишь факт. Ты забрал у меня самое дорогое, что у меня было — себя самого. И за это я ненавижу тебя так же сильно, как и любила… Только толку от этой ненависти? Таня щелкнула пальцами, устраняя пыль с помещения, и молча достала самобранку, расстилая ее на поверхности стола с облупившейся краской. Тряпка тут же выплюнула полоски вяленого мяса и флягу с вином. Однако же, щедро в этот раз — самобранка была Чимодановская, а потому с характером, и кормила тем, чем хотела сама. Пить вино в компании некромага всегда было опасно. Связываться с некромагом вообще было опасно, только эта опасность ее извечно и влекла. — Идем перекусим, — неловко отозвалась она, присаживаясь на угол. Стул тут был один, и некромаг уже завалил его своими вещами… — Я думала, ты уже давно посетил пещеру, — призналась ведьма, — тебе весь этот долгий путь не требуется. — Почему бы не повторить дорогу древних? Казней пока не намечается, все тихо и мирно, все были заняты дриадой и до сих пор расхлебывают последствия. Могу отдохнуть — с самого детства имею, знаешь ли, слабость к лесам. Что, неужели ностальгируешь? — Да… Наши тоже заняты. Наши, повторила она про себя. И вырвалось же… Бейбарсов только усмехнулся на ее оговорку. — Как тебе местные виды? — Здесь… красиво. — Значит, Алтай понравился бы тебе ничуть не меньше. Только здесь первосила — все нейтральное, мудрое, особенное. Да и климат теплее. — А Алтай что? — Алтай просто другой, — протянул брюнет, допивая вино. — Вот как… Дождь за окном барабанил, разбавляя тишину, а огненный свет от печки, дверца которой отвалилась давным-давно, вносил уют. Глеб с Гроттер взгляда не сводил, и от этого взгляда у нее все белье между ног вымокло, а желудок, казалось, и вовсе подскочил вверх и сжался от волнения. Ненависть и злость, которые подпитывали ее все последние месяцы, куда-то отступили, и в голову лезли совершенно другие мысли — те, которые она старательно отгоняла, о которых старалась не думать. Она проклинала себя за эти мысли, но… Иначе не выходило. Как давно его у нее не было? Год? В былые времена Глеб «завалил» бы ее на этом же столе, подумала Таня, ощутив предательский трепет где-то под ребрами. Этот трепет знаком всем, кто изголодался по нежности; этот трепет проходит болезненным спазмом от промежности через живот, грудь и останавливается в самом сердце, заставляя его колотиться сильнее. Мы всегда испытываем этот трепет к тем, кого любим, как бы больно они нам не сделали… Надеясь, что некромаг не прочитал ее мысли, Гроттер встала и отвернулась к окну. Дождь усилился, и мокрым деревом запахло еще сильнее. Бейбарсов приблизился неслышно — просто в один момент она почувствовала, что тот находится всего в нескольких сантиметрах от нее. Дежавю. Все, как когда-то, только воды утекло слишком много. Вода и течет — вон, сколько струек стекает с углов крыши… Ее дыхание замедлилось, зато пульс участился. Достигнув в своем стуке апогея, орган в грудной клетке внезапно стих, а виной тому одно скользящее прикосновение его носа и губ к ее волосам — чтобы вдохнуть травяной запах ее шампуня. Что ты со мной делаешь, Глеб… За что, снова… И особенно теперь, когда я почти смирилась с тем, что мы уже не вместе! Они так и стояли рядом: ее затылок практически касался его плеча, оба не двигались. Да пропади оно все пропадом. Прикрыв глаза, Таня откинула голову назад. Слишком близко… Непозволительно для тех, кто находится по разные стороны войны за мироздание, и она упивалась этой близостью, точно наркоман, дорвавшийся до дозы. Девушка обернулась. Их руки поднялись и встретились, пальцы переплелись. Лицом к лицу, глаза в глаза. Глеб, Глеб! Враг ты мой возлюбленный! Сколько нежности может быть в том, чтобы просто стоять рядом и соприкасаться одними лишь пальцами, одними ладонями? Порой слишком, слишком много… Здесь, в старой заброшенной избушке на Урале, вдали от мира магов и стражей, вдали от чужих глаз, они были наедине друг с другом, и не требовалось ни притворяться, ни самообманываться. Некромаг любит лишь однажды, а что он предпочел власть и Мрак… Ну, все мы грешны. Его руки легли на ее талию и потянули вверх ткань майки. — Нужно