Блаженны узы, связавшие сердца родством любви. Избавлением от длительного страдания могут быть только две вещи: быстрая смерть и продолжительная любовь.
В дверь нарисованного в ДудлСфере дома постучались, и Инк без энтузиазма поплелся открывать. — Привет? — за порогом переминался с ноги на ногу Дрим с несколько натянутой улыбкой. Устало вздохнув, хозяин дома посторонился, пропуская Хранителя сновидений. Тот, настороженно наблюдая за Инком, неуверенно зашел на кухню, заняв табурет с краешку от стола. Прошедший следом художник не торопился садиться - скрестив руки на груди, он прислонился спиной к стене, угрюмо взирая на гостя. Воцарилось неуютное молчание. Дрим пришел к Творцу с вполне конкретной целью — поговорить, но сейчас, чувствуя себя не в своей тарелке под взглядом двух алых прицелов, не имел понятия, как деликатно начать. Как давно начал меняться ранее безмятежно-позитивный Инк? Преобразования в характере художника происходили постепенно, но самый первый случай, напугавший Дрима, произошел несколько лет назад. Тогда, после долгой отлучки, Хранитель Мультивёрса вернулся с новой кистью и глазами на мокром месте. Пытаясь вытянуть из друга подробности, Дрим спрашивал, где Бруми, потом отстал. Догадался, что кисть, верная спутница художника, пропала не просто так, и Творец проиграл сражение, а значит — погиб. Правда, Хранитель снов недоумевал, почему друг изменил своей привычке и сделал новое оружие, но это казалось каким-то пустяком, и вскоре Дрим перестал вспоминать об этом происшествии. Потом, аккурат через несколько месяцев после возвращения Инка на пост, тот заглянул в гости к Хранителю сновидений. Дрим тогда выскочил навстречу к художнику и, едва не прыгая от радости, закричал: — Инк! Инк, ты победил! Ты понимаешь?! Уже который месяц Эррор не терроризирует альтернативы! Почти полгода! Инк! Ты понимаешь?! Его больше нет! Взглянув в лицо друга, Дрим осекся, шарахнувшись в сторону от ужаса. Огни глаз художника мельтешили, сменяясь: прицел, череп, прицел, череп, капля, и - появился новый, еще не виденный Дримом знак - надгробная плита, да так и застыл в черных глазницах. — Инк? — Хранитель добрых снов едва мог дышать от странного, иррационального негативного чувства, что испытывал художник, скрип фаланг по черному древку кисти прозвучал пушечным выстрелом в оглушающей тишине. Не сказав ни слова, Творец развернулся, открыл портал и скрылся на просторах Мультивселенной, оставив друга стоять соляным столпом в полнейшем замешательстве. Когда же они пересеклись во время патрулирования, Инк бросил на Дрима взгляд и коротко кивнул ему. Хранитель снов решил, что все утряслось, и более не поднимал ту тему. Но не тут то было — весть о том, что Эррор пропал и, возможно, навсегда, разнеслась ураганом по всем альтернативам (благодаря сплетнику Дриму). Теперь, если Инка где-то видели немногочисленные путешественники по мирам или те монстры, что знали о существовании Мультивёрса — то с улыбкой, с восклицаниями, шли жать руку победителю, встречавшему тех кислой миной. В конце концов, Инк начал тут же открывать порталы и спешно покидать гостеприимные вселенные, а Дрим лишь вздыхал, поясняя себе поведение друга природной скромностью. Страшная компашка под предводительством Найтмера не умела уничтожать коды миров, поэтому гадила как могла иными способами. Хранители не отлынивали, гоняя Кошмаров и подчищая за ними, но все сильнее и сильнее позитивный близнец ощущал гнетущую тяжесть рядом с Творцом, механически выполняющим свою работу. В одну из встреч Дрим совершенно случайно обратил внимание, что органайзер с красками выглядел странно пустым — в нем не было желтого, оранжевого, зеленого цветов, и когда попытался обратить внимание друга на это безобразие, тот просто пожал плечами. В следующий раз, когда Хранители пересеклись, почти все кармашки в кожаной перевязи Инка были заполнены флаконами с красной краской. Где-то с год назад, во время патрулирования, Дрим ощутил, как в мир, где он в тот момент находился, вошел кто-то с мрачной аурой, тут же покачнувшей хрупкое равновесие в сторону негатива. Подобное чувство он испытывал от Кошмаров, так что поспешил навстречу недругам. Но каково же было его изумление, когда вместо ожидаемого близнеца сотоварищи, он обнаружил Инка. Художник прошел сквозь вселенную бледной тенью, не замечая ничего вокруг, а Дрим с ужасом и недоверием смотрел ему вслед. Если раньше Хранитель позитива списывал все странности на свое буйное воображение, то в тот раз он забеспокоился по-настоящему. Но поговорить с Инком не получалось, его вечно не было дома, а приглашения в гости на рюмочку чая друг успешно игнорировал. И вот, накануне Найтмер со своей компашкой начал крушить мир в каком-то отдаленном уголке Мультивёрса. Дрим противостоял один всей шайке, они выгуливали нового бойца, примкнувшего к ним недавно. Из какой-то вселенной с геноцидным уклоном вылез такой же кровожадный безумец, как Киллер, этот маньяк не собирался представляться, поэтому Хранитель позитива не имел ни малейшего понятия кто б это мог быть. Этот Санс с горящим взглядом и безумным оскалом попытался вскрыть код вселенной — на деле ему было далеко до мастерства Эррора, и Дрим не переживал за мир, имбецил мог лишь по чистому везению стереть что-то действительно важное. То, что произошло дальше, не ожидал никто из присутствующих. Из портала вылетел Инк как на крыльях, на его лице застыла безумная улыбка, в глазницах горели восклицательные знаки. Ворвавшись во вселенную, Творец лихорадочно озирался, словно в поисках кого-то, затем его светящийся взгляд медленно потух, улыбка сползла с лица. Дрим внезапно даже подумал, что художник сейчас развернется и уйдет, но небольшая заминка закончилась, бой продолжился штатно, Хранитель Мультивёрса дрался без огонька, просто из-за того, что был «должен». Его теснили — он отступал, потом вяло атаковал, но хоть оттянул на себя половину Кошмаров, позитивному Сансу стало попроще. И тут новичок в черно-белых одеждах крикнул: — Килл, и вот он - самый сильнейший боец, что на равных сражался с великим Эррором?! В таком случае победы и заслуги черного мертвеца сильно преувеличены, он был не более, чем ничтожество, раз не мог размазать этого хлюпика! Дрим замер. Он еще никогда не видел, чтобы вокруг Инка заклубилась, сворачиваясь в спираль, черная магия! Киллер и Даст, бывшие оппонентами художника, в ужасе шарахнулись кто куда, Найтмер натурально уронил челюсть, Дрим ненамного отстал от близнеца: Инк тянул из органайзера разом три флакона красной краски! Закусив пробки зубами, вытянул, выплюнул их, и, запрокинув голову, выжал себе в рот алую ярость. В наступившей тишине как-то особенно четко прозвучала дробь брошенных наземь опустошенных баночек. В черных провалах глазниц художника вспыхнули красные «галочки», по скулам и челюсти потекли чернила, черный провал рта разверзся, превращаясь в оскал безумца. Мгновение — и Инк пропал, кто-то из Кошмаров взвизгнул: — Сверху! Едва успев задрать голову, Дрим тут же бросился наутек: магия бездушного монстра сформировала полдюжины огромных черепов бластера, еще миг — и за спиной Хранителя снов заполыхал огненный смерч! Рядом с Дримом, как зайцы, улепетывали со всех ног Найтмер и новичок. Вдруг Санс в черно-белых одеждах с воплем упал; не сговариваясь близнецы шарахнулись в противоположную сторону и обернулись. Монстр отползал, суча культяпками: взмах кисти отрубил ему ноги по середину бедренных костей. А Инк, вечный пацифист, надвигался на него с неотвратимостью самой Смерти. Внезапно художник убрал за спину кисть, подхватил с земли чью-то кость и одним шагом покрыл остатки расстояния до жертвы. Первый, безжалостный, сокрушительный удар размозжил таз несчастного, жестокий пинок перебил хребет. Под коричневыми ботинками, топчущими осколки окровавленных костей, рука и ноги несчастного уже рассыпались в прах… Очередной истошный вопль погибающего монстра захлебнулся: кость вошла точно в распахнутый рот, проламывая зубы, кроша задний свод черепа, пронзая землю, пригвоздив Санса как муху. На Творца сзади обрушился шквал костей: кто-то из Кошмаров пришел на выручку товарищу, но убийца не повел и бровью, просто закрылся огромным, с двухэтажный дом, черепом бластера, нанося последний удар. Ребра несчастного хрупнув, промялись - художник проломил их ногой - и осколки впились в душу монстра. Спустя пару долгих секунд Инк выпрямился, брезгливо отряхнул кисти рук от праха и медленно повернулся к близнецам. От жуткого оскала посмертной маски, в которую превратилось залитое чернилами лицо художника, Хранителя сновидений прошиб холодный пот. Его схватили в охапку: открыв портал, спасая свою шкуру и шкуру брата, Найтмер бежал из вселенной, бежал от Инка, покидал поле сражения, за какую-то минуту превратившееся в выжженную пустыню. И вот сейчас Дрим, ни жив ни мертв, сидел на кухне у нового разрушителя и не мог выдавить из себя ни звука — как кролик перед удавом. В том бою погибли Даст, Хоррор и новенький. Киллер выжил чудом, Найтмер отделался всего лишь испугом, десятки мирных жителей-монстров были убиты тогда именно слетевшим с катушек Творцом. Новый дом не подлежал восстановлению, вчера произошел перезапуск вселенной. Выпрямившись, Инк встал ровнее, и Дрим бессознательно шарахнулся от него в сторону, едва не сверзившись с пошатнувшегося табурета. Художник скривился, тоном, не терпящим возражений, бросил: — Ты знаешь, где дверь. — и вышел. Стук шагов по лестнице на второй этаж, гулкий хлопок двери, Дрим на ватных ногах вывалился из дома художника сразу же в портал в ДримТейл. Одежду на нем можно было хоть выжимать… Прислонившись к дверному полотну, Инк сполз на пол, закрывая глазницы ладонями. Он сам не ожидал от себя такой реакции на упоминание о разрушителе.***
Примерно семь лет назад. Мир медленно умирал, Инк это понял, едва переступив порог портала: все краски вселенной поблекли, словно выгорели на солнце, стали невыразительными, серо-бурыми штрихами, Хранитель Мультивёрса счел даже свою одежду более яркой, чем окружающее пространство. В опустевшем мире не было жителей, будто все живое рассыпалось в прах, который изредка шевелил ветер, рисуя волны на сером крошеве. Удручающее зрелище для Творца. Блуждая по погибающей вселенной, Инк в очередной раз бросил взгляд на серый песок, покрывающий землю. Несколько в стороне в прахе отпечатались следы от обуви. Все-таки кто-то здесь остался? Решив проверить, может, есть для кого стараться, или если не получится, помочь перебраться осиротевшему монстру в ОмегаТаймлайн, художник пошел по цепочке следов, уводящих все глубже и глубже от растекающихся границ мира. Следы привели в остаток города. Мало какие здания тут имели все четыре стены и подобие крыши. Двухэтажный дом с осыпающейся с фасада штукатуркой и отсутствующими дверями не внушал доверия, казалось, топни погромче — и стены рухнут, но уж если там кто-то был, требовалось проверить. На пыльном полу следы пропадали почти посередине пустой комнаты. Инк поскреб пальцем по нижней челюсти, немного поразмышлял и задрал голову вверх. — Знакомый гамак… Твоя работа с миром, Эррор-Ананси? — Инк! — свесившись через край небольшого гнезда, разрушитель залаганно зарычал. — Какого Блускрина ты здесь делаешь? — Да-да, привет, Эррор, — несколько раздраженно подергав ногой, к которой прицепилась нитка, художник вздохнул. — Конкретно сейчас стою. А ты что на этом курорте позабыл, майн либес глюк? Проигнорировав вопрос, разрушитель вывалился из гнезда, приземлившись перед художником, подняв в воздух облачко праха. — Как ты сюда попал? И как давно? Картинно приставив пальчик к подбородку, Творец задумался — стоит ли отвечать? Эррор его враг и все такое… Хотя вопрос более чем безобидный. Инк перевел взгляд к потолку, наблюдая, как гнездо медленно распускается на отдельные нити - магия стремилась вернуться к владельцу. — Полчаса назад открыл портал и пришел проверить эту вселенную. Только проверять нечего, она сама умирает, рассыпается, — с раздражением и толикой брезгливости он тряхнул когда-то коричневым, а сейчас пепельно-серым ботинком, в который въелся прах мироздания. — Так что я могу даже позволить тебе ее уничтожить, чтобы прекратить эту агонию… Разрушитель перебил художника, рявкнув: — Я знаю, что мир рушится! Не держи меня за идиота! — с трудом пересиливая лаги, Эррор продолжил. — Открой портал сейчас же! — Да пожалуйста, жалко что ли, — пожав плечами, Инк взмахнул кистью. Привычные спиральные завихрения начали неохотно проступать в пространстве, медленно, неуклюже, словно в густом киселе, но окно пропало даже не открывшись, поглощенное окружающей серостью. Постукивая пальцами по черену Бруми, художник с любопытством исследователя наблюдал за странным поведением собственной магии, но от него не укрылось, что Эррор сначала едва не светился, увидев портал, и затем помрачнел, когда окно так и не открылось, на его забитом лагами лице проскользнуло выражение, которое Инк мог бы назвать обреченностью. — Х-м, интересно, — Хранитель Мультивселенной пожал плечами, — кажется, из этого мира нельзя уйти по какой-то причине. Но отпустит ли он нас или уничтожит, когда падет, я не знаю. На миг Творец и разрушитель встретились взглядами — Инку была не страшна смерть, а Эррору? По черным костям пробежалась волна ошибок, глючный Санс что-то хрипел или скрипел, но через помехи было положительно ничего не слышно. Пожав плечами, художник развернулся и вышел наружу. Наблюдать за отчаянием врага, которого ожидала верная гибель, было некрасиво. Творец ушел недалеко. Однообразие серой вселенной утомляло, клонило в сон. Он как раз добрался до конца руин, и впереди, до самого горизонта, пустошь расправила свои серые крылья. Устало зевнув, художник заозирался по сторонам. Нигде не было достаточно укромного места, чтобы укрыться от пронизывающего до мозга костей ветра, поэтому, зарывшись в немилосердно треплимый ветром шарф, Инк развернулся и решительно направился обратно. То здание, в котором он повстречал Эррора, было пустым. Разрушитель миров то ли свалил, то ли рассыпался в прах, то ли всё же исхитрился открыть портал — художнику было все равно. Помещение сразу за дверным проемом нельзя было назвать уютным — отсутствие двери давало разгуляться сквозняку, поднимавшему мини-вихри из серого праха, рисовать ее было лень, поэтому он побрел дальше. В следующей комнате пыль присутствовала, но уже не в столь оглушающем количестве, не было и сквозняка, и, успешно выбрав менее грязный уголок, Инк быстрыми штрихами набросал гамак с подушкой, разлегшись на сетчатом ложе. Достигнув минимального комфорта, Творец мгновенно провалился в сон. Спал он, правда, недолго. Недовольно приоткрыв глазницу, в которой мерцал синий знак вопроса, художник зыркнул по сторонам. Отражаясь от стен, откуда-то доносился вой. Ветер так не завывал — он свистел, конечно, но надрывные вопли слышались откуда-то из здания. Вывалившись из гамака и прихватив Бруми, Творец отправился на поиски того, кто изнывал от страданий и боли. Пара минут блужданий — и вот он чесал черепушку перед дверным проемом, туго перетянутым тускло мерцающими синими нитями, из-за плотной завесы раздавались истошные крики разрушителя. Инк сомневался, что Эррор проводит свои дни вот так, беспрерывно воя, будто от пыток. Тот, безусловно, был безумцем, но не настолько же… Без колебаний Творец взрезал нити взмахом Бруми, но, сделав шаг за завесу, Инка едва не свалила с ног, словно тараном ударившая в грудь, магия. Энергии было здесь столько, что, казалось, ее можно было потрогать, гнездо из нитей почти сияло от магии, а невнятный вой, слышимый до этого, преобразовался во вполне различимые стоны и вскрики. Озадаченный художник даже отметил, что клубок посередине комнаты вроде как вспыхивает