Никто другой

      Вергилий прижимает к своей груди сестру и жадно вдыхает запах кожи, платиновых волос. Очень густых, но сухих и жестких, будто пучок искромсанной лески.       Ему некомфортно: эти волосы колют всю нижнюю часть лица, но это меньшее из неудобств, которое случалось с ним за всё время, что он себя помнит. Так что это даже приятно — ощущать грязные, неровно обрезанные волосы сестры кончиком носа, неощутимо целовать их губами и приминать подбородком. Это вообще больше, чем всё то, о чём он мог себе позволить мечтать все эти безвозвратно истраченные годы.       И он не достоин даже этого, не говоря уже обо всём остальном, что ему досталось от слишком щедрой Данте. Делить с ним постель после того, что он сделал, — безрассудство! Как раз в духе Данте.       Он не имеет прав к ней прикасаться! Не после всего, что он сделал в этой жизни.       Вергилий ещё не заслужил прощения, не прошёл все тяготы искупления и… много ещё чего не сделал. И он не уверен, что вообще способен это сделать. Но тем не менее…       Данте это не нужно — ей никогда не нужны были долгие ритуалы вымаливания прощения на коленях (хотя, она бы точно не отказалась бы поглядеть на это зрелище), ей просто хотелось, чтобы её старший брат был рядом и обнимал вот так. Крепко, прижимая её сердце к своему.       Мужчина понимает: он мог обнять её с самого начала, в тот самый день, когда узнал, что сестра жива. И тогда бы ничего дальше не случилось, не произошло катастрофы, разбившей их жизни в дребезги. Но это огромное чувство презрения к самому себе не позволило. Как и теперь не позволяет просто лежать рядом и наслаждаться, возможно заслуженным, спокойствием.       Чем дольше он об этом думает, тем больше убеждается: на его месте должен быть другой мужчина. Кто-то лучше, умнее, сильнее, напористее, достойнее его сестры.       Но правда в том…       — Ты слишком громко думаешь, — сонно шипит на него Данте и переворачивается лицом к лицу, сдавливая в своих по-женски сильных объятиях.       …что никто другой Данте не нужен.       Он целует её в лоб, извиняясь, и ощущает, как сестра закидывает на него свою ногу.