ли? — пробормотала Таня, внимательно глядя в черные очи, более всего желая утонуть в них. Майку она, впрочем, сняла — вернее, помогла снять ее с себя. Ощущение дежавю все не отпускало. — Завтра об этом подумаем, — ответил некромаг, — когда все станет, как прежде. — Завтра, — эхом повторила девушка. Когда мы вновь разойдемся, когда вновь попытаемся уничтожить друг друга. Зачем, кстати? Это бессмысленно. Наверное, так положено… Мы по разные стороны, окончательно приняла она. Она Темная — но, оставаясь таковой, она продолжит сотрудничать со Светом. Теперь не со скуки, но потому, что так правильнее. Ей по-прежнему не нужно прощения, нет, она не хочет Эдема! Нет… Она тогда просто потеряла голову, потому что влюбленные безумны, и за каждую минуту счастья нужно платить годом мучений. Она не жалеет. Чтобы это понять, понадобилось четыре года службы Мраку и куча месяцев одиночества… Понять, принять и не сожалеть. Путь к истине, путь древних… Отчего он так сложен? Отчего все познается лишь наедине с собой, в долгой дороге? В дороге, что зовется жизнью… Таня потянула за завязки на горловине его кофты — черной, тонкой, свободной, нетипичной для него, и та ненужной тряпкой тоже оказалась скинута на пол. Долгие поцелуи друг друга в виски, долгие прикосновения к коже — мягкие, нежные, осторожные, исследующие на вкус и запах. Она прижималась губами к тонкой жилке на его шее, точно стремясь распробовать пульс, он никак не мог надышаться ее волосами. Близость. Печаль. Да, мы по разные стороны баррикад — я принимаю это раз и навсегда. Тебе — служба Мраку, потому что так предназначено даром, тебе смерть, меч и огненный хлыст, а мне — вечное покаяние за свои страсти. Так и должно было случиться… Да, это — расплата за то прекрасное, что между нами было, это то, что делает происходящее между нами высшим даром небес и самого Тартара. Мы — Черные Крылья Тьмы. Таня шагнула назад, стягивая джинсы. Повернулась к некромагу спиной и невольно вздрогнула, когда горячие пальцы коснулись ее спины, расстегивая лиф… Выдохнула, когда эти же пальцы остановились на ее бедрах и спустили вниз последнюю деталь одежды. Время тянулось неимоверно долго. Оно точно застыло, — было б неплохо, если застыло на веки вечные… Прекрасное, счастливое мгновение. Секс — это прекрасно, но заниматься им нужно с любимым человеком, на чистой постели… И потому не было ничего странного в ее последующем колдовстве. Девушка опустилась на покосившуюся кровать и привстала на локтях. Она смотрела, как раздевается Бейбарсов, как он опускает джинсовую ткань брюк и обнажается таз. Идеально плоский живот. Сколько раз она покрывала этот живот поцелуями? Торс мускулистый, поджарый… Взгляд ее упал ниже, на его член, поднятый в эрекции. По этому члену она скучала ничуть не меньше, чем по самому Глебу, как бы пошло и кощунственно это не звучало… Когде Бейбарсов склонился над ней, рука девушки как бы невзначай коснулась головки, и некромаг, выдохнув, завел ее кисти над головой — это значило, что сегодня все будет так, как нравится ему: долго, жестко, с минимумом нежности, с максимумом страсти. С акцентом на обладание ею. Что ж, Таня никогда не была против именно такого… И вновь слишком, слишком долгие прямые взгляды, ничего не выражающие. Обменивались они уже когда-то такими взглядами — тогда, в миг высочайшего доверия, когда она впервые отдалась ему, и теперь вот все… повторяется. Одной рукой он продолжал прижимать ее к кровати, другой исследовал женское тело: очертил ареолы вокруг сосков, провел медленную горячую линию вниз, к выбритому лобку, раздвинул складки на клиторе, проник внутрь. Таня чувствовала, что текла как последняя шлюха — пальцы некромага вошли пока что на самую малость, а он уже понял, как сильно она его хотела, как сильно она по нему тосковала. Чтобы понять, что он по-настоящему для нее значит, понадобилось потерять его. Обида, гнев, ненависть… Бушующее пламя эмоций, съедающая рассудок любовь — все окончательно отступило. Пришло другое — по-настоящему ценное, особенное. Девушка закусила губу. Дождь на улице усилился, ветер безжалостно хлестал деревья так, что комнате