Я не могу слушать радио...

      Обычное, казалось бы, выступление, полностью распланированное, мало чем отличающееся от прочих, бывших до этого. Для всей группы, кроме Валдиса, у которого на этот день и на концерт были большие, можно сказать, грандиозные планы. Он наконец набрался храбрости, чтобы признаться в любви, открыть чувства, годами хранимые в тайне, самому близкому человеку - Леше. Все восемь лет, что они были знакомы, Валдис мучился от разрывающих его эмоций. Он мог беспрепятственно подойти к Кортневу и обнять его, поцеловать в щеку при встрече. Они нередко засыпали на одной кровати после пьянки, что тоже было для них нормально. Леша, считающий его лучшим другом, искренне заботился и иногда даже чересчур опекал порой слишком ранимого Валдиса, даже не догадываясь, что тот давно уже не считает Кортнева другом. Валдис был по уши влюблен в него уже восемь лет, влюблен горячо и безнадежно. Но это приносило лишь боль и разочарование, когда он вспоминал, что со стороны Кортнева все эти действия продиктованы исключительно дружбой.       Если бы он знал, какими мучениями обернется для него знакомство с Кортневым, без оглядки сбежал бы с проб и больше никогда не думал бы о студенческом театре, в котором это все началось. Может, вообще ушел бы из МГУ. Все, лишь бы не встречаться с личным проклятием-благословением, преследовавшим его с того дня.       Хотя, кому он врет… Конечно, он бы этого не сделал даже зная, сколько страданий ему принесет их общение. Леша был его кислородом.       Естественно, о своих чувствах Валдис молчал, лелея их в одиночестве, заталкивая в самые дальние и потаенные уголки души. Он не раз и не два пытался убедить себя в том, что чувства, испытываемые им, исключительно дружеские, но все попытки неизменно шли прахом, стоило Леше ласково приобнять его за плечи, приветствуя, шепнуть что-то, коснувшись губами уха, встрепать волосы, насмехаясь. Валдис от всех этих манипуляций неизменно таял и в тысячный раз осознавал, что любовь эту к Лешке, просто запредельную, из него уже не вытравишь никакими средствами.       А сегодня… Он не знал, почему именно в этот день он решил признаться Кортневу, тем более, таким извращенным способом. Возможно, он просто устал от неопределенности. Накрутил себя до такой степени, что даже думать о происходящем было невыносимо. Какая разница, что послужило причиной к началу более активных действий, чем тихие вздохи за спиной и глупые улыбки после мимолетных прикосновений?       Валдис, задумавшись, не заметил, как начал мять розы, которые держал в руках. Их он украдкой притащил с собой, пряча под курткой, чтобы никто не увидел, ощущая себя при этом круглым идиотом. Уже в помещении цветы пришлось достать. Валдис опасался, что кто-то станет задавать вопросы, но никому не было дела до букета. Пролетевший мимо Леша, на хода пожавший Пельшу руку и хлопнув по плечу, окинул цветы мимолетным взглядом и выдал: - Еще реквизит? Можешь использовать по ходу песни. – и направившись к кому-то из телевизионщиков, чтобы решить оставшиеся перед съемкой вопросы. – Надо же тебе руки чем-то занять будет.       Валдис, прекрасно знающий, как он собирается использовать букет во время выступления, покраснел и кивнул, не в силах сказать хоть слово. Леша, заметивший это, вернулся и приложив руку ко лбу друга, спросил встревоженно: - Все в порядке? Ты не заболел? – Валдис замотал головой. – Ты сегодня какой-то тихий. - Все нормально. – выдавил Пельш, молясь, чтобы это мгновение не заканчивалось никогда и одновременно прекратилось тут же. – Я здоров. - Ну смотри. – Леша смерил его подозрительным взглядом, неудовлетворенный ответом, и все-таки ушел к организатору. Валдис вздохнул с облегчением. Ему никогда не нравилось врать Леше, тем более, что тот далеко не всегда верил, хоть и не лез в душу. А как же хотелось порой, чтобы тот сам все понял, спросил напрямую, или догадался. Пусть и неизвестно, какой ответ ждал Валдиса, но мечтать о хорошей концовке ему никто не мешал. Хотя, конечно, иногда подающий голос здравый смысл подсказывал, что на взаимность надеяться не стоит.       Валдис внутренний голос упорно игнорировал.       