Первотравье

      Кожа покрывалась мурашками всякий раз, когда жар костра сменялся дуновением прохладного ночного ветра. Это повторялось снова и снова, казалось, будто бы в тысячный раз. Уже не причинял боли раскаленный уголь, так некстати отколовшийся от тлеющего полена и упавший прямо под босые стопы. Уже не чувствовалась ломота в уставшем теле.       Перед глазами стояла пелена. Не существовало больше костра выше человеческого роста. Не было ряженых в длинные белые сорочки девушек, танцующих в свете пламени. Не слышался треск поленьев, не бил в нос тяжелый запах сырой земли. Не чувствовалось на языке горького послевкусия снадобья. И темноты ранней июньской ночи тоже будто бы не существовало.        А был лишь танец, заученный до мелочей. Каждый взмах рукой и каждый хлопок, каждый поворот и лёгкий прыжок, каждый крохотный шаг — всё было знакомым. Тело двигалось само по себе, кружась в бешеном колдовском танце.       Они танцевали для Него и во славу Него. Они сбивали ноги в кровь ради Его милости и благосклонности, ради Его к ним любви — чистой и непорочной. Они жили ради Него. Они дышали Им и для Него.       И Он щедро платил им за преданность и восхваление, за верность и истинную любовь. В их полях всегда колосились рожь, пшеница, просо. Из горных родников и ключей била чистая, живая вода. Их скот редко хворал. Пчелы приносили мёд — настоящее жидкое золото. В диких полях и лесах было в изобилии ягод, грибов и лекарственных трав. А сколько там было цветов!       Поселения никогда не касалась никакая природная беда: они не знали ни саранчи, ни пожаров, ни засухи. Работа в руках горела даже та, что редкому селянину в прочих деревнях давалась: были среди них и умелые плотники, и лесорубы.       Единственное — испокон веку не было в их поселении мужчин. Не могли они прижиться: дряхлели, на глазах чахли и вскоре умирали. Дольше года ни один не прожил. По окрестным деревням молва ходила, что проклята «девичья деревня», что все они от рождения замужем за таинственным божеством.       — Благословите, Матушка, — просила девица разрешения поехать в соседнюю деревню на базар и вернуться с ребёнком под сердцем — непременно девочкой. Мальчики у них никогда не рождались.       Ходить в деревню было разрешено только тем, кого определили в матери и няньки. Были и те, кому строго настрого запрещено выходить в люди. К последним и относилась Василина, девица семнадцати лет, одна из танцующих ритуальный танец.       Кружились юные девушки до тех пор, пока их разум не освобождался от земных забот. И только тогда Он определял одну единственную из них, ту, что станет мостом между Ним и всеми остальными.       В первую летнюю ночь решалось, кто из девушек получит величайший из даров — дар предвидения. Дар видеть Его глазами, заглядывать наперёд. Дар, с помощью которого на протяжении многих веков община преодолевала любые невзгоды.       В бесконечной пляске Василина уже не чувствовала ног. Она будто летела над землёй, будто была самим воздухом: невесомым и всеобъемлющим. В какой-то миг в голове зазвенело, дыхание, будто спёрло, и Василина ничком упала на землю.       Ей снился дивный сон.       Воздух дрожит от зноя и пахнет душистыми полевыми цветами. Кожу обжигает полуденное солнце, на небе ни облачка. Вдалеке раздаются звонкие голоса ребятишек, играющих на речке в салочки. И так на душе хорошо, что петь хочется.       Бежит Василина на знакомую лесную прогалину, заждались её там. Падает в высокую траву, ломает под собой хрусткие, сочные листья. Чувствует на животе тяжесть чьей-то руки, но нисколько не смущается, а только заливисто смеётся.       Хочет посмотреть на своего друга, да вот встать не может, как гвоздями прибили. Только руки свободны, да и тех сквозь траву едва видно. Чувствует Василина, что поперёк горла комок встал, и уже не засмеяться больше. Кашляет из последних сил, надрывно и отчаянно. Во рту становится противно, будто железку лизнула.       Видит Васька, как перед глазами мерцает что-то. То ли от накативших слёз мерещится ей, то ли взаправду светится. Садится на кончик носа, раскрывается, раскидывает в сторону крылышки большая бабочка.       Но не успевает Василина удивиться чистому белому сиянию, как взлетает бабочка вверх, юрко проскальзывает через густую траву. Сердцем чувствует Васька: помрёт, если не поймает, если не вернёт на место. Поднимает руки, почти, что хватает нежное создание, да не успевает.       Проваливается в темноту, засыпает крепким, безмятежным сном.       — Ну-ну, обожди, Васька, — сильные загорелые руки уложили подскочившую в холодном поту Василину обратно на подушки. В темноте она с трудом признала Галапиру. — Поспи ещё.       Галапира, девушка старше Василины всего-то лет на десять, была уже видавшей виды знахаркой. К тому же, единственной на всю общину. Прежняя — бабка Федосья — померла восемь лет как.       Гала внешне на зависть всем: высокая, фигурой ладная, загорелая, косы цвета вороного крыла, а глаза и того темнее. Про таких говорят «кровь с молоком». А вот характер у неё был не сахарный. С помощниц всегда спрашивала строго, лодырей на дух не переносила. Чего доброго, могла и полотенцем по рукам отхлестать, если травы попортишь. Но лечила так, что за три дня от простуды следа не оставалось, а если серьёзная какая хворь, то это уже, конечно, чуть подольше.       