Птичка

Он не поднимал головы около двух часов, выводя одну за одной строчки недавно закрытого в Алабаме дела о "гирляндах", как говаривали в местной полиции. Субъекта привлекали исключительно молодые, полные предвкушения будущего девушки, и общественности пойдет на пользу неведение по части того, что этот безумец вытворял с внутренностями жертв, покончив с долгим и методичным потрошением, становившимся причиной его сексуального возбуждения и последующей разрядки. Аарон поставил точку и закрыл светло-коричневую папку, почему-то думая о ее дизайне, который, по неясной причине, не менялся уже многие десятилетия. Он всегда заполнял документы от руки и его острый, каллиграфический почерк был знаком в равной степени каждому в подразделении, каждому, садящемуся за парту в аудиториях академии. И, если случалось обнаружить следы чужой руки, это становилось подоплекой к беззлобной шутке, мол, старшему агенту подвернулось что-то более интересное. Словно, существовало нечто в действительности более интересное, чем стенографирование чужих грехов во имя высокой цели познания. Еще в главном офисе, спустившись по лестнице на первый уровень, он услышал звуки музыки. Двери в коридор были распахнуты, символизируя окончание вахты: им больше не нужно хранить тайны и глушить секретные пересуды, по крайней мере, сегодня. Аарон вышел в коридор и повернул к лифтам, держа пиджак на согнутой руке. Спину ломило от долгого пребывания в неудобной позе, голова гудела, точно трансформаторная будка от вороха нерешенных вопросов, а карман брюк, обшаренный на предмет ключей от машины, неожиданно оказался пуст, что заставило Аарона застопориться на полпути и тихо выругаться. И верно, ключи остались в кабинете, на рабочем столе, где-то между пресс-папье и табличкой с его именем. Он сам их туда бросил, явившись на службу после затянувшегося обеденного перерыва. Тем временем, задушевная мелодия сменилась другой, динамичной, всколыхнувшей давние воспоминания о зеленой юности. В прохладном полумраке коридора Куантико звучал надрывный перебор фортепьянных клавиш, а после, словно порыв свежего ветра, в их аккомпанемент вмешался баритон Элтона Джона : Я все еще стою здесь , заверял он всем бедам и врагам на зло. Во имя надежды и вопреки предательству любимого человека. Я все еще стою здесь! Ноги сами понесли Аарона в излучину коридора, заканчивавшегося тупиком. Это была комната, где они, в былые дни, размещали родственников жертв, или пострадавших, в случае домашнего дела. И в этот раз предназначение комнаты оставалось прежним, не изменяя сюжету. С правкой на саму жертву. Она была из их стана. Аарон мог дать голову на отсечение – никто из них не мог себе представить, что расследование дела о «чертовой дюжине» затянется так на долго и будет требовать подобных, исключительных мер. Но, так или иначе, Гарсие пришлось временно переехать сюда, полностью передав свою судьбу под их ответственность. Ее лишили контроля над собственной жизнью, зверски ограничили сферы влияния и, более того, подвергли психологическим пыткам. Именно так, пускай и с улыбкой на пухлых губах, Пенелопа Гарсия охарактеризовала процесс устройства быта на новом месте. Аарон по-прежнему не мог решить, кому досталось сильнее: Пенелопе, которой пришлось составлять список необходимых вещей, и мест, где оные можно было обнаружить в ее доме, куда она не могла заявиться по ряду причин, или Моргану, на плечи которого легло нелегкое бремя исполнения соответствующего приказа. При личной беседе она не скрывала своего разочарования, перемежавшегося со злобой от собственной, вынужденной несостоятельности. -Как мне теперь ему в глаза смотреть? Однако, дух Пенелопы Гарсии сломить не так просто. Оставив данные переживания в списке забот на неопределенное «завтра», она двигалась вперед, по кирпичику выстаивая свое отношение к обновленной действительности. И хорошо справлялась. Аарон стоял на пороге и наблюдал, ничем не выдавая своего присутствия. Пенелопа пританцовывала у небольшого стола - тумбы, подпевая сэру Элтону, перебирая только что вынутые из переносного холодильника продукты. Набор оказался нехитрым, очевидно, она собиралась приготовить яичницу или омлет в качестве быстрого перекуса. С некоторых пор, с тех самых, как Девид Росси настоял на