сквозняком повеяло, только дела до этого не было. Пальцы скользили в ней, жар снизу живота нарастал, заставляя напрягаться, как натянутая струна. Когда Глеб, наконец, вдвинулся в нее, то сделал это с такой силой и так глубоко, у Тани во всем отозвалось сладковатой болью — и она напрягала все мышцы, лишь бы максимально чувствовать эту боль… Ее шумный, хриплый вздох, более похожий на стон, прозвучал столь громко, что заглушил грохот дождевых капель о старый шифер крыши. Спина инстинктивно выгнулась, бедра приподнялись навстречу, чтобы еще больше сократить расстояние. Чувствовать его всем существом, всей кожей, раствориться в нем. Ты здесь, Глеб Бейбарсов, ты снова со мной… — Это приятно, Таня, — тихо шепнул некромаг, — знать, что, хоть мы с тобой и по разные стороны, и что в реальном бою ты попытаешься меня убить, ты, по-прежнему, верна мне. Еще один рывок — и еще более глубокий, и она попыталась схватить губами воздух. Он всегда любил так делать — войти по самые яйца, а потом наслаждаться ее реакцией. — Как же иначе, — тяжело дыша, отозвалась Таня. Он — единственный мужчина, который у нее был и будет. Он ее возлюбленный враг, и она будет верна ему. Жаль, что от этой верности мало толку… Понимание. Приходило проклятое понимание. Глеб все еще смотрел на нее и не спешил. Таня, не выдержав, застонала и подалась вперед уже всем корпусом. Поцелуй их был неистовым и таким же долгим, как и взгляды перед ним — и если б можно было выпить через поцелуй душу, это бы, несомненно, случилось… Бейбарсов, наконец, вновь начал двигаться, но бешено, безжалостно вдалбливаясь в нее так, что слышались шлепки яиц о ее промежность. Нет, не было в их акте ни единого намека на нежность, одно лишь желание сожрать друг друга — иначе сказать было невозможно. Сдерживаться становилось тяжелее и тяжелее. Хриплые вздохи и рыки, ее стоны, нескончаемое, постоянно нараставшее напряжение. Глубокий рывок, резкая влажность, а потом слабая пульсация, возбуждавшая ничуть не меньше, чем прелюдия… Все, как всегда. Когда они еще были вместе, частенько он даже не выходил, они так и спали: придавленная его телом девушка не возражала, обоим было вполне комфортно. К тому же, наутро можно было сразу продолжить. Глеб соблюл их традицию, — он все еще был в ней, вот только спать ни тот, ни другая не планировали. Жалко было тратить время на сон… Кажется, они в этот вечер и эту ночь вспомнили все позы, которые практиковали. Он долбил ее сзади, в любимой коленно-локтевой, пока та бесстыдно стонала так, что даже на крик переходила. На боку, нежно целуя рыжеволосую позади шеи. Его губы были между ее ног, пока ее хрупкие пальцы перебирали вороные волосы… А потом, кажется, некромаг стоял на полу, и она сама, опустившись на колени на подгнившие занозистые доски, с наслаждением вылизывала его член, точно пытаясь заглотить, и с какой-то остервенелой жадностью пробовала собственные губы с Его солоноватым привкусом. Когда они уснули, голова Гроттер покоилась у него на плече, она прижималась к нему всем телом, а Глеб… одна его рука лежала на ее талии, другая запуталась в рыжих локонах. Бейбарсов разбудил ее под утро, властным поцелуем, и они вновь были вместе до самого рассвета… Таня все никак не могла распробовать вкус его губ, страстных, жадных, любимых, не могла насытиться ароматом его кожи. Она отзывалась на каждый его жест, она пыталась вжаться в него, исчезнуть в его объятиях. Она насмотреться на него не могла — хотелось запомнить некромага, хотелось собственнически присвоить каждую его любимую черту, но не отпускать, только бы снова не отпускать! — Ночь закончилась, — наконец, тихо произнесла она. По лицу Бейбарсова было невозможно что-либо прочитать. Его пальцы нежно откинули с ее лица непослушный рыжий локон, ласково провели по щеке… и, сойдя вниз, остановились на шее, плотно обхватив за горло. Пришло утро, и клятва Глеба прекратила свое действие… Много сил не нужно, достаточно просто сжать посильнее. Путь к истине. Взгляд Тани был усталым; ей надоело бегать, надоело сражаться, надоело доказывать. Пусть все уже завершится, да побыстрее! Их противостояние бессмысленно, но так было