Одним словом, всем отличалась Галапира от Васьки — девчонки щуплой и бледной, а главное, характером покладистой и наивной.       Василина понимала: теперь она и Гала будут идти рука об руку до конца жизни. Предсказатели с целителями на равных общались, работали ладком. Васька Галу хоть и побаивалась, но уважала. А вот целительница её не очень-то привечала, общалась неохотно и сквозь зубы. Хорошо, что бабка Марфа ещё жива и здорова, хотя бы по первости не придётся всё время торчать рядом со строгой Галапирой. С этими мыслями Василина вновь провалилась в сон.       Яркое утреннее солнце светило сквозь закрытые веки. До слуха доносилось сладкоголосое пение птиц. Вася сладко потянулась, широко зевнула и нехотя открыла глаза. Она была настолько отдохнувшей, будто накануне не было изнуряющих ночных плясок.       — Ну наконец-то, я уж думала, до осени проспишь, — Гала сунула девушке в руки стакан парного молока. Василина только сейчас поняла, насколько сильно пересохло в горле.       — Так и ночи не спала же, — по-детски вытирая рот о плечо, отозвалась Васька.       — Ну здрасте, — ухмыльнулась чернобровая красавица, забирая пустой стакан. — Когда предложила поспать ещё, не думала, что свалишься на два дня.       Василина только удивленно хлопала глазами.       — Ну и как, видела что-то? — Гала спросила как бы невзначай, натирая полотенцем чистую посуду.       — Просто сон приснился, — промямлила Васька. Делиться с Галапирой своим первым видением, да ещё и таким странным, совсем не хотелось.       Гала опустила стакан на стол так, что тот едва не разбился. Василина по привычке приготовилась, что сейчас ей достанется по самое не балуйся, но Гала только с кислой миной сказала:       — Вставай, тебя бабка Марфа ждёт, хватит валяться. Молоко с хлебом не забудь, — и вышла, напоследок сильнее обычного хлопнув дверью.       Собралась Васька быстро. Через полчаса уже шла к дому старой провидицы, с банкой молока и краюшкой хлеба наперевес. Путь был не близкий: бабка Марфа жила на отшибе, на самой опушке леса.       Мысль о том, что Василине придется переехать на обучение к Марфе, грела душу: уж лучше с ней, чем с Галапирой. Но с другой стороны, больше с девками не посекретничать на завалинке, как она с пелёнок привыкла. И за стол к себе не позовут — поскромничают, дескать, не ровня они провидцам. Будто меняется что-то в человеке с приобретением дара. Глупости, какие.       Погруженная в раздумья, Василина не заметила, как дошла до нужного места.       — Бабушка Марфа, я тут! — Васька знала, что та часто выходила по утрам в лес, и лучше окрикнуть её с улицы, мало ли. К ней в дом без приглашения не принято было соваться.       Тщедушная старушка показалась из дверей. Увидев Василину, она расплылась в добродушной улыбке. Её лицо стало ещё морщинистей, а глаза превратились в едва заметные щёлки. Старушка жестом подозвала на крыльцо девчонку и потрепала сначала по плечам, а потом и по худым бледным щекам:       — Тебе бы есть побольше, — с этими словами бабка Марфа крепко обняла Василину. — Замерзла, поди, дубак такой.       — Не холодно, баба Марфа, — Василина слегка приобняла бабушку в ответ. — Лето на дворе!       Опомнившись, старуха вздрогнула, разжала объятия и направилась внутрь дома. Васька давно привыкла к причудам предсказательницы, и поэтому молча, последовала за ней.       У Марфы ей всегда нравилось. Если в большинстве домов незатейливо пахло выпечкой, то в доме Марфы было что-то таинственное: и зимой и летом там стоял запах трав, висевших на растянутых под низким потолком веревках. Иногда от них болела голова, но чаще безобидно тянуло в сон.       Водрузив на стол молоко и хлеб, Васька плюхнулась на деревянную лавку:       — Чем помочь? Воды натаскать? — по обыкновению спросила она у бабушки, скрывшейся за большой белёной печкой. И тут же одёрнула сама себя. Ей было решительно не ясно, как себя ведут начинающие провидцы. Нужно ли ей теперь таскать бабке воду? Или она будет прям как Гала, и это ей все вокруг будут помогать?       — Поди сюда, — скрипучий голос Марфы вывел девушку из раздумий. Когда Василина заглянула за печку, бабка вручила ей таз с бельём, стиральную доску и брусок мыла. — На речке постирай. Я пока щей наварю.       Слегка разочарованная таким поворотом дел, Василина молча поплелась на берег. Благо, идти было недалеко: по тропинке через лес минут двадцать ходу, и уже на месте. Река у них была славная: полноводная, чистая. Поселение располагалось выше по течению, а скот гоняли на водопой ниже. Поэтому, стоя по колено в воде и натирая простыни о доску, Василина не удивилась, услышав протяжное мычание вдалеке.       Через час со стиркой было покончено. Васька уже возвращалась за доской и мылом, оставленными на валуне, как вдруг заметила плывущую по реке странного вида лодку. Она была не из привычного ей дерева, а из надутой ткани. В их общине Васька таких не видела, но иногда по реке проплывали люди из соседних деревень.       В следующее мгновение Василина едва не вскрикнула от ужаса. В лодке, уже начавшей заполняться водой, лежал человек. Он не шевелился, а по его животу расползлось большое, красное пятно.       