прекращении потребления готовой еды из общепита, которыми Морган и Прентис снабжали Гарсию, здесь появилась электрическая плита на две конфорки и этот самый холодильник. Девид так же решил, что имеет полное право на составление продуктовой корзины, но не следил за этим на постоянной основе, в результате чего, все равно появлялись шоколадные батончики и сладкая газировка. Как-то раз Аарон лично видел, как Спенсер подкладывает очередную партию, что в последствии стало их маленькой тайной. Гарсия щеголяла в милой светло-розовой пижаме, расшитой вездесущими котиками. Котики стояли на задних лапках, выпрашивая лакомство у невидимой руки. Котики лежали, свернувшись клубком, греясь у невидимого камина. Котики гонялись друг за другом, затеяв забавную игру с вполне себе жуткой подоплекой. Аарон не мог отвести взгляда от ее фигуры и испытал сверхъестественный прилив энергии в совершенно естественной области своего тела, когда Пенелопа нагнулась к нижней полке холодильника за необходимым ингредиентом, кажется, это был острый красный перец. Новый, незнакомый мотив, к некоторому удивлению, созвучный с его ощущениями, наполнил маленькую комнату до краев. Аарон не знал этой музыки и этого голоса, но ему безоговорочно был знаком смысл. Ты – ветер в моем доме, пела она,эта незнакомка из динамика, - я пытаюсь мечтать о том, чтобы ты ушел. В тот миг, когда Аарон осознал всю тяжесть совершенного проступка, Пенелопа обернулась через плечо и, ойкнув, тут же дернулась к портативной блютуз-колонке и та смолкла на полу слове. Ты – мое сердце из камня. -Прошу прощения, сэр, дело ведь в музыке, да? Я лишь хотела…хотела, оживить обстановку. – постепенно на нее снисходили и другие взболомошенные догадки, среди которых был ее внешний вид, отсутствие порядка на выделенной ей территории и запах перегревшейся конфорки плиты. Наверняка, масло будет яростно стрелять во все стороны и забрызгает эти чудесные кремовые стены, как только я поставлю чертову сковородку, подумала Пенелопа и набросила на плечи любимый цветастый халат. - Музыка здесь не при чем, - холодно отозвался Аарон и тут же осекся, добавляя, - Я лишь хотел удостовериться, что у тебя все в порядке. Я уезжаю домой. - У меня все замечательно, - отозвалась Пенелопа бойко и улыбнулась, наконец, решаясь заглянуть ему в глаза. Ее поза стала менее стесненной, полы халата разошлись и он, на какую-то долю секунды, разглядел замявшуюся ткань между ее ног, что пустило новую вольфрамову дугу вдоль позвоночника; заставило расправить плечи. – Не желаете поужинать со мной? В меню омлет с острым чилийским перцем. Не каждый желудок может это выдержать, конечно, так что можно параллельно сделать что-то более съедобное, допустим, с цукини. Аарон снова подумал об абсолютной бесперспективности возвращения домой. Последние несколько дней группа приглашенных рабочих перебирала отопительную систему, в попытках обнаружить проблему и в комнатах поселился холод. Октябрь в этом году выдался на редкость отвратный и шквалистому ветру ничего не стоило выдуть прочь всю гостеприимность, которой он сам, если верить бывшей жене, никогда не славился. Джек оставался с Джессикой, и Аарон обнадеживал его вероятным возвращением домой на грядущих выходных, но лично в этом уверен не был. Бдение в не прогретых комнатах и сон под двумя одеялами нагонял тоски и слишком сгущал краски, поэтому, он с легкостью согласился на поступившее предложение. - Жгучий перец. То, что нужно. Готовка удалась на славу. Абстрагировавшись от текущих неурядиц, Аарон взял почти весь процесс на себя, с удовольствием взбивая яйца для омлета в ручную, пока Пенелопа оживленно щебетала на тему прошедшего дня. Необходимость в музыке отпала, но Гарсия все равно закрыла двери. -И часто вы готовите дома? – Пенелопа сжимала в руках любимую кружку с травяным чаем, стоя совсем близко, наблюдая за отточенностью его движений. Аарон оставил пиджак на кресле, расстегнул две верхние пуговицы рубашки, закатал рукава, чтобы не заляпать их сложновыводимыми пятнами. Он бросил на нее короткий, добродушный взгляд, а после принялся переворачивать поднявшийся омлет, - Это дело случая, на самом деле, или везения, которое, порой, приходится ждать неделями. Приготовление пищи позволяет мне упорядочить мысли, в этом мы, пожалуй, очень