положено. Она приняла это — как приняла и то, что скоро оно должно было завершиться. Это было логично, разве нет? Осознание… Как же оно ужасно и, вместе с тем, упоительно. Глаз она не отводила. Ее ладони скользнули по его щекам и, обнимая, остановились на обхватывающей шее руке. Хватит, подумала она, приподнимая вверх подбородок, чтобы его захват стал более плотным. Хватит этих глупостей. Она больше не хочет сражаться. Лучше так, лучше… здесь и сейчас, пока она в точности не узнала, что ей скажут символы в пещере. Ничего хорошего они ей не скажут, уж это она понимала точно. Закончи!!! Она так хочет, больше всего на свете хочет! Что желанно более всего?.. — Не сегодня, — ответил Бейбарсов. Он просто поднялся с постели и принялся одеваться, а одевшись, подняв со стула мешок-рюкзак, трость и вышел из избы… Дождь стих давным-давно, еще поздней ночью, и теперь жаркое летнее солнце старательно сушило мир за стенами избушки. Когда дверь захлопнулась, Таня схватилась за голову и застонала, точно раненая. Она несколько раз ударила кулаком в матрас. — Глеб, — против воли прошептали губы девушки. Глеб… Сколько еще раз я буду встречаться с тобой лишь для того, чтобы потерять вновь? Воистину, это самая страшная пытка. Расплата. — Что, нюня моя, бросили тебя в очередной раз? Гроттер подняла руку и молча испепелила невесть откуда появившегося суккуба. Сам виноват. У каждого человека есть грань с самым святым, и переходить эту грань опасно. Она давно не та наивная девочка, что пришла резиденцию Мрака, уничтожит — и не заметит. И ношу палача они с Глебом какое-то время несли вместе и наравне… На ее запястьях отпечатались пальцы Глеба, память их недавней страсти. На ее шее и груди были следы его губ, на внутренней стороне бедра ощущалась шершавая корка от его засохшего семени. Вся ее кожа пропиталась его запахом. Глеб все еще был в ней, в ее душе, в ее сердце… Ее тело все еще чувствовало его прикосновения, и Таня прикрыла глаза, сосредотачиваясь на ощущениях, стремясь как можно дольше удержать в себе память о них. Все, как тогда. — Я всегда буду любить только тебя, — тихо произнесла она, поднимаясь с кровати. Следующая их встреча, кажется, будет последней. Игры в любовь давным-давно закончились… И эту ночь она запомнит как память о самом ценном, что у нее было. Путь к истине. Осталось немного. У пещеры она была к следующему вечеру. Применив заклинания, пробралась через ворота на огороженную территорию, миновала несколько деревянных строений… Это место осквернили застройками, но иначе было не сохранить: ворота, по крайне мере, охраняли эту святыню от вандалов. К ее тихой радости, люди отсутствовали: видимо, день был не приемный… Даже колдовать не пришлось. А вот Бейбарсов здесь уже побывал — она чувствовала слабый след его ауры. Как же здесь красиво… Не зря первые люди почтили своим вниманием именно это место… Крохотное озеро, вода в котором была практически небесно-голубой — озеро так и назвалось, Голубым, прочитала девушка слова на информационном стенде. Серые скалы в изумрудном мху, шелест ветра, заросли луговых цветов у входа в пещеру, запах… Особенный запах. — Кызым! * Для посетителей заповедник сегодня закрыт, — услышала она старческий голос со странным акцентом, чем-то напоминающий Мамаевский. — Я не знала, — произнесла Таня, оборачиваясь: к ней приближался невысокий дедок с монголоидным разрезом глаз, — как услышала про новые символы, сразу вылетела. — С университета исторического? — С университета… — А нам не докладывали. И как только на территорию проникла… Откуда летела-то? — поинтересовался смотритель. — С Москвы. — С Москвы да за новыми знаниями, ради небольшой такой находки, которая закрыта для просмотра… — пробормотал мужчина, — похвально, похвально. Якшы** — походи-оглядись, только осторожно. Ваша делегация к нам завтра только прилетает, весь день ходили да готовились. Ты с ними должна пересечься, просто посмотреть на наши красоты не терпелось? Сам подсказывал, как врать. Святой человек… И эйдос у него чистый. — С ними. Здесь копии, — пробормотала она, глядя на нарисованного на стене пещеры мамонта. — Слишком уж быстро все