Концерт начался раньше, чем Валдис успел перехватить Лешу второй раз, чтобы вручит ему букет, поэтому решил сделать это уже потом. Выступление было давно отрепетировано, все детали тщательно продуманы, хотя непосвященным зрителям и могло показаться, что музыканты творят какую-то ерунду, которая только что пришла им в голову.Валдис, которому в этом номере была отведена только роль актера, наравне с остальными пихался, отталкивая всех от Леши (это было не его придумкой, но пришлось ему по душе), пританцовывал и подпевал. Кроме того, у него были собственные фрагменты, совершенно бессмысленные, не имеющие отношения к песне, исключительно для создания постоянно движущейся картинки. Таким был и момент с кольцом, надетым на палец в процессе танца. А вот попытка вставить розу в кармашек пиджака Кортнева была чистой воды импровизацией. Он все равно таскался по сцене с букетом, не зная, куда деваться – паника нарастала и идея с признанием уже не казалась такой хорошей.       Но Валдис понимал, что если сейчас отступит, то уже никогда не наберется столько смелости, чтобы хотя бы задуматься об еще одной попытке. Даже после концерта у него не хватит на это сил. Поэтому решительно действовать необходимо было прямо сейчас.       Конечно, в действительности о решительности речь не шла. Со стороны он, должно быть, выглядел совсем жалко: нервный, зажатый, дергается в сторону лидера группы с этим несчастным букетиком. Леша, увлеченный песней, даже не заметил его приближения. Валдис почти дотянулся до него, но в последний момент Леша сделал резкий разворот в сторону и махнул рукой, прося не мешать, и Пельш испуганно отшатнулся, едва не выронив цветы. Кортнев продолжил петь, не придав значения этой пантомиме. А Валдис отступил, вновь включаясь в общий ритм. Розу, оставшуюся у него в руках, Валдис безжалостно смял, хлопая в такт песни. Он поучаствовал в исполнении припева, даже подсказал сбившемуся отчего-то Леше, что сейчас за куплет. Многострадальная роза после этого была в очередной раз согнута. Валдис, на мгновение увлекшись, даже бросил ее в лешину шляпу, но опомнился и выхватил цветок обратно. Как мог разгладил лепестки и постарался выпрямить стебель.       До конца песни он лишь один раз выпустил цветок из рук, когда пришел черед саксофонного проигрыша и их с Лешей танца. Тогда Валдис его просто обронил, слишком активно размахивая руками, но подобрал, как только смог.       Уже в самом конце, на финальных аккордах, когда вся группа пошла вразнос и выделывала непонятные кренделя руками и ногами, он бросил цветок на сцену, осознав, что не справился с задуманным.       Да, цветок был почти вручен, но Леша, видевший его на протяжении всей записи, не понял, что значила красная роза, не мелькнуло и тени осознания в его глазах, а значит и вручать после уже изрядно потрепанный цветок не имело смысла. Только посмешищем себя бы выставил.       Валдис, не обращая на веселящихся друзей, выскользнул за дверь незримой тенью.       Красная роза так и осталась лежать на полу.       Уход Пельша остался незамеченным командой, бурно празднующей окончание съемки. Только внимательный Митя, проследив взглядом за скрывшейся фигурой и заметив по-прежнему лежащий на сцене цветок, покачал головой. Валдис мог сколько угодно думать, что он конспиратор от бога, но в реальности дела обстояли слегка иначе. Только слепой бы не заметил те взгляды, которые бросает Валдис на Лешу, как млеет от прикосновений Кортнева, ловит каждое слово, каждый жест. Но Леша этого не замечал. Как не понимал и Валдис, что работает это в обе стороны. Мите порой казалось, что его сокомандники просто идиоты, раз не замечают очевидного. Для него же эта парочка «лучших друзей» давно стала чем-то средним между любовным романом, которые обычно читают незамужние дамы среднего возраста, и детективным сериалом. Каждая репетиция, встреча группы – новая серия или глава. Вот уж действительно несчастный случай. Леша и Валдис ходили кругами, строили совершенно абсурдные предположения и совершенно искренне верили, что второй в их дуэте считает первого другом. Этот идиотизм убивал Чувелева, но не вмешивался, почему-то уверенный, что друзья сами разберутся между собой. Надежда на счастливый исход таяла с каждым годом, а неопределенность крепла, количество страхов и додумок росло и это могло кончиться очень-очень плохо.       