похожи с Девидом. -Знаменитая паста аля-Росси, - хохотнула Пенелопа, вспоминая данный им мастер-класс. Маэстро держался непринужденно и слегла высокомерно, объясняя несведущей аудитории то, что считая священным. Оставалось только понять, была ли его экцентричность следствием выпитого вина, или кулинария и в правду способна доводить его до состояния экстаза, подобия альденте? -Точно. – омлет был готов, оставалось разложить по тарелкам, оказавшимся одноразовыми. Ноздри наполнял резкий запах перца, а желудок сводило от голода. – Джек любит, когда я успеваю лично приготовить ему завтрак, для него это сродни празднику. А все потому, что я позволяю ему участвовать. Ему всего четыре, но он отлично справляется с фритюром, умеет его включать и приходит в восторг от шипения кипящего масла, когда мы вместе забрасываем в чашу куриные наггетсы. Джессика смотрит на это сквозь пальцы, эдакое пассивное неодобрение. Пенелопа поставила на небольшой стол два высоких стакана и налила в них воду. Обожженные вкусовые рецепторы скажут им спасибо. -Он у вас такой самостоятельный мальчик. Замечательный. Аарон хотел было сказать, что у Джека, к сожалению, нет другого выбора, но промолчал, в сердцах благодаря Гарсию за деликатность. Первые минуты непростительно позднего ужина прошли в полной тишине. В этом крылось особенное удовольствие – есть с кем-то за одним столом, и Аарон впитывал его жадно, без угрызений совести. Свет горел не ярко. Пара бра над «кухонной зоной»,основное освещение, представленное одинокой лампой за матовым плафоном на потолке и еще один торшер у разложенного дивана, потушенный за ненадобностью. Это помещение обладало характером, не просто комната отдыха, а перевалочный пункт для загнанных, убитых горем душ, место, где они могли без тени сомнения говорить о своих лишениях и бедах. Безмолвный свидетель темнейших из ночей, не вызывавший дрожи праведного ужаса. Пахло свежим бельем, дезодорантом Пенелопы, немного – пылью. Приятная, почти домашняя смесь ароматов. Среди вороха подушек и пышного одеяла затерялся, но не остался незамеченным, небольшой плюшевый черный пес, подозрительно взирающий на них своими бусинками-глазами. Пенелопа бы не была Пенелопой, не разместив здесь добрую половину своих безделушек. Аарон подметил, что Пенелопа тоже его изучает. Взаимная уличенность, играя против правил, убрала очередной барьер. -У вас есть мечта, мистер Хотчнер? Аарон промокнул губы салфеткой, покончив со своей порцией и поднял взгляд. И, что, матерь божья, он должен на это ответить? Губы тронула легкая улыбка, - Мечта? Нет. С ними, обычно, разговор короткий и не всегда в твою пользу, - задумчиво отметил Аарон, - Есть цель. Не ударить в грязь лицом. В глазах команды, сына, что первостепенно. - Мне не в пору на такое рассчитывать, - сказала Пенелопа, коротко кивнув и Аарон почувствовал, что ситуация, буквально пошла под уклон. –перебиваюсь глупой мечтой о том, чтобы все наконец заняло свое место. – ее голос неожиданно дрогнул; Пенелопа встала и, подхватив сначала свою, а, затем и его бумажную тарелку, определила их в мусорное ведро. -Это не будет продолжаться вечно, - осторожно проговорил Аарон, повернувшись к ней на стуле. – Дело будет закрыто, преступники получат по заслугам, а ты, наконец, сможешь вернуться домой. – ее поведение и жесты подсказывали, что было бы неплохо заткнуться, но он все равно закончил свой монолог. - О, сэр, я не об этом! – ее горячность заставила его смотреть на вещи шире. – понимаете, иногда мне кажется, что я совершенно не принадлежу этому миру. – теперь он стоял совсем рядом, читая скрытый код в хаотичных движениях ее пальцев, теребящих ткань; Пенелопа судорожно вдохнула, - мне нравится моя работа, нравится знать, что я стою на защите чужого спокойствия, у самых баррикад, я с этим свыклась, приспособилась, но стоит мне сесть в машину, и выехать с парковки на шоссе, иллюзия исчезает и остается…неудовлетворенность. Неудовлетворённость самим временем. И тогда я начинаю идентифицировать себя как жертву бесчеловечного эксперимента, словно меня запихнули сюда насильно, а вся моя реальность потерялась где-то там, где светлым чувствам отдавалось большее почтение. – она очнулась, едва Аарон успел подумать, вслушивался ли кто-либо в то, что она говорит