〰
— Хён? — Спросил Сехун после короткого стука. — Ты тут? Можно мне войти? Сехуну восемнадцать лет, у него широко распахнутые глаза и абсолютное отсутствие терпения, чтобы дожидаться разрешения войти. Чунмён лежал в постели в одних боксерах, с наушниками в ушах и книгой на коленях. Он был в очках, кривовато держащихся на кончике его носа. У Сехуна пересохло во рту, когда его взгляд скользнул вниз по линии роста мягких на вид волос, спускающихся под резинку нижнего белья Чунмёна. — В чём дело, Сехун? — Чунмён оторвался от книги и с любопытством уставился на Сехуна. Он вынул наушник, который аккуратно зажал между большим и указательным пальцами. Сехун не мог заставить себя отвести взгляд. — А-а... — Сехун судорожно сглотнул. Он не знал, куда смотреть, всё в Чунмёне завораживало. В конце концов его взгляд встретился с взглядом Чунмёна, который был не менее утягивающим, чем всё остальное в нём. — Я просто хотел с кем-нибудь пообщаться. Все заняты, так что... — Значит, я был твоим самым крайним вариантом? — Чунмён поднял бровь. — Нет! — Сехун быстро покачал головой. Он не сразу понял, что Чунмён шутит, пока тот не расхохотался. — Да я шучу, — сказал Чунмён. — Как всегда. Сехун смущённо улыбнулся: — Так я могу остаться? Чунмён с тёплой улыбкой похлопал по пустому месту на кровати рядом с собой. — Ты можешь посмотреть телевизор или придумать ещё что-нибудь, чем себя занять, пока я буду читать. Сехун засиял, и Чунмён почти увидел, как от волнения тот завилял невидимый хвост. Он взгромоздился на кровать и устроился поудобнее, так что между ним с Чунмёном оставалось расстояние в добрый фут. — Что ты там читаешь? — Спросил Сехун. Он лежал на боку, глядя на Чунмёна и подложив руки под голову: от этого его щеки выпирали самым очаровательным образом. — «Искусство обольщения»[1], — ответил Чунмён и показал Сехуну розово-чёрную обложку. — Планируешь кого-то соблазнить, хён? — Игриво спросил Сехун. В этот момент Чунмён как-то странно взглянул на него, и Сехун подумал, не слишком ли кокетливым и откровенным был его тон. — Нет, — сказал Чунмён после нескольких секунд напряжённого молчания. — Это просто для того, чтобы я знал, каким образом воздействовать на наших фанатов. Сехун понимающе кивнул. Чунмёну нравилось быть подготовленным ко всему, он всегда был ужасно прилежным, ещё до дебюта. Теперь, спустя несколько месяцев после него, Чунмён резонно обращался к литературе, чтобы решить, каким образом вести себя с фанатами. — Почитай мне, — сказал Сехун. Он просто хотел услышать голос Чунмёна. Может быть, ему даже удастся подчерпнуть что-то новое, если он сумеет отвести взгляд от изгиба рта Чунмёна, когда тот будет говорить. — Может быть, мы найдём манеру поведения, которая подойдёт мне. — Я не думаю, что у тебя есть какие-то трудности с липнущими к тебе фанатками, — пошутил Чунмён. Сехун завис на том, как искривляются глаза парня, когда тот улыбается. Он не знал, что такого было в Чунмёне, что заставляло его чувствовать себя школьником во время первой влюблённости. Хотя кое-кто мог бы возразить, что он всё же школьник. — А что, если вместо этого я эм... хочу собрать армию фанбоев? — Сехун старался сказать это как-то невзначай, но, судя по тому, как застыл Чунмён, у него не вышло. Чунмён прочистил горло. — Не думаю, что у тебя возникнут с этим какие-то проблемы. Их взгляды встретились. На несколько секунд повисла тишина, как будто оба боялись, что даже слишком громкое дыхание вызовет цепную реакцию, которую они оба не смогут остановить. Между ними проскальзывало какое-то странное электричество, почти как статика между свежевыстиранной одеждой. Поток энергии потрескивал в тех местах, где бы они не соприкасались, притягивая их друг к другу, как противоположные полюса магнита. Чунмён первым отвел взгляд. — Желание — это одновременно подражание (нам нравится то, что нравится другим) и соперничество (мы хотим отобрать у других то, что у них есть), — вслух прочитал Чунмён, к месту нарушая момент. 〰 Их первое свидание было не совсем тем, что оба из них понимали под первым свиданием. Они никуда не ходили. Хотя могли попытаться, ведь находились в Сеуле и отгуляли только половину заслуженного отдыха, — но оба знали, что выход наружу будет означать привлечение лишнего внимания людей, что, в конечном итоге, приведёт к тому, что придётся взять перерыв в отношениях. Чунмён не возражал против встреч с поклонниками, когда был на публике; на самом деле, пока те вели себя уважительно и не устраивали сцен, ему нравилось внимание. Но это вовсе не означало, что он хотел, чтобы его первое свидание с Сехуном было прервано дюжиной, если не больше, девушек. Вместо этого они остались дома, заказали немного китайской еды и включили «Netflix» . Это ничем не отличалось от любого другого выходного дня. Правда теперь вместо того, чтобы лежать на разных кроватях, они сдвинули их вместе, и валялись посередине, крепко прижимаясь друг к другу. Это казалось чем-то новым и необычным, и, если быть честным, Чунмён впервые за всё время почувствовал себя как дома в их общежитии. Впрочем, их комната, в принципе, не располагала к тому, чтобы чувствовать себя комфортно, просто Чунмён мог создать для себя «дом» где угодно. Он останавливался и просыпался в стольких гостиничных номерах, что все они смешались в беспорядочную вереницу уродливых ковров и слабого напора воды, — но ни одно из тех мест не казалось таким тёплым и радушным, как объятия Сехуна. Чунмён чувствовал себя дурачком. Парню казалось, что он сильно забегает вперёд, но он знал Сехуна уже много лет и любил его больше половины из них. Возможно, он не забегал вперёд, а просто чувства достигли своей кульминации. — Эй, — сказал Сехун, когда они закончили смотреть старый японский фильм ужасов, на котором он настоял. Чунмён не понимал, почему Сехун так упирался в эту картину, учитывая, что он всё это время прятал свое лицо на груди Чунмёна. — О чём ты так напряженно думаешь? Чунмён повернулся и улыбнулся Сехуну, восхищаясь тем, как тусклый свет прикроватной лампы делал его черты лица мягкими, тёплыми и уютными. — О тебе. — А что конкретно обо мне? — Сехун выглядел заинтересованным, но любопытное выражение на его лице сменилось сонным зевком. Он даже не потрудился прикрыть рот, а просто широко раскрыл его и зажмурился. Чунмён улыбнулся этому зрелищу, его сердце было открыто настолько, что любой мог понять, что по отношению ни к кому он не был так покорен и снисходителен, как по отношению к Сехуну. — Просто о тебе, — пожал плечами Чунмён. — Звучит по-гейски, — дёрнул бровями Сехун. — Я не знаю, как тебе это объяснить, но.. — Чунмён сделал паузу и тыкнул по очереди на них обоих указательным пальцем. — Мы и есть геи. Сехун хихикнул, прижимаясь к Чунмёну и нежно целуя того прямо в челюсть. — Да ладно? — Голос Сехуна звучал игриво. — Я и не заметил. — Хочешь, расскажу поподробней? — Тихо сказал Чунмён: его тон был таким же игривым, как и у Сехуна, только чуть более хриплым. Сехун ничего не сказал вслух. Вместо этого он продолжил лениво целовать Чунмёна, пока они оба, обнявшись, не заснули. 