Статус кво нарушил Валдис, но, увы – неудачно. Митя, все время записи наблюдавший за робкими попытками Пельша подойти, сделать тот самый первый шаг, с замирающим сердцем ждал результата. И, по сути, Валдис сделал то, что хотел. Но Леша его не понял. Или даже, попросту не заметил, что до него пытались что-то донести. Обычно крайне внимательный к Пельшу, бросающий все дела ради него, сегодня Леша слишком увлекся концертом и воспринимал неловкие метания Валдиса слишком поверхностно.       И Митя решился. Положение дел и без того было преотвратным, вряд ли он сможет сделать хуже.       Он подошел к нервно озирающемуся Леше, который, увидев друга, тут же бросился к нему: - Ты Вадьку не видел? – ну конечно, кого же еще может искать в толпе музыкантов и технического персонала Алексей Кортнев? Только своего ненаглядного Валдиса, кого же еще… Собрав волю в кулак, Митя ответил. - Ушел, минут десять назад, может. – и прежде, чем Леша задал следующий вопрос, невозмутимо добавил. – Кажется, он плакал. - Что? Почему? – Леша, мгновенно потерявший остатки напускной веселости, побледнел. – Что случилось, Мить? - Не знаю. – пожал плечами Чувелев, которому было немного стыдно за свою ложь. Но Кортнев должен был догадаться сам. – Но, похоже, у него не вышло сделать что-то важное.       И он небрежно махнул головой, указывая на розу, лежащую возле ботинка Леши. Тот опустил взгляд на цветок, нахмурился, пытаясь понять, что же имел в виду Митя. Тот продолжал подсказывать. - Помнишь, недавно Валдис говорил о такой интересной штуке… - он пощелкал пальцами, делая вид, что пытается вспомнить. – О! Флориография, язык цветов. – и наблюдая за стремительно меняющимся в лице Кортневым, добавил. – Он и о розах что-то говорил, кажется. Вот только что…       Но Леша уже не слушал его. Подняв с пола цветок, он пулей бросился к выходу, даже не попрощавшись. - Вижу, что вспомнил. – ухмыльнулся гитарист и пошел к остальным ребятам. Он сделал все, что мог, исход этой истории зависел уже от Леши.

***

      Кортнев бежал по улице, не обращая внимания на редких прохожих, сжимая в руке злополучную красную розу. После разговора с Митей все, что казалось сегодня ужасно странным, обрело смысл и стало на свои места. Стало понятным странное поведение Валдиса на протяжении дня (да что там – на протяжении восьми лет). Как он мог быть так слеп? Как не замечал очевидного?       Терзаемый тяжелыми мыслями и одновременно окрыленный радостью, облегчением, Леша мчался к дому, где жил Пельш. Проще было дождаться его под дверью, чем искать по городу. Неизвестно, куда мог пойти обиженный и разбитый Валдис. Сердце изнывало от беспокойства, но умом он понимал, что куда рациональнее подождать там, куда Валдис точно придет, а не проверять кучу разных вариантов.       Леша поднялся по лестнице, остановился перед нужной дверью в нерешительности. Была вероятность, что если Валдис все-таки вернулся домой, то не откроет.       Леша выдохнул и нажал кнопку звонка. Ничего не произошло. Он попробовал еще раз и прислушался. Противный звук звонка разносился по, очевидно, пустой квартире.       Он еще несколько минут нажимал на звонок, практически не отнимая пальца от кнопки. По-прежнему ничего не происходило. Будь Валдис дома, он бы уже не выдержал и пошел бы, злой, как тысяча чертей, разбираться с нарушителем спокойствия.       В общем, ничего не оставалось кроме того, как ждать.       С учетом того, что бродить по городу Пельш мог очень долго, Леша рисковал застрять на лестничной клетке до самого утра. Впрочем, его это не волновало. Единственная мысль, что набатом стучала в голове – как донести до Валдиса, что он осознал, что не отверг? Что не знал все эти годы, даже не подозревал, что чувства взаимны?       Давно стемнело и подъезд освещал лишь слабый свет фонарей из окна. Лампочка на этом этаже (как, впрочем, и на остальных) не работала. Тишина начинала давить. Кортнев вертел в руках изрядно потрепанный цветок, стараясь отвлечься от тревожных мыслей.       