во время особенно пронзительных воплей. Более всего Инка поразила собственная реакция — за грудной клеткой вскипал вулканом шквал чужих эмоций: коктейль Молотова состоял из страха, дикого желания соития, похоти, досады, яростного отрицания и отчаянного осознания собственной беспомощности. Но сексуальное желание было, фактически, всесокрушающим, Творца будто утопили в афродизиаке — без малейшего сознательного участия его собственная магия соткалась под материей одежды, недвусмысленно выпирая, возбуждение резонировало меж белых костей подобно глубоким басам, в глазницах на секунду потемнело. Художник опомнился только когда от прикосновения пальцев клубок-шатер распахнулся и ему на руки буквально выпал полуголый, распаленный Эррор. Стоило ему машинально подхватить врага, как Инка мигом затянул водоворот чужого, безумного, пьянящего вожделения. Цепляясь за белые кости рук с отчаянием утопающего, разрушитель буквально втащил художника в гнездо, прильнул к его груди, заскулив что-то залаганным голосом. Творец повидал в своей жизни многое, но совершенно не был готов к тому, что Эррор накинется на него не с целью убить: он видел, как душа за черными ребрами горит сверхновой, видел, что истерзанный желанием монстр уже просто не осознавал себя. Звёзды! Да Эррор даже не понял, что именно Инк пришел к нему! Все эти мысли, одна за одной, проносились в черепе художника, смотревшего на разрушителя, буквально извивающегося под ним, из алых глазниц лились слезы, ребра ходили ходуном, а магия, темно-синяя, как глубины океана, была такой горячей, что Инк ощущал эту пылающую энергию через ткань. Когда Эррор со стоном-мольбой попытался поцеловать художника, тот сдался. Всегда завязанная на поясе кофта уже давно где-то потерялась, осталось снять шарф, щелкнуть клапанами подтяжек и вынырнуть из футболки. Черные и белые кости перемешались, запутались, трехцветные пальцы свело судорогой, когда Эррор, вцепившись в пояс шорт Творца, одним движением сдернул их, Инк запоздал лишь на секунду, стянув окончательно сбившуюся одежду с черных лодыжек, давая разрушителю свободу движения. Отшвырнув в сторону тряпки, Инк прильнул к черным ребрам, обнимая разрушителя, вцепляясь пальцами в черные лопатки, встречая его язык своим, отвечая на алчный поцелуй, больше похожий на битву. Всхлипывая от нетерпения, распаленный разрушитель едва ощутимо прикусил черный язык Творца, заставив того несдержанно вскрикнуть: — Эррор! — Инк уже тяжело дышал, но все еще действовал рассудочно и трезво, осознавая, что безумное вожделение, заставляющее пульсировать его экто-плоть и плавиться мозги, не более, чем эхо того, что происходит с его заклятым врагом. Было непонятно, какова причина такого поведения, и Хранитель, как мог, пытался не поддаваться этой сокрушительной жажде. Но будучи зеркалом, держаться не особо-то получалось: удовольствие Эррора смешивалось с его собственным, будоража его магию, распаляя. Расплывшийся в счастливой, одурманенной улыбке, разрушитель осторожно огладил внутреннюю сторону узорчатых рёбер, деликатно провёл острыми фалангами вниз, пересчитывая позвонки, заставив Творца всхлипнуть в поцелуй. Нестерпимый жар, раздирающий черные кости изнутри, вспыхнул с новой силой, магия разрушителя пульсировала, жаждала прикосновений, эхо этой одержимости послало кусачие искры по белым костям Творца. Вслед за врагом Инк пьянел от чужих чувств, он тонул, Хранителя тянул на дно обезумевший, находящийся в полубеспамятстве Эррор. И Творец добровольно нырнул в этот омут страстей, перевернулся, укладывая на себя сверху чернокостного монстра, и двинул тазом, прижимаясь собственной магией к напряженной до свечения экто-плоти врага, заставив Эррора взвыть от нетерпения. Впиваясь пальцами в плотную вязь пола гнезда, постанывая, разрушитель уткнулся носовой костью в шею художника, облизывая языками белые шейные позвонки. Разум Инка плыл, шквал чужих эмоций туманил рассудок, а в черепе набатом стучала жажда совокупиться. Не пожелав противиться животному порыву, приподняв Эррора за тазовые кости, Творец одним движением ворвался в ультрамариновую магию, принудив партнера глючно взвыть. Впившись зубами в черную ключицу, Инк с алчностью двигался во взбудораженном теле, с восторгом окунаясь в похоть, довлеющую над разумом глючного монстра. Трехцветные пальцы судорожно цеплялись за узорчатые ребра, магия Эррора горела, пульсировала, сжимаясь вокруг чернильно-черной Инка. Вцепившись пальцами в плетеное дно гнезда, всего в паре дюймов от головы Творца, разрушитель подавался навстречу толчкам. Инк был столь оглушен чужими чувствами и стонами, что едва сумел вспомнить, что стоит поработать руками. Разжав сведенные судорогой пальцы, впивавшиеся до этого в черные подвздошные кости, художник обхватил ладонью чужую плоть, заставив разрушителя захлебнуться очередным стоном, пытаясь попасть в темп своих движений, стал двигать рукой. Во рту появился привкус крови, Хранитель отшатнулся назад, выпуская ключицу из жесткого захвата челюстей — и точно, на кости алели потеки крови от отпечатков его зубов. Извиняясь, он слизнул кровь, и более не решаясь пускать в ход зубы, просто обхватил партнера свободной рукой за лопатку. Черные руки больше не держали владельца — разрушитель рухнул поверх художника, несдержанно взвыв: — И-и-инк! — бесстыдно всхлипывая, Эррор вильнул тазом, насаживаясь на возбужденную плоть Творца, его голос забивали статика и глюки. — Пожалуйста, еще! Не останавливайся, Инк, Инк! Откровенный стон удовольствия, пробившееся через сильные лаги, покореженное помехами, но узнаваемое имя художника было чем-то ошеломляющим. Зарычав, Творец с алчностью вколачивался в податливое тело, отзывающееся на каждое его движение всхлипами, стонами и мольбами, экто-плоть едва не обжигала белые пальцы, душа за черными ребрами колотилась в безумном темпе, в попытке угнаться за спринтом двух тел, и жар магии всё сильнее нарастал. Словно обезумев, Инк впился зубами в шею Эррора, пересчитывая тонким языком все неровности костей, тонкие пальцы художника порхали по черной спине, то мягко оглаживая изгиб черных позвонков, то впиваясь в свод лопатки фалангами, и до темноты перед глазницами, до клокотания магии в груди, Творцу хотелось выплеснуть из себя что-то… Снова рванувшись навстречу разрушителю, ощущая, как голодное нутро сжимается на его магии, художник запрокинул голову и по комнате заметался крик: — Эррор! — И-инк!.. — тяжело дыша, разрушитель уткнулся в шею художника, из его рта вырывалось полное помех невнятное хрипение. Постепенно приводя дыхание в норму, Хранитель Мультивёрса чутко прислушивался к Эррору, растекшемуся по его груди. Цепочки помех иногда пробегали по темным костям, принуждая болезненно вздрагивать их обладателя, черные дуги ребер ходили ходуном — глючный никак не мог отдышаться. Инк, как мог бережнее, придерживал разрушителя, не давая ему сползти на пол из синих нитей, и, подчиняясь наитию, слегка поглаживал тонкими пальцами его спину. После оргазма Творец так и не отстранился от своего врага, все еще пребывая в жарком нутре взбеленившейся магии, совсем немного, но художник ощущал, что это не конец, что жадный провал еще не насытился. Пока это была лишь передышка и, почувствовав, что враг слабо пошевелился, Инк заговорил: — Эррор, ты как? Сильно плохо? Разрушитель в очередной раз тяжело вздохнул, на его скулах проступил едва заметный синеватый румянец, в попытке его скрыть, он попытался сильнее зарыться лицом в шею художника, но всё-таки заставил себя ответить: — Нет, — голос дрогнул и сорвался на статику, потом крякнул помехами. — Не в физическом плане. Сочувствующе вздохнув, художник крепче притиснул к себе начавшее сползать с него обессиленное тело глючного. Творец ощущал усталость врага, его раздражение, недоумение, возмущение, отстраненное смирение, что-то подсказало Инку, что разрушитель чувствовал себя погано вовсе не из-за горячего секса с ним, поэтому задал вопрос: — Ты не смог сам открыть портал, верно? Поэтому просил меня это сделать? — он попытался скосить глаза, чтобы рассмотреть выражение лица разрушителя вселенных, но не нарушая хрупкого равновесия Инк этого сделать не мог, поэтому просто остался смирно лежать на месте. Творца терзали вопросы: почему Эррор был настолько возбужден? Нормально ли это для него, или он сам напуган как раз из-за подобного? Почему глючный так сильно не рад тому, что художник сейчас с ним? Из-за Инка, или просто из-за того, что кто-то увидел разрушителя вселенных таким… уязвимым? Так много вопросов и так мало шансов, что ему на все ответят. Вздрогнув от пробежавших по костям лагов, Эррор скосил взгляд на Инка, кивнул, не доверяя своему собственному голосу. — Ты не уйдешь в одиночестве. — художник сам себя удивил тем, что произнес эти слова. — Мы оба и так достаточно сходили с ума в одиночестве, сейчас ты не один, и я останусь здесь, до конца. Хранителю Мультивёрса показалось, что сейчас именно эти слова должны были быть произнесены. Погасив свет в глазницах, Творец прижался лбом к черной скуле, не зная, как еще оказать поддержку верному врагу. Чёрные веки опустились, прикрывая яркие глазницы — наконец-то полностью расслабившись, Эррор едва ощутимо прижался к Инку в ответ. Изо рта вырвался хрип статики, разрушитель с некоторым усилием вернул себе голос. — Зачем? Почему? — мотнув головой, словно отгоняя мрачные мысли, Эррор вцепился пальцами в узорчатые ключицы художника, на грани слышимости прошептав: — спасибо… Действуя по наитию, Творец скользнул тонкими косточками ладони по черному черепу, прижался к зубам разрушителя в поцелуе, другой рукой стиснул темные ребра, из его пустой груди вырвался хрип. С трудом преодолев несколько мгновений фантомного страдания, Инк прошептал: — Я тоже устал, устал быть один. — художника колотила нервная дрожь, он впервые вот так открыто заявил о своей боли, о своих страхах, и мгновения, пока Эррор не двигался, тянулись для Хранителя вечность… Но ощутив поцелуй, ответные объятия, он будто после долгого пребывания под водой наконец вздохнул полной грудью, и воздух, приносящий облегчение от удушья, невероятным образом смыл прохладными потоками боль, копившуюся ядовитым гноем в его груди. Словно почувствовав состояние художника, Эррор крепче прильнул к светлым костям. Всё ещё парящая за чёрными рёбрами душа мягко вспыхнула и замерцала, из груди разрушителя послышалось тихое, чуть заикающееся статикой, урчание. Приоткрыв до того сжатые до зубовного скрежета челюсти, Инк нерешительно встретился с чужим теплым языком, и если бы у него была душа, художник уверен, он бы сейчас ликовал! Эррор нерешительно провёл острыми фалангами по узорчатым рёбрам, осторожно их перебирая, и Творец готов был петь, пели все его косточки, его магия, пальцы дрожали не пойми от чего, художник мог бы поклясться, что ощущал не чужое, а свое собственное незамутненное счастье! Разорвав поцелуй, Инк приблизил челюсти к черному виску, горячо прошептав: — Не желаешь поменяться местами? Уверен, ты тоже хочешь быть во мне, Эррор, — для наглядности Творец едва качнул тазом, двигаясь в глубине разрушителя, вырвав из рта чёрнокостного монстра вскрик. — Позже — обязательно. Пожалуйста, Инк, — Эррор приподнялся на локтях и, встретившись взглядом с художником, покраснел до чуть мерцающего синего. — Мне нужно чувствовать тебя внутри! Умилившись румянцу Эррора, Хранитель улыбнулся, обхватил его за лопатки и подвздошные кости, перевернувшись одним движением, оказываясь сверху. Утвердившись на коленях между разведенных ног разрушителя, Инк поддел руками черные бедренные кости и наклонился вперед, придерживая на предплечьях изящные ноги. Упираясь ладонями в переплетения синих нитей на полу, проникая глубже, заполняя больше, художник ласково провел языком по острому краю нижней челюсти Эррора, всматриваясь в его глаза своими — в темных провалах глазниц мерцали звезда и солнце. — Эррор, в тебе так хорошо… Очнувшись, художник открыл глазницы и отчаянно захрипел, утыкаясь лицом в черные от чернил доски пола. Он снова уснул, и снова был там, в прошлом, куда его обезумевший разум жаждал вернуться и остаться там навсегда… В последние минуты существования они сжимали друг друга до скрипа костей, до боли и запоем целовались, пока мир вокруг них не померк, рассыпаясь мириадами искр. Эррор отравил его, отравил собой, Инк не мог есть, не мог спать, боль в груди терзала художника, он выл и рвал свои ребра, не в силах терпеть сосущую пустоту под ними. Он пытался жить без него, выполнял свою работу, каждый день вставал с кровати, но сны, такие яркие, такие добрые, такие светлые — не отпускали его… Каждый раз, просыпаясь после выматывающего сновидения, Творец костерил на все лады Дрима, но у художника не хватало смелости попросить товарища закрыть доступ к снам, ведь это все, что ему осталось. Только в снах Инк мог быть счастлив, только в снах-воспоминаниях к нему приходил Эррор и улыбался… Хранитель Мультивёрса давно сбился со счета, сколько раз пил флаконами белую краску, не в силах жить с отравляющей его изнутри скорбью. Она не помогала в полной мере, боль притуплялась, затем вспыхивала заново, терзая Инка. Вот уже несколько лет он искренне жалел, что был бессмертен… Открыв глазницы и поморщившись, художник с кряхтением поднялся на ноги. Снова, Блускрин его подери, воскрес. Он снова в Анти-Пустоте, одинок, обнажен, безутешен. В каком бы ни был состоянии Творец, кружа по безграничному пространству, ноги всегда приводили его к дому разрушителя. Нити, из которых состояло «гнездо», поблекли, из них медленно уходила магия, Анти-Пустота иссушала их, скоро Инку будет просто некуда приходить. Оглядываясь по сторонам, Хранитель прошел внутрь, тоска грызла его изнутри, в уголках глазниц снова наворачивались слезы, все вокруг было подернуто тонким слоем праха — то распадались самые старые нити. Под ногами зашуршали пыльные игрушки — большая часть из нитей, удерживающих под потолком кукол, оборвалась. Обводя взглядом опустевший без хозяина дом, Инк снова погружался в обрывки воспоминаний, в тот день, когда окончательно понял, что его жизнь не станет больше прежней. Тогда он, пару дней отлежавшись у себя в ДудлСфере, поторопился записать все, что помнил про последние дни, проведенные вместе с разрушителем, его руки, его магия окутывающая все тело, рваные вздохи, хаотичные движения… Он еще не подозревал, что коварная память выжжет клеймом на своде черепа те несколько дней, не давая ему забыть. Инк не мог верить в то, что Эррор вот так просто погиб, стерт из Мультивёрса, нет, он наверняка выкрутился, он сильный и умный! Они обязательно встретятся, обязательно! И кстати, художник ведь так и не выяснил странную причину поведения разрушителя… Желая как можно скорее встретиться, Творец осознал, что нигде нет Бруми. Когда он воскрес в Анти-Пустоте он тоже не помнил, но кисть всегда была рядом с ним в такие моменты. Художник облазил весь дом сверху донизу, и наконец, плюнув на это дело, решил нарисовать себе новое оружие, все равно красок у него дома всегда в достатке. С одеждой не возникло никаких проблем, а вот с кистью Инк споткнулся. Он рисовал и рисовал Бруми, но рисунки ему не нравились, Творец стирал их, так и не заканчивая. Озадаченный художник недоверчиво смотрел на холст, с которого стекали на пол потоки мутного растворителя. Затем, не глядя макнув кисточку в палитру, Инк провел по холсту ровную, черную полосу. Она показалась чересчур тонкой, и Творец сделал ее немного толще, но стройнее, чем был Бруми, нарисовал гибкий черный ворс, «скрепил» его и рукоять новой кисти алым металлическим хомутом. Готовое оружие упало в подставленную ладонь. Взвесив кисть на руке, примерившись, художник нашел, что она была удобной. Кивнув самому себе, Творец поторопился взмахнуть кистью перед собой: черный след от чернил открыл портал в Анти-Пустоту. Он шагнул прямо к «гнезду» из синих нитей. Обошел все вокруг, заглянул внутрь, облазил все и везде — не было и следа, что Эррор появлялся здесь. Ну что ж, не застал значит… Следующие недели слились в одно тягостное, выматывающее ожидание. Творец открыл портал в самом гнезде и поддерживал его распахнутым, пока рисовал или читал. Но глючный Санс все не появлялся, Инк, теряя терпение, посещал Анти-Пустоту и снова, и снова… Он перестал патрулировать миры, сутками просиживая перед порталом. В один из дней ему почудилось в портале какое-то движение, не раздумывая художник сиганул в гнездо, но оказалось, что это не Эррор. Это начали падать куклы, поддерживающие их на потолке нити начали распадаться, и несколько тряпичных игрушек валялись на полу. В растерянности Творец остановился посреди «комнаты», оглядываясь по сторонам. Его охватило странное чувство потери, взгляд затуманился, и поднеся к черепу пальцы, Инк неожиданно ощутил влагу — из его глазниц катились слезы напополам с чернилами. Он был ошарашен, сбит с толку своей реакцией. Почему-то он искренне скорбел при мысли о том, что Эррор погиб, исчез вместе с тем миром навсегда. Убеждаться в ошибочности своих надежд было больно. Развернувшись чтобы уйти и, уже сделав шаг в портал, Творец отшатнулся обратно. Вернувшись к плетеной стене, он схватил торчащий из гнезда пучок нитей, вытянул, насколько возможно, и обрезал их взмахом кисти. Уже дома, с сомнением посмотрев на синюю прядь, отголоском магии согревшей его ладонь, Инк придумал, что с ними делать. Теперь, отправляясь патрулировать миры, на конце древка новой кисти Творца покачивались тонкой прядью привязанные синие нити Эррора. А новую кисть Инк окрестил «Рори».***