Так бы и стояла в оцепенении Васька у берега, не решаясь уйти или кинуться на помощь, если бы не услышала слабый, полный боли стон. Настолько отозвался он в сердце девушки, что она, отбросив все сомнения, кинулась в воду.       Плыть к берегу было невыносимо тяжело. Если бы он находился чуть дальше, осталась бы Васька в реке вместе с прохудившейся лодкой и раненым парнишкой в ней. Теперь Василина могла рассмотреть его поближе: молодой, светловолосый как она сама, только кучерявый, одет не по-местному, а ещё с кровоточащей дыркой на боку.       — П-пить, — тихо прохрипел юноша, заставив Ваську вскочить и бежать со всех ног, по дороге ломая ветки и спотыкаясь о каждую кочку.       Ураганом влетев на крыльцо бабки Марфы, Василина завопила:       — Бабка Марфа! Там…там, — Васька как рыба на суше хватала ртом воздух, не в силах ничего объяснить перепуганной старушке, — там человек помирает!       Бабка ахнула и схватилась за сердце:       — Кто? Где?!       — На берегу! Пить просит, — Василина спрыгнула с крыльца. — Я за Галой!       И стремглав убежала в сторону поселения.       Галу уговаривать не пришлось, и уже через час она стояла на берегу реки, над лежащим в беспамятстве пареньком, хмурилась и неодобрительно цокала языком:       — Плохо дело, — огласила общую мысль Галапира. — Его в дом надо.       — Ну это мы всегда, пожалуйста, — одна из давних помощниц целительницы с улыбкой взялась за носилки. Вторая, её сестра, молча, кивнула.       Вскоре юноша лежал в доме бабки Марфы и бессвязно стонал, обливаясь холодным потом и корчась от боли, пока Галапира раздевала его и промывала глубокую рану. Ваське было страшно смотреть, и она с большой охотой бегала по мелким поручениям.       Когда стемнело, Галапира собиралась домой и раздавала указания:       — Ты остаёшься здесь, я с утра приду.       — А если проснётся?       — Не проснётся, — Гала ещё раз окинула взглядом мертвенно белого парня и добавила: — Если что, дашь ему воды. Всё, утром приду.       Когда целительница ушла, стало неуютно. Бабка Марфа легла спать на кухне, а Василине постелили в сенях на старой панцирной кровати, напоминающей гамак. То ли от волнения, то ли от того, что накануне она проспала два дня подряд, Вася полночи ворочалась с бока на бок и смотрела в потолок.       Одновременно со страхом её одолевало любопытство: хотелось рассмотреть незнакомца поближе. В довесок ко всему прочему, мальчишек Василина видела только на картинках. А сейчас вот он, через стенку, самый настоящий.       Помучавшись ещё с час и решив, что иной возможности в жизни может не представиться, Васька аккуратно слезла с кровати и зашла в дом. Прошмыгнув на цыпочках мимо крепко спавшей старушки, она, стараясь не сильно скрипеть дверью и старыми половицами, скользнула в соседнюю комнату.       Даже под покрывавшей парня белой простыней можно было заметить, как сильно вздымалась его грудь. Он дышал глубоко и часто, будто в ночном кошмаре. Золотистые завитки налипли на взмокший лоб, а челюсть была так плотно сжата, что не оставалось никаких сомнений: ему было очень больно.       Василина подошла ближе и присела на пол. Небезразличной к чужой беде, ей хотелось хоть как-то помочь, и она взяла парня за руку. Исключительно из большого человеколюбия, как ей самой хотелось про себя думать. Было необычно ощущать такую крупную и широкую ладонь вместо хрупких девичьих ручек, которых Василина касалась раньше. Необычно и приятно.       Просидев так некоторое время и напоследок отругав себя за крамольные мыслишки, девушка незаметно проскользнула обратно в сени, где залезла под одеяло и пролежала до прихода Галы, так и не сомкнув глаз.       Следующая неделя представляла собой череду одинаковых дней: утром приходила Галапира, они с бабкой Марфой раздавали кучу указаний Ваське. Как младшей из них троих, ей приходилось бегать целый день туда-сюда: собирать и засушивать травы, перетирать уже высохшие, бегать в поселение и обратно, готовить еду и всячески помогать старшим. Все дни слились в одну бесконечную суматоху.       Когда паренёк окончательно пришёл в себя, выяснилось, что он напрочь не помнил, как оказался в лодке посреди реки.       — А звать тебя как? — спросила бабка Марфа.       — Марк, — ответил паренёк.       — Меня можешь звать бабой Марфой.       — Васька, — растерявшись, сказала Василина, когда долгий вопросительный взгляд задержался на ней.       — Васька? — переспросил он.       — Василина она, — ответила появившаяся в дверях Гала, пребывавшая не в лучшем расположении духа. С укоризной она обратилась к Ваське: — Глаза-то свои бесстыжие спрячь. От горшка два вершка, а всё туда же.       Васька стыдливо отвела взгляд от парня и с большим рвением застучала пестиком, перетирая травы. Когда всё было готово, она, не глядя ни на кого, протянула целительнице ступку и пулей вылетела в сени. Чувствуя себя полной дурой, Васька пообещала себе, что больше не заговорит с парнем и не подойдёт к нему без надобности.       Но грош цена такому обещанию: уже на следующей неделе, когда Марк начал выходить на улицу, они сидели бок о бок на крыльце и хохмили.       — Что, прям так и ездят? Сами по себе, без лошадей? — не верила своим ушам Васька.       — Ну да, на бензине, — выдал очередное непонятное слово улыбчивый, лёгкий в общении парень. — В городе хорошо, возможностей море. Но там всё время носишься, как белка в колесе: дом — работа — дом. Если повезёт, в пятницу вырвешься куда-то расслабиться. А у вас тут круто, свежий воздух, природа. Даже дышится иначе, воздух вкусный. Я поэтому и приехал к деду, он, по идее, где-то выше по реке должен жить. Погостил у него недельку, потом в поход пошёл и лодку с собой взял. В лесу жил, там у меня палатка осталась, вещи… А как у вас оказался, хоть убей, не помню. И про дырку в боку тоже не помню.       Марк заметно погрустнел. На некоторое время они замолчали и задумались каждый о своём. В наступившей тишине можно было расслышать, как поют птицы, укрывшиеся от жары в глубине леса. Когда парень снова заговорил, его голос звучал тихо и виновато:       — Васька, спасибо, — он повернулся к ней и положил ладонь на хрупкое плечо. — За то, что вытащила меня из реки.       Василина, не избалованная похвалой, сверлила взглядом свои ладони. Она смутилась, нужные слова упорно не приходили на ум. Хотелось сказать так много: и о том, как она сама рада, и о том, что не стоило благодарить её.       Так и не дождавшись ответа, Марк хотел было подняться на ноги, но чуть не покатился вниз по ступенькам. Иногда он напрочь забывал про рану, которая нет-нет, да и напоминала о себе острой болью в боку. Васька машинально вцепилась ему в плечи и потянула на себя, чтобы тот не свалился. Но не рассчитала силу, и сама оказалась придавлена к дощатом полу, с глухим звуком ударившись затылком.       После секундного замешательства, они дружно рассмеялись. Марк с трудом приподнялся на локте, охая от боли и смеясь, с ребяческим озорством щелкнул Ваську по кончику носа. Их лица были так близко, что поцелуй оказался неизбежным.       Это было лучше, чем танцевать вокруг костра. Лучше, чем после душного дня избавиться от липкой одежды и нырнуть с головой в холодную воду. Лучше, чем земляника с молоком.       Ни в следующий миг, ни позже, небеса не разверзлись. Мир не то, что не рухнул, даже не содрогнулся. А нарушать запреты было приятнее, чем она представляла. Оказалось, что поцелуй с парнем много чем отличается от поцелуя с девушкой. Или это просто Марк целовался как-то по-особенному?       Внутри общины не порицались тесные отношения. Впервые Василина поцеловалась с одной из приятельниц-сверстниц ещё в детстве, в ходе безобидный игры. По мере взросления их всё сильнее обуревало любопытство, и чем старше они становились, тем дальше заходили. Ваську брали в оборот более раскованные подружки, но лишь потому, что та сама была не против.       Василина никогда не хотела быть всего лишь сторонним наблюдателем. Дважды в неделю топилась баня, куда ходили небольшими стайками из четырех-пяти девиц. Почти каждый раз всё начиналось с шутливых шлепков друг друга по голой заднице или порыва пощупать упругую грудь подружки. Разгоряченные, они смеялись и дурачились, пока кто-то не решался поцеловаться. Их ласки всегда были трепетными и умелыми, ведь никто лучше женщины не знает, как угодить другой женщине.       Воспринимая это как игру, они отрицали ревность и собственничество. И это не нравилось Василине. Ей всегда хотелось иметь рядом только своего человека. Пусть одного единственного, но такого, к кому больше никто не прикоснётся. И сейчас ей казалось, что она, наконец, его обрела.       Целуя Марка она чувствовала не только колючую щетину и особенный, мужской запах кожи, но и то, чего ей не хватало всю жизнь — пьянящее чувство обладания.       Однако, в глубине души Василину изводили сомнения. Она знала, что то, что они делают, ей строго запрещено. Знала, если прознают в общине, то жестоко накажут. Больше всего Василину пугало осознание того, что Он видит всё. И, вместе с тем, в ней теплилась надежда: если Он видит её глазами, то пусть увидит, как они счастливы.       Тем временем, стараниями Галапиры, Марк быстро шёл на поправку. И чем здоровее становился, тем больший интерес проявлял к Василине. Когда у неё была свободная минутка, а рядом была бабка Марфа или Гала, то они разговаривали на отвлечённые темы.       Марк рассказывал о большом городе, в котором живёт, и о технологиях, которых Васька никогда не видела. На самом деле, она не могла себе представить и половину из того, что Марк считал само собой разумеющимся. Василину пугали и завораживали рассказы о диковинных машинах, о приборах, с помощью которых можно связываться с людьми на другом конце света, о огромных заводах, где машины трудятся вместо людей.       В свою очередь, парню нравилось слушать о природе. От Василины и бабки Марфы он узнал много о растениях, ягодах и повадках диких зверей. Узнал, что птицы, поющие рано утром — соловьи и жаворонки. Воочию увидел довольно жирного ёжика. Васька долго смеялась над тем, что Марк на полном серьёзе считал, что ежи любят таскать на спине яблоки и грибы.       Всё было просто замечательно, пока в один день, уже июнь подходил к завершению, не случилось страшное.       Бабка Марфа с утра пораньше ушла в лес, проверить травы. Только скрылась она за первыми деревьями, Василина воробышком впорхнула в кухню. К тому времени Марку уже там стелили, решили, что хватит старушке спать на твердой лавке.       — Доброе утро, — Василина удобно устроилась на коленях парня и обняла его за плечи. Марк ответил ей долгим поцелуем, запустив руки под ночную сорочку. Когда проворные пальцы скользнули с лопаток к талии, а потом и ниже, Василина перехватила их и, не разрывая поцелуя, силой вернула на место. С плохо скрываемым разочарованием, Марк отстранился и задал вопрос, поставивший Василину в тупик: — Проведёшь экскурсию по вашему поселению?       Васька замялась. Только сейчас она поняла, что никогда не рассказывала Марку, чем их община отличалась от всех остальных.       — Идти далеко, — девушка заёрзала на месте, ей стало неловко.       — Да брось, ты же постоянно туда бегаешь, — не поверил парень. — Может, ты кого-то от меня прячешь?       Если бы Василина знала слова «провокация» и «манипуляция», то точно воспользовалась бы ими. Но она не знала ни этих слов, ни того, что за ними стоит. И поэтому, глядя в ясные серые глаза возлюбленного, решила выложить всё как на духу:       — Тебе туда не надо. У нас необычная деревня, не такая, как та, где твой дед живёт.       — И в чём отличия? — требовал объяснений Марк.       — Понимаешь, у нас живут только…       Умолкнув на полуслове, Василина замерла и прислушалась. Когда раздался скрип половиц на крыльце, Васька опрометью спрыгнула с коленок Марка. Красная как рак, девушка судорожно оправила помятую ночнушку и огляделась вокруг. Только успела схватить со стола пустой кувшин, как дверь отворилась, и на пороге появилась Галапира.       Так и остановившись в дверях, Гала бегло скользнула взглядом сначала по комнате, затем по Марку, и только потом остановила долгий, тяжелый взгляд на Василине. Та нервно сглотнула, чем только подтвердила все догадки Галапиры.       — Чего в одной сорочке стоишь? — Гала прошла в кухню, но только чтобы поставить на стол банку с молоком и авоську с едой.       — Попить зашла, — Васька попыталась придать голосу уверенности, но под испытующим взглядом сразу же сломалась: отвела взгляд, покраснела ещё сильнее. Казалось, Галапира видит её насквозь.       — Попить? Тоже хочу. Неслась как угорелая, — Гала, не присаживаясь за стол, поставила перед Васькой стакан. — Плесни-ка мне тоже.       Василина вцепилась в пустой кувшин так, что костяшки пальцев побелели.       — Так это, кончилась, — ещё тише сказала она, глядя внутрь кувшина.       — Ах, кончилась?! — Гала изобразила удивление. — Так пойдём, нальём.       Больно вцепившись в тощее предплечье Васьки, Гала вывела её из дома. Как только они спустились с крыльца, Галапира разжала хватку и с силой толкнула идущую впереди Василину в плечо, от чего та чуть не упала.       — К колодцу иди, — подгоняла Гала.       Василина понимала, что целительница хочет увести её подальше от дома. Впервые ей стало жутко стыдно за своё поведение. Попасться на горячем, какой позор! Как только она дошли до колодца, Гала резко развернула Ваську лицом к себе.       — Говори, — зло прошипела Галапира прямо в лицо поджавшей голову в плечи Ваське, — что ты уже успела натворить?       — Ничего, — еле слышно пискнула Васька.       — Врёшь! — гаркнула Гала и схватила Ваську за ухо, с силой выкрутив его, будто нашкодившему котёнку. — Ты на нас всех навлечёшь беду, дура! Подумай своими куриными мозгами, что с тобой сделают свои же! Приди в себя, Вася, пока не стало слишком поздно!       Из глаз Василины брызнули слёзы. Но вместо того, чтобы разрыдаться, она разозлилась. Впервые в жизни ей захотелось дать Галке отпор. Когда та с новой силой дернула её за ухо, Василина взбесилась: одной рукой вцепилась в длинные косы Галапиры, другой схватила за лицо. Не ожидав такой наглости, Гала ослабила хватку, и Василина окончательно высвободилась.       — Ты что, белены объелась?! — отбиваясь от наугад машущей ладонями Васьки, кричала Гала. Но Василина её не слушала, и в какой-то момент отвесила целительнице смачную затрещину. На этом и успокоилась — замерла, прижала ладони к груди.       Гала, лохматая как леший, с быстро проявляющейся краснотой на щеке, тяжело дышала и сжимала кулаки.       — Ко мне переезжаешь. Сегодня же! — выпалила она, развернулась на пятках и быстро пошла в сторону дома.       Только когда целительница скрылась за углом, Васька медленно опустилась на землю. Подтянув к себе коленки и уткнувшись в них лицом, она глухо разрыдалась. Ладонь горела огнём, ухо нещадно пекло, глаза щипало. Но ещё гаже было на душе.       — Стой, кому говорю! — знакомый сердитый голос доносился со стороны дома.       Вскоре из-за поворота показался взволнованный Марк, быстрым шагом приближавшийся к Василине.       — Что случилось? Василина? — парень присел на колени напротив заплаканной Васи и погладил по плечам. — Галя залетела в дом как бешеная.       Василина недобро хмыкнула. Сейчас её особенно позабавило, как Марк снова перепутал имя, назвав Галу Галей. Галапиру в детстве никто не мог отличить от старшей сестры-погодки Галины. К слову, складом ума и характером отличавшейся от Галы тем больше, чем старше они становились. Сейчас Галина уже растила двух деток, похожих на неё как две капли воды.       — Она меня к себе жить забирает, — Васька терла и без того покрасневшие веки.       — А ты не хочешь? — на всякий случай уточнил Марк. Тяжелый вздох послужил однозначным ответом. — Я поговорю с бабушкой Марфой. Ясно же, что вы с Галей как кошка с собакой. Ну же, не плачь.       