〰 — Почему ты никогда не убираешь за собой? — Спросил Сехун. Он изящно держал в руках грязный носок, словно тот собирался отрастить крылья и усесться на его голове. Чунмёну это показалось бы забавным, если бы он не устал от того, что люди комментируют то, какой он нечистоплотный. Он думал, что сможет избежать этого нытья, когда переедет из родительского дома. Но ошибался. — Я позже уберусь, — пренебрежительно махнул рукой Чунмён. Он играл в «Candy Crash»[2]. Игра, конечно, тупая, но где-то в момент между плотным расписанием и долгими перелётами в другие страны у него появилась зависимость от неё. — Нет, ты уберёшься сейчас, — сказал Сехун. Он говорил повелительно, но надутая от разочарования нижняя губа разрушила эффект суровости, к которому он стремился. — Если ты оставишь это на потом, то забудешь. — Ты ещё хуже, чем Чондэ, — пожаловался Чунмён. — Нет... — Сехун покачал головой, носок всё ещё болталась у него в руке. — Я просто более настойчивый. Сехун определенно был прав насчёт этого. Чондэ, как правило, не настаивал. Он сразу разочаровывался и быстро начинал действовать сам. Стоял над Чунмёном час, а потом, когда ему не удавалось заставить того что-нибудь сделать, сдавался и делал всё сам. А Сехун будет нудеть... и никогда не перестанет. По крайней мере, пока не добьётся своего. Чунмён ещё не до конца уверен, сожалеет ли он о том, что тогда сказал Чондэ, что, раз тому не нравится его беспорядок, он может найти себе нового соседа по комнате. Он не думал, что Чондэ действительно сделает это. — На твоем прикроватном столике стоит миска с остатками «Special K»[3]... — Я вымою её позже. — Она стоит тут уже несколько дней, — в голосе Сехуна не было раздражения. Но он всё же бросил носок в лицо Чунмёну, эффективно блокируя тому обзор на экран. Это был красноречивый признак растущего разочарования Сехуна. — Ложка прилипла к миске, молоко уже свернулось. Чунмён сбросил носок, не глядя, куда тот приземлился, и снова вернулся к игре. — Позже, — проскулил Чунмён. Матрас заскрипел, когда Сехун забрался на него, чтобы вырвать телефон из рук парня. — Эй! — Запротестовал Чунмён. Он сбросил простынь с ног и пополз туда, где Сехун стоял на коленях, вытянув руку с телефоном к потолку. Он потянул Сехуна за руку, пытаясь вырвать у того свою вещь. Однако он недооценил силу Сехуна. Тот даже не пошевелился. Его рука всё ещё была вытянута слишком высоко, чтобы Чунмён мог дотянуться до неё. Чунмён просчитал, что у него есть два варианта. Первый: встать в полный рост и рискнуть упасть с кровати, — второй: пощекотать бока Сехуна и схватить телефон, пока тот отвлечётся на это. Приняв решение, Чунмён безжалостно ткнул пальцем в кожу на талии Сехуна. Он торжествующе рассмеялся, когда последний свернулся калачиком, издавая задыхающиеся смешки, которые позже он будет отрицать со всем рвением. Сехун попытался вырваться из безжалостных рук Чунмёна, но тот не унимался, щекоча почти умирающего от смеха парня. Тем не менее, Сехун не ослабил хватку на телефоне, надежно прижав устройство к груди. — Верни мне мой телефон! — Приказал Чунмён. Однако его ласковая улыбка не внушала никакого желания быть послушным. — Нет, пока ты не уберёшься! — Задыхаясь, сказал Сехун. Его лицо раскраснелось, а волосы растрепались, потому что он много двигался, чтобы избежать своей участи. Чунмён откинулся на спинку, пытаясь разомкнуть руки Сехуна, которые тот скрестил на груди, но тот был неестественно силён для такого долговязого парня. — Прекрати, — сказал Чунмён, забираясь на колени Сехуна. Он действительно не обратил внимания на то положение, в котором находился в данный момент, иначе бы остановился. — Нет, — раздражённо повторил Сехун. Он показал Чунмёну язык, и лидеру пришлось подавить желание зажать его между двумя пальцами, чтобы Сехун больше никогда не делал ничего настолько ребяческого. — Верни его назад, — сказал Чунмён так угрожающе, как только мог, что прозвучало совсем иначе. Его руки переместились с талии Сехуна на живот, щекоча твёрдые мышцы пресса. Сехун дернул бедрами, пытаясь сбросить оседлавшего его колени Чунмёна с насиженного места. — Нет! — Придурок! — рассмеялся Чунмён, его руки целенаправленно переместились с живота Сехуна и атаковали его шею. Тело парня изогнулось в попытке вырваться. — Стой, стой, стой, — Сехун безудержно смеялся, слёзы текли по его вискам и волосам. На его лице застыло страдальческое выражение. — Я сейчас обоссусь! — Отвратительно, — с негодованием сморщил нос Чунмён. — Я помогу тебе убраться, только перестань. Пощади, — сказал Сехун, подняв руки в форме буквы Х. Чунмён воспользовался тем, что Сехун наконец убрал руки с груди, и вырвал телефон из его пальцев. — Хорошо, но только потому, что ты сказал, что поможешь, — сказал Чунмён. Он скатился с Сехуна, стараясь не думать о том, как красиво тот выглядит, когда краснеет и задыхается, или о том, как удобно сидеть у него на коленях. Он явно проебался. 