Дрим патрулировал миры в одиночку. Неожиданно притихший Найтмер прикидывался ветошью у него в доме, светлый близнец пару раз пытался его вытянуть за компанию проветриться, но такое впечатление, что его брата обуяла фобия, он ни за какие коврижки не желал покидать дом. Дрим даже догадывался, что причина этому — слетевший с катушек Инк, ему самому, говоря откровенно, не хотелось пересекаться с сумасшедшим Хранителем. Те единичные, мимолетные встречи, что происходили во время патрулирования, были неловкими, художник быстро менял направление, не настаивая на том, чтобы возобновить общение. А Дрим каждый раз ловил себя на том, что его колени ходят ходуном и тело цепенеет, едва он видел Творца или ощущал его гнетущую ауру скорби. Да, позитивный Хранитель наконец понял — это скорбь душным одеялом накрывала все вокруг, стоило художнику ступить на землю любой вселенной… Причин ей мастер снов не мог отыскать, спросить прямо — тряслись поджилки. Может, так повлияла на Инка смерть Эррора? Ведь бои на равных чуть ли не каждую неделю, а иногда и чаще, держали того в своеобразном тонусе. Задумчивый Дрим вышел на мозаичные мостовые ЛиттлТейл. Крошки, не выше среднего ребенка, были само очарование — весь мир населяли коротышки, практически вечные дети, эта вселенная процветала… Путь Хранителя пролегал через огромную площадь, где торговали всякой всячиной, а в центре нее был своего рода парк — цветущие кусты, газончик, переплетение тропинок, клумбы, альпийские горки, сад камней. Он прошел бы мимо, но тут его взгляд зацепился за рисующего Инка. Инка?! Хранитель снов резко развернулся на каблуках. На газоне, в тени дерева, расположился монстр-скелет в длинном шарфе, на коленях блокнот, в пальцах карандаш… Но где же то удушливое чувство?! Несмотря на солнечную погоду, закутанный по глазницы, в длинном пальто и надетом капюшоне, по улице стремительно шагал высокий монстр. Его вид ярко контрастировал на фоне цветасто одетых малышей, проще говоря, тот был черен с ног до головы. Черные туфли и брюки, пальто, перчатки и бандана, скрывающая лицо от досужих взглядов создавали амплуа злодея, или, как минимум, антисоциального монстра. Однако, проносящиеся мимо малявочки доброжелательно здоровались с ним, кое-кто даже махал ему рукой издали, изредка спрашивали, скоро ли Пеппер придет поиграть. Паппатир — как его знали все жители вселенной — не был особо разговорчив, но кивал в ответ непременно. Монстр торопился вернуться в центр площади, забрать сына. Ребенок был послушным, и несмотря на временами проворачивающийся в тазовой кости ёршик, всегда ждал где оставили, а на взгляд родителя молодому монстру лучше было играть на свежем воздухе, чем маяться от безделья в сумрачном помещении магазина. Парк был весьма условным понятием — для высокого монстра не составляло труда кинуть взгляд насквозь, на другую сторону площади, поверх ажурных кустов тамариска, бузины и барбариса. Пеппер как будто и с места не сдвинулся — сидел на газоне под раскидистой акацией что-то увлеченно рисуя. От тяжелого медвяного аромата цветов сребролистного исполина весной кружилась голова, но цветение, слава Создателям, прекращалось за пару дней. Темную душу в груди наблюдающего за сыном монстра стянуло тоской, ужалило острой болью. Рисующим, крошка-Слияние больше обычного напоминал Инка, и если бы не чернильно-чёрный цвет костей, их вообще было бы легко спутать. Привычно подавив возможные лаги, Эррор неторопливо пошагал по газону к Пепперу. Заметив его, малыш взвился на ноги, бросившись к родителю на шею, не обращая внимания, что карандаши раскатились в кудрявом клевере и блокнот шлепнулся бумагой вниз. — Сколько раз я говорил не прыгать так? — прижав ПиДжи к груди, пожурил Эррор. Все еще не восстановившаяся душа мягко билась в груди, отзываясь на радость сына. — А если бы ты скинул капюшон? Ты же знаешь, нельзя, чтобы кто-то меня узнал. Потупившись, ребенок пристыжено уткнулся в широкое плечо отца, пробормотав: — Прости, папочка. Я был так рад, что ты не задержался сегодня. Заворчав на подлизу, Эррор сам, не удержавшись, потерся скулой о черную макушку, на смущенного ребенка положительно нельзя было ругаться всерьез! Шкодник уже поудобнее устроился на широком предплечье, словно на жердочке, и что-то мурлыча, обхватил тонкими ручками шею родителя. — Идём домой. — уставший монстр вздохнул, опустившись на колени, сам собрал карандаши, запихал в карман блокнот. Он не разбрасывался творчеством сына. Все альбомы Пеппера и даже незначительные набросочки-черкушки на огрызках бумаги Эррор подписывал и убирал в папку, самого себя пытаясь убедить в том, что делает это, чтобы держать в порядке наглядные успехи сына, а на деле — вел своеобразный дневник того, чему Инк уже не станет свидетелем. — Есть идеи, что приготовить на ужин? За огромным деревом кусты бузины росли особенно густо, под веточками, как под огромным шатром, можно было спрятаться от досужих взглядов, именно здесь Эррор всегда открывал глючный портал в руины забытой всеми вселенной. Дрим же остался не замеченным уставшим и размякшим бывшим разрушителем альтернатив.***
Хранитель позитива вывалился из портала в прихожей собственного дома ни жив ни мертв. Это какая-то шутка! Семь лет, семь спокойных лет оказались зыбкой иллюзией, разрушитель вселенных жив! И подращивает себе смену — маленький ребенок был копией Эррора, те же черные кости, те же трехцветные ладони. А Инк ему просто померещился, раз у него из мыслей Творец столько месяцев уже не выходит. В голове у Дрима все перемешалось, как безумец, он валялся на пороге с потухшим взглядом и все повторял, схватившись за голову: — Эррор жив! Жив! Спрятался, ха-ха-ха, чтоб ему провалиться! ЛиттлТейл, да никто б не догадался! Слепой случай, твою пустоту! За истерикой близнеца из темного угла наблюдал Найтмер. И его взгляд не сулил глючному Сансу ничего хорошего…***
Эррор приходил в ЛиттлТейл практически каждый день — на работу. Посещая сперва безопасную вселенную, чтобы ПиДжи было с кем поиграть, он неотступно следовал за сыном, наблюдал за тем, как подвижный ребенок носится взапуски с местными монстриками, играет в прятки и прочие вещи, которые интересны лишь детям. Вскоре у жизнерадостного малыша появились друзья, и как-то само собой разумеющимся стало приносить с собой ворох игрушек, чтобы Пепперу не было скучно ждать друзей — сам Эррор оказался не слишком подходящей для игр компанией. А вечным ребятишкам ЛиттлТейл очень нравились игрушки, сделанные бывшим разрушителем альтернативных вселенных. И как-то, мало-помалу, сперва подарив парочку игрушек друзьям сына, Эррор пришел к мысли, что можно было бы заработать деньги таким образом. А деньги были очень нужны — вроде ничего особенного не происходило, но продукты, ткани, карандаши, книжки для Пеппера — все стоило денег. Так в центре Нового Дома на торговой площади появилась лавочка мягких игрушек, и плюшевые котята, китята, черепашки, монстрики и даже куклы и одежда для них на полках не задерживались. Будучи популярным в детской среде, ПепперДжем послужил живой рекламой: любая новая игрушка, появившаяся у него, автоматически вызывала ажиотаж. Время шло, Пеппер рос, и на смену вещмешку с ворохом игрушек пришло долгожданное увлечение — рисование. ПиДж и раньше любил калякать-малякать акварелью или мелками в альбоме, но особенного таланта у сына Эррор не видел и даже успел расстроиться, дескать — слишком много сын взял от него самого, а не от Инка. До тех пор, пока Пеппер не принес ему в пять лет рисунок виолы, настолько детально повторяющий оригинал, словно фотография. Рисование — не особо подвижное хобби, Пеппер как-то заикнулся о том, что желает быть в магазине, живописать-то можно и там, но глючный отказался наотрез, и оставлять сына в парке осталось доброй традицией. Но сегодня Эррор пришел в ЛиттлТейл отдохнуть, выйдя из портала, он обошел огромный ствол, прижался спиной к теплой коре, прикрыл глазницы. Деятельный, чуточку шумный таймлайн за несколько лет стал родным, так что, если требовался отдых от сына, бывший разрушитель приходил сюда. ПепперДжем был замечательным ребенком, но временами часть отца брала в нем верх, и шкодник выматывал родителя не хуже давних битв с Инком. Воспоминания о художнике отозвались тупой болью в груди. Помнит ли Творец о своем враге, или уж и думать забыл? Искал ли он Эррора? Что делает сейчас? Тяжело вздохнув, чернокостный монстр поднял взгляд на ажурную крону акации, сквозь серо-зеленые, словно припорошенные прахом листики можно было разглядеть ярко-голубые черточки светлых, мирных небес. Шесть лет — срок небольшой, особенно для жизни монстра, а именно столько недавно исполнилось ПиДжи, но прожив это время с сыном, не разрушая альтернативные вселенные в приступах лютой ненависти, Эррор даже вспомнить не мог, отчего решил их уничтожать? Просто, положа руку на сердце, не мог придумать ни одной мало-мальски достойной причины. Вспомнилось прошлое неспроста — глючный Санс никак не мог расслабиться, над оживленной площадью словно зависла душная туча, закроешь глазницы — и ощущение безмятежности сменяет аура жестокости, словно к Хоррору заглянул в гости или в один из дюжины Феллов. Жажда убийства молнией взрезала атмосферу над Новым домом, прошлась искрами по черным костям, чувствуя каждой клеточкой собственного существа гул нарастающей магии, монстр в последний момент телепортировался в сторону, ближе к зданиям. Найтмер, Киллер и Фелл взяли его в клещи, Эррор успел удивиться: а где же Даст и Хоррор? Однако он подумает над этим потом, разрушителя раздирали на части сомнения — ему принять бой или уйти в портал? Его не должно волновать ничего, кроме собственной безопасности и жизни сына, но отчего в душе вскипал такой отчаянный протест?! Какое ему дело до жителей этой вселенной, с которыми гарантированно позабавятся Кошмары, стоит ему сбежать? Однако, видимо, уже есть; ему нужно только продержаться до прибытия Дрима и Инка, они Кошмаров не игнорируют. Тем временем Найтмер с пафосом вещал: — Посему, я склонен помиловать тебя и, несмотря на твое подозрительное поведение, вернуть тебе статус Кошмара. — Да на хую я вертел твой сраный статус Кошмара, — огрызнулся бывший разрушитель Мультивёрса, успешно пропустив мимо внимания большую часть монолога. Раз пришли по его душу, ему остается лишь принять бой. — Жаль, — довольно искренне опечалился Повелитель Кошмаров. — Ну что ж, когда я развею твой прах, обойду каждую вселенную, загляну в каждый уголок и непременно отыщу твое Слияние. Не переживай, я выращу отличного Кошмара! Залаганно зарычав, Эррор сдернул с рук перчатки, по его телу уже бегали глюки: он не пытался их скрыть, для боя ему потребуется вся концентрация. Он костьми ляжет, но не позволит добраться Найтмеру до Пеппера! Нужно вывести из строя Киллера и Фелла, убить, покалечить — без разницы, Кошмар Всея Мультивселенная без своей свиты редко где задерживался. Фелл с чересчур пристальным вниманием уставился на его ноги, что ж, этот монстр никогда не был хорош в атаках исподтишка, гнусностью славился Даст в Кошмарной компашке. Телепортировавшись на крышу здания на противоположной стороне площади, избегая костяной атаки Фелла, Эррор тихо застонал сквозь стиснутые зубы. Оставшийся от его души осколок так и не восстановился, половинку сердечка покрывали тончайшие трещины, любой урон или слишком много потраченной магии приведут к плачевным последствиям. Закрывающая лицо бандана потерялась - узел видимо развязался - капюшон с головы разрушитель скинул сам — он не собирался помогать бывшим товарищам, загораживая самому себе обзор! Синие струны уже тянулись от его глазниц к хищно скрюченным пальцам, как же он, Блускрин его подери, давно не сражался! Фелл, очевидно, тоже давно не сражался — слишком уж просто получилось телепортироваться за его спину и, не давая опомниться врагу, оплести его сияющими магией нитями, обманчиво мягко потянуть струны к себе, без сопротивления, словно масло, взрезая белые кости. Миг — и землю невинной ЛиттлТейл окропил первый прах. Одной головной болью меньше — только Фелл умел призывать бластеры из всех троих. Эррора волновало, где прячутся ветераны? Если всем скопом навалятся, ему не справиться — душа в его груди гулко бухала о ребра, но пока держалась. Найтмер и Киллер дрогнули: еще чересчур свеж был в памяти Кошмаров Инк под краской, и теперь, пусть даже не столь ужасное в исполнении убийство значительно понизило дух оставшихся монстров. Теперь они желали убить не ради удовольствия, а чтобы сохранить себе жизнь — ни Найтмер, ни Киллер не желали становиться прахом в знаменитых куклах! Сидевший в собственной гостиной с отрешенным видом, Творец бездумно поглаживал лежащую на коленях кисть по черному древку. В груди щемило — снова Найтмер активизировался, чтоб ему пусто было. Инк никуда не собирался, он достаточно проредил ряды Кошмаров, а со своим братцем ненормальным Дрим пусть сам разбирается. Эррору некогда было смотреть, успели ли спрятаться маленькие жители Нового дома: Киллер, любитель ближнего боя, теснил его, закрывая обзор, обычно безучастно наблюдающий Найтмер отравлял жизнь своими щупальцами, пару раз глючный неудачно спотыкался о них, и лишь чудом уворачивался от ножа убийцы. Бой, вроде, и начался недавно, но чернокостный монстр был уже на пределе — чем больше магии он тратил, тем острее становилась боль, и разрушитель с каждой минутой терял концентрацию. Из-за неожиданного укола в груди он упустил шанс сделать из Киллера глючного дикобраза — заостренные кости просвистели сильно в стороне от уклонившегося убийцы. Внезапно тот оказался чересчур близко, в серой ладони вспыхнул, поймав солнечный луч, острый нож, занесенный над головой разрушителя. Эррор инстинктивно шарахнулся в сторону, и заржавленное от крови сотен жертв лезвие вспороло наискось глазницу и скулу, на черные одежды хлынула кровь. Глючно рыкнув, бывший разрушитель телепортировался подальше, но убийца за ним не последовал — с безумным оскалом тот попробовал