Танец на двоих

      Момо уже инстинктивно протянула руку в бок и нажала на выключатель. Тёплый свет залил танцевальный зал, освещая всё то, что до этого было скрыто во тьме. Здесь для Хираи всё уже такое родное и знакомое: тут она падала миллионы раз, настолько много, что насчитала каждую кочку и неровность этого пола, но столько же раз она вставала, несмотря на боль, тут она смеялась, плакала, училась и открывалась новому. Это место давно стало особенным, но настолько пустым казалось сейчас. Девушка прошла в зал. Сняв с себя толстовку, она кинула её куда-то в сторону вместе с ключами. Из-за того, что этот зал был расположен почти под самой крышей, можно было услышать, как отчётливо барабанит дождь. Взгляд уже заметил часы, что висели над зеркалом, расположившегося во всю стену.          03:50 a.m.       Было что-то такое особенное в том, чтобы приходить сюда ночью, благо танцевальная школа работает круглосуточно, хотя и не понятно зачем. Кто кроме такой сумасшедшей, как Момо, придёт в такое время? Хираи ходила по залу, попутно разминая всё тело. Она внимательно разглядывала каждую мелкую деталь зала, вспоминая что здесь было раньше, какие моменты ей пришлось пережить. Танцы от раннего утра до поздней ночи, травмы, чувство, что ты не так хорош, как остальные. Но всё это было легко пережить, потому что Момо была не одна. В эти моменты с ней всегда был её друг Хосок. Потому что только с ним можно было устраивать круглосуточные танцы, только с ним можно было не бояться упасть, потому что он всегда бы помог, только с ним можно было не бояться быть собой, только он бы смог найти нужные слова в самой тяжёлой ситуации, обнять и понять.        Когда девушка уже почувствовала, что мышцы напряжены и разогреты, она подошла к музыкальному центру и включила музыку, которая в ту же минуту заполнила не только весь зал, но и тело. Это была композиция James Arthur — Say you won't let go. Чарующая мелодия гитары с приятным голосом исполнителя распространялись по комнате. Девушка сделала несколько шагов ближе к зеркалу, положила одну руку на талию, другую на плечо, повернула голову в сторону. Перед глазами сразу всплыло такое знакомое, уже родное лицо и та улыбка, с которой он всегда танцевал. Дальше последовала волна рукой, шаг назад и прыжок. В зеркале Хираи подмечал каждую мелкую деталь своего танца. То, что она видела совершенно её не устраивало: все движения были каменными, она двигалась как деревянная кукла, не было ни пластики, ни чувств. Движения — это жизни, в движениях Момо не было жизни, они будто потеряли одну маленькую, но такую важную крупицу без которой всё остальное казалось бессмысленным. Она сделала вращение на месте, подняв одну ногу, а после вытянула одну руку вперёд, словно пытаясь дотянуться до кого-то невидимого.    — Боже, это всё ужасно. — выругалась девушка, подойдя к колонке.        Она выключила музыку и от разочарования пнула стол, что стоял перед ней, упёрлась головой об музыкальный центр. Почему каждый раз, когда она приходит сюда, она чувствует такую пустоту? Раньше танец всегда спасал её от одиночества, пробуждал в ней эмоции, которые не хотелось показывать кому-то. Но в один момент это перестало иметь смысл. Именно в тот момент, когда Хосок уехал в Лос-Анджелес. Хираи ладонью смахивала слёзы с влажных щёк, пытаясь сдержать всхлипы и эмоции, которые вновь нахлынули на неё. Момо окинула взглядом стол, схватила лист бумаги, ручку и первую попавшуюся книгу, села в угол зал, подложила под белый лист книгу и начала писать не очень аккуратным почерком.    « Привет, Хосок.        Не знаю, где ты сейчас, сколько у тебя времени, но я уверена лишь в одном. Я знаю, что ты танцуешь сейчас и воплощаешь свои мечты в реальность, здесь у меня нет сомнений. Потому что мечты — это всё, что у нас было. Всегда         Помнишь, как мы встретились перед нашим самым первым уроком танцев в школе? Мне тогда было четырнадцать, а тебе уже исполнилось пятнадцать. Я зашла в зал за несколько минут до занятий и единственный, кто был там, ты. Ты репетировал даже тогда когда в этом не было нужды. Меня поразило то, сколько эмоций ты смог вложить в каждый шаг и даже простые движения казались особенными. А я не смогла промолчать и в силу своей гордости указала на каждую твою ошибку, сказала, что у тебя нет техники, а ты только посмеялся и спросил кто я. Ах, с какой гордостью я протянула тебе руку, выговаривая каждую букву своего имени с высоко поднятой головой, но твоя странная улыбка вогнала меня в ступор. Ты взял мою руку, сжал её в