Глупый

      Вдох… Свежий, но немного прохладный, утренний порыв проникает в лёгкие, несмотря ни на что наполняя их.        Размеренные глотки этой свежести, что вдыхают два парня, обогащают кислородом, который помогает здраво оценивать ситуацию. На вид каждый из них тянет на лет шестнадцать, но, на самом деле, один из парней, имеющий чёрные зачёсанные, идеально ровные и собранные в небольшой хвостик волосы, уже давненько старше семнадцати. Юноши наполняются решимостью, пока дыхание не глушится звоном погромче обычного, что заволакивает уши. Стук сердца, подобно гонгу, отсчитывает каждую секунду до старта, ветер с новым порывом ещё сильнее задувает уши, растрепывая и без того непослушные пряди, а рядом стоящий тренер, сжавший между губ свисток, слишком долго оттягивает эту интимную паузу или… или для них тот порыв, когда двое пар глаз не сводятся друг от друга, замедляет в момент те последние секунды до заветного свистка?       Неудобная поза заставляла сжать зубы, а пальцы, на которых это всё держится, неприятно побелели до мелких камушков под кожей. Он бы наверняка отшутился в который раз, не упустив этот не самый приличный момент из виду, если бы только они были наедине… Но сейчас не то время, чтобы что-то сказать, он не смеет прервать паузу, заполненную тишиной, ломая атмосферу, поэтому лишь бросает многозначительный взгляд на вздёрнутые вверх бёдра и растягивает губы в ухмылке. Парень рядом с ним только признательно закатывает глаза, томно выдыхая, подмечая для себя не самые высокие интеллектуальные способности подростка.       Слышится заветный свист. Сощурившись, двое пар глаз последний раз кидают взор друг на друга, и, переведя своё внимание на дорожку, специально вымощенную для них, срываются с места, хотя иногда таки поглядывая друг на друга, будто привязанные, следя за каждым действием противника.