языком оставшиеся на ноже капли крови. Маньяк, его Создателя за волосатую задницу! Видя, как недруг теряет концентрацию и силы, Киллер ликовал! Ему хотелось и дальше играть в опасную игру, выматывать жертву, крушить все вокруг, давать обманную надежду глупцу Эррору, а потом отнимать ее, играя как кошка с мышкой. Бдительно озирающийся Найтмер не расслаблялся. Время стремительно кончалось, скоро явится Инк, то, что Хранитель Мультивёрса ощутил творящийся в ЛиттлТейл хаос, он не сомневался. — Киллер! — Повелителю Кошмаров пришлось одергивать зарвавшегося подручного, — не распыляйся! Я не хочу быть перетертым в прах этим чернильным психом, да и ты, уверен, не слишком жаждешь, чтоб тебе ломали каждую кость по отдельности! Закругляемся! На крыше одного из стоящих по периметру площади домов открылся портал, из него вышел Дрим. Осмотревшись, он спокойно остался стоять на бурой черепице, осознанно не вмешиваясь в бой — как бы то ни было, лучше пусть разрушитель сгинет, и неважно от чьей руки. Киллер с Найтмером удвоили натиск, торопясь закончить. Эррор тоже желал закончить: не задумываясь над тем, что ему подобное будет стоить, он окружил злодеев кольцом из пестрящих помехами и ошибками бластеров, выпустив из ощеренных пастей залп лазеров. Половинка темного сердечка в его груди как-то особенно жалобно тренькнула, не выдержав напряжения, и мелкие трещинки углубились к центру души. Забиваемый помехами вопль боли взвился к небесам ЛиттлТейл, покрывшись глюками с ног до головы, Эррор упал на колени, хватаясь за грудь. То ощущение, когда душа ПиДжи формировалась за счёт души разрушителя, не было и в половину таким мучительным. Больше почувствовав, чем увидев, что на него нападают, чернокостный монстр телепортировался подальше, схватившись рукой за нагретые солнцем кирпичи здания, «булочная» — пронеслось в черном черепе — оглушающе пахло свежей сдобой. Пальто давно расстегнулось, Эррор, правда, не имел понятия, когда это случилось, задумываться о подобных мелочах не к месту. Сдерживая стоны глючный Санс задрал подол старого алого свитера и как можно плотнее обвил собственными нитями осколок души. Инк не торопился во вселенную, что было подозрительно, Эррор же не справлялся, сил почти не осталось, а предстояло убить еще хотя бы Киллера. Ох, не зря он спрятался как можно дальше тогда, семь лет назад. Эррор уворачивался на пределе собственных сил, убийца сел ему на хвост, лишь какие-то доли секунд разделяли охотника и жертву — Киллер позабыл наставления Повелителя Кошмаров, не торопясь прикончить мечущегося из стороны в сторону разрушителя. Попытавшись прервать выматывающий бег, Эррор вызвал за своей спиной кости, вырвав те из-под земли, убийца вроде отстал, и разрушитель позволил себе короткую передышку. Это решение оказалось фатальным — небрежным взмахом руки Киллер послал в него кости. Заточенные копья вспороли обе ключицы, чудом не задев ни голову, ни грудь, руки повисли бесполезными плетьми, разрушитель метнулся в переулок, пока его не видели — не могли достать атаками, хотя бы секунду передышки, так ему необходимой… Уже в полную силу гуляющие по костям разрушителя глюки, жадно впились в стену, к которой прислонился вымотанный Эррор. Если он ещё хоть немного будет сражаться с Найтмером и Киллером, его душа расколется, и из-за боли он даже не откроет больше портал, чтобы сбежать. Оставшийся один, запертым в пустой вселенной, Пеппер даже не узнает, что произошло. Думая о сыне, Эррор в мыслях снова обратился к Инку. Было страшно осознавать всю тщетность, сковавшую его сердце ледяными оковами, но выбора не было — если Творец не отзовется на такое разрушение, значит ПиДж действительно останется сиротой. С трудом, превозмогая боль, Эррор впился струнами в код здания за своей спиной, раздирая домик на единицы и нули. Инка пронзило острой болью, заставив чуть ли не подпрыгнуть на диване, где он апатично лежал. Ему бы выругаться, чертыхнуться, помянуть Найтмера, Блускрина, и еще кого, но у художника непроизвольно расплывалась безумная улыбка на лице. Это был он! Нет сомнений, это его работа! Схватив органайзер с красками и черную кисть, Инк прямо в доме прорезал портал и нырнул в него, не сомневаясь, что ниточка боли приведет его прямо туда, где он… Матюкающийся Дрим спешно перебрался на соседнее здание: то, на котором он стоял рассыпалось на код прямо под ногами. С напряжением наблюдая за азартной атакой своего брата и Киллера, Хранитель сновидений хищно вытянулся в струнку: ну же! Совсем немного! Убить, убить, убить разрушителя! Без него будет намного лучше! Безумно хохочущий Киллер не спешил добивать обессиленного Эррора, его душа трепетала в ожидании сладкого убийства, и Найтмер уже не нервничал, остался всего один удар, и они рассеют прах разрушителя альтернатив! Ткань мироздания разорвалась над головами монстров с оглушительным треском — ее растерзали в клочки совсем не деликатным порталом, размером в небольшое окно. Нет, небо над полем битвы рассекла огромная трещина, с рваными, как у старой тряпки, краями. Кошмары и Дрим дружно задрали головы, оцепенев на долю секунды — из окна между вселенными с воплем вырвался Инк. Творец уже видел его, своего Эррора, тот был едва в силах стоять на коленях, он ранен, кровь течет на землю, а два мертвеца пытаются оборвать его жизнь! Заступив дорогу Кошмарам, Инк встретился безумным взглядом с Найтмером, и тертый убийца будто оцепенел, ощутив, что смотря в лицо художника, он видит собственного палача. Инк на стороне Эррора — Дрим был не в силах поверить собственным глазам! И защищал чудовище так отчаянно: теснил Киллера и Найта, вот взмах кистью — и Повелитель Кошмаров заорал не своим голосом — лишь одним ударом Творец отрубил ему щупальце и руку по плечо. Позабыв о загнанной добыче, Киллер попытался сбежать, ему достаточно было скрыться в подворотне и он будет спасен! В горячке боя Инк швырнул Рори как копье, кисть попала точно в спину убийце, пробив душу и выйдя через ребра. Истошный крик еще звучал, но сам Кошмар осыпался мерзким облачком праха. Оставшись в одиночестве, Найтмер поторопился сбежать, открыв портал — он совершенно не желал сталкиваться с Творцом в поединке. От былой красоты площади не осталось и следа: из мозаичной брусчатки тротуаров то там, то тут торчали заостренные кости, несколько зданий пострадали от лазеров, сад являл собой вообще печальное зрелище: газоны перепаханы и взрыты, кусты переломаны, кое-где видны черные кляксы тлена — негатив отравил все живое, к чему прикоснулся. Даже исполинская акация плакала из надломленных ветвей темно-бурыми каплями камеди. Бросив мимолетный взгляд на поле боя, Инк повернулся к Эррору, он так долго ждал его! Так долго… Гудение боевой магии совсем не то, что ожидал Творец. Аккумулированная энергия преобразовалась в стрелу — Дрим направил лук на разрушителя, миг, и смертоносный полет начат. Рори чересчур далеко, хотя Инк не задумывался о подобных пустяках, достаточно обычной кисточки, что в подсумке, на поясе. Перенесшись между двумя кляксами чернил в мгновение ока, художник даже успел увидеть глазницы Эррора, взгляд желто-синих глаз на залитом кровью лице. Взмах по диагонали, потребовавший предельных сил, чтобы взрезать пространство, открыть портал обычной кистью — все это какие-то доли секунды, но Инк успел, портал закрыл Эррора от стрелы. Боль ожидаема, и тем не менее Творец был не в силах сдержать крик — огненный луч пронзил его спину, вспорол белые кости, сжег ребра, левую руку и ушел в пространство портала. Тошнотворный запах горелой кости и сожженных чернил — первое, за что уцепился помутившийся от боли мозг художника — потом появился химический привкус во рту, и мир вокруг закружился. Творец рухнул к ногам разрушителя сломанной куклой. Усилием воли Эррор держался в сознании, ошибки и помехи застили взор, зрение расплывалось, еще чуть-чуть, и он свалится в перезагрузку, но этого нельзя допустить! Инк застонал, тяжело и хрипло дыша — значит жив, но не было видно, как сильно пострадал Творец, а руками проверить повреждения нельзя — пошевелить ими было немыслимо больно. Не в силах поверить в то, что видел, Дрим в шоке замер — Инк закрыл Эррора самим собой. Секундное замешательство обошлось Хранителю сновидений дорого: он едва успел открыть рот, чтоб вскрикнуть, когда ощутил, как нити разрушителя, подобравшиеся сбоку, впились в его кости и душу. — Попался! — светло-желтый силуэт, в котором угадывался Дрим, замер на месте, боясь шелохнуться. Убедившись, что тот обезврежен, глючный удовлетворенно хмыкнул, переведя полуслепой взгляд на стонущего художника. — Инки, как ты? — Эррор… — перед взглядом раненного Творца все плыло, боль раздирала на части, заставляя все тело агонизировать, непроизвольно выгибаясь и стуча зубами. Спине было мокро от текущих из ран чернил, а еще было мокро вискам. Смаргивая слезы, Инк впивался пальцами уцелевшей руки в землю, простирая ту к черной фигуре. Мысли путались в голове, при вдохах и выдохах изо рта текли чернила, но Хранитель Мультивёрса, словно безумец, хрипло шептал на пределе своих сил. — Эр…ор… я не сплю…? Не сплю…? Живой… Эрр… ор… — Не спишь, чернильница дурная, — облегченно выдохнув, разрушитель устало усмехнулся. Раз бормочет, значит жив, но где бы спрятаться, где найти безопасное место, чтобы Творец отдохнул и вылечил себя? Нести его на руках не выйдет — ключицы перебиты, да и глюки, причиняющие боль, никто не отменял, а если бы мог — Эррор сейчас на пределе, и просто не в состоянии открыть портал. Блуждающий по окрестностям взгляд разрушителя остановился на расплывчатом светло-желтом пятне. А он ведь совсем забыл про Дрима! С трудом поднявшись на ноги, глючный едва шевельнул пальцами: сковавшие золотое яблоко души струны на миг впились в нежную поверхность, хранитель не сдержал вскрик боли. — Иди сюда. — не подчиниться было нельзя, так что Дрим телепортировался с крыши вниз, очутившись метрах в трех от раненных Инка и Эррора. Волевым усилием держась в сознании, злой разрушитель, скрипя зубами, хрипло отдавал приказания. — Осторожно подними Инка, открой портал в его дом. Поврежденная душа дрогнула от прохода через окно между мирами, глючный Санс задохнулся от нестерпимой, оглушающей боли, но даже поднять руки, чтобы машинально схватиться за грудь, было непосильно. Оставалось лишь надеяться, что обширных трещин и сколов не будет. Сдерживая поскуливания, Эррор обвел взглядом помещение, отметив — гостиная — а потом понял, что Дрим все так же топчется с Творцом на руках. — Положи Инка на диван, мудак позитивный! Только бережно! — не дожидаясь исполнения команды, Эррор продолжал, — помоги ему вылечиться, можешь передвигаться по дому, попробуешь навредить нам — убью! Словно в подтверждение угрозы, струны стянулись туже на золотом яблоке, и Дрим, не вполне доверяя собственному голосу, торопливо закивал, пытаясь уверить — он все выполнит, но Эррор на него уже не смотрел. Прислонившись к стене, он сполз на пол, оставляя кровавые разводы на штукатурке, и затих. Команды излечить себя разрушитель по каким-то причинам не дал. Переждав мучительную боль за грудной клеткой, Дрим склонился к Инку, окутывая ладони зеленой, исцеляющей магией. Он не мог сотворить новые кости, в этом лекарский талант Творца был уникален, но остановить кровь, зарастить порезы, переломы — мог. Методично исцеляя каждую кость, Хранитель снов пытался отыскать объяснение безумству друга — для него не было абсолютно никаких достойных мотивов подобному опрометчивому поступку. Чернила перестали прибывать, хотя и так уже испоганили весь диван, просочившись насквозь, залили ковер, остатки одежды Инка были просто черным тряпьем. Впрочем, желтый наряд Дрима тоже осталось только на помойку отправить, даже яркие замшевые сапожки безвозвратно утрачены! Творец лежал бледной тенью на диване, даже в груди не клубилась магия, он выглядел мертвецом, для которого застыл последний миг. Дрим подумал, что очнувшись (если конечно тот ласты не склеит), Инку понадобится поскорее нарисовать кости. В гостиной нигде не было столика с палитрой и разномастными кистями, своеобразной «аптечки» художника, значит, она наверху, в спальне. Ему ведь точно можно по дому передвигаться? Бросив косой взгляд на свесившего голову и, кажется, отрубившегося разрушителя, светлый близнец обошел его по широкой дуге, поднимаясь на второй этаж. Эррор зыркнул наверх: какого Блускрина Дрим шляется? Можно же руки от чернил на кухне вымыть. Он перевел взгляд на диван, но с места, где разрушитель сидел, было невозможно понять, в каком состоянии Инк. Ладно, все равно сейчас Эррору лучше не трогать художника: глюки разъедали код, обжигали, если и не повредили бы Творцу, то мучение доставили точно. Вот разрушитель сам отдохнет немного и проверит, тем более что душа в груди болезненно пульсировала, но резких приступов больше не случалось, значит, по крайней мере трещины перестали разрастаться. Надеясь, что за время отдыха восстановится и сможет вернуться домой к ПиДжи, Эррор прикрыл глазницы, погружаясь в чуткую дрему. От толчка ладони дверь в спальню художника отворилась, Дрим соляным столпом застыл на пороге. О, Создатели, и это спальня?! Стены, пол и потолок были черными, кровать — в черных потеках, что сам остов, что белье, даже опрокинутый столик-палитра был испачкан чернилами. Но мрачность интерьера была лишь половиной беды. Сглотнув, Дрим диким взглядом скользил по стенам: под черными чернилами была обычная белая штукатурка, и везде, везде было одно слово «Эррор», прокорябанное пальцами. Были и просто царапины, будто кто-то в истерике цеплялся за возможную опору и сползал на пол, оставляя глубокие борозды от фаланг… Здесь был оплот безумца, маньяка, в которого превратился некогда милый и добрый Инк, именно здесь Дрим, наконец, заглянул в его душу, если можно было б так выразиться! Художник изводил себя, истязал семь лет. Хранителю добрых снов стало стыдно, выходит, он не такой уж и внимательный друг, если не заметил такого… А может, ему было удобно не замечать. Подхватив столик на руки, позитивный близнец на ватных ногах спустился вниз, бросил взгляд на Эррора, недвижимо сидящего на полу. — Что же в тебе такого, разрушитель? — оставив столик-палитру перед диваном, почти у изголовья, Дрим сел в кресло у окна и моментально отключился, чересчур много всего произошло сегодня. Когда в глазницах Творца затеплился разум, он какое-то время лежал с грустной улыбкой, разглядывая такой знакомый потолок своей гостиной. — Какой сон… Было необычайно горько проснуться и осознать, что все увиденное, почувствованное, было лишь эфемерной грезой сошедшего с ума разума. Попытка подняться и удалась, и не очень: Инк неуклюже сверзился с дивана на ковер, чуть не треснулся башкой в полете о столик-палитру, с какого-то рожна очутившийся внизу, выругался, и наконец понял что не так — не было левой руки, впрочем, ничего левого не было — ни ребер, ни лопатки, ни ключицы. Диван и ковер были безвозвратно испорчены: на них натекло столько чернил, что невольно пришлось задуматься, как же он выжил? Хотя без разницы, он все равно бы вернулся с того света. Оглядывающегося по сторонам художника будто шарахнули пыльным мешком из-за угла: у стены, повесив голову, в странной, напряженной позе, сидел Эррор! Более не обращая внимания на себя, Инк подлетел к чернокостному монстру, упал перед ним на колени и порывисто обнял, из его глаз покатились слезы. — Эррор! Твою пустоту, Эррор! Ублюдок, подонок, сволочь, глюк несчастный, какая религия тебе мешала мне сообщить, что ты живой?! А??? Я… Я… Из дрёмы разрушителя вытряхнули порывистые, однобокие объятия и зов Инка. Едва не подпрыгнув на месте, Эррор зашипел от пробежавших по позвоночнику глюков, но не оттолкнул художника, наоборот, превозмогая боль, он обвил