Парень раскинул руки в стороны, и Васька без тени сомнений нырнула к нему в объятия. Василина думала о том, что если ей уже досталось от Галапиры, то и смысла скрываться, больше нет. Целительнице просто не понять, что чувствует влюбленная девушка. Откуда ей знать? Дальше своих трав и настроек ничего не видела, за ручки даже не держалась. И вообще, уж если она свою сестру — родную кровь — не любит, то чего ещё от неё ждать.       — Ауч! — Марк вздрогнул и потёр затылок.       — Руки убрал! — Галапира стояла прямо за спиной парня, злая как чёрт. — Завтра же тебя проводят до твоей деревни, чтобы ноги твоей тут не было. Скажешь, что на кабана в лесу напоролся, прыгнул в лодку, а дальше ничего не помнишь. Мы тебя выходили и вот ты, живой-здоровый, дома. Всё понял?       — Может хватит уже?! — Марк встал между Василиной и Галой. Было видно, что он тоже начал закипать.       — Я тебя вылечила? Вылечила. Теперь будь добр — на выход, — целительница, будучи на голову ниже парня, смотрела на него снизу вверх, но выглядела при этом куда более грозно.       Василина подскочила на ноги и вцепилась в Марка, всё ещё прячась у него за спиной:       — Нет, не пущу!       Галапира собралась было обойти парня, но он не дал ей этого сделать. И тогда она бросила ему через плечо, со всем присущим ей высокомерием:       — Да кто тебя спросит, сопля?       Обретённое совсем недавно счастье Василины трещало по швам. Перед глазами маячило буквально осязаемое будущее: Марк уйдёт, и она больше никогда его не увидит. А вместо этого ей придётся днями напролёт любоваться подколодной змеюкой, празднующей свою маленькую победу.       — Ты! Да ты просто завидуешь! — Василина, подобно дикой кошке, вылетела из-за спины Марка и уже хотела по новой наброситься на Галу, но сильные мужские руки перехватили её. Всё, что оставалось девушке — кричать до сорвавшегося голоса: — Ты никогда не поймёшь, какого это! Тебя никто не любит! Ты сама никого не любишь, даже себя! Ты злая, жестокая, грубая! Всё, что ты увидишь в жизни — чужие страдания! Мои страдания, Гала! Мои!       С каждым словом Васьки, Галапира пятилась назад, пытаясь избежать неизбежного. Если бы Марк знал, почему целительница вдруг переменилась в лице, почему было так много отчаяния и боли в бездонных чёрных глазах, то сам бы ужаснулся. Но он не знал, что задыхающаяся в слезах девчонка в его руках — предсказательница. Видел глазами, но мог прочувствовать сердцем страх Галапиры, которой в прохладное летнее утро вдруг стало невозможно душно.       На негнущихся ногах, Гала, не сказав больше ни слова, медленно, как привидение, скрылась из виду. Василина даже не сразу заметила это, горько рыдая в объятиях любимого человека. Марк гладил её во спине, и шептал пустые слова утешения.       — Я не знаю, что мне делать, — Василина всхлипнула, — я совсем потерялась.       — Ну что ты, всё же хорошо. Когда я уеду, я тебе писать буду. Ну, или звонить. У вас же тут должна где-то ловить сеть…       Сначала Василина долго смотрела не Марка, а потом ни с того ни с сего громко рассмеялась ему прямо в лицо. Только вот смех этот был нездоровый, безрадостный.       — Сеть? Марк, ты серьёзно, сеть?! — Васька высвободилась из объятий парня, присела на корточки и, раскачиваясь из стороны в сторону, безумно захохотала. — У нас одна единственная сеть, и та рыболовная!       Марк замер, не решившись трогать находящуюся на грани истерики девушку. На выручку неожиданно подоспела бабка Марфа, так, кстати, вернувшаяся из леса. Завидев Ваську, сидящую на земле в грязной ночной сорочке, и Марка, с растерянным видом чешущего репу над ней, бабка заковыляла быстрее.       — Чего наделал, ирод? — дряхлая старушка замахнулась на паренька пустой плетёной корзинкой.       — Да почему я-то кругом виноват?! У Гали вашей спросите, бабушка! — Марк выставил руки вперёд, готовый обороняться.       Всё ещё глядя на парня с недоверием, бабка не совсем приличными жестами велела ему оставить их с Васькой одних и убраться в дом. Когда Марк нехотя ушёл, Марфа, кряхтя, уселась рядом с Васькой, молча смотревшей в одну точку перед собой.       — Застудитесь, бабушка, — отстраненно произнесла Васька.       — Да было бы что студить-то, — отмахнулась Марфа, устраиваясь поудобнее. — Ты мне лучше скажи, что делать-то будем?       — Бежать, — как неживая, даже не взглянув на старушку, отозвалась Васька.       — А куда бежать-то? — Марфа так же смотрела в сторону дома, будто и не с Василиной говорила, а сама с собой.       — Главное не куда, главное с кем.       На долгое время наступила тишина. Только птицы пели. А ведь до этого момента Василина и не замечала, как громко и раздражающе сегодня поют.       — А провидение что подсказывает? — нарушила оглушительную тишину бабка.       — Что помру в густой траве, — без колебаний ответила Васька.       — Так может, и не надо бежать тогда? — в голосе Марфы не было и толики удивления или осуждения.       — А что, если я от тоски и помру? — Василина впервые за сегодня взглянула на бабушку.       — От неё ещё никто не помер, — Марфа на неё смотреть не стала.       Посидели ещё немного молча, а потом в дом пошли.       