разрушается от обилия посетителей. Перстень накалился — дедок, при всем его добродушии, мешался. Он явно скучал, а Тане было не до развлечения, и Феофил вновь помог ей: смотритель резко перестал ее замечать, точно никого тут и не было. — Вверх, по лестнице, — раздался скрип из кольца. — Да… Я чувствую. Каменные плиты тропинки, длинная железная лестница, холодный влажный воздух, капли от стен пещеры… Полумрак — свет сюда практически не проникал. Раньше, несколько лет назад, глаза бы резало от полумрака, но теперь она была ведьмой, и потому ориентировалась уверенно, как кошка. Таня почти продрогла, пока шла к тому место, что взывало к ее сердцу, ко всему ее дару, но все это не имело значения — значение имело то, что находилось дальше. Некоторые участки, на которых велись исследовательские работы, были огорожены, и ей нужно было к одном из таких мест. Там, впереди, выше, в дальнем углу, практически в луже… Вот оно. В благоговении Таня опустилась на корточки. Влажная почва рядом отпечатала следы, оставленные тяжелыми ботинками Глеба, так что теперь ей казалось, что некромаг находится рядом с ней. Он всегда в ее сердце, всегда в ее мыслях как их продолжение, и пусть физически он далеко, это неважно. Они — Черные Крылья Тьмы… Для их чувства нет расстояния. Перстень осветил все мягким светом, и крохотные символы, начертанные охрой, вспыхнули, материализуя то, что находилось за ее спиной. Гармония. Сейчас, в этот ужасный миг понимания, она испытывала… гармонию. Понимание пришло к ней окончательно, — и, благодаря долгой дороге, от этих ужасных новостей не было страшно. Телепортируй она сюда сразу, она бы испугалась, так что Гелата оказалась права — путь к истине долог, и никакая многоглазка, никакой камень в груди ученика волхва не дадут подобного. Почему все так? За что? Ей хотелось плакать, хотелось кричать, грызть каменные своды… Она получила свой ответ — теперь она знает, как все будет, как должно быть, во всех проклятых подробностях. — Прости меня, — прошептала она, — простите меня все… Простите, ибо я не ведала, что творила. Но я не жалею… НЕ ЖАЛЕЮ! И никогда, пропади все пропадом, не буду жалеть!!! Простите за слепоту, за все, но не за поступки во имя любви, потому что я всегда останусь при своем — не просят за нее прощения! Платят… Умирают… Но прощения никогда, никогда за любовь не просят. Несколько недель спустя — Арей тебя вызывает, — произнесла Улита, появившаяся на ее пороге, — сегодня вечером. Гроттер кивнула. — Я буду. — Не в резиденции. Телепортируй к… — ответ прозвучал на самое ее ухо. — Может, чаю или вина? — девушка была искренне рада видеть секретаршу, — у меня есть пирог с рыбой. — Предложение заманчивое, но нет. Ты слышала, что у нас происходит. — Все слышали, слишком уж апофеозное событие…

***

— Вы хотели видеть? — спросила Таня, едва оказалась в заглоте. — То, о чем мы будем говорить, должно остаться между нами, — произнес мечник, — хотя бы до поры до времени. Он сидел на старой скамейке, и весь вид его воплощал усталость — от долгого бытия стражем, от игр Мрака, от дарха, от… всего. Помедлив, девушка опустилась рядом и выжидающе взглянула на бывшего наставника. — Без ноши исполняющего приговор тебе лучше, — неожиданно сказал он, — а еще ты очистилась от ведьминской страсти, поедающей рассудок. Побывала в Шульганташе? Поняла все? Гроттер кивнула. — Давно. Глеб рассказал Вам о сути проклятия? — К чему? Я не горбунок, — с усмешкой ответил мечник, — мне достаточно понять все по одному виду своего ученика. Арей. Его лицо… Лицо, в котором с каждым годом все больше появлялось резиновое, комиссионерское, выглядело другим — чистым, особенным. Человеческим лицом, пусть стражи и не люди в полном их смысле… — У Вас завтра схватка с Мефом, — произнесла она, — и Вы уже все решили. — С чего ты взяла? — в голосе мужчины звучало искренне удивление. — Пусть и недолго, но я тоже была Палачом. И я помню глаза тех, кто знает о собственной казни, — ответила ведьма, — Вы можете обмануть кого угодно — синьора помидора, Улиту, Лигула, но только не тех, кто видел эти глаза. Арей усмехнулся. — А тебе не соврешь, Танька. — Для