дрожащими от титанического напряжения руками его спину, бережно прижал к груди, потерся скулой о белый свод черепа. — Прости меня, мой хороший, я не мог рисковать. Я потом все объясню. Инк вроде хотел сказать что-то еще, но голос ему изменил, он отчаянно мотнул головой, прильнул к черным костям и завыл, его колотило от нервной дрожи, слезы пропитывали ворот алого свитера, а Эррор, успокаивающе урча, баюкал расклеившегося Творца в объятиях. Темная душа отозвалась мягкой пульсацией, разрушитель и представить себе не мог, до какой степени соскучился по Инку, но сомнение, грызущее изнутри, не давало расслабиться полностью, глючный Санс переживал о том, как Хранитель мог бы отреагировать на Пеппера. Инку перестало хватать воздуха — его прижали к широкой груди сильные, такие необходимые руки, почти забытое ощущение — когда нет больше тягостного одиночества, когда Он рядом… Слезы лились из глазниц, омывая истерзанное существо художника, он, не сдерживаясь, почти голосил, цепляясь за одежду Эррора, рассказывал ему, но не словами, а слезами, какого ему было. Дрим сидел в кресле ни жив ни мертв, становясь заложником положения. Очевидно, Инк его не заметил, иначе порвал бы как Тузик грелку, как пару месяцев назад он стер с лица вселенной того Санса, что отпустил комментарий во время боя. Дрим тогда решил, что Творец оскорбился за «слабака», но теперь перед ним открывались закулисные события, и Хранитель снов осознал, что художник тогда мстил за память об Эрроре, ну и пар заодно спускал. От надрывного плача что-то надломилось в душе Дрима, он не мог себе представить, насколько бездонно то чувство, что поселилось в груди бездушного Инка, что посеял в этой сосущей пустоте ненавидимый всеми разрушитель вселенных. Но что поразило Хранителя сновидений до глубин души — это реакция Эррора. Серийный убийца так нежно прижимал к груди, баюкая в объятиях хрупкого Творца, как величайшую для него драгоценность, и выражение лица у него… Дрим не мог подобрать точного сравнения. Было умиротворенным, почти добрым, безумный оскал сменился мягкой, заботливой, чуть виноватой улыбкой, свет в алых глазницах сиял. И любовь — как позитивное чувство, Дрим ее ощущал — она была взаимна, и так сладка и горька одновременно! Светлый близнец отвернулся, закусив костяшки пальцев, удерживая всхлип, рвущийся из груди: он откровенно завидовал, его никогда и никто так не любил и не дарил таких объятий. Долго плакать устаешь, постепенно художник стал всхлипывать реже, потом и вовсе затих. Наконец, Инк поднял взгляд на Эррора, в его глазницах впервые за много лет засветились звезды: — Не делай так больше. Если бы я мог умереть насовсем, я бы это сделал, Эррор, твоя потеря уничтожила меня тогда. — Прости, — разрушитель на секунду прижался зубами ко лбу художника в поцелуе, он был рад, что Творец не мог умереть, но сказал совсем иное. — Я не думал, что ты так воспримешь мое исчезновение. Прости. — Угу, — собравшись вытереть мокрое лицо, художник бросил взгляд на собственную ладонь и чуть не подпрыгнул — на пястных костях остались бурые разводы. — Звёзды! Эррор, ты ранен! Что ж ты не сказал, тебе же больно! Инк подскочил на ноги, чуть не хлюпнулся обратно на пол из-за сместившегося центра тяжести, разрушитель кинулся ловить радужного чудика, но обошлось — тот поймал равновесие сам. Столь искренняя забота о нем была приятна, но Эррор при всем желании не сумел бы спрятать поврежденную душу, а Инк обладал вполне хорошим зрением, он заметит. Художник действительно уже возвращался, подволакивая по полу столик-палитру. — Не надо, лучше себя сначала вылечи, — запротестовал разрушитель под требовательным взглядом. Возмущенно фыркнув, Творец решительно взял кисть, опустившись на колени перед Эррором, в его глазницах мелькнули прицел, череп, восклицательные знаки, и наконец остался зеленый квадрат и восклицательный знак, почему-то синего цвета. — Не возражай! — в голосе художника прорезались стальные нотки, потом он вздохнул, и уже мягче продолжил, — не упрямься, мне раны не приносят боли. Если тебе тяжело раздеться, можем одежду просто срезать, я новую нарисую, такую же! И свитер, и пальто и правда пришлось срезать, а еще — отдирать присохшую к ранам ткань, хорошо, что у Хранителя каким-то чудом нашлись, и быстро, таблетки обезболивающего. Вот он — момент истины, с черных ребер сполз искромсанный свитер, Эррор как мог, прятал глаза, но все равно увидел полный ужаса взгляд Инка, направленный на его грудь. Кисточка со стуком брякнулась на пол, художник, кажется, даже не осознал, что выронил ее, белую скулу прочертила одинокая слезинка. — Рор, что… — голос художника сорвался, он судорожно вздохнул, прикоснувшись дрожащими пальцами к черным дугам ребер. — Что с твоей душой?! Это после падения той вселенной она разбилась? Не в состоянии пожать плечами, Эррор неопределенно дернул головой, он не планировал распространяться о ПиДжи при Дриме, и если Творец по рассеянности того еще и не приметил, то Эррор видел, как мнимый «спящий» наблюдал за ними из-под полуопущенных век. Скотина позитивная, прости его Создатель… Но как бы удручающе ни выглядело изъеденное мельчайшими трещинами сердечко, обширных ран не приключилось. — До битвы с Кошмарами она лучше выглядела, — жаль, что он не мог такой малости — поднять руку и стереть соленую дорожку с лица любимого. Шмыгая, Инк покивал и дрожащими пальцами поднял с пола кисть, потянувшись к черной краске на палитре. В первую очередь Творец закрасил ключицы — с монстрами было проще, вечная циркуляция магии не давала возможности костям сместиться после перелома, даже оскольчатого, и не обязательно даже теоретически лечить — само затянулось бы за месяц, правда, помучиться от боли бы пришлось. А вот утрата конечности для монстра фатальна, нет магии — нет жизни, а значит, отсеченная часть тела рассыпалась в прах. Несколько мазков черной краски, и вот кость снова целая, краска вживлялась, становясь самой костью, жаль только, что на старые, давно сросшиеся переломы не действовало, с них краска облетала хлопьями, не приживаясь. После ключиц Инк залечил ссадины, царапины и сколы на ребрах, потом деликатными прикосновениями подкрасил рассеченную глазницу. — Как ты, Рори? Ничего не болит? Вдруг я что-то пропустил? — в глазницах Творца вспыхнули разноцветные вопросы. — Все хорошо, теперь твоя очередь, — бережно коснувшись обугленных обрубков ребер, Эррор вздохнул, ему было тяжело смотреть на эту страшную рану, душу терзала боль за любимого. — Спасибо за заботу. Черные скулы затопил румянец, пока Эррор наблюдал, как гибкий Творец легко и сноровисто рисовал себе новые кости — целые, с правой стороны, те ребра что не были покрыты чернильной кровью, были испещрены шрамами. Он помнил их, еще со времени, когда был заточен вместе с художником в умирающем мире, спросил тогда — неужели все эти шрамы его рук дело? Творец все свел на шутку. Возможно, в следующий раз, когда настанет подходящее время, любимый ему ответит серьезно. Когда Инк, прикусив от усердия язык, прорисовывал кости запястья, Эррор неожиданно для самого себя зевнул. Он вымотался, а чуткую дрему назвать полноценным сном нельзя, душа требовала покоя, а раз Творец сейчас в сознании, то в случае чего, сможет защитить себя сам. — Инки, прости, я засыпаю. Здесь сидит Дрим, его душа в моих нитях, он не должен проблем доставить. — Хранитель сновидений на глазах побледнел и попытался вжаться в кресло, и правильно, пусть боится, Инк не злопамятный, но записывает, вон как у него в глазницах черепа-то горят! — Эррор, но у меня нет гостевой комнаты, — замялся художник, предлагать дорогому гостю прилечь на изгвазданный сырой диван или подняться в его «спальню» было не лучшей идеей. — Что же делать? — Ничего не надо, мне и здесь хоро… — разрушитель затих на середине фразы. Какое-то время Инк посидел на коленях перед Эррором, наблюдая за тем, как он спит, затем тихо поднялся, дошел до дивана, с сомнением посмотрел на изгаженную обивку, рядом на полу тряпкой валялись остатки его одежды и бывшее некогда уютным, клетчатое покрывало. Пожав плечами, и старательно игнорируя Дрима всего в паре метров от него, художник взялся за кисточку на мольберте и быстрыми мазками набросал на холсте черный в синий равнобедренный треугольник мягкий плед, сняв его с холста, встряхнул, разворачивая тонкую теплую ткань. Вернувшись к спящему, Инк укутал разрушителя, коснулся тонкими пальцами недавно нарисованной руки его черепа, только сейчас отметив, что и гаптофобия у того прошла, и лаги, раньше сильно докучавшие, не появляются. Побоявшись оставлять Дрима наедине с Эррором, Творец почти час отмывался от своих чернил на кухне в раковине — то еще удовольствие, но тем не менее, это ему худо-бедно удалось. А новое полотенце он попозже нарисует. Снова вернувшись к мольберту, художник методично создал сперва Эррору, затем себе новую одежду, облачился в свою и заозирался по сторонам. Кисти нигде не было, раздраженно вздохнув, Инк мазнул обычной кисточкой в воздухе, разрезая пространство. Выглянув в окно над площадью в ЛиттлТейл, Хранитель Мультивёрса убедился, что его оружие так и осталось на месте, бросил взгляд — прицел и череп в глазницах — на Дрима и показал ему пантомимой «дернешься - убью». Быстро скользнув в портал, художник добрался до черной потрепанной кисти, и ей же открыл новый, возвращаясь домой. По-хорошему, конечно, стоило бы навести там порядок, но он сделает это потом, попозже. Бдительно проверив спящего Эррора, Творец зыркнул на все еще не шелохнувшегося Дрима, тем не менее оставив оружие в прихожей. Инк положительно не мог придумать, чем себя занять, впервые за много лет не хотелось рвать свои собственные ребра, стремясь вывернуться наизнанку и избавиться от боли, что пряталась внутри. Впервые за много лет, он чувствовал покой и некоторую толику радости. Его беспокоило состояние души Эррора — художник ничего толком и не знал о душах (за неимением собственной), поэтому не был в силах хоть чем-либо помочь. Вспомнив о так же утерянном органайзере для красок, Инк поспешил создать и его, а так же флаконы, наполнил их из банок, стоявших рядком у стены на тумбе. Хорошо, что краски не портились! Ведь если б так, то за столько лет не использования желтую, розовую, зеленую и оранжевую можно было выкинуть. Но необходимости в том не было. Рассовав в кармашки органайзера флаконы, Творец с улыбкой провел пальчиком по тому, где сияла розовая. Ее осталось совсем немного в банке, все эмоции, что получил Инк в погибающем мире, он выжал до капли и спрятал, и если желтое счастье вообще с тех пор не открывалось, то вот огромная, на галлон, банка, бывшая полной до краев, сейчас уже казала дно. Так хотелось верить в то, что он не сошел с ума лишь благодаря этой краске, дававшей ощутить эхо тех эмоций, что случайно (и иронично) подарил ему заклятый враг. Инк посмотрел на заново созданный свой шарф. Старый валялся рваными лоскутами рядом с диваном, и чернила из ран сделали записи на нем нечитаемыми. Пожав плечами и прихватив кисточку, художник уселся прямо на пол, рядом с Эррором, разложил шелковый шарф перед собой, каллиграфическим почерком вывел первую строчку: «Сегодня немыслимо счастливый день… "***
Дернувшись, Эррор распахнул глазницы, со стоном хватаясь за грудь. Темное сердце вздрагивало за ребрами, нервно колотилось, посылая неприятные лаги по позвоночнику. В далекой вселенной одинокий маленький монстр начинал волноваться и нервничать по-настоящему, эти эмоции через немыслимое пространство доносились до разрушителя по родительской связи. Медленно дыша, Эррор унимал колотящуюся душу, сосредоточенно посылая мягкое, успокаивающее чувство: он скоро вернется, он в порядке, переживать не о чем. Через некоторое время волнение унялось, и разрушитель поднял голову, встречаясь взглядом с напуганным художником, сжимавшим кисточку для каллиграфии в пальцах. — Не переживай, Инки, все в порядке, не стоит за меня бояться. — нежно улыбнувшись, Эррор выпростал руку из-под покрывала и ласково погладил того по запачканной чернилами скуле. — Я же один из сильнейших монстров Мультивёрса, ничего со мной не случится. И как же ему объясниться с Творцом? Рассказать о Пеппере или показать? Хотя, учитывая, что ПиДж уже с ума сходит от беспокойства, нужно к нему поскорее вернуться, а Инк гарантированно никуда не пустит разрушителя в одиночку. — Может, мне Рипера поискать? — обеспокоенно заглядывая в глазницы любимого, спросил Творец. Увидев изменившееся лицо Эррора и осознав, как можно было подобное понять, фыркнул: — Звезды! Рори, я не в том смысле! Просто он же Бог, может знает какое средство. Не радикальное! В гостиной грянул хохот, художник всхлипывал на коленях разрушителя, а тот, утирая слезы, задушевнейше и невероятно искренне ржал, даже не обращая внимания на помехи в голосе. Отсмеявшись, монстры пересеклись взглядами, Инк был такой красивый, разрумянившийся, с потрясающей улыбкой, и так близко! — Пока вы не перешли к активным действиям, может, я пойду? — буркнул Хранитель добрых сновидений с другого конца гостиной. — Не желаю превышать норму вуайеризма на день. Взгляды антагонистов сошлись на Дриме, тому было неуютно, но он не имел понятия, что случится, если самовольно уйдет. Он потенциально бессмертен, Позитив — вечная сущность, как и Негатив, но выяснять уровень переносимости страдания, если струны искромсают его душу в фарш, было не самой желанной перспективой. Разрушитель махнул рукой: — Ты еще здесь? Брысь отсюда, тебя никто не держит! Дрим поднялся из кресла, постоял какое-то время, повернулся к парочке. — Инки, прости меня. Я, возможно, слепой даун, или даже хуже, и совершенно точно отвратительный друг — я видел, что тебе плохо, но не прикладывал должных усилий к тому, чтобы помочь, возможно, тебе было бы легче все эти годы, поделись ты своим горем со мной. — Ты же не принял бы меня и Рора, о чем ты говоришь? — ехидно выплюнул Творец, принимая сидячее положение. Он не желал этого разговора, если бы Дрим уничтожил Эррора, Хранитель Мультивёрса не остановился бы до тех пор, пока не развеял прах Дрима в Анти-Пустоте, а золотое яблоко души, как неуничтожимое, повесил на ниточке где-нибудь. Видимо ощутив сокрушительную жажду мести, Хранитель позитива сглотнул, но продолжил: — Сейчас — принимаю. Я же чувствую позитивные эмоции, и то, что между вами для меня самое главное доказательство. И, — вдохнув поглубже, Дрим выпалил, — я был не прав, пытаясь сегодня оборвать жизнь Эррора. Это было недостойно и мелочно, но для Мультивёрса два раз… — Пасть зашью! — рявкнул разрушитель, заставляя позитивного Хранителя шарахнуться в сторону. И откуда этот поганец про ПиДжи-то прознал?! Ладно, он потом выяснит, хорошо что для художника оговорка непонятна. Неопределенно махнув рукой, Эррор уже спокойнее продолжил, — Инк, тебе решать. — Это почему мне? — Творец обернулся к Рори, отражая все свое недоумение вопросами в глазницах. — Он же тебя чуть не убил. Ага, зато очень качественно Инки покалечил. И что ответить? Что Эррору насрать на Дрима? Что он позитивного поганца против шерсти погладил в воспитательных целях, и так ему и надо, пусть думает головой в следующий раз? Что, будь его воля, и тот на всю жизнь останется под контролем, во избежание нездоровых побуждений в уничтожении малочисленной династии разрушителей? — Он твой друг. Помиритесь — не помиритесь, это не мне решать, а тебе. — Ясно. — Творец задумался, потом пожал плечами. — Не могу пока решить. Нужно больше времени. Если за отсутствие поддержки я и так бы тебя не винил, то вчерашний твой поступок… В общем, уже потом поговорим. Уходи. — Понятно, — поник Дрим. — Прости меня, пожалуйста. И Эррор… — Иди, я ничего не забыл, — с нажимом проворчал разрушитель, но нити все же ослабил, теперь они причиняли