кулак и ударил по ней своим. Просто представь моё недоумение в тот момент? Мы были такими разными тогда: я была мастером в технике, но на меня было просто-напросто скучно смотреть, а ты потрясал всех тем, с какой страстью в глазах ты танцуешь, хоть и мог ошибиться. На этом же уроке, где мы начали учить связку, нас поставили танцевать в пару. Когда нас попросили показать результаты занятия, я не ожидала, что у нас получиться хоть что-то. Сначала это не было чем-то особенным, но потом началась твоя импровизация, неожиданная, но до чего же стоящая. Ты прокрутил меня под своей рукой, сделал несколько шагов на меня, а я от тебя. Твои руки пролетели над моей головой, взяли за талию и подняли меня в воздух. Я взяла тебя за плечо и подняла ногу на сто восемьдесят градусов, не меньше, и мы повторили ту связку, которую учили, но теперь даже она была другой. И после нашего танца, мы оба поняли, что нуждаемся друг в друге.        Можешь ли ты вспомнить, как мы в очередной раз репетировали вечером, а я неудачно оступившись, подвернула ногу? Ты поднял меня на руки и усадил на стул, который всё ещё стоит в одном из углов зала даже сейчас. Я никогда ни в чьих глазах не видела такую смесь страха, растерянности и заботы, как в твоих тогда. А я лишь корчилась от боли на все твои вопросы о том, как себя чувствую, что болит. Ты схватил свой рюкзак и достал из него жестяную банку колы, которую мы купили по дороге сюда, приложил к моему голеностопу. Она всё ещё была холодной, ведь ты всегда берёшь газировку из холодильника, потому что, как ты выражался, иначе она теряет свой истинный вкус. Надеюсь, твои привычки не поменялись даже в Лос-Анджелесе. Ты так настаивал, что сможешь донести меня до медкабинета, а я из-за собственной упёртости настаивала, что дойду сама, ровно до того момента, как встала со стула. Резкая боль пронзила ногу, я издала что-то похожее на хрип, и ты подлетел ко мне и запрокинул мою руку себе на плечо. Ты так аккуратно вёл меня по школе, явно боясь сделать больно. Мы шли не меньше получаса от зала до кабинетика медсестры, но то, как ты пытался рассмешить и поднять мне настроение по дороге действительно того стоило. Тогда я твёрдо убедилась в том, что могу рассчитывать на тебя.       А помнишь свой семнадцатый день рождения? Как вчера помню, это была суббота, славный выходной день с тёплой погодой. Где же ты проводил его? Пошёл в кафе с друзьями? Ужинал в уютной семейной обстановке дома? Нет, это был бы не ты, если не использовал каждый день, чтобы работать. Я приоткрыла дверь зала, убеждаясь, что ты внутри, а потом достала спички из кармана и начала зажигать по очереди свечки на шоколадном торте, твоём любимом. Вот я уже открываю дверь, толкая её ногой, и сталкиваюсь с твоим удивлённым и полным смущения взглядом, а потом с твоей лучезарной улыбкой, ради которого я и затеяла всё это. Я пела песню, которую обычно всегда поют в такой день имениннику, при этом совершенно не попадала в ноты и даже не думала об этом, ты же знаешь мои вокальные способности. Пусть я уже никогда не узнаю, что ты загадал, когда задувал свечи, но уверена, это обязательно или уже сбылось, или сбудется в самом скором времени. И, Господи, я никогда не забуду то, как ты размазал шоколад по моему лицу, дурак, и моя футболка, которую ты запачкал, тоже, ведь я выкинула её после того дня. Зато у нас появилась славная традиция — праздновать день рождения в зале и только вдвоём с танцами, песнями и морем других идиотских развлечений. К слову, как прошло твоё двадцатилетие в этом году без меня?       О, а наша первая общая победа на конкурсе? Скольких усилий нам это стоило. Я бы не смогла вынести и половины всего, что происходило с нами, в одиночестве. Вечные крики преподавателей о том, что мы можем лучше, когда чувствуешь, что ритм дыхания сбился, сердце колотиться, но даже не врайоне груди, а где-то поперёк горла, мышцы настолько ноют и болят, что просто стоять было трудно. Но твоё плечо всегда было рядом, даже когда я плакала в него после очередного «разноса» нашего номера, а ты согревал и успокаивал меня в тёплых объятьях. В день нашего выступления всё было ещё хуже. Каждый считал своей обязанностью подойти и сказать, что мы обязаны выиграть ради школы, что это важно, как будто до этого мы не понимали. И только твои слова прямо за кулисами успокаивали, они навсегда останутся со мной. А перед объявлением результатов мы так крепко сжали руки друг друга, пытаясь найти поддержку. Ноги становились ватными, я почти не могла стоять, хорошо, что ты был со мной. Долгожданное объявление победителей и наши имена. Я смотрела и не понимала, правда ли всё это, но твой голос, Хосок, твой этот радостный визг вернул меня на Землю. Я никогда так не была благодарна судьбе за такой подарок как ты.       