прежде. Быстрым движением пригладив непокорные светлые пряди, Пенелопа снова изобразила улыбку, меньше всего ей хотелось услышать очередную рекомендацию отдыхать больше - Чудовищно глупо, не так ли? Между ними повисло напряжение. А воздух неминуемо разогревался, смутное предчувствие, как перед грозой, наполняло душу. Аарон позволил себе быть человеком, и неизбежно улавливал сигналы, посылаемые ею в пустоту, ее молодым, пышущим здоровьем телом. Словно сбившееся с курса крохотное суденышко посреди огромного океана, она ждала помощи. Эти сигналы SOS долгое время оставались без ответа, толкая ее на крайние меры. Ощущение, продиктованное инстинктами, древними как само мироздание, брало бразды правления в свои руки. -Вовсе нет, - тихо ответил Аарон. -Я читаю слишком много слезливых романов, пускающих меня по лживому следу, понимаете? Я ищу в людях сострадание, принятие, уважение, я ищу признаки любви, а получаю жестокость, безразличие, и похоть с подливкой из глубокого эгоизма. Строю эти воздушные замки, заранее предвосхищая исход, и плачу над их руинами после. И вот я подумала, что, возможно, вы тот самый правильный человек, к которому можно пойти с этой проблемой. – Она разрешила себя обнять и Аарон нежно гладил ее по спине, в попытке утешить, - к вам идут все. Я тянула до последнего, но видимо, этот день настал. Плохой день. Нечто вроде кодового слова в их команде. Сигнал всем остальным – мне необходима помощь, я не справляюсь. Не только Аарон считал Пенелопу Гарсию несколько не от мира сего. Ее эмоциональность, бурная деятельность, опасно граничащая с полным личностым выгоранием, ее «пропускная способность», тот самый фильтр, преобразующий всю поступающую информацию и до последней капли выжимающий из ситуации все самое лучшее, делали ее по-настоящему особенной. Никто не мог оставаться прежним, угодив в поле зрения Пенелопы, оказавшись в зоне ее влияния. Она прогоняла уныние и дрему так же легко, как отыскивала нужного команде субъекта по заданным минуту назад критериям. Она любила щебетать без остановки и обо всем, и, в то же время, хранила в себе мириады непознанных тайн, доступ к которым приоткрывала прямо сейчас, горестно вздыхая у него на плече. Аарон был тронут. Он считал ее райской птицей, по ошибке завезенной в Вирджинию орнитологом-любителем, или,скорее, беспечным горе-путешественником, позарившимся на экзотическую красоту. -Хорошо, что ты нашла в себе силы высказаться. -Но как это поможет мне решить проблему? – капризным детским тоном спросила она, выбираясь из его надежных объятий. Ее пульс участился, дыхание стало более порывистым, раскрывая перед ним все карты. Аарон больше не мог отрицать сексуального влечения, особенно, когда он медленно переползало в категорию взаимных. Первый шаг по минному полю. - Никак, - честно ответил он, заставив Гарсию отвернуться. – эта проблема не из тех, что решаются радикальными действиями. Избавиться от нее можно, лишь изменив к ней свое отношение. Сделав ее максимально приемлемой. – она затаила дыхание, снова обратив лицо к нему, когда он медленно снял ее очки и положил их на тумбу. -Мистер Хотчнер…Я не совсем понимаю, - она выглядела слегка напуганной и, совершенно, безоговорочно сбитой с толку. Шаг номер два. Нет щелчка. Ноги просто вязнут в мягком дерне, покрытом молодой травой. Пальцы Аарона осторожно легли на упругую кожу ее щеки; оглаживая и лаская, он завел их за аккуратное ухо с увесистой перламутровой сережкой, пробираясь через густые пряди. Это было пробное приглашение к сближению, и, когда рука не оказалась отброшенной, Аарон подался вперед, накрывая своими губами ее пухлые губы, порождая легкий тремор в ее пальцах, внезапно обнаруживших его крепкое плечо. Аарон целовал ее нежно, постепенно усиливая натиск, и она поддавалась, подпуская его все ближе, позволяя ему протолкнуть язык в свой рот. Эта сладкая прелюдия к настоящей пытке продолжалась около минуты, пока Пенелопа, не задохнувшись от обуревавших ею эмоций, не разорвала поцелуй, шумно втягивая воздух через нос. Аарон сглотнул. Это было восхитительно, целовать ее, удерживать ее в своих руках, чувствовать, как она, трепетно и живо отзывается на его ласки. В паху у него значительно потяжелело -сказывались долгие месяцы одиночества, крайне недвусмысленно