〰 Чунмён застонал, когда Сехун лизнул его губы. Его спина выгнулась дугой на их простынях, когда Сехун позволил своим рукам спуститься вниз по ещё одетой груди Чунмёна. Это был один из их поздних ночных сеансов поцелуев. Один из многих, которые они разделяли каждый вечер перед сном. Стать соседями по комнате было лучшим решением. Это давало им это необходимое пространство для уединения в подобных случаях. — Я так сильно хочу тебя, — сказал Сехун, резко оттягивая нижнюю губу Чунмёна зубами. Чунмён тяжело дышал Сехуну в рот, в ушах громко стучала кровь, несущаяся по организму. Они ещё не прошли этот «весь путь», потому что для полноценного секса не было подходящего времени. Они либо слишком уставали от тренировок, либо у них не было презервативов и смазки, либо они просто были не в настроении. Иногда, если особенно не везло, сочеталось все вышеперечисленное. Чунмёну не хотелось думать, что они, по-хорошему, не должны бы планировать свой первый раз, но, честно говоря, с той жизнью, которую они жили, у них действительно не было выбора. Спонтанность умирает, если вы айдол с загруженным графиком. — Ты такой горячий, — пальцы Сехуна были холодными и ощущались очень контрастно там, где касались тела Чунмёна, стягивая с того рубашку, чтобы погладить обнажённую кожу. — Не такой горячий, как ты, — задыхаясь, ответил Чунмён. Сехун рассмеялся ему в затылок, и от дуновения воздуха у Чунмёна по спине побежали мурашки. — Я хочу тебя съесть, — сказал Сехун. Чунмён почти мог услышать улыбку в его голосе. — Не-а, это так грязно, — Чунмён покачал головой, откинувшись на подушки. — А что, если я просто отсосу тебе вместо этого? — Сехун прижался влажными поцелуями к ключицам Чунмёна, его руки поползли вверх по его груди, игриво щипая того за сосок. Чунмён шлёпнул его по руке. — Я весь вспотел. — Тогда давай примем душ, — Сехун провёл языком на шее Чунмёна. Он чувствовал соленый вкус пота, который уже успел высохнуть на его коже. — Там слишком тесно для двоих, — заметил Чунмён. Сехун помолчал, откинувшись назад и с любопытством глядя на парня. — Ты совсем не в настроении? — Спросил он. — Ничего страшного, если это так, ты можешь просто сказать мне, и не нужно придумывать оправдание. — Нет! Нет, я в настроении! — Поспешил выдохнуть Чунмён. — Просто я вымотался и устал от тренировок. — Ну, так — Сехун выглядел смущённым. — Ты совсем не в настроении? — Я... вроде как, — неуверенно ответил Чунмён. — Окей. Если ты не уверен, давай просто обниматься, — Сехун быстро повалил их на кровать, так чтобы Чунмён оказался на месте маленькой ложечки. Чунмён почувствовал себя слегка виноватым, когда ощутил, как наполовину затвердевший член Сехуна упёрся ему в поясницу, но он не чувствовал себя достаточно виноватым, чтобы что-то с этим поделать. — Расскажи мне, как прошёл твой день, — попросил Чунмён. Он игрался с пальцами руки, которую Сехун лениво перебросил тому через талию. — Хм, — задумчиво пробормотал Сехун. — Я правда мало чем занимался. Мы были на репетициях, потом я поиграл в «Animal Crossing»[4] пару часов. Чунмён фыркнул. Кёнсу не так давно подсадил Сехуна на «Animal Crossing» после того, как его самого на это подсадил Чанёль. Чунмён не понимал, как их странная дружба работает за пределами сцены, но что-то подсказывало ему, что это состояло из 50% потакания гипер-фиксациям[5] Чанёля и еще 50% вымогания у друг друга оплаты общего ужина. — Звучит весело, — сказал Чунмён, просто чтобы дать Сехуну понять, что слушает. Он тоже играл в игры, но ему не нравились игры-имитаторы (он находил их слишком скучными), поэтому он не был полностью искренен, когда сказал, что это звучит «весело». — О! — Воскликнул Сехун. — Сегодня утром мы с Чонином ходили в спортзал. Чунмён ничуть не удивился. Чонин и Сехун всегда были близки, может быть, не так близки, как Сехун и Чанёль, но всё же они часами тренировались вместе в танцах, вместе ходили в спортзал, вместе выгуливали собак и играли с ними. Дело в том, что они всегда были вместе; по крайней мере, когда Чонин не отлёживался в постели. — Не волнуйся, нас не поймали, — успокоил его Сехун. Хотя Чунмён знал, что Сехун говорит это только потому, что лидер всегда беспокоился о потенциально появляющихся фотографиях фанатов. Чунмён не мог не думать о том, что Сехун наконец заметил эту его привычку. На самом деле Чунмёну было всё равно, что Чонин и Сехун болтаются вместе... ему было всё равно. Правда. Вот только на деле его волновало это очень сильно. Чунмёна расстраивало не то, что парни ошивались вместе. Он не был таким собственником по отношению к Сехуну. Но он бы солгал, если бы сказал, что реакция фанатов на Чонина и Сехуна его не беспокоила. После многих лет, проведенных в роли айдола, Чунмён не был профаном в шипперстве. Однако он не думал о том, что будет так неприятно видеть незнакомых людей, говорящих о том, насколько лучше его парень выглядит с кем-то другим. — А как насчёт тебя? Как прошёл твой день? — Спросил Сехун. Чунмён отбросил все мысли о ревности и свернулся калачиком в объятиях Сехуна, рассказывая ему всё о своём дне и наслаждаясь теплом их тел.〰
Сехуну двадцать, он высокий и долговязый, и самый красивый парень, которого Чунмён когда-либо видел. Большую часть своей жизни Чунмён прожил в окружении привлекательных мужчин, но все они бледнели в сравнении с Сехуном. Тот всегда выглядел таким красивым на сцене; его взгляд был острым и сосредоточенным на толпе перед ним. В том, как Сехун двигался, было что-то гипнотизирующее. Он был не так подвижен, как Исин, и не так грациозен, как Чонин, — напротив, его движения были резкими. Каждое контролируемое действие и выпад. Это было идеальное представление о том, каким Сехун был в реальной жизни. Острый ум, контролируемые слова, точная мелодичность голоса, когда он изо всех сил старался контролировать шепелявость, которую Чунмён находил жутко очаровательной. Чунмён смотрел на Сехуна с растущей благодарностью, не обращая внимания на тяжелеющие удары в груди. Он, конечно, знал, что это означало, но ещё он понимал, что его влюблённость в Сехуна могла принести больше проблем, чем стоило бы.〰