***

      Дверь со всей злостью хлопает, закрыв раздевалку, тонкие пальцы только усугубляют положение, защёлкнув на ней замок, оставляя двух парней наедине.        — Какого хрена это было?! — он сжимает кулаки, морща нос, щёки предательски краснеют, а глаза так и пускают недобрые искры, в которых, кроме возмущения, слилось ещё пару эмоций. Единственная превозмогающая и самая приятная для Соника эмоция — смущение.       Шедоу только тяжело дышит, ещё не отойдя от эмоций при беге, и все его чувства сливаются в одну, выплёскиваясь как вода из кувшина на своего раздражителя.        — М? Ты о чём? — Соник только невинно поднимает глаза, не успевая стянуть с себя майку и растягивая на лице голливудскую улыбку.        Злость переполняет брюнета. Быстро сократив расстояние между ними, он хватает его за грудки, поднимает и больно вжимает в металлический шкаф, наверняка даже не рассчитывая силы, бьет головой зеленоглазого об эту поверхность.        — Не прикидывайся дурачком! Там была половина школы, жюри, учителя, педсовет!        Младший сощуривает глаза, всё так же невинно улыбаясь. Ему нравилось смотреть на эмоции, которые Шедоу не умел контролировать при нём. Обычно спокойный и холоднокровный, обдуманно поступающий, сейчас идёт, помыкая своими чувствами.        — У каждого свои методы, Шеди. Балерины подсыпают битое стекло и иголки в пуанты своих подруг, пловцы заливают спиртом очки коллег, а хоккеисты затупляют коньки. Таково соперничество. — разводя руками, насмешливо, будто ребёнку, объясняет Соник.       Нахальная довольная рожа, до невозможности выводила и будет его выводить. Сцепив зубы, он терпеливо ждёт окончания монолога парнишки, зная, что тот не может не сыграть свою пьесу до конца. Ладони Соника ложатся на запястья брюнета, слишком спокойно убирая его руки, опускаясь с носков на стопу, и, сжав его ладони, заставляет напрячься каждый позвонок в теле Шедоу и замереть с мнимым холоднокровием, смотря в эти хитрые драгоценные изумруды.       — Но я действительно не хотел, чтобы от простого шлепка по твоей прекрасной попке ты расцарапал себе колени. — Он переходит на шёпот, переводя ладони парня чуть выше, ставит их по обе стороны от своей головы, пока его пальцы ласково ложатся на талию и невозмутимо оглаживают бока. Соник говорит совсем тихо на ушко что-то донельзя глупое, что могут понять только эти двое, заставляя Шедоу не только поджать губы, но и покраснеть уже не от злости.       Пальцы Соника съезжают вниз по позвоночнику, нежно и невесомо спускаясь на бёдра, левой рукой приподнимая ткань шорт из лёгкой ткани, что слишком вульгарно смотрится на каждом парне из их команды. Когда-то давно Хедчхог впервые бросил взгляд на ягодицы Шедоу в этой форме, тогда же ему долго пришлось неловко оттягивать майку вниз… а вот сейчас его ласковые пальцы, слишком нежные, забираются под ткань,имея наглость прикоснуться ко всему чего пожелает, поглаживая краснеющий след, что был им же поставлен во время бега, и, нежно касаясь дрожащей кожи, улыбается так невинно, будто не он сейчас лапал его во всю, заставляя старшего так судорожно вздыхать, хотя лёгкие и жгло от каждого глотка свежести.        — П-прекращай это. — Говоря тихо, с какой-то своей долей тоски, убирая его руки от себя и подходя к своему шкафу. Просто сваливает все вещи в сумку, не забывая при этом злобно закрыть ту самую дверцу, и направляется к двери раздевалки в спортивной форме, забыв про укоры учителя на этот счёт. В его голове сейчас далеко не это.        Он старается унять сердце, что бешено колотится в его груди от рук мелкого пацанёнка, но дверь закрывается так же быстро, как и срабатывает реакция его закадычного друга на побег Шедоу. Соник, опираясь ладонями по обе стороны от его плеч, с явным сожалением поджимает розоватые губы и с тоской кладёт свой лоб межбу лопаток парня.        — Прости…        Он смотрит на бинты, сжимающие его колени, отчего неприятно сводит дыхание. Какая бы боль не была, приносить её старшему так не хотелось,дрожь пронзает тело, намекая ему в неуверенности своих прошлых действий, и сейчас сожалеет о том, что сделал, обводя глазами и расцарапанные локти, не оставив их без внимания. Подмечает невозмутимость алоглазого, что стал для него примером для подражания, ведь тот даже не дёрнулся, ни разу не заскулив от боли. Только свысока, краем глаза наблюдая за ломающимся подростком, что, заигравшись, не заметил, когда забава и глумление переросли в сильные чувства. С каждым годом, будто отравляя своим ядом сердце, брюнет оборачивался, смотря с толикой раздражения на макушку, что не хотела поднимать на него глаза.        — Убери пожалуйста руки, я хочу уйти.       Казалось, столько усталости в глазах подростка, которой за неполные восемнадцать лет просто не может быть, это был не по годам взрослый взгляд.И ведь, никогда напрямую не скажет ему то, как он злится, а только вежливо намекнет оставить в покое, получая всегда один и тот же отрицательный ответ.       — Глупый Шедоу…       Соник подрывается, развернув его за плечи к себе, беря белоснежное и аккуратное лицо в ладони, впиваясь в давно вожделенные уста и зажмуривая глаза, он не хотел видеть в омутах напротив отвращения. Нежно проводя язычком по искусанным губам, сминая их и так же покусывая, ненасытно, по-животному, но одновременно с этим так трепетно и аккуратно, вкладывал свои дрожащие эмоции в этот поцелуй, даже не имея желания вздохнуть, ведь так боится тратить секунды на что-то подобное.        В любой момент его могут оттолкнуть и, хлопая дверью, убежать, но такого не происходит, лишь тонкие пальцы ложатся на его плечи. С полуприкрытыми глазами, смотря на ребёнка, который дрожащими руками хватается за него, Шедоу отвечает, сам не понимая почему, с какой целью даёт ему надежду. Возможно, продолжая идти на поводу у эмоций и желая чувствовать на себе эти горячие ладони, брюнет нежно поглаживает его щёку большим пальцем, неумело углубляя поцелуй и давая ему то, чего он так от него просит.        Со стороны Соника слышится полустон, а когда парень обнимает его за шею, он ласково переводит ладони выше, сжимая в одной из них его подбородок, другой проводя вдоль талии. А потом медленно опускает руки по бокам и вниз, мимолётно ласково сжав ягодицы, не позволяя себе задержаться там дольше, чем на пятнадцать секунд. Вновь проводит рукой вдоль всей ноги к колену, заставляя согнуть его, резкий рывок, и Соник, с позволения Шедоу, наглеет, подкидывая его за бёдра, принуждая положить себе на талию одну из его тонких ног. Вжимает алоглазого подростка в дверь, сминая губы жаждущее, чем пару секунд назад, сплетая языки и смешивая слюну, пока сердца бешено колотятся в их грудных клетках.       Никто бы не поверил, если бы они друг другу сказали в лицо, что являются врагами и люто ненавидят те пары глаз, в которые смотрят. Наверное, они бы и сами в это не поверили, вспоминая те жаркие поцелуи, которыми они обменивались каждый раз, когда нервы сдавали, те ночи, наполненные стонами и тесным контактом.       Казалось, что каждый вот-вот сорвётся и скажет те глупые и одновременно желанные слова. Но каждый раз отстранялись от розоватых, припухших от поцелуев и укусов губ. Багрянцем покрывались щёчки, украшаясь кровью, что приливала по самые уши и те части тела, которые парни яростно сжимали, хватаясь за друг друга. Разрывают тонкую ниточку слюны между уст. Долго, так приятно долго, смотрят в полуприкрытые глаза напротив, соприкасаясь вспотевшими лбами. И ведь только в такие секунды приходит понятие, что мир вокруг так ничтожен и неважен и, наверное, никогда не будет важен, пока один из них горячо выдыхая на кожу щёк, шеи и плеч, шепчет в один голос с пленником его сердца в такой сладкий унисон с хрипотцой, но бархатный и мягкий. На пределе, в объятьях друг друга, смотрят с любовью, ведомой только им.       — Глупый.       Такое смешное слово, но кто бы знал, как много оно для них значит. Глупость, глупость… Каждый из нас глуп, как и они. До безумия любят и дорожат друг другом, но продолжают пропускать эту тему, понимая, что им сейчас слишком хорошо, чтобы думать над происходящим за пределами раздевалки.