лишь дискомфорт, а не боль. Проводив взглядами покинувшего гостиную монстра, антагонисты одновременно вздохнули. Инк было потянулся к Рори за несостоявшимся поцелуем, но тот уже поднялся с пола и торопливо одевался в свеженарисованную одежду. — Ты куда заторопился? Эррор? — в голосе Творца послышалась паника, он даже мигом забыл, что хотел восхититься тем, каким рослым и еще более красивым стал его Рори. — Хочу тебя кое с кем познакомить, — разрушитель протянул изящному Хранителю руку, предлагая помощь, чтобы подняться с пола. — Прихватишь Бруми? В замешательстве поднявшись, Инк автоматически сходил за кистью в прихожую, вернулся, Эррор что-то с благодарностью говорил, что-то про его одежду и вроде даже улыбался, но слова не цепляли затуманенное страхом сознание. С кем познакомить? В голове не укладывалась семейка добрых самаритян, что бескорыстно выхаживала Разрушителя Всея Мультивёрса, значит, самаритянин? Ведь раненный, Эррор должен был где-то жить, в гнезде он не появлялся! В груди поселилось ощущение тягостной пустоты, когда Инк, с чувством восходящего на эшафот смертника сделал вслед за Эррором шаг в глючный портал. Поддержав художника под локоть, помогая ступить на булыжники двора перед сухим древом, разрушитель неуверенно вгляделся в любимое лицо, Инки был бледным и каким-то вялым, видимой причины для таких резких перемен как будто и не было. Решив, что сразу же надо будет предложить Творцу присесть на диван в доме, раз тому плохо, Эррор потянул его за собой к крыльцу. — Пойдем, он наверняка будет рад с тобой познакомиться, — для разрушителя было полнейшей неожиданностью, что из мягкого плена его пальцев Хранитель выдернет руку, словно обжегшись. — Инк? — Нет! Не пойду! — Творца била нервная дрожь, он шарахнулся от протянутой к нему ладони, уронив на брусчатку двора кисть, словно глючный Санс был прокаженным, в пустой груди все ширилась и ширилась невозможная, невыносимая боль. Захлебываясь, он невнятно и торопливо бормотал, мотая головой: — Я знаю, что у меня нет души, я неполноценен, не составлю конкуренцию нормальному монстру. Так что не надо! Я счастлив, что нашелся кто-то правильный, кому ты не безразличен, но не надо нас знакомить! Из горла Инка вырвалось сухое рыдание, он должен был отпустить Эррора, но это было выше его сил, он просто умрет, если потеряет разрушителя снова, или окончательно сойдет с ума. Он уже начал убивать, неважно, что он мстил за любимого, неважно, что у него были причины поступать так! — Ты… Ты просто приходи, иногда, — от переполнивших его эмоций к горлу подступили чернила и, вскинув руки ко рту, Инк шарахнулся в сторону. В полнейшем шоке от тирады Творца, Эррор даже не успел слова вставить, а когда тот и вовсе кинулся не разбирая дороги прочь, разрушитель в страхе, не раздумывая, бросился следом, ведь ему не успеть за прытким, как блоха, художником, не через десятки вселенных, нельзя было позволить ему сбежать! Инки не сделал даже двух шагов, от стресса его ноги подкосились, упав в ворох палой листвы, он согнулся в три погибели, исторгая из себя чернила. Бросившись на колени рядом, обвив грудь рукой, поддерживая любимого, пытаясь хоть как-то облегчить его страдания, разрушитель зашептал: — Глупый, мне не важно, что у тебя нет души, мне никто кроме тебя не нужен, я хотел тебя познакомить… — Эррора прервал скрежет петель входной двери. — Папочка? — на улицу высунулась мордашка застенчивого ребенка. Подняв ладонь ко рту, чтобы утереть с челюсти горькие потеки, Инк так и застыл, расширенными глазницами уставившись на Слияние, бочком просочившееся на крыльцо из-за огромных дверей. Чернильно-черные кости, но практически копия самого Инка: та же форма черепа, по-птичьи тонкие кости, изменчивые глаза. А обращение «папа» адресовано Эррору? Пока Инк застыл в прострации, Пеппер с осторожным любопытством рассматривал гостя. Бежевый шарф и чернильное пятно на скуле, небольшого роста, это же отец? Папочка наконец-то привел его познакомиться? Но как бы ему ни хотелось с визгом пронестись к родителям навстречу, взметая под ногами листья, вдруг нельзя? Вдруг героев встречают по-другому? Наконец, отмерший Творец повернулся к Эррору, так и держащемуся за его спиной, в черных провалах глазниц художника с калейдоскопической скоростью менялись огни глаз. В них отразилось все, от удивления, недоверия, до радости и всепоглощающей любви, наконец, словно определившись, в глазницах замерли пронзительно зеленый четырехлистный клевер и звезда, а Инк, вцепившись пальцами в одежду Эррора, подарил разрушителю светящийся недоверчивым счастьем взгляд, сипло прошептав: — Рори, ты хотел познакомить меня с нашим сыном? Взгляд этих любимых глаз был наполнен таким непередаваемым ожидаем чуда, что разрушитель даже покраснел от смущения. Не доверяя голосу, Эррор кивнул, поднялся с земли, легко поставил на ноги Инка, потянул к дому. — Пойдем, здесь конечно нет никого, но внутри можно сесть. Пойдем. — бросив взгляд на почти дымящегося ребенка, разрушитель поманил к себе Пеппера. Тот, радостно улыбнувшись, бросился навстречу, но не к Инку, а к Эррору — повис у того на шее всем немаленьким весом, пришлось шкодника подхватить на руку, как на жердочку, а дверь поддеть носком ботинка, чтобы не отпускать ни одного из любимых монстров. Инк даже не следил, куда его ведут, он просто не мог отвести взгляда от своей копии, ребенок так трогательно обвил сильную шею разрушителя, спрятавшись в алый ворот свитера! Опомнившись, что пристальное внимание смущает некоторых детей, Творец отвел взгляд, Эррор как раз его довел до гостиной совмещенной с кухней, жестом предложил присесть. Тяжелая ладонь разрушителя соскользнула с плеча художника, оставив в груди чувство потери — защищенность и умиротворение, что покинули Творца были сейчас ой как нужны! Украдкой бросив взгляд на двух монстров, что сейчас о чем-то шептались на кухне, Инк не сдержал улыбки: папа, Эррор — папочка! А… Он сам, выходит, отец? Ссадив, наконец, наездника на пол, Эррор вопросительно вздернул бровь на требовательный взгляд Пеппера. Тот мотнул головой и поманил его к себе, пришлось наклониться. — А можно с отцом познакомиться? — горячим шепотом опалил черный висок ПепперДжем, заодно заставив полыхнуть румянец на скулах разрушителя. Вот это поворот! Неужели Эррор перестарался с описанием Инка и ПиДж теперь даже с какой стороны подъехать к нему, не имеет никакого понятия?! — Ты еще спрашиваешь? Конечно! Вон же, сияет весь от счастья, скорей иди! А я сейчас присоединюсь, чайник только поставлю. Ребенок настороженно отправился к дивану, а Эррор, набрав воды и включив прибор, уставился невидящим взглядом в кафельную стену перед собой. Как ему начать? Как ему пояснить Инку, почему прятался здесь? Какие подобрать слова? Столько лет прошло, но его память была свежа, словно он лишь вчера принял то решение.***
Распахнув глазницы, Эррор взвыл от странной, необъяснимой, а потому страшной боли — душу рвало и резало, заставляя разрушителя сжиматься в комок и давиться воплями напополам со слезами. Лаги и глюки с удвоенной остротой жалили черные кости, но спасительная перезагрузка не наступала, сознание зацепилось за то, что он один, и вокруг темно — это так выглядит смерть? Наконец, боль затихла, оставляя после себя лишь неприятное, пульсирующее чувство, отдышавшийся монстр смог сфокусировать взгляд на окружающем. Он был на «полу» в Анти-Пустоте, совсем рядом со своим гнездом, жив и, если не считать недавней раздирающей душу боли, невредим. И обнажен. С трудом поднявшись на ноги, Эррор побрёл к родному дому из нитей. Делая очередной шаг, он обо что-то запнулся, едва не упал, недовольно зыркнул вниз и удивлённо скрипнул статикой: на полу, покачиваясь от толчка, валялся Бруми Инка. Что он здесь делает? Подслеповато щурясь, озадаченный Эррор даже осмотрелся по сторонам, но никаких намёков, что здесь есть или был художник, не нашлось. Но не бросать же оружие растеряши. Обмотав нитями толстый черен у хомута и у закругленного кончика, Эррор перекинул перевязь через плечо на манер сумки, продолжив идти к гнезду. Наконец, оказавшись под привычным «потолком» увешанным куклами, Эррор подтянул себя в небольшой, замаскированный среди нитей гамачок. Подвесив тяжеленную кисть рядом, помянув нехорошим словом художника, разрушитель прижал ладонь к груди и мягко «потянул» материализуя, обнажая душу. Тёмно-синее, чуть залаганное перевёрнутое сердечко зависло над трехцветной ладонью, расширенными от шока глазницами, Эррор всматривался в собственную душу и не мог поверить в реальность того, что видел. Правый бочок сердечка прорезала глубокая трещина, отсекая примерно одну треть, и в этом кусочке тёмно-синий цвет смешивался с чернильно-чёрным цветом магии Инка, а краешек расплывался и перетекал, подобно жидкости. Словно зависший, Эррор смотрел на собственную душу, пока ещё слитую с новой, формирующейся душой. Он не верил… Всё время, пока он был вместе с Инком в разрушающемся мире, чернокостный монстр думал об этом, боялся, и в тоже время не верил в подобную возможность. У художника не было души! Они никак не могли! Новый приступ боли прервал мечущиеся мысли разрушителя, и тот со стоном снова сжался в комок, обнимая перевёрнутое сердечко, словно в попытках спрятать его. На сей раз боль прекратилась быстрее, Эррор расслабленно растянулся в гамаке, наблюдая за мерным биением зависшей в паре дюймов над его грудью темной души. И что ему с этим теперь делать? Разрушитель прикрыл глазницы и тяжело вздохнул, размышляя. Он мог бы вырвать ещё не сформированную душу. Больше-то вариантов не было! Решение принято — дело за малым, вытянув синие нити с края глазницы, подслеповато прищурившись, Эррор осторожно прижал острые фаланги к месту разрыва. В тот же момент сердце словно сжалось, и разрушителя омыло такой волной ужаса вперемешку с лагами, что он взвыл, выпав в перезагрузку. Вынырнув в реальность, Эррор тяжело выдохнул и, хватаясь рукой за грудь со спрятавшейся душой, тихо, залаганно заскулил. Это были не его эмоции, это были эмоции формирующейся души, и он просто не мог… Не мог вырвать её и уничтожить! Звёзды, это был его ребёнок! Его и Инка! Судорожно всхлипывая, сжавшись в комочек, чернокостный монстр прижал ладонь к груди сильнее, ровно над панически колотящейся душой. — Прости, прости, я не буду, обещаю, — шептал он в никуда, или сам себе, но это помогло, стук в груди замедлился, а вместе с этим стало спокойнее и Эррору. Но проблема все же осталась, и необходимо было решить, что делать. Он не мог остаться в Анти-Пустоте — сюда заглядывали Кошмары, откажется куда с ними идти, и придется принять бой, но не тогда же, когда все тело корежит и ломает? Попытаться найти Инка? А через сколько после смерти тот возрождается? И вообще, путь в ДудлСферу для разрушителя закрыт. Тяжело вздохнув, Эррор мягко потёр ноющую грудину. Пока он перебирал в памяти возможные мирные альтернативы, в которых можно бы попытаться спрятаться, ему вспомнилась одна вселенная. Давно вымершая и практически всеми забытая, по идее, Эррору бы давно её уничтожить, но даже он периодически про неё забывал. Когда-то это был оригинальный таймлайн, но что-то произошло и монстры просто исчезли, не оставив после себя даже праха, а дома стояли не тронутыми. Наверное, этот мир был бы неплохим вариантом? Нужно будет только сразу же проверить целостность кода. Кивнув самому себе, Эррор спустился на пол, оделся в запасную одежду, нашел очки, сунул в карман спицы, по идее это было самым главным. Уже собираясь покидать свое уютное гнездышко, разрушитель бросил взгляд на сиротливо висящую под потолком Бруми. С секунду поколебавшись, он забрал кисть, снова вешая её через плечо. В конце концов, художник всегда сможет нарисовать себе новую. — Инк… Надеюсь, с этим радужным придурком всё в порядке. — Не оставляя себе времени передумать, разрушитель открыл портал и, осторожно заглянув в него, полностью скрылся внутри. Первые дни были самыми сложными. Страх исчезнуть вместе со вселенной преследовал Эррора, он не мог нормально спать, тем более, что душа продолжала трескаться, временами причиняя мучительную боль, от которой темнело в глазницах. Глючный Санс долго ломал себе голову, почему он не исчез, как должен был? Он точно не был бессмертен, мог это даже гарантировать. Все еще сомневаясь в своих суждениях, наконец, разрушитель предположил, что от смерти его защитил сам Инк, точнее его магия, наполнившая синюю душу, именно она в последний момент откликнулась на телепорт или что там происходит во время смерти Творца, утянув за собой и разрушителя, но почему же Инка не было рядом с ним? Не может ведь быть, что художник погиб вместо Эррора? В любом случае, проверить свои подозрения разрушитель не мог, поэтому сосредоточился на насущных проблемах, а именно — обустройстве в новом доме. Бывшее жилье Ториель ему подошло идеально: большие светлые комнаты, просторные коридоры и два выхода в разные районы подземного таймлайна были несомненными плюсами. Вскоре обнаружился еще один: обширная кладовая, продукты в которой даже не испортились. А они были нужны — Эррор испытывал такой голод, какой не ощущал никогда. Видимо, чтобы делилась душа, требовалось столько же магии, сколько на жар, если не больше, во всяком случае, на аппетит он не мог жаловаться. За недельку ополовинив запасы в доме Ториель, глючный начал постепенно, методично обыскивать дома в Руинах, потом в Сноудине, но к его величайшему раздражению это было сложно реализовать — разрушитель не мог больше ни телепортироваться, ни открывать порталы. Поэтому все, что находилось полезного, требовалось нести ручками. В Сноудине, правда, было попроще — Эррор соорудил из хвойных лап и нитей своеобразные «санки» и утаскивал домой гораздо больше за раз, чем до этого уносил в руках. А душа не торопилась делиться, иногда внезапная боль от свежей трещины выбивала дух из разрушителя, а так же землю из-под его ног, особенно тяжело было пережидать ночи — днем хотя бы можно было отвлечься на что-то. Хотя ночи несли в себе не только исключительный негатив, закрывая глазницы Эррор погружался в собственные воспоминания, раз за разом переживал те дни, что был вместе с Инком в безымянном кусочке мироздания. Временами память трансформировалась в сновидения, тогда Эррор слышал, что Творец зовет его откуда-то издалека, но каждый раз просыпался еще до того, как успевал отозваться на голос. Чтобы окончательно не сойти с ума со скуки, Эррор брался за спицы, крючки и иголки. Временами попадавшееся ему в опустевших домах монстров тряпье шло на изготовление разнообразных игрушек. Сперва он по привычке шил кукол-монстров, потом разрушителю пришло в голову, что можно сделать что-то для сына. Он непостижимым образом ощутил, что Слияние будет мальчиком, это было хорошо — по крайней мере наличие дочери его бы гарантированно поставило в тупик. Все началось с мягчайшего лоскутного одеяла, потом были сделаны мягкие кубики и пирамидки, чтобы строить башенки и замки, плюшевая черепашка была на очереди. Чем дальше — тем Эррор больше втягивался, мысли о том, как маленький монстр станет познавать вселенную через его игрушки, согревали темную душу. Время шло. Не сразу додумавшись отмечать ежедневно прожитые дни, Эррор успешно сбился со счета, когда крохотная душа Слияния сформировалась полностью, а еще — сколько прошло времени до тех пор, когда его сын пожелал сформировать тело. В один из дней глючный Санс просто не нашел в себе сил встать с кровати, иссиня-черная душа сына тянула магию, рвалась на свободу. Испытанное облегчение — все кончилось, больше не будет боли, ни с того ни с сего скручивающей его в три погибели — продлилось недолго. Разрушитель с беспокойством, граничащим с ужасом, наблюдал, как тускло мерцает темное сердечко, вырвавшееся