обмана у Вас есть другие. А меня Вы не для очередной лжи позвали. Барон Мрака потер разрубленную переносицу. Что ответить на правду… — А Вы уверены, что так будет лучше? Нельзя избежать… всего этого? Нет других путей? Из его груди вырвался тяжелый вздох. — За все нужно платить, Гроттер — тебе ли этого не знать? — Да… За все нужно платить. Таня понимала. Отговаривать было бесполезно, да и к чему? Он принял решение, которое будет наиболее правильным. Он нашел выход из ситуации — слышала она, к чему привело появление Пуфса, слышала про игры Лигула… Как он только их всех не уничтожил? Наверное, Глеб был прав, когда удалил ее от себя — иначе бы их слабость использовали ничуть не хуже… Таня вот могла себя защитить, а Улита и Варвара такой возможностью не обладали. — Родной дочери Вы не расскажете, — утвердительно произнесла она, — не хотите, чтобы она скорбела. Она много раз видела мечника с темноволосой девушкой — один-в-один Арей, отмечала его задумчивые, нежные, строгие взгляды. Он и на нее прежде смотрел похожим образом, — а Таня никогда не была дурой… Варвара — кажется, ее так звали. Счастливица. Но, нет. Как ни странно, она не завидовала. — Мне будет достаточно, что две неродные помнят. Таня улыбнулась. В глазах защипало, но это было хорошее чувство — доброе, светлое, теплое, и она не стыдилась. — Я не знаю, что будет дальше, — признался мечник, — но, чувствую, однажды наступит момент, когда дарх нашего горбунка окажется разбит его же «оружием», которое он, как думал, «кует». И у Мрака может появиться новый повелитель — ни Меф, ни Прасковья, ни некий Шилов… Ты знаешь эту возможную кандидатуру, пусть она сейчас и кажется фантастической. Все к этому шло. Все к этому идет. Интересно, какой еще Шилов... — Но официальная наследница… — Я сказал, «сейчас». Сказал, «может появиться». — Допустим. Но повелитель Мрака без силы Кводнона?.. — Проклятие Черных Крыльев Тьмы — разверзнуть Жуткие Врата и подчинить себе хаос. Хаос — больше, чем силы Кводнона… Рыжеволосая продолжала смотреть на мечника, не сказавшего для нее, по сути, ничего нового. Это было малой частью знания, обретенного ею там, в пещере. — Если так случится, ты знаешь, что должна сделать, — произнес он, — я учил тебя этому с первого дня пребывания в резиденции. — Но… — Предначертание! — страшно крикнул он, и она вздрогнула. — Для этого тебя и выгнали из резиденции. Ты знаешь! Ты поняла все! — Я не хочу, — тихо ответила Таня. — Возможно, и не придется, но ты должна быть готова, Гроттер. Если ты любишь своего некромага, то не позволишь ему пасть. Оба молчали. — Я… сделаю то, что Вы хотите, — наконец, выдавила она, — если дойдет до того, о чем говорите. Потому что иного не дано. Мечник встал. У него было мало времени — остался один вечер… — Для меня было честью учиться у Вас, — произнесла Таня, удерживая его руку чуть дольше, чем этого требовало рукопожатие. Ухмыльнувшись, Арей позволил себе обнять ее — и она обняла в ответ, за всех троих: себя, Улиту, Варвару. У каждого должна быть возможность попрощаться, и самой большой честью для нее стало то, что старый мечник для прощания выбрал именно ее. Самой большой честью… и тяжестью. …Пронаблюдав, как его голова откатилась, Таня тихо вздохнула и телепортировала к себе в Королев. Она пила — в тот вечер одна, а через два дня с Улитой, и обе позволили себе скорбь. — Всех, кого я люблю, я теряю, — призналась рыжеволосая после очередного бокала, — наверное, таково проклятие Черных Крыльев Тьмы. — Таково проклятие жизни, — криво усмехнулась ведьма. Таня, помнится, плакала, когда ведьма ушла. Плакала в первый и последний раз за все последние годы. Плакала так, как не плакала по Глебу, когда тот ее бросил… Когда ушел некромаг, она больше кричала, от отчаяния, от гнева, от бессилия — но теперь была скорбь… Потому что, даже уйдя от нее, Бейбарсов оставался живым, оставался в этом мире, и мысль, что где-то он есть, заставляла ее дышать, ненавидеть, надеяться. Но Арея — наставника, учителя, советчика, стража Мрака, заменившего ей отца, больше не было. _______ * Дочка, девушка (пер. с татар., / башкир.) ** Хорошо (пер. с татар., / башкир.)