влияя на раскаленные нервы. -Мистер Хотчнер… -Нет. – безболезненно одернул ее Аарон, одаривая новыми поцелуями в щеку, прокладывая влажную дорожку к шее, - Аарон. Зови меня по имени. – необходимость разъяснения отпала вместе с ее первым стоном, сдержанным, но сладким, обрубившим пути к отступлению. Он повел ее к дивану, на ходу стаскивая с плеч цветастый пушистый халат, пока ее пальцы проворно справлялись с мелкими пуговицами рубашки- еще мгновение, и вещь оказалась на полу. Его шрамы в полутьме проступали на коже довольно четко, Пенелопа окинула их затуманенным взглядом, а, затем, накрыв теплой ладонью два самых крупных, потянулась за новым поцелуем, почти сразу цепляясь за ремень брюк. Аарон избавил Пенелопу от пижамной кофты, отмечая отсутствие лифа и уложил на подушки, подминая под себя, полностью лишая возможности обернуть все вспять; чрезвычайно приятное ощущение кожи к коже туманило его рассудок, наполнявшие ладони груди обостряли желание, делая его почти невыносимым, томные вздохи и ответные ласки указывали правильный путь. Не понадобилось и двух минут, чтобы обнажить страждущие тела. Он вошел в нее импульсивно, одним толчком, и тут же почувствовал, на периферии удовольствия, как острые ноготки впились в его напряженный бицепс. Аарон брал ее голодно и жадно, без презерватива, абсолютно не собираясь поступаться моментом. Удерживал вес тела на расставленных руках в начале, а после опустился на нее плашмя, устраиваясь как можно удобнее между разведенных ног и ускорил темп, и короткие стоны вылетали из ее горла точно искры из горна, обжигая его щеку. Было жарко. Раскаленный воздух наполнялся запахом пота и секса, дополняя картину грехопадения. И ничто иное не имело права считаться более правильным, чем это. Время превратилось в вязкую, бесформенную субстанцию, потеряло любую значимость, отошло на второй план. Никто из них не сможет сказать, как долго это продолжалось, прежде, чем наступила кульминация. Бесконечная вереница взаимных ласк, когда чужие пальцы касаются тебя абсолютно везде, подстегивая градус, когда невозможно насытиться поцелуями, когда волны чистого кайфа накатывают с пугающей амплитудой и грозят унести в пучину, которой не захочется оказывать сопротивления. Пенелопа обхватила его ногами в пояснице, когда Аарон снова встал на колени и угол проникновения неизбежно изменился; такая опрометчивость стоила многого, с тоном, не терпящим возражений, бросая их к обрыву. Пенелопа кончила, резко запрокинув голову, подставляя под его шершавые губы подбородок. Аарон прикусил нежную кожу на вытянутой шее, в опасной близости от сонной артерии, заходящейся в порывистом танце и успел вытащить прежде, чем наступила разрядка. Какое-то время он еще двигался, размазывая горячую сперму по ее животу, а потом лег рядом, пряча лицо в складках одеяла. Сердцебиение медленно приходило в норму. Пенелопа выпрямила ноги и накрыло лицо ладонью, и лишь по низким, характерным вибрациям, Аарон понял, что она плачет. -Тише, птичка…все в порядке, - почти целомудренные объятия налаживали между их душами совершенно новые связи. Аарон знал, что женщины часто плачут после секса, который сам по себе имел большое значение, у Пенелопы же имелись и другие, личные причины. – все в порядке. Она утверждала, что ничего не может быть по-настоящему в порядке теперь, а после попросила остаться на ночь, чтобы произошедшее между ними не выглядело как дешевый эпизод удовлетворения ради удовлетворения, который, в среднем, стоит пару сотен зелеными. И Аарон остался. Не только потому, что Пенелопа его попросила, не потому, что так было правильно и не от безысходности, это было и его желание тоже, желание продиктованное честью. Приведя их обоих в порядок при помощи влажных салфеток с запахом зеленого чая, позаботившись о раннем будильнике, чтобы все успеть, Аарон с комфортом устроился на диване, укрыв остывшие от страсти, по-прежнему, обнаженные тела хлопковым одеялом. Пенелопа буквально свернулась калачиком у него под боком, касаясь его прохладным лбом и размеренно сопела; глядя на нее в полудреме, Аарон неожиданно понял, что счастлив. Он уснул, прильнув губами к вихрастой макушке; и сон, лишенный сновидений стал лучшей партией, чем сон, полный неприкаянных ужасов. Вроде тех, что остались в Алабаме.