из-за его ребер, как слабее и слабее становится биение. Догадка пришла внезапно и точно: Слиянию для создания тела требовалась магия обоих родителей, сыну банально не хватало сил на формирование собственного скелета. Сколько может просуществовать отделившаяся от родительской молодая душа? Эррор никогда не интересовался этой стороной вопроса, хотя не оставалось сомнений — время не на его стороне. Страх за жизнь своего ребенка толкал на импульсивные, непродуманные действия, первым порывом разрушителя было — дать сыну тело любой из кукол, что он сшил за эти месяцы, хоть какое-то, но лишь бы сохранить ему жизнь! Тряхнув головой, Эррор рассмотрел эту идею под иным ракурсом. Он мог из собственной магии, из нитей, создать полноценный скелет, напитать до предела собственной силой, это будет все еще кукла, но уже намного лучше, чем набитая синтепоном мягкая игрушка. Не было гарантии, что подобное тело будет расти, но Эррор не успеет сделать большое тело — в запасе у него считанные часы. Создать отдельные кости по образу и подобию собственных — полбеды. Как ни думал, Эррор не мог сообразить, как же ему соединить косточки в скелет? На ум приходили только шарнирные марионетки, и, ничтоже сумняшеся, разрушитель вышел из положения — оплел косточки гибкими, подобно проволоке, струнами, оставляя подвижными суставы и в то же время — собирая воедино «куклу». Тонкие ребрышки, почти прозрачные пальчики, каждый позвонок — фактически произведение искусства. Едва не забыв сделать стремечко, Эррор последним штрихом завершил череп. Ему кажется, или черты черепа получились тоньше, изящнее, чем его собственные? Стараясь не задумываться над тем, что концепция творения, очевидно, передается половым путем, тем не менее Эррор бросил взгляд на Бруми. Огромная кисть, стоявшая уже много месяцев неприкаянной в углу его комнаты, могла содержать хоть остатки магии Инка. А если так, то даже такая косвенная связь поможет сыну. Нитями подтянув Бруми к себе на кровать, Эррор положил на неё ладонь, колеблясь в своем решении разбить ее на код. Он успел иррационально привязаться к неуклюжему на вид оружию и не хотел разрушать хотя бы такое напоминание о Инке, как кисть странным образом отозвалась на его прикосновение: на кончике мягкого ворса набрякла крупная капля чернил. Вздрогнувший от неожиданности, Эррор оторвал руку от кисти и, видимо потеряв связь с остаточной магией художника, чернила растеклись по постели, пропитывая одеяло, простынь и, скорее всего, матрас. Глючно выругавшись, разрушитель бросил обеспокоенный взгляд на медленно меркнущую душу Слияния. Он понятия не имел, что мог бы сделать с чернилами, Эррор даже теоретической частью рисования не интересовался, не то что пробовал бы на практике! Но у него не было выбора… Он обязан попробовать! Интересная идея вспыхнула в черном черепе, Эррор, нервничая, не зная, получится ли, вновь прикоснулся ладонью к Бруми. Кисть послушно собрала очередную каплю, и разрушитель, вытянув свободной рукой мягкие, более гибкие, но такие же крепкие нити из глазницы, неуклюже окунул их вместе с пальцами в парящую каплю чернил. Вынув руку, он пристально рассмотрел черные нити. Напитались ли они магией? Наверное, обычно его нити и струны окрасить было нельзя, по крайней мере пятна кофе их не красили. Скрупулезно, мелкой вязью, глючный Санс оплетал нитями ранее сформированный скелетный каркас, словно окрашивая его в чёрный. Сколько это заняло времени Эррор не знал, но к тому моменту как он закончил, в магическом резерве почти ничего не осталось. Тёмная душа болезненно ныла за ребрами, он едва держал себя в сознании, ещё немного — и просто вырубится. Если у него не получилось, то очнётся он уже к исчезнувшей, разбитой душе сына и всё будет напрасно… Тяжело выдохнув, Эррор протянул почерневшую от чернил Инка ладонь к маленькой мерцающей душе и едва заметно улыбнулся, чувствуя, как слабое сердечко льнёт к костям пальцев. — Прости, малыш, больше я ничего не могу для тебя сделать, — подведя душу Слияния к созданному телу, разрушитель успел лишь увидеть, как она словно впитывается в черные ребра, как потихоньку, неуловимо меняется глубина цвета чернил, и тьма усталости накрыла его с головой. Дернувшись, Эррор очнулся от забытья. Было страшно, ужасно страшно открыть глазницы и понять, что он не справился, что его неопытность, спешка, малое количество сил или все вместе взятое послужили причиной тому, что его сына больше нет. Но лежать целую вечность, зажмурившись, не выйдет. Стиснув зубы, разрушитель титаническим усилием воли принудил себя оглядеться вокруг. Слева от него, почти на середине кровати, свернувшись калачиком, лежал маленький монстр, трогательно обхватив ручками огромную кисть, прижавшись к ней лбом. Черная грудь мерно вздымалась и опускалась — Слияние спал. — Инк, у меня получилось, — с улыбкой прошептал разрушитель. Бережно укрыв сына краем одеяла, Эррор обнял и Слияние, и кисть, провалившись в чуткую дрему. — Пап? — складывающий башенку из мягких кубиков на ковре Пеппер отвлекся от своего увлекательного занятия и позвал колдующего у плиты Эррора. — Па-апа… — Что? — подслеповато щурившийся в книгу рецептов разрушитель обернулся к сыну. — Пап, кто такой Инк? — едва склонив голову набок, ПиДжи внимательно смотрел снизу вверх на разрушителя. От неожиданности Эррор утопил ложку в супе. Почесав затылок и махнув на это рукой, он выключил плиту, решив, что лучше приготовит сэндвичи. — Откуда ты знаешь это имя, Пеппер? — глючный монстр добрел до дивана, устало опустившись на продавленные подушки, сын тут же подскочил с ковра и, вскарабкавшись на сиденье, поднырнул под расслабленную руку. И все же он рос. Создавая тело монстра от силы лет трех-трех с половиной, разрушитель с радостью отмечал, как растет его маленькое сокровище. Правда, Эррор с удивлением отметил, что и сам растет, взбунтовался что ли и не хочет снизу на вытянувшегося сына смотреть? — Ты зовешь его каждую ночь, папочка, — крошечные ручки обхватили разрушителя за грудь, в попытке обнять, а Эррор густо покраснел, прикрыв в смущении глазницы ладонью. То, что он говорит во сне, было новостью! А учитывая его сны… Небо! — Инк это твой отец, малыш. — Эррор не планировал скрывать от сына правду о Творце, просто не знал, как начать этот разговор. — Правда? — в левой глазнице Слияния сверкнула чересчур знакомая пятиконечная звездочка с искорками золотого между лучиками. — Расскажи, расскажи о нем! Какой он? — Ну… — Эррор замялся на некоторое время, подбирая слова, — он очень-очень добрый. Часто улыбается. Сильный и стойкий, никогда не пасует перед трудностями. Видя замешательство на лице ребенка, разрушитель мысленно пнул себя. Еще бы он высокопарным викторианским слогом изъяснялся, тудыть его… — Он герой. Инк — Хранитель всех мыслимых вселенных в этом мире. — кажется, куда проще изъясняться с сыном, рассказывая ему эдакую сказку. — Вселенная это отдельный мир, как, к примеру, наша или ЛиттлТейл. Но их огромное количество, малыш. Столько, сколько снежинок в Сноудине. — Ого! — глаза Пеппера загорелись, кажется, трехлетний ребенок таких цифр не знал. Хотя Эррор тоже таких цифр не знал. — Он стоит на страже спокойствия и мира всей Мультивселенной и всегда приходит на помощь, если случается беда. — Но почему к нам он не приходит? — Слияние нахмурился, надулся — обиделся на неизвестного монстра. — Мы ему не нужны? Я плохой? Вот же мастер неудобных вопросов, прости его Создатель! — Вовсе нет, ПиДжи. — и как обосновать то, что Пеппер растет безотцовщиной? Рассказать про Кошмаров? А если обычная сказка преобразится в фобию? — Есть очень-очень плохие монстры, которые хотели бы хоть как-то достать Инка. Но его слабые места это я и ты. Поэтому, чтобы не узнали меня, я всегда надеваю перчатки, капюшон и бандану, у меня, видишь ли, приметная внешность. Эррор наглядно показал на синие полоски на своем черепе, а ПиДжи, нахмурившись, о чем-то напряженно соображал. Вообще бывший разрушитель прятался, пока душа была уязвима, прошел год, а она все никак не восстанавливалась, так и оставшись половинкой. Из-за этого Эррор не мог защищаться сам и защитить Пеппера… От раздумий чернокостного монстра снова отвлек тоненький голос сына. — Но папочка, а если Инк умер? И поэтому нас не навещает? Блускринова задница, откуда Пеппер знает о концепции смерти? Такого Эррор ему точно не рассказывал! Усмехнувшись, он погладил сына по голове: — Не бойся, мой хороший. Инк бессмертен, так что можешь не переживать за него. — кому, в конце концов это знать, если не Эррору? Ведь он сам собственноручно трижды отправлял Творца на тот свет… — Правда? — в левой глазнице Слияния засветился изменчивый огонек, став четырехлистным клевером. Сдержав горестный вздох, глючный серьезно кивнул. — Это, малыш, я могу тебе гарантировать. — Ну ты и скотина, Эррор, — закрыв за собой дверь спальни, бывший разрушитель вселенных прислонился к дверному полотну и медленно сполз на пол, спрятав лицо в ладонях. — Лицемерная… Хотя, что ему оставалось? Рассказать маленькому ребенку всю правду? Что они с Инком враги — не разлей вода, и сошлись лишь на том, что у Эррора по странному стечению обстоятельств был жар, они потрахались, и получился Пеппер? Нет уж, такое детям любых возрастов знать не положено… С кряхтением поднявшись, разрушитель добрался до кровати, стянул с себя ненужные тряпки и откинулся на пуховую, мягкую подушку. Инк. Инки… Правильно ли он делает, что не зовет его? Ведь это так просто — взять и разбить на код, допустим, замок Азгора. На такое разрушение Творец должен отреагировать. Но помнит ли он про Эррора? Про те дни в безымянной вселенной? А если не помнит? «Привет, Инк, я твой полюбовник, а это твой сын!» Бред… Так и не придумав ничего путного, Эррор провалился в сон. Обессилено прислонившись к одной из осыпающихся, полуразрушенных стен, разрушитель пытался отдышаться. Он выдохся, кости то и дело трясло от пробегающих по ним глюков, а в груди панически колотилась душа. Попав сюда несколько часов назад и славно порезвившись с несколькими из его жителей, Эррор собрался было разбивать код этого мира, и внезапно понял, что тот и сам рассыпается. Было даже несколько обидно, он остался без «работы». Выругавшись и напоследок покрушив ближайшие руины, Эррор махнул рукой, желая перебраться в местечко повеселее. Обычно острые фаланги словно вспарывали пространство, рассекая его, и открывалось глючное окно в желаемое место. Потому удивление от отсутствия портала пронеслось цепью мелких лагов по позвоночнику, заставляя разрушителя вздрогнуть. Сосредоточившись, Эррор попытался открыть портал снова и снова — не получилось. Тогда он телепортировался на место, где вошел в мир, откуда начинались его следы, попробовал там и добился ровно такого же результата. Прижав фаланги к нижнему краю глазницы он привычно потянул магию, удлиняя тонкие синие нити, заторможенно уставился на них. Магия всё ещё работала. Он пробовал снова, и снова, и снова несчетное количество раз, потом паника возобладала над его разумом, и Эррор заметался по миру, что-то глючно крича, желая отыскать выход. Неизвестно, сколько времени он бродил по вселенной, сколько раз он не смог сдержать натиск лагов и вылетал, как далеко он находился от распадающихся краёв мира, разрушитель даже не знал, что это вообще за мир! Вот снова какие-то руины. Или те же самые, они все похожи. Пройдя в более-менее целое здание и едва видя хоть что-нибудь перед собой, разрушитель вытянул нити из глазниц, ощупал ими окружение в поисках ловушек и не найдя их, поторопился сплести себе нечто подобное гнезду под самым потолком. Раз он не мог сейчас ничего сделать, ему нужен был небольшой отдых, за одним и успокоиться сможет. Подтянув себя нитями в гнездо, устроившись в более привычной обстановке, Эррор провалился в дарящий отдохновение и силы сон. Нитей-сигнализации кто-то коснулся, и это махом выдернуло разрушителя в действительность, еще не до конца проснувшись, тот направил магию на вторженца, нить натянулась, обвилась плотнее вокруг чего-то. Свесившись за край гнезда, Эррор встретился взглядом с радужным мудаком. — Инк! Какого черта ты здесь делаешь? — приперся, разбудил, нигде от этой каракатицы спасенья нет! — Да-да, привет, Эррор, — тот дергал ногой, к которой прицепилась нить. — Конкретно сейчас стою. А ты что на этом курорте позабыл, майн либес глюк? Зашипев нечто ругательное, скрадываемое помехами, разрушитель совсем было собрался рявкнуть на художника, чтоб тот перестал нести бред и вообще валил из его Анти-Пустоты, как воспоминания о том, где он вообще находится, шарахнули его наотмашь по черепу. Эррор застрял в разрушающемся мире! Паника снова начала вскипать в его сердце, он попробовал было открыть портал. Не вышло. А Инк ведь пришел как-то сюда. Он не стал бы просить у радужного мудака помощи, даже если будет при смерти, но проверить стоило. Выпрыгнув из гнезда, разрушитель приблизился к Творцу и, постаравшись быть менее враждебным, заговорил: — Как ты сюда попал? И как давно? Паясничая, художник приставил пальчик к подбородку, смотря куда-то вверх. — Полчаса назад открыл портал и пришел проверить эту вселенную. Только проверять нечего, она сама умирает, рассыпается, — тряхнув когда-то коричневым, а сейчас пепельно-серым ботинком, в который въелся прах мироздания, он продолжил. — Так что я могу даже позволить тебе ее уничтожить, чтобы прекратить эту агонию… Разрушитель грязно выругался, прервав разглагольствования художника, ему было тяжело даже стоять, лаги гуляли табуном по костям, голос заикался сильнее обычного: — Я знаю, что мир рушится! Не держи меня за идиота! Очередное напоминание, что он заперт здесь, в погибающем мире, едва не отправило глючного Санса в перезагрузку, но он не мог выпасть сейчас! Не перед врагом! Схватившись за голову и тяжело дыша, рявкнул: — Открой портал сейчас же! Эррора всего мелко потряхивало от паники, он не знал что он будет делать, если Инк откажется… Возможно, начнет бой? Возможно, действительно уничтожит этот мир? — Да пожалуйста, жалко что ли, — пожав плечами, Инк взмахнул кистью. Привычные спиральные завихрения начали неохотно проступать в пространстве, медленно, неуклюже, словно в густом киселе, но окно пропало, даже не открывшись, словно поглощенное окружающей серостью. Видя такой долгожданный портал, Эррор улыбнулся, но радость длилась не долго — у художника тоже не вышло. Да что ж с этим миром не так?! — Х-м, интересно, — из размышлений разрушителя выдернул задумчивый голос Творца. — Кажется, из этого мира нельзя уйти по какой-то причине. Но отпустит ли он нас, или уничтожит, когда разрушится, я не знаю. Уничтожит? Уничтожение значило смерть. От подобной мысли недавно затихшие глюки вновь накинулись на черные кости, жаля, Эррор взвыл, попытался воспротивиться, но не смог — сознание померкло, он выпал в перезагрузку. Когда разрушитель очнулся, то понял, что валяется на пыльном полу. Пытаясь успокоить собственное дыхание, как у загнанной лошади, он сел, схватился за череп — голова раскалывалась — подслеповато оглянулся по сторонам. Сколько он перезагружался? Инк ушел до того, как он выпал? Какое-то время разрушитель просто сидел на полу и слушал заполошное биение своей души, сосредоточенно пытаясь унять лаги, не дававшие ему покоя. Вроде получилось. С кряхтением поднявшись с земли и отряхнув одежду скорее для очистки совести, он двинулся в сторону темного провала дверного проема, вглубь полуразрушенного здания. Сколько бы он ни спал до того, как его разбудил Инк, отдохнуть не удалось — Эррор чувствовал себя больным, ослабленным, хотелось забиться куда-нибудь и впасть в забытье. Тем более, раз он не мог выбраться из этого мира, спешить и вовсе стало некуда. После недолгих блужданий разрушитель нашел спуск в подвал, разбил