Не смогу я забыть и твоего лица, когда я рассказала, что начала встречаться с О Сехуном. Ты помнишь, я никогда раньше ни с кем не встречалась, у меня не было времени на это. Я заметила каждую мелочь твоего лица, которое изменилось в одну лишь секунду. Твои глаза, наполненные светом, перестали сиять, казалось, даже задрожали. Почему-то я думала, что ты будешь рад также, как и я, но ты только поджал губы и опустил голову. Я взяла тебя за подбородок, приподняла твою голову, пытаясь заглянуть тебе в глаза, потому что только так я могла понять, что ты действительно думаешь, только заглянув тебе в глаза, но ты отводил их, говорил, что всё хорошо и ты рад за меня и моего нового парня. Я потребовала от тебя ответа и вышло чуть грубее, чем я планировала. Ты поднял глаза и молча ушёл, оставив меня наедине с полным непониманием. Тогда я искренне не понимала причину такого твоего поведения, ведь ты мой лучший друг. Да и я никогда ранее не видела тебя более подавленным.       С того самого дня мы отдалялись друг от друга всё больше и больше. Чаще тренировались отдельно, старались не танцевать в паре. Вернее, ты старался делать это. Такая боль и обида сковали моё тело, я не могла думать ни о танцах, ни о Сехуне, ни о чём-либо ещё. Неужели наша та дружба, которая строилась годами, могла так глупо оборваться в один момент из-за ещё более глупого парня.       Само собой, я не смогу забыть нашу с тобой последнюю встречу. Это была одна из тех встреч, которая уже проходила не зале. Ты написал мне, я вышла из дома и ждала тебя. Был сильный дождь с грозой, поэтому я не забыла взять свой прозрачный зонт. Заметила твой силуэт ещё издалека, ты промок до самой ниточки, мне так хотелось поругать тебя за это, но ты не позволил мне это сказать, сразу высыпав на меня главную новость. Я попыталась взять тебя за руку, но ты отдёрнул её. За что ты так со мной? И ты опять не смотрел на меня. Ты должен был уехать этой же ночью, и я вдруг поняла, что никогда тебя больше не увижу, ведь чтобы мне поехать в Лос-Анджелес, нужно будет долго работать, мои родители не смогли позволить себе такое. Вместе с этим я понимала, что у тебя там миллион возможностей, гораздо больше, чем здесь, но так не хотелось тебя отпускать. Мы всегда были вместе, а теперь представлять, что тебя не будет со мной ни на занятии танцев, ни на дне рождении, ни где-либо ещё. Это было невыносимо. Я хотела узнать, почему ты так неожиданно решился на это, но единственное, что ты сказал мне «Будь счастлива». Как жаль, что я уже не могла представить своего счастья без тебя. Ты сменил номер, уехал. Я не имею ни малейшего понятия о том, в каком уголке ошромного Лос-Анджелеса ты живёшь, как живёшь, кто рядом с тобой.       Сколько бы я не пыталась не думать о тебе, у меня не получается. Я прихожу в зал — вижу твоё лицо. Сижу дома — вспоминаю твой смех. Гуляю по улице — в голове всплывает твои дурачества, которые местами были так неуместны, но всегда могли поднять настроение. И да, мы с Сехуном расстались, он сказал, что я зациклилась на прошлом и, чёрт возьми, был прав. Но что я могу сделать? Ты научил меня улыбаться, чувствовать, искренне смеяться, но оставил в моей душе огромную дыру, которую ничто не способно залечить. За эти полгода меня ставили с кучей других талантливых танцоров, но никто из них не был тобой. Перед нашей первой победой ты сказал, что я должна летать, но как я могу летать теперь без без тебя?       И я должна была понять раньше. Ты всегда выбирал меня. И я »       Слеза Момо упала прямо на бумагу. Всё, о чём она могла думать последние полгода, здесь. Как было невыносимо держать это в себе, но ещё больнее было от осознавания того, что вернуть всё обратно невозможно. Она так и не смогла дописать последнюю фразу, у неё не хватило сил на это.     — Это всё не имеет смысла… — Хираи всхлипнула, пытаясь подавить слёзы, которые снова начали застелать глаза. — Больше не имеет.        Девушка разорвала бумагу сначала на два куска, на четыре, на шесть и кинула их куда-то так, что они разлетелись в абсолютно разные стороны. Опа улеглась на пол, закрыла лицо руками, начиная плакать навзрыд.    — Какая глупость, идиотизм.       Теперь Момо только и может, что обвинять собственную глупость, надеясь, что когда-нибудь судьба преподнесёт ей ещё один подарок...