Следующего дня Василина ждала с болью в сердце. Они с Марком всю ночь просидели в сенях, обнимались и в основном молчали. Он больше не пытался выведать у неё, как им сподобиться поддержать общение. И она не заводила об этом разговор. Что без толку трепаться, всё одно — как только он выйдет за ворота, больше им друг друга не видать.       На рассвете Васька с замиранием сердца решилась сказать вслух то, чем терзалась:       — Если ты захочешь, я сбегу.       Марк пристально вгляделся в лицо Василины, гадая, кто из них двоих сбрендил.       — В смысле, сбежишь? — обескуражено выдавил он, всё ещё улыбаясь. Марк искренне надеялся, что это просто шутка.       — Если ты захочешь, — всё так же осторожно, но слишком серьёзно для простой шутки повторила Василина, — я сбегу. С тобой. К тебе.       Парень проглотил подступающий к горлу комок и отвёл взгляд в сторону. Вежливая улыбка разом слетела с его лица, а сам он стал мрачнее тучи.       — Эм… Не думаю, что это хорошая идея, — Марк всеми силами избегал случайной встречи со взглядом Василины, изучая скучное убранство бабкиных сеней.       Неожиданно Васька схватила его за руку, и с жаром заговорила:       — Я научусь! Всему научусь, честно! И разговаривать, по-вашему, научусь, и одежду носить, как у вас носят. Научусь на машине ездить, в телефон звонить. Я честно-причестно, всё смогу! Ем я мало, по хозяйству всё умею. Пожалуйста! Только скажи, что тебе это надо! Всё брошу, сбегу!       Василину душили слёзы. Марк, не веря своим ушам, пытался отцепить девушку от себя, но она только сильнее хваталась за его руки. Он отстранялся до тех пор, пока не уперся в холодную спинку металлической кровати. Поняв, что больше не может слушать этот бред, он с силой встряхнул Василину, заставив ту умолкнуть:       — Ты, что такое несешь?! Какое ещё «сбегу», «брошу»? Совсем крыша поехала?!       Ваську как обухом по голове стукнули. Как же больно стало в груди от этих слов. Так больно, что свои собственные она проглотила, и теперь глядела огромными глазищами будто не на того Марка, которого полюбила ещё тогда, когда под покровом ночи взяла за руку, а совсем на чужого.       — Куда я тебя возьму? В город? Ха! — парень горько усмехнулся. — Сама-то себя слышишь? А я ещё не верил, когда мне говорили, что все вы — деревенские девки — одинаковые!       Марк оттолкнул Василину, быстро спрыгнул с кровати и скрылся в доме. Васька так и осталась сидеть, не в силах ни заплакать, ни даже пошевелиться. Сил в ней совсем не осталось, как и надежды. Так и просидели они по разным углам до полудня.       — Хозяева, выходите!       Половицы скрипнули, и в сенях появились трое девушек: две помощницы Галапиры, что носилки тащили с реки, и ещё одна, постарше, Авдотьей зовут. Она на базар провожала девок. Суровая баба, палец в рот не клади.       — Ты-то нам и нужен, парень, — Авдотья хлопнула по плечу Марка, появившегося в сенях. — Ну что, голубки, попрощались?       Сестры переглянулись и о чём-то зашептались, поглядывая то на Марка, то на Василину. Что-то было не так, не как обычно. Тогда Ваську осенило:       — А Галапира где?        Сестры тут же умолкли и потупили взгляд в пол, а Авдотья нехотя ответила:       — Дел у неё невпроворот, некогда с тобой возиться. Готов? — последнее было сказано Марку. Тот согласно кивнул. — Ну, раз готов, то нечего рассусоливать, идём. Лодку свою дырявую и махры не забудь.       Василина больше не узнавала в этом парнишке того, кто так жадно её целовал. Когда они встретились взглядами, в них обоих читалось сожаление. О чём жалеет Марк, Васька не знала. Сама она жалела о том, что для неё всё так скоро закончилось. Что она по дурости обменяла всё, что у неё было, на мимолётное счастье с предательством в конце.       Они даже не попрощались. Васька только в окно глядела на растворяющееся в поле очертание знакомой фигуры.       — Как скоро вернутся? — Василина обернулась на звук мелких, шаркающих шагов бабки Марфы.       — Скоро.       Василина взглянула на свои запястья. Вид двух ярко-красных браслетов — сделали вместе с Марком давно, будто в прошлой жизни, тогда ещё гроза была — тут же причинил новую боль. Не их она должна была надеть в первый месяц лета.       — Бабушка, а вы ведь поэтому меня учить не стали? — печальная улыбка озарила осунувшееся, бледное лицо Васьки. — Овчинка выделки не стоит.       Марфа прошла в сени и молча, с сильной дрожью в руках, протянула Василине небольшой тёмный пузырёк.       — Что это? Белена?       Старая провидица кивнула:       — Так надо. Ступай, пока не поздно.       Солнце палило нещадно, на небе ни облачка. Воздух дрожал от зноя и удушливо пах полевыми цветами. Вдалеке слышались беззаботные детские голоса. Им-то хорошо — вся жизнь впереди. А Василине на душе так погано было, что хоть волком вой.       Шла она на знакомую прогалинку, ноги сами несли. И вроде медленно старалась, а дошла так скоро, что и глазом моргнуть не успела. Никто её там не ждал, кроме костлявой.        Как дошла, осторожно легла в самый центр полянки. И тогда почувствовала себя такой маленькой, глядя на небо сквозь густую траву. Хотела заплакать, да не вышло — не осталось больше слёз.       