Чунмён просматривал свой телефон с глубоко залёгшей морщиной на лбу; его плечи были напряжены, губы сжаты в тонкую линию, — любой, кто взглянул бы на него, мог сказать, что он очень несчастен. Он сам не знал, зачем выслеживает Вейбо фаната. Он даже не знал, как оказался в такой ситуации. Конечно, он обычно следил за тем, что говорили фаны, но он ни разу не вычитывал почти шесть месяцев чьего-то контента. Это было всё равно что наблюдать автомобильную катастрофу — он не мог заставить себя отвести взгляд. Этот художник был очень талантлив, но дело было не в этом. Проблема заключалась в том, как он решил использовать свой талант. Чунмён не знал, сколько пенисов мемберов его группы он увидел за последний час. Точно больше, чем он видел за всё то время, что они жили вместе, даже принимая во внимание те моменты, когда они вместе принимали душ и переодевались друг перед другом. Рисунки были удивительно точны, что начинало казаться страшным, если он думал об этом слишком долго. Все было бы нормально, если бы не ощущалось так неловко. Он никогда больше не хотел представлять Чанёля и Бэкхёна в какой-либо сексуальной сцене... не то чтобы он вообще когда-нибудь хотел этого. Но к делу. Всё было терпимо — до тех пор, пока не начали появляться рисунки с Чонином. Сначала они были довольно ванильными — просто обнаженная фигура. Однако это продолжалось недолго; вскоре рисунки стали графическими, изображающими различных мемберов вместе с Чонином в очень творческих и интимными способах. Там было много рисунков с Кёнсу, реже с Чанёлем, но в основном с Сехуном. Чунмён не мог отвести взгляд. Образ Чонина и Сехуна, прижавшихся друг к другу так плотно, что Мён не мог сказать, чьи где конечности, будто выжгли на его сетчатке. Больше всего ему хотелось отвернуться — перестать прокручивать это в голове, но мазохистский мозг будто предавал его, и он просматривал картинку за картинкой, а груз в груди становился все тяжелее и тяжелее каждый раз, когда он натыкался на что-то новое. Он не знал, зачем это делает, но какая-то часть его души настойчиво требовала продолжения. И он потакал ей. Он кликнул на другой блог, потом ещё на один, пока не закрыл глаза и не увидел мелькающую мешанину линий и цветов. Формы, из которых состояли тела, напоминающие единственного парня, которого он когда-либо позволял себе желать, в руках другого парня, которому он должен быть хёном. Это заставило его желудок перевернуться. Лицо позеленело от ревности и тошноты. Ему ничего так не хотелось, как побежать к их менеджеру, рассказать ему о расстроившем его творчестве и потребовать, чтобы это репортнули. Он мог бы воспользоваться оправданием, что это могло плохо сказаться на имидже группы, и единственное, что удерживало его, было понимание того, что это только навредит ему самому в долгосрочной перспективе. Почему компания фактически навязала им гомофобные правила, которые уже подразумевались? Поэтому Чунмён проглотил все слова и решил заткнуться. Они ощущались горечью на языке и тяжестью, будто камень, который осел у него в желудке.〰
Чунмён пытался. Видит Бог, он пытался. Он так старался отрицать свои чувства к Сехуну. Он притворялся, что их вообще не было, как будто Сехун был каким-то незнакомцем. Правда заключалась в том, что Сехун давным-давно перестал быть для него просто одним из одногруппников. На самом деле, Чунмён не мог быть уверенным, что Сехун вообще когда-либо был просто одним из одногруппников. Его чувства к Сехуну были опасны. Так много всего может пойти не так, и всё это приведёт к катастрофическим последствиям. Последствиям, которые причинят боль не только ему. И он это знал. Но всё же... Он был совершенно беспомощен. Непременно падающий во влюблённость. Не в силах сопротивляться.〰
— Вы с Хичолем трахаетесь? — Прямо спросил Чунмён Бэкхёна. На лице последнего отразилось отвращение. — Фу, какого хрена? — Он высунул язык так, что стало ясно: «фу» — это мягко сказано. — Он мне как старший брат. — В интернете ходили кое-какие слухи... — Может, ты прекратишь сталкерить наших фанатов в интернете? — Спросил Бэкхён. Он казался раздражённым, даже выглядел более злым, чем когда-либо. — Я просто беспокоюсь. Как лидер, я должен быть осведомлен о нашем имидже, — нахмурился Чунмён. — Кого я трахаю или не трахаю — это не твоя забота... — Бэкхён свирепо посмотрел на Чунмёна, когда тот начал протестовать. Чунмён прикусил язык. — И, честно говоря, наша репутация настолько безупречна, насколько это вообще возможно, учитывая все обстоятельства. — До сих пор... — Ты когда-нибудь можешь переставать быть лидером? — Этот вопрос заставил Чунмёна смущенно моргнуть. — Есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться, чем девушки и женщины с гей-фетишем. Чунмён нахмурился, увидев, как бойко ведёт себя Бэкхен. — Гомосексуальные слухи — это серьёзные вещи, Бэкхён. Никто не знал об этом лучше, чем Чунмён. — Ага, — пожал плечами Бэкхён. — Ты не должен верить всему, что читаешь в интернете. Те же самые фанаты говорят, что Сехун и Чонин трахаются. Но я то точно знаю, что это не так. А Чунмён не знал, что беспокоило его больше — понимающий блеск в глазах Бэкхёна или намёк на то, что Сехун и Чонин были достаточно близки, чтобы истолковать их отношения, как романтические.〰
Когда они только начали встречаться, всё было прекрасно. Вообще-то, даже здорово. Это было похоже на сон: они могли целоваться и держаться за руки, обниматься и открыто говорить о том, как много значат друг для друга. Чунмён никогда бы не подумал, что ему так повезёт. Счастье, однако, было мимолётным. Радость была непостоянным чувством. Она будто загоняла в тупик, заставляя чувствовать себя хорошо и жаждать большего, а затем оставляя тебя ни с чем. Чунмён знал это наверняка, но каким-то образом он обманул себя, думая, что, возможно, на этот раз счастье будет длиться вечно. На самом деле они не ссорились, не было никаких криков, никаких оскорблений — они просто... разговаривали об одном и том же каждый раз. Обсуждая одно и то же снова и снова, исчерпывая тему и всё же ничего не добиваясь. Чунмён не понимал: почему Сехун был так настойчив, — Сехун не понимал, почему Чунмён был так непреклонен. Они не могли пойти навстречу друг другу. Так что вместо этого просто продолжали говорить об одном и том же, пытаясь безуспешно переубедить друг друга.〰