код металлической двери, медленно спустился в него по крутой лестнице. В помещении оказалось на удивление тепло и сухо, идеальное место чтобы отдохнуть. Перетянув нитями входной проем так туго, что не будь вязь сплошной и плотной, о них можно было бы порезаться, Эррор распинал по углам какой-то хлам, решив посередине сплести себе уютное гнездышко, свою маленькую копию дома, плетеные стены его защитят вряд ли, но будет спокойнее. Когда он закончил, его уже потряхивало, черные кости словно начинали гореть изнутри, душа захлебывалась стуком, такое самочувствие было странным. Разрушитель тяжело выдохнул, критично осмотрев, что у него на сей раз получилось. Гнездо из нитей было похоже на гигантский полый клубок и странно мягко вспыхивало в такт биения его души. Кусачие лаги пробежались табуном по позвоночнику, Эррор не сдержал стона, но прозвучал он зловеще в пустой гулкой комнате. Уж лучше заткнуться. Ему просто нужно было отдохнуть и вздремнуть, а если мир рухнет, пока он будет спать… Глючному уже будет всё равно. Да что ж за напасть-то?! Уснуть не получалось, усталость не проходила, а собственное тело корежило и ломало, заставляя извиваться на плетеном полу. Материализовавшаяся за ребрами душа беспорядочно стучала и словно плакала, умоляя о чем-то, с каждой секундой Эррору становилось лишь хуже. Стянув с себя сначала куртку, а затем и свитер, пытаясь унять сердцебиение, разрушитель провел пальцами по собственной грудине. Его мгновенно пронзило такое острое удовольствие, что тот глючно взвыл, а душа-предательница, словно в отместку, заколотилась в ребра так, что чернокостного монстра тут же кинуло в жар, капельки магии бисеринками испарины выступили на лбу и висках. Мечась по гнезду в почти бредовом состоянии, Эррор то цеплялся за плетеный пол пальцами, то пытался сжаться в комочек, долгожданного покоя не наступало, о чем стучала его проклятая душа? Почему это глупое сердечко продолжало плакать, словно зовя кого-то? Кого? Здесь никого нет! Тяжело дыша, уже не сдерживаясь, монстр стонал в голос, царапая ребра изнутри и сжимая в ладони собственную экто-плоть. Когда разрушитель успел стянуть до колен шорты, он не помнил. Как и тот момент, когда его магия окончательно вышла из-под контроля и разлилась по всему помещению, превращая тёплый воздух в кипящий, наэлектризованный похотью кисель. Прикусив зубами нити на дне гнезда, Эррор вжался напряженной плотью в плетеный пол и, вздрогнув от пробежавшего по позвоночнику удовольствия вперемешку с лагами, глючно взвыл. Следующее, что осознал разрушитель, это едва ощутимо искрящиеся лагами прикосновения костяных пальцев и удушающее ощущение чужой пылающей магии. Зрение расплывалось и сбоило, затуманенным похотью разумом Эррор никак не мог понять, кто находится перед ним, но его душа несколько успокоилась и лишь продолжала биться в груди пойманной в клетку птицей, моля об освобождении. Цепляясь пальцами за смутно знакомую одежду, разрушитель практически втащил другого монстра внутрь гнезда, прижался зубами к его зубам в поцелуе. Руки Эррора блуждали по чужому телу, наконец забравшись под подол футболки, он провел острыми фалангами по белому позвоночнику и рёбрам. Из груди разрушителя раздалось тихое урчание, не сдерживая стона, он мягко лизнул одним языком зубы другого монстра. От него попытались отстраниться, Эррор протестующее взвыл, вцепился во что-то, но к нему уже вернулись, прильнули обнаженными костями, такие потрясающие руки заскользили по ногам и внезапно стало легче двигаться. Когда ему ответили, мягко, ласково сплелись с его языком в поцелуе, поддерживая ладонью череп, это было потрясающе! Хотелось больше, но как это объяснить? Вжавшись напряженной магией в чужую, глючный Санс всхлипнул, прикусив чужой язык, и в ответ услышал: — Эррор! Внезапно оказавшись как-то потрясающе близко с партнером, разрушитель расплылся в счастливой, одурманенной улыбке, чужая жаркая магия прижалась к его собственной, Эррор умоляюще поскуливал, ему нужно больше, так надо ощутить ее внутри! Но голос не слушался, его забивали помехи, потому, прильнув потеснее к чужим ребрам, разрушитель просто уткнулся черепом в тонкую шею, покусывая и облизывая лакомые позвонки, отчаянно двигая тазом, в неуклюжей попытке распалить желанного монстра. Кажется, получилось — чужие руки приподняли его за подвздошные косточки, а потом снова опустили, резко, врываясь сразу и глубоко, послав искры кайфа по черному скелету, выбив из его груди дух, Эррор взвыл: да, ему нужно так! Так — правильно! Животный ритм заданный алчным партнером и яростный укус в ключицу едва не отправили разрушителя в перезагрузку, он цеплялся за узорчатые ребра так, словно от этого его жизнь зависела. Пытаясь подаваться навстречу стремительным движениям, глючный Санс всхлипывал от удовольствия, оно медленно оседало, копилось в темных душе и теле, еще немного, еще немного… Неожиданное прикосновение к возбуждённой магии вырвало из груди Эррора громкий, забитый статикой стон, рука, которой он упирался в дно гнезда, предательски подогнулась, разрушитель упал поверх партнера, вздрогнув от соприкосновения ребер с ребрами. С трудом приподнявшись на локте, он пригляделся сквозь размывающие все перед ним глюки, непонятно зачем желая увидеть глаза любовника. Разноцветные глаза. И чернильное пятно на скуле. И узоры уходящие с шеи вниз, на рёбра… В затуманенном сознании мелькнуло узнавание, Эррор дёрнулся назад от вспыхнувших по всему телу лагов. Из-за сменившегося угла проникновения следующий толчок художника послал по телу особо острое удовольствие. — И-и-инк! — разрушитель как подкошенный рухнул обратно на Хранителя, цепляясь пальцами за переплетённые нити гнезда. Его голос сбоил и подрагивал, как и всё тело. Эррор не мог принудить себя отстраниться от Инка, не мог заставить себя собрать остатки гордости и уйти. Ему нужно это. Этот кайф, этот ритм, эти руки и поцелуи, его кости пытали желанием, а душа была готова в лепешку разбиться о его ребра, моля о продолжении. А в конце концов… Этот умирающий мир всё равно сожрёт его. Тяжело выдохнув и пряча стыдливый румянец в шее художника, Эррор вновь подался навстречу возбужденной магии художника, и в конец растаптывая собственную гордость, застонал: — Пожалуйста, еще! Не останавливайся, Инк, Инк! — тот понятливо взрыкнул, и разрушитель, с потрескивающими статикой стонами, из последних сил подавался навстречу головокружительному ритму. Душа в груди горела, и жар магии всё сильнее нарастал. Укус в шею стал последней каплей — взвыв, Эррор кончил, сжимаясь на магии Инка, тот рванулся последний раз к нему навстречу, запрокинул голову, вжимаясь затылком в плетеный пол, по гнезду заметался вопль: — Эррор! — И-инк! — сквозь пелену оргазма разрушитель чувствовал, как магия художника проникает внутрь его тела и словно впитывается жадным, ликующим нутром. Вновь тихо застонав, Эррор уткнулся в шею светлому скелету. Изо рта вырывалось невнятное, полное статики и помех хрипение, а по позвоночнику пробегали мелкие лаги, побуждая вздрагивать, в то время как хотелось полного покоя и расслабления. Разрушитель не мог заставить себя подняться с Инка и отползти в сторону, ему всё ещё было мало, он всё ещё мог чувствовать этот полыхающий жар в душе и костях, но сейчас было легче, Эррор мог немного отдохнуть. А то, что сейчас он просто лежал и наслаждался близостью Инка… Ему и самому себе было сложно в этом признаться. — Эррор? Ты как? Сильно плохо? — голос Творца такой участливый, ласковый, словно и не было столетий кровопролитных битв между ними, словно этот эпизод разом отменил всю ненависть между ними, стер из кода Мультивёрса все совершенные разрушителем злодеяния. А может радужный мудак просто таков сам по себе? До сего дня как-то не удавалось с ним так тесно пообщаться. На черных скулах проступило синеватое свечение. В очередной раз тяжело вздохнув, Эррору наконец-то удалось подавить большую часть лагов и вернуть контроль над голосом. Попытавшись сильнее спрятаться в шею художника, он принудил себя ответить: — Нет, — голос все же дрогнул, сорвался на статику, крякнул помехами. Задумавшись на секунду о бесполезности фразы, Эррор все же продолжил. — Не в физическом плане. Инк как-то по-особенному сочувствующе вздохнул и крепче притиснул к себе начавшее сползать с него обессиленное тело разрушителя. Объятия и нежные ласковые прикосновения рук Хранителя странно успокаивали Эррора, от них даже лагов не было… Он никогда и представить себе не мог, что окажется в подобной ситуации и с подобной компанией, но Мультивселенная странное место… Чего в ней только ни происходило. — Ты не смог сам открыть портал, верно? Поэтому ты просил меня это сделать? — да что ж эту каракатицу после секса так на поболтать-то тянет? Вздрогнув от напоминания о том, что он застрял в разрушающейся вселенной, Эррор скосил взгляд на Инка. Тот смотрел так непривычно и ласково… Не грубить же ему по привычке в ответ? Тяжело выдохнув, чернокостный монстр едва ощутимо кивнул, не доверяя своему собственному голосу. — Ты не уйдешь в одиночестве. Мы оба и так достаточно сходили с ума в одиночестве, в самом начале… Сейчас ты не один, я останусь здесь. Объятия стали крепче, Хранитель прижался виском к черному виску, пока ошарашенный Эррор пытался прийти в себя от такого заявления. Эти искренние слова что-то задевали в темной душе, словно растворяли остатки нервозности и страха, уничтожали отравленные иглы отчаяния. Изо рта разрушителя вырвался хрип статики, он с некоторым усилием вернул себе голос: — Зачем? Почему? — Эррор не знал, как правильно выразить свое недоумение поведению и словам художника. Даже если тот поддался зову жаждущей души разрушителя, сейчас его ничего не держало! И тем более, он не был обязан говорить что-то подобное… Повернув голову к Инку и прижавшись лбом к его лбу, сдерживая статический шум и глюки, Эррор на грани слышимости ответил: — Спасибо. Тонкие пальчики Творца скользнули по черному своду черепа, даря мимолетную ласку, Инк выгнулся, прижался к желтым зубам своими в поцелуе, из его пустой груди вырвался отчаянный хрип: — Я тоже устал, устал от одиночества… Заглянув в глазницы Хранителя, Эррор отмел все колебания, он словно ощутил всю безнадежность, что тенью следовала за таким всемогущим и одновременно таким одиноким существом. Крепче обняв своего врага, прильнув к его груди, разрушитель мягко, успокаивающе заурчал. Он не стал напоминать, что не сможет пробыть с Инком долго, что просто не выберется из этого мира… По-честному — это уже и не было столь важно. Эррор решил для себя, что он проведёт всё оставшееся ему время с этим радужным чудиком. Бережно, так, чтобы не оцарапать острыми фалангами, разрушитель погладил чернильное пятнышко на белоснежной скуле, нежно ответил на поцелуй, правда, сплетаясь с черным языком лишь одним — больше он остерегался пока использовать, ласково провёл другой рукой по узорчатым рёбрам, осторожно их перебирая. — Не желаешь поменяться местами? Уверен, ты тоже хочешь быть во мне, Эррор, — разнежившегося под ласковыми прикосновениями глючного словно тряхнуло током - толчок в глубине ультрамариновой магии был неожиданным, жарким, он всхлипнул в рот художнику. Унявшаяся было в груди душа радостно стукнула, по позвоночнику щекотными искрами прошелестело предвкушение. Идея поменяться была заманчива, но чувствовать Творца в себе сейчас было самым нужным и важным, Эррору так хотелось ощутить неистовость, неутомимость Хранителя, вкусить с ним битвы, и на этот раз осознанно поддаться, быть побежденным, плененным, завоеванным, пусть чуть жестко — но взятым! А темное сердечко довольно вторило жажде монстра собственной жаждой, алчным стремлением наполниться до краев темной магией Инка. Разрушитель испуганно вздрогнул от на секунду нахлынувших на него образов и мыслей, но тут же расслабился, мотнул головой — нет, такое невозможно! Залаганно застонав, он медленно приподнялся и так же медленно опустился на напряженную экто-плоть и, заикаясь от смущения, прошептал: — Попозже — обязательно, — приподнявшись над художником на дрожащих руках, Эррор, отчаянно краснея, всхлипнул. — Пожалуйста, Инк! Мне нужно чувствовать тебя! Внутри! Улыбнувшись, Хранитель обхватил его за черные лопатки и подвздошные кости, одним движением перевернулся, утвердился на коленях над загнанно дышащим разрушителем, поддел изящные черные ноги под колени и, наконец, наклонился вперед, упираясь ладонями в переплетения синих нитей на полу. Эррор распахнул рот в беззвучном стоне: Творец проникал глубже, заполнял больше и выглядел потрясающе властным, эти его изменчивые глаза светились непередаваемым светом! Черный язык оказался не вполне черным, а с радужным отливом, как спинка майского жука, но рассмотреть подобное оказалось возможно лишь в невероятной близи, Инк ласково лизнул острый край нижней челюсти разрушителя, прошептав: — Эррор, в тебе так хорошо! — Инки! — вынырнув из сновидения, разрушитель хватал ртом воздух, распаленный, возбужденный. Уткнувшись лбом в холодную подушку, он медленно восстанавливал дыхание.***
Последовав совету папы, Пеппер шагнул ближе к Инку, еще, и не заметил даже, как подошел совсем близко, на расстояние вытянутой руки. В его душе билась нежная, теплая надежда, безусловное доверие, наконец, ПиДж тихо пролепетал: — Ты мой второй папа? Папочка говорил, что познакомит нас, когда будет чувствовать себя лучше. — Да, малыш, — художник смотрел на свою маленькую копию, а грудь сжимало тисками, терзало болью, он вглядывался в тонкие черты лица, и находил все больше сходства между собой и сыном. В черных провалах глазниц, мигнув, застыли солнышко и капля, по скулам Творца потекли слезы. — Я - И-Инк, рад познакомить-ся. Голос художника сорвался, закрыв рот ладонью, чтобы удержать рвущиеся наружу всхлипы, он ссутулился, его трясло, но сейчас Творец мог с удивлением признать, что то чувство облегчения в груди, легкости, воздушности, а еще — чувство робкой надежды — есть чистое, незамутненное счастье. И, кажется, он не только зеркалил эмоции сына, но и что-то испытывал сам, хотя это было странно, нелогично, невероятно — без души чувствовать что-то нельзя, это давно известная аксиома, однако ж и Слияние нельзя сотворить бездушным, но вот оно! Эррор обернулся на очередной всхлип за спиной, выныривая, наконец, из воспоминаний и поймал полный замешательства и даже страха взгляд, направленный на него растерянным ребенком. Ага, ведь он сам-то при сыне никогда не плакал, откуда маленькому монстру, сталкивавшемуся всю жизнь лишь с детскими слезами, знать, как действовать, если взрослый плачет? И да, сынок, чужие слезы, особенно близких тебе, больнее собственных. Подойдя к дивану, Эррор опустился перед Инком на колени, стер с его скул мокрые дорожки, мимолетно прижался поцелуем ко лбу и привлек к груди, давая возможность уткнуться носовой костью в собственное плечо. Вот же ж, прям день слез у Инки какой-то… Ну ничего, пусть, пусть, плачь, милый, плачь, если нужно, а они утешат, ведь для этого и нужна семья. Сообразительно кивнув, Пеппер прильнул с другого бока к Творцу, обхватив ручками его плечи. Содрогнувшись всем телом, ощущая такое родное, волшебное тепло магии разрушителя, что снилась ему все эти годы, Инк стиснул в ответных объятиях свою семью, горячо зашептав куда-то в шею Эррора: — Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю вас, пусть это не будет сном, пожалуйста, я не хочу просыпаться один, Эррор, пожалуйста! — художник до скрипа костей комкал плотное пальто на спине любимого, прижимал к груди дрожащей ладонью сына, а горячие слезы счастья катились из его глазниц, обжигали скулы, но быстро впитывались в ворот алого свитера. — Теперь только вместе, только вместе, — повторял в ответ Эррор. А на самом деле - клялся.