Не в силах унять крупную дрожь, откупорила пузырёк, но долго не решалась выпить. Всё вспоминала чужие руки. Когда услышала знакомые голоса, осмелела, опрокинула залпом, не вставая. Знает толк бабка Марфа в травах: дыханье сразу спёрло. И стало страшно, как никогда. Передумала умирать Васька, закашлялась, попробовала подняться, но не вышло.       Только руки вперёд тянула, как тогда, к бабочке. И прощения просила, прежде всего, у себя самой. А потом темнота и покой.       Всё тело ломило, когда Васька подскочила, будто кипятком ошпаренная.       — Ну наконец-то, я уж думала, до осени проспишь, — Гала сунула девушке в руки стакан парного молока.       — Спасибо, — сиплым голосом пробормотала Васька и разом осушила стакан.       — Ну ты и горазда, поспать, — ухмыльнулась чернобровая красавица, — свалилась на два дня кряду. Ну, хоть видела что?       — Много чего видела.       Гала на секунду замерла, но тут же как ни в чём не бывало, сказала:       — Не хочешь рассказывать — не больно надо. Тебя бабка Марфа ждёт, молоко с хлебом не забудь, — и поспешно вышла за дверь.       Василина тут же слезла с кровати, и кинулась к окну. Присев так, чтобы её не было видно, проследила за Галапирой. Та быстро, широкими шагами, шла по направлению к своему дому, натянутая как струна. Васька пулей скинула с себя ночнушку, нацепила первый попавшийся под руку сарафан и поспешила следом.       В общине с раннего утра уже кипела жизнь, и остаться незамеченной в таком муравейнике было сложно. Василине пришлось обойти несколько домов через кусты, чтобы не нарваться на любопытных девок и приставучих детей. Когда она дошла до дома Галапиры, обнаружила, что ей несказанно повезло: голоса раздавались из спальни, прямо из открытого настежь окна. Аккуратно забравшись на завалинку, Василина замерла и прислушалась.       — Неправильно это, не по-людски, — голос Галы был сердитым, она что-то бухтела себе под нос, пока не заговорила громко и раздражённо: — Неужели нельзя без этого обойтись? Где вы вообще такого нашли, не местного?       — Бабка Марфа сказала сделать так, — в грубом голосе Василина сразу узнала Авдотью, — значит нельзя иначе. В палатке в нашем лесу жил. Как девок увидел, обра-а-адовался… Ну, не тяни, нам его ещё на реку тащить.       Внутри Василины всё похолодело, она не хотела верить своим ушам.       — Да подожди ты! Под руку говоришь. Он вообще, вон, ещё не заснул даже.       — Да ничего ему не сделается! — Авдотья недовольно вздохнула, — Девки его напоили по самое не балуйся, лыка не вяжет.       — И всё равно, жалко, — было слышно, как Гала прошлась по комнате, не находя себе места. — Я же лечить должна, а не калечить, Донь, в конце то концов…       — Ну, полно, сама же знаешь, как заведено: пан или пропал. Или у нас подоспела смена для старухи, или, — на этом моменте Авдотья издала недвусмысленный звук. Василина явственно могла представить, как та провела пальцем по шее. Воспоминания были настолько свежи, что к горлу тут же подкатила тошнота.       — Варварство, — осуждающий голос Галапиры вернул Ваську к реальности.       — Гала, — Авдотья взяла Галу за руку, — делай своё дело. Не мешайся, не лезь, куда не просят. Бабка Марфа лучше нас с тобой знает, как надо. Пырни его уже клыком этим в бочину, как оговорено было, и дело с концом.       Василина прикрыла глаза.       — Ты Ваську отправила?       — Отправила, — огрызнулась целительница.       — Тогда не тяни кота за хвост. Ну же!       Тянуть и впрямь было некуда. Василина поднялась на ватных ногах, опёрлась на одну из резных створок и одними губами прошептала:       — Не надо.       Галапира и Авдотья разом подскочили. Гала от неожиданности выронила из рук здоровенный кабаний клык, и тот с шумом покатился по полу. Даже жирная чёрная кошка, лениво дремлющая на стуле, тут же проснулась и ощетинилась, выгнулась дугой.       Но Васька смотрела только вглубь комнаты, где, облокотившись на стену, мирно спал Марк, целый и невредимый. Такой, каким она его увидела тогда, в первый раз, только намного красивее. И совсем чужой для неё. Васька по привычке коснулась запястий, но не нашла на них ниток с красными бусинами. И стало стократ легче.              Вечером того же дня закатили знатную пирушку в честь новой провидицы. Были все, даже бабка Марфа выбралась из уединения. Наелись от пуза — еду по большим праздникам в каждом доме стряпали и на общий стол несли, напились сладкой медовухи и бражки. Потом плясали и пели разные песни: то весёлые, то заунывные, как на всех подобных сборищах водится.       Тут и там слышались поздравления и пожелания долгих лет Василине. Бабка Марфа то и дело поглядывала на преемницу и лукаво улыбалась. Василина знала, что жить теперь старушке осталось не шибко долго. Так всегда случалось, когда появлялась новая провидица. Но, кажись, бабушка совсем не держала зла на преемницу, а даже наоборот, была рада.       Даже Гала весь вечер выглядела счастливой, ни с кем не поцапалась. Васька тогда посмотрела на неё свежим взглядом.       Когда под утро все уже разошлись по домам, Василина и Марфа шли через поле.       — Баба Марфа?       — Ась?       — Так теперь всегда будет?       Бабушка остановилась и тяжело отдышалась. Дальняя дорога давалась ей тяжело.       — Ко всему привыкаешь, — она ласково потрепала девчонку по плечам. — Тебе бы есть побольше, а то кожа да кости.       Василина приобняла старушку, и они медленно пошли домой.