— В чём твоя проблема? — спросил Чондэ. Он поспешил за Чунмёном в мужской туалет. Не замечая (или, может быть, делая вид, что не замечает) пристальных взглядов, направленных им вслед. Сейчас они находились в «Вива Поло»[6], любезно пользуясь любовью миссис Пак к своему сыну и питаясь «бесплатно». «Бесплатно», потому что они всегда платили, даже когда она говорила им не делать этого. — Нет проблем, — беззаботно ответил Чунмён. — Нет их у меня. — Да я так и подумал, — сказал Чондэ, явно не купившись на эту ложь. — Почему тогда ты ведёшь себя как последний идиот? — Я не... — Ты огрызнулся на Чонина, — заметил Чондэ. — Что он вообще тебе сделал? Чондэ был не из тех парней, которые набрасываются на кого-то из-за того, что на них неправильно посмотрели. Обычно он просто молча кипел от гнева, пока его не отпускало. Однако эти правила не действовали, если он чувствовал, что с кем-то, кто ему дорог, обращаются несправедливо. — Он ничего не сделал, — сказал Чунмён, но было что-то в его тоне, что заставило Чондэ усомниться в его словах. — Я же сказал, что у меня нет проблем. — Я не знаю, что происходит, но это действительно не имеет значения. Что бы тебя ни расстраивало, это не оправдывает то, что ты вымещаешь это на нашем макне, — Чондэ нахмурился, его брови плотно сдвинулись над глазами. Чунмён хотел поправить, что Чонин не макне. К счастью, прежде чем он успел произнести свой умный ответ, дверь в ванную открылась. — У вас всё в порядке? — Спросил Сехун. Его глаза метались с Чондэ на Чунмёна. Лидер знал, что Сехун, вероятно, чувствует напряжение, повисшее в комнате и просто намеренно игнорирует его в надежде, что оно рассеется. Чондэ уставилась на Чунмёна прежде чем кивнуть. — Да, всё в порядке. Нет проблем. Сехун вошёл в комнату и вместе с Чунмёном проследил, как Чондэ, не сказав больше ни слова, вышел из ванной. — Знаешь, он был прав, — спокойно сказал Сехун. Он подошёл к зеркалу у раковины, наклонился вперёд и коснулся пальцами своей кожи, чтобы проверить макияж. Чунмён не понимал этой необходимости, ему казалось, что даже обнажённая кожа Сехуна была безупречна. — В чём? — Спросил Чунмён. Он знал, что Сехун здесь, чтобы защитить Чонина и вступиться за него. Чунмён не понимал, что на него нашло; или, ну... он просто не хотел признаваться в этом. Никому не нравится признавать, что они ревнуют. — Ты вёл себя как придурок, — просто сказал Сехун, пока возился со своими волосами. Чунмён задумался, не избегает ли Сехун встречаться с ним взглядом, чтобы лидер не ощутил всю тяжесть его гнева; хотя с каждой секундой это казалось всё более очевидным, плечи Сехуна становились тем более напряженными, чем дольше они обходили эту тему. — Я не собирался... — Прекрати, — Сехун наконец взглянул на Чунмёна. Их глаза встретились в отражении в зеркале. Чунмён был прав, Сехун был зол, но более ужасно было то, что он был разочарован. — Ты наорал на него. — Я не наорал... — Хорошо, ты повысил голос, — Сехун закатил глаза. — Он только и делал, что просто шутил... — Насчёт того, что встречается с тобой! — Рявкнул Чунмён. Его глаза расширились от шока, когда он понял, что означало это признание. Он сделал так много, чтобы скрыть свою ревность. — Так в этом дело? — Спросил Сехун, он выглядел озадаченным. — Ты что, ревнуешь? Чунмён хотел было солгать и пощадить свою гордость, но понял, что в этом нет необходимости. Он уже облажался. Поэтому вместо этого он решил промолчать и позволить Сехуну прийти к своим собственным выводам. — Ты... — вздохнул Сехун. Он обернулся и пристально посмотрел на Чунмёна, который теперь избегал его взгляда. — И как долго это продолжается? — Недолго, — солгал Чунмён. Сехун усмехнулся. — Попробуй повторить ещё раз, на теперь скажи мне правду. — Это продолжается недолго, — настаивал Чунмён. Он стоял прямо перед лицом парня и знал, что Сехун может ему сейчас сказать. Он не хотел поднимать глаз, просто чувствовал тяжесть разочарования Сехуна. — Отлично, — сказал Сехун, и Чунмён удивился, что его парень так легко отпустил ситуацию. — В следующий раз сначала приди поговорить со мной, прежде чем обвинять кого-то другого в проблемах в наших отношениях. — Проблемы в отношениях... — тихо повторил Чунмён. Эти слова прозвучали как раз в тот момент, когда Сехун повернулся, чтобы уйти. — Подожди! — Сухо схватил Сехуна за запястье. — Проблемы? Какие ещё проблемы? — К примеру, тот факт, что ты отказываешься честно поговорить со мной о том, что тебя беспокоит, — начал перечислять Сехун. — То, что ты так мало доверяешь мне, ревнуешь к моим отношениям с одним из моих самых близких друзей. Тот факт, что ни одна из этих двух вещей, вероятно, не была бы проблемой, если бы мы просто всем рассказали... — Ты же знаешь, почему мы не можем им сказать, — перебил его Чунмён. Они и раньше спорили о том, чтобы совершить «каминг-аут». — Нет, не знаю, — сказал Сехун тем же упрямым тоном, который он использовал каждый раз, когда они обсуждали эту тему. — Не знаю! Потому что у нас, кажется, очень разные представления о наших друзьях. Да Боги, Чунмён! — Сехун разочарованно провёл рукой по волосам. — Они никому не скажут. Даже если бы они не были нам как семья, разоблачение нас навредило бы всей группе в целом. Неужели ты действительно думаешь, что они будут так рисковать своей карьерой? — Они могут случайно проговориться, — сказал Чунмён. Он чувствовал себя как заезженная пластинка, застрявшая на репите одной и той же строки и крутящаяся снова и снова. — Ты что... — Сехун осёкся. — Что? Сехун нахмурился, с удивительной мягкостью высвобождая своё запястье из рук Чунмёна. — Неважно. Но Чунмён всё равно услышал этот вопрос. Ведь Сехун уже несколько раз задавал его. Неужели ты правда стыдишься нас?〰
— Ты собираешься меня поцеловать, или нет? — Спросил Сехун. Чунмён удивленно моргнул. Он буквально только что закончил своё признание. Даже не получил точного ответа, только загадочное «я знаю». Как будто это вообще был подходящий ответ на « тебя люблю» — Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? — Спросил Чунмён, просто чтобы убедиться. Во рту у него пересохло, руки стали липкими, а сердце всё ещё не перестало колотиться в груди, как кролик в клетке. Сехун закатил глаза, раздражённый даже в такой ситуации. — Иначе я бы этого не попросил. — О, — сказал Чунмён, и весь воздух из его легких вышел из одним долгим выдохом. Чунмён не знал, где набраться смелости, чтобы начать поцелуй — ведь он потратил столько времени просто чтобы признаться, или, скорее, на ожидание ответа на своё признание. Он не собирался ничего говорить, это просто вырвалось в самый неподходящий момент. Ему никогда в жизни не хотелось убежать так быстро и далеко, как сейчас. Однако болезненное любопытство (или, возможно, глупая храбрость) удерживало его ноги приклеенными к Земле. Сехун выглядел нетерпеливым, когда Чунмён наконец осмелилась посмотреть ему в глаза. — Нам, наверное, не стоит этого делать... Но Сехун не дал ему закончить фразу. Его губы были тёплыми и мягкими по сравнению с губами Чунмёна, от него пахло клубничной помадой и потом, который подсох на его верхней губе после утренней тренировки. Чунмён старался не обращать внимания на то, что его окружает: они были на балконе общежития, и все уже предположительно спали. Но это не означало, что они были в безопасности. У Чанёля была склонность к полуночным перекусам и... Чунмён ахнул от удивления. Сехун резко прикусил его нижнюю губу, явно недовольный тем, что Чунмён не отвечает на его поцелуй. — Поцелуй меня, — прошептала Сехун ему в губы, и Чунмён уже не мог сдерживаться. Чунмён целовал его со всем желанием, которое хранил в себе все эти долгие тоскливые годы. Он подтолкнул парня к перилам балкона, вплетая пальцы в его обесцвеченные волосы, чтобы крепче прижать их губы друг к другу. Другой рукой он крепко сжал талию Сехуна, до боли хватаясь за ткань футболки. Как будто он боялся, что, отпустив её, отпустит Сехуна, который исчезнет вместе с ветром. Но Сехун был здесь; настоящий, теплый, целующий Чунмёна в ответ, как будто младший тонул, а Чунмён был буём в глубоком море. Руки Сехуна переместились на зад Чунмёна, крепко сжимая его и тем самым делая их ещё ближе друг к другу. — Я люблю тебя, — сказал Чунмён, когда наконец-то смог вдохнуть свежего воздуха. Сехун выглядел так, словно хотел что-то ответить, но теперь, когда Чунмён ощутил, какого это — целовать Сехуна, — он жаждал большего. Издав низкий гортанный звук, Чунмён снова прижался губами к губам Сехуна, приоткрыв рот, чтобы парень понял намёк. Поцелуй был жарким, совсем не невинным для первого поцелуя, но между ними были годы страстного желания, кульминацией которых стали переплетающиеся языки и сбивчивое дыхание рот в рот. Через некоторое время Сехун прервал поцелуй, и между ними повисла струйка слюны, которая в любой другой ситуации показалась бы Чунмёну отвратительной. Сехун облизнул губу, и струйка оборвалась. — Я слишком увлёкся? — Спросил Чунмён, и его голос звучал так же сбивчиво, как и он себя чувствовал. Сехун рассмеялся, и его лицо расплылось в широкой глупой улыбке. — Немного, — сказал Сехун, прижимаясь лбом ко лбу Чунмёна и поднимая ладонь, чтобы погладить его подбородок. — Я тоже тебя люблю.〰
Всё вокруг них было напряжено. Чунмён был в этом уверен, Сехун был в этом уверен, вся группа была в этом уверена. Дело было не только в напряжении, царившем между Чунмёном и Сехуном, но и в нерешительности, с которой Чонин теперь каждый раз подходил к Чунмёну. Почти так же, как если бы ожидал, что Чунмён огрызнётся на него всего лишь за слишком громкое дыхание. Чунмёну не казалось, что он был настолько уж резок, но очевидно, что на Чонина это произвело неизгладимое впечатление. В любом случае, было ясно, что он должен извиниться перед парнем. Если бы только он мог перестать упрямиться и сумел бы признать, что поступил неправильно. Легче сказать, чем сделать. Чунмён снова оказался здесь. На том же балконе, где он впервые поцеловался с Сехуном много месяцев назад. Вот только на этот раз солнце уже вышло, и вместо Сехуна рядом с ним сидел Чанёль. Он ничего не говорил, и Чанёль тоже. Они позволяли звуку машин, проезжающих по улице внизу, заполнять эту тишину вместо разговора. Чунмён ценил его компанию, хотя и понимал, что Чанёль молча осуждает его за то, чего он не понимает — как и все остальные. По крайней мере, Чанёль никак это не комментировал, что было для него редкостью. Чунмён никак не мог взять в толк, чего тот хочет добиться, просто сидя здесь. Лидер мог бы попытаться разобраться в этом, но у него не было особого желания расшифровывать мотивы Чанёля. Но всё же. Чунмён не мог сдержать своего любопытства. Ему не терпелось спросить Чанёль, не Сехун ли подослал его на балкон шпионить. Даже если это казалось глупым, учитывая, что Сехун сидел за раздвижной дверью в номере. Чунмён повернулся, чтобы посмотреть на Чанёля, который быстро клацал пальцами по своему мобильному телефону. Наверное, играет в ритмичную игру. — Чанёль? Чанёль приостановил свою игру, но его нога всё ещё дёргалась в такт тому ритму, который звучал в голове. — Ты чего здесь сидишь? — Спросил Чунмён. Он облокотился на перила, изучая лицо Чанёля. Чунмён старался не думать о том, как солнце светило ему в глаза и заставляло их выглядеть ярче, чем они были на самом деле; искра мысли будто осветила лицо Чанёля, придавая расчётливую остроту его улыбке. — Это как бы и мой балкон тоже. — Я имел в виду со мной, — закатил глаза Чунмён. — Обычно ты не горишь желанием тусоваться вместе. — Что правда то правда, — подразнил его Чанёль. Чунмён проигнорировал легкую боль, которую он почувствовал при этих словах, хотя не был удивлен. — Оказывается, с тобой гораздо веселее общаться, когда ты слишком угрюм, чтобы отпускать плохие шутки. — Ха, — сухо отпустил Чунмён, и Чанёль заёрзал на своем стуле, выглядя слегка извиняющимся. — У тебя всё нормально? — Спросил Чанёль. — А почему не должно быть? — Ответил Чунмён, и даже ему самому эти слова показались пустыми. Он надеялся, что этого ответа будет достаточно, чтобы успокоить Чанёля. Но это не сработало. Чанёль выглядел невозмутимым. — Сехун мне всё рассказывает. Чунмён почувствовал, как кровь стынет у него в жилах. — Ну, почти всё, — продолжил Чанёль. — Он так и не сказал мне, почему сильно злится на тебя. Чунмён попытался сдержать свой вздох облегчение. Однако несмотря на дорогостоящее обучение SM, он оставался плохим акёром. — Я подумал, что это как-то связано с тем, как ты накричал на Чонина за то, что он пошутил насчёт свиданий с парнями, — пожал плечами Чанёль. Он выглядел задумчивым, и то, как он продолжал подрыгивать ногой, когда терялся в своих мыслях, сводило Чунмёна с ума. — Я не хотел, чтобы всё так выглядело. — Выглядело как? Так, словно ты имеешь что-то против мальчиков, которые любят мальчиков? — Чанёль перестал трясти ногой и вместо этого пристально посмотрел на Чунмёна. — Я не гомофоб, — парировал Чунмён. — Уверен? — Чанёль вздёрнул бровь. — Потому что звучишь как гомофоб. — Я просто разволновался, — сказал Чунмён. — А если кто-нибудь услышит? В интернете итак навалом материала и слухов о том, что они слишком близки... — А ещё в интернете полно материала о том, как мы с Бэкхёном встречаемся, потому что он однажды одолжил у меня свитер, — пожал плечами Чанёль. — Но это же не правда. — Не правда... — Разве это не одно и то же? Вроде бы аналогично? — Чанёль точно догадывался о том, что Чунмён хочет сказать. Чунмён был раздражен, поэтому Чанёль даже не смог закончить предложение, когда его грубо перебили. — Это совсем другое дело! — Да почему? — взвился Чанёль. — Потому что Сехун гей в реальной жизни, а не в интернете? В отличие от Бэкхёна, который всего лишь... что? Наполовину гей? — Не надо вырывать мои слова из контекста. Я никогда этого не говорил, — поспешил возразить Чунмён, размахивая руками перед собой, как бы развеивая обвинения. — Откуда ты знаешь, что Сехун гей? — Он мне всё рассказывает, — напомнил Чанёль. — Хотя я удивлен, что он рассказал это ещё и тебе. — И почему тебя это удивляет? Чанёль не ответил. Вместо этого он испустил долгий вздох, как будто знал что-то, чего не знал Чунмён. — Он действительно заботится о тебе, — сказал он. Чунмён подумал о том, что Чанёль понятия не имеет, насколько глубоко «забота» распространяется на них обоих. Он задумался, что бы сказала Чанёль, если бы узнал, что вся эта ситуация не более чем любовная ссора. — Он, вероятно, очень обижен и разочарован тем, что его любимый хён почувствовал такое омерзение лишь от мысли что парни могут быть вместе. — А ну перестань, — резко оборвал его Чунмён. — Дело совсем не в этом. Я уже говорил тебе об этом. — Тогда в чём дело? — Я действительно не понимаю, какое тебе до этого дело, — сказал Чунмён. Он уже как-то облажался и показал Сехуну, что ревнует. Он не станет так же ошибаться с Чанёлем. После долгого молчания Пак вздохнул, достал телефон и вернулся к игре. — Ты должен извиниться перед Чонином. Это заставит тебя выглядеть лучше в глазах Сехуна. Он простит тебя быстрее, если ты будешь послушным мальчиком, — сказал Чанёль, хотя больше не смотрел на Чунмёна. Чунмён знал, что Чанёль был прав. И всё же он не мог отделаться от мысли, что, может быть, это и к лучшему: если он позволит их отношениям угаснуть, не борясь за них, — будет лучше? Сехун заслуживал лучшего, чем такой неуверенный в себе, ревнивый и трусливый Чунмён. Он смотрел, как Чанёль прикасается к телефону в тишине. Вопрос Чунмёна «так что ты здесь делаешь», так и остался без ответа.〰
Они лежали в постели, тесно прижавшись друг к другу после ночи лёгких, невесомых поцелуев, когда Сехун задал этот ужасный вопрос. — А когда мы скажем остальным, что встречаемся? Чунмён напрягся, слегка отстранившись. Так или иначе, он не думал, что произнесение слова «никогда» пройдёт гладко. Поэтому вместо этого он сказал: — Остальным не нужно знать. Это личное и только между нами. Сехун медленно откинулся назад, как будто не торопясь устанавливал расстояние между их телами, чтобы слова его не коснулись. — А их ты не хочешь посвятить в личное? — Им не нужна эта информация. — Я не об этом спрашивал, — сказал Сехун. Он казался расстроенным, и это почти заставило Чунмёна передумать и исполнить всё, о чём бы Сехун не попросил. Даже что-то такое неразумное, как это. — Почему ты не хочешь с ними поделиться личным? Чунмён глубоко вздохнул, наконец смирившись с тем, что от разговора никуда не деться. — Дело не в том, что я не хочу говорить им, — осторожно начал Чунмён. — Я просто не уверен, что это хорошая идея. — Почему? — с сомнением спросил Сехун. — Ты же знаешь, что Бэкхён — би, — Чанёль — один из моих лучших друзей, как и Чонин, — так что им всё равно. На самом деле, никому из них не будет дела, они любят нас любыми. — Всё не так просто. — Тогда сам сделай это проще, — Сехун выглядел расстроенным, но даже тогда он не повысил голос и не огрызнулся на Чунмёна. Просто грустно смотрел на него. — Они могут рассказать... — Но они этого не сделают! — Может быть, просто случайно проговорятся, — сказал Чунмён. Это заставило Сехуна замолчать на целую минуту. — Ты же знаешь, что они могут проговориться. Без умысла, но... ну, их намерения не будут иметь значения, как только слова нанесут ущерб. Разве я не прав? — Они гораздо умнее, чем ты думаешь, — покачал головой Сехун. Звук того, как волосы Сехуна скользнули о ткань наволочки, казался громким в обычно тихой комнате; его локоны были сухими и поврежденными от осветления, и это было похоже на скрежет сена о хлопок. — Почему ты им не доверяешь? — Ты слишком много на них возлагаешь. — Я не хочу прятаться всю оставшуюся жизнь, — тихо сказал Сехун. Он выглядел печальным, а Чунмён чувствовал себя самым большим мудаком на планете. — Особенно от моих друзей. Чунмён улыбнулся как можно нежнее, но в его улыбке была какая-то новая хрупкая грань. — Ты думаешь, что останешься со мной на всю оставшуюся жизнь? — Конечно, — без колебаний ответил Сехун. В его голосе не было ни капли сомнения. — Я не хочу быть ни с кем другим.〰
Они расстались точно так же, как и влюбились друг в друга. Предсказуемо. Неуместно. — Мы не можем продолжать это делать, — сказал Чунмён. — Я знаю, — ответил Сехун. 〰〰
〰 Ничего не изменилось. Сехун и Чунмён всё ещё шутили на публике о своих отношениях, играя для шипперов и продавая свой «броманс» как можно лучше. Тактильные контакты были очень частыми. Чунмён знал, что потакание фанаткам — лучший способ сохранить их популярность. И всё же он не мог притворяться, что ему не хочется поцеловать Сехун в губы, что всё хорошо. Он не мог вести себя так, как будто идея открыться членам группы и другим людям не была привлекательной. Он хотел бы, чтобы люди видели искренность в каждой кокетливой шутке, правду, скрытую за каждым игривым «я тебя люблю». К сожалению, айдолам такая роскошь не позволялась. Он никогда не обижался на свою профессию. Он считал себя благословлённым каждую ночь и благодарил Будду за то, что тот одарил его такой удачей. Чунмён не хотел показаться неблагодарным — но он алкал, жаждал свободы, которая никогда не будет ему принадлежать. Лишь мечтал о будущем, в котором ему будет позволено любить Сехуна открыто и гордо, как последний того заслуживал. Когда-то он надеялся на будущее, где его имя будет написано яркими огнями. Теперь он просто мечтал о будущем, в котором он мог бы держать руку Сехуна на публике, не превращая это в предмет шуток. Забавно, что последнее казалось таким простым и в то же время недостижимым.〰