Вдалеке, несколькими этажами ниже, послышался шум шагов. Леша не обратил не него внимания, потому что за все то время, что он здесь стоял, мимо него прошло столько людей, что можно было и не считать. Он устал подрываться нервно, надеясь, что идет тот самый человек, а потом понимать, что шаги затихли на этаж раньше или мимо, наверх, прошла какая-нибудь старушка.       Он стоял, облокотившись на дверь, когда на ставшую уже «родной» лестничную площадку поднялся человек. Он шел медленно, едва переставляя ноги и периодически шмыгал носом, как будто старался сдержать слезы. В общем-то, было понятно, кто это. - Вадюш! – позвал Кортнев. Человек моментально вскинулся. - Леша? – осипший, дрожащий голос Леша узнал бы из тысячи. Валдис остановился в нерешительности и, судя по движениям, раздумывал о том, чтобы метнуться назад, прочь из подъезда. Кортнев не дал ему этого сделать. Преодолев разделяющее их пространство, он преградил Валдису дорогу к лестнице. Тот, осознав, что путь к отходу потерян, замер и опустил голову, но Леша успел заметить опухшие от слез глаза, затравленный взгляд и скорбно поджатые уголки губ вместо задорных ямочек на щеках, которые почти всегда были на лице Валдиса.       В свою очередь Пельш, в попытке спрятать лицо упершийся взглядом в пол, увидел зажатую в лешиной руке розу, ту самую. - Леш, это не то, что ты подумал! – пробормотал он, испуганно вскинувшись. В серых глазах плескалась паника. - Может, тогда объяснишь, чем это еще может быть?       Валдис промолчал и тогда Леша просто обнял его крепко, чтобы точно не сбежал, и поцеловал. Валдис застыл неподвижно, но потом всхлипнул прямо в поцелуй и фактически повис на руках у Леши.       Оторвавшись друг от друга лишь тогда, когда дышать стало невозможно, они несколько секунд стояли, молча глядя друг на друга. Валдис вцепился обеими руками в воротник лешиной куртки и явно не собирался его отпускать. Впрочем, и Леша, по-прежнему прижимающий того к себе, отстраняться не планировал. - Вадь… - начал Кортнев, но оборвал сам себя, потому что не знал, что сказать. Он выдохнул и наклонился ближе, кладя подбородок на макушку друга. – Вадь… - Леша… Ты… Как давно ты...? - Еще с проб. – признался Леша. – Ну, тогда, когда ты меня еще мудаком обозвал.       Валдис прыснул: - Серьезно, что ли? - а потом, покраснев, признался. – Я тоже. - Тоже влюбился в меня, когда мудаком обзывал? – приподнял бровь Леша. – Или когда я назвал тебя мудаком в ответ? - Почти. Когда ты со мной бутербродами поделился во время перерыва. – Кортнев, уже не сдерживаясь, захохотал. - Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, да? – Валдис обиженно стукнул его кулаком по плечу, выворачиваясь из объятий, но Леша не дал ему отстраниться и снова поцеловал, только уже в щеку. – ну прости, прости. - Я не обиделся, Леш. – Валдис хихикнул и, приподнявшись на цыпочки, целуя Лешу в лоб. – Честно. - А эта история сегодня… Я бы так ничего и не понял сам, если бы Митя не ткнул меня носом в очевидное. - Ну, значит, надо будет поблагодарить Митю. – философски пожал плечами Пельш и предложил, доставая из кармана ключи. – Может, в квартиру зайдем? Сколько ты здесь вообще торчишь? - Столько же, сколько ты по улицам мотался, Вадь. - Валдис снова посмотрел на него печальным взглядом, но Леша уже знал что за этим последует и прервал еще не начавшийся словесный поток. – Даже не вздумай извиняться. Если бы не я не затупил, всего этого вообще бы не произошло.       Валдис кротко кивнул и открыв дверь, зашел в квартиру, запуская Лешу следом.       Остаток ночи они провели сидя в обнимку на диване и обсуждая все, произошедшее между ними за восемь лет. С новой стороны рассматривая поступки друг друга, которые до этого казались дружескими, осознавая, чем были продиктованы те или иные действия. Они поняли, наконец, что все эти годы напрасно прятались и морочили друг другу и самим себе головы.       Но теперь, когда они сидели, укрывшись одним пледом, в уютной темной комнатке и шепотом признавались друг другу в любви, все было хорошо.