Чунмён никогда не понимал, как много времени отнимает у него Сехун, пока он не перестал быть монополистом в отношениях с ним. Конечно, Сехун всегда был рядом, физически, но не в том смысле, как он привык. Исчезли сонные утренние поцелуи и тёплые ночные объятия. Теперь между ними было просто гигантское расстояние; их кровати теперь раздвинуты впервые с тех пор, как они начали встречаться, создавая огромную пропасть, которую невозможно было пересечь. Они почти не разговаривали друг с другом, не могли даже смотреть друг на друга, потому что велика была опасность встретиться взглядами. Они превратились в извращённую пародию на то, чем были задолго до того, как признались в своих чувствах. Чунмён чувствовал себя одиноким, и, насколько он мог судить, Сехун тоже. Ему ничего так не хотелось, как подойти к Сехуну и попросить прощения. Он был готов признать свою неуверенность, признать свою трусость и то, что действовал только из ревности. Он хотел вернуть Сехуна, нуждался в нём. Он чувствовал отсутствие Сехуна как будто теперь рваная дыра зияла в груди. Но он боялся, что уже слишком поздно. Чунмён знал, что это он виноват в том, что их отношения так развернулись. Он позволил им отдалиться друг от друга, взвалил всё на свои плечи (как обычно делал) и позволил всему этому сгнить в душе. Сехун был прав тогда в туалете, когда сказал, что всего этого можно было бы избежать, если бы они просто поговорили. К сожалению, разговоры не были сильной стороной Чунмёна, по крайней мере, когда дело касалось его чувств; он мог произнести благодарственную речь на раз-два, но это было пределом его возможностей. Чунмён хотел наладить их отношения с Сехуном. Даже если это было только для блага группы, а не для того, чтобы вновь разжечь пламя между ними. Однако он был в полном замешательстве. Он любил Сехуна, и его чувства не поменялись. Однако любовь к Сехуну не изменит того факта, что он никогда не сможет стать тем человеком, в котором Сехун правда нуждается. Он никогда не сможет любить Сехуна свободно. Их любовь будто была проклятьем, живущим за закрытыми дверями, выражающимся только под простынями, в самом мягком из шепотов. Сехун заслуживал лучшего.〰
Сехун лежал на своей половине кровати, глядя на Чунмёна с сердечками в глазах. Это заставило лидера чувствовать себя теплее, чем под одеялом, в которое он завернулся, как будто солнце осветило его, несмотря на мерцающие звёзды снаружи. У них не часто находилось время на то, чтобы просто полежать и посмотреть друг на друга. Они всегда были окружены камерами, объективы которых следили за каждым их движением так, что это граничило с вуайеризмом[7]. Но в такие тихие минуты, как эта, всё это отступало на задний план. — Ты когда-нибудь задумывался о том, что бы ты сейчас делал, если бы не был в EXO? — Ни с того ни с сего спросил Сехун. — Как в какой-нибудь альтернативной вселенной, где мы никогда не были айдолами. — Мне бы хотелось думать, что я всё же был бы рядом с тобой, — честно ответил Чунмён. Сехун рассмеялся. — Это звучит глупо, даже для тебя, — он мягко пнул голые ноги Чунмёна своими холодными ступнями. — Я думаю, что был бы кем-то скучным, вроде дантиста. — Тебе всего за двадцать, ты ещё не можешь быть дантистом, — сказал Чунмён. Разговор вышел нелепый, но представить всё это было забавно. В печальном, ностальгическом смысле. — Отлично, тогда я буду пре-дантистом, — сказал Сехун, закатывая глаза. — Ты имеешь в виду студентом-дантистом? — Ты же понял, что я имел в виду! Что насчёт тебя? Как ты думаешь, кем бы ты был? — Кем-то ещё более скучным, чем дантист, — Чунмён сделал задумчивую паузу. — Бухгалтером, может. — О, — лицо Сехуна исказилось в забавной ухмылке. — Это действительно похоже на тебя. — Ты хочешь сказать, что я зануда, что ли? — Чунмён притворился обиженным, но не смог скрыть веселья в своём тоне. — Это сказал ты, а не я, — сказал Сехун, как будто он был специалистом по обслуживанию клиентов, успокаивающим трудного покупателя. Чунмён чувствовал себя переполненным чувствами, как будто его тело было слишком маленьким, чтобы вместить всю любовь, которую он испытывал к Сехуну. Несмотря на это, в его груди было тяжело от груза всех их упущенных возможностей, было больно думать обо всех жизнях, которые они могли бы прожить. Это было сложное чувство — любить Сехуна, находиться рядом с Сехуном и одновременно скучать по нему. С другой стороны, всё в их отношениях было сложным— по крайней мере, так казалось Чунмёну. — Ты веришь в родственные души? — Спросил Сехун. — Ты сегодня очень любопытен, — сказал Чунмён. Сехун выжидающе смотрел на него достаточно долго, чтобы Чунмён почувствовал себя обязанным ответить. — Я не знаю, а ты? — Нет, — сказал Сехун. — Тогда зачем ты спрашиваешь? — Я думал, ты скажешь что-нибудь банальное, — Сехун невинно подмигнул Чунмёну, но тот ни на секунду не купился на эту наивную шутку. — Например, «я верю в любовь» или «я верю в тебя». Чунмён не слишком аккуратно стукнул его по лбу: — Ну прости, что разочаровал. Сехун надулся и потёр лоб. — Кроме того, если бы я сказал что-нибудь банальное, это было бы: «я верю в нас». 〰 — Я сказал Сехуну, что ты извинился, — промямлил Чонин вместо приветствия. Он вошёл в комнату Чунмёна и Сехуна без стука, воспользовавшись тем, что Сехун принимал душ, чтобы поймать Чунмёна в одиночестве. — А? — Тупо спросил Чунмён. Чонин уже несколько недель не говорил с ним ни о чём, что не касалось работы. — Я знаю, что он не заговорит с тобой, пока не решит, что ты извинился, — продолжал Чонин. — Кстати, я прощаю тебя — даже несмотря на то, что ты не извинялся. — Но почему же? — Спросил Чунмён. — Почему я простил тебя или почему солгал ему? — Чонин присел на край кровати Сехуна, прямо напротив Чунмёна. — И то и другое, я полагаю, — сказал Чунмён. — Я не знаю, ты был очень вежлив и почтителен со мной в последнее время. Я предполагал, что это был твой способ извиниться, даже если ты на самом деле не умеешь говорить слово «прости», — сказал Чонин. — Ты ужасно извиняешься. — Я знаю. — А что касается того, почему я солгал... — Чонин задумчиво замолчал. — Вы оба ведёте себя глупо. Я не знаю, почему Сехун чувствует себя более оскорблённым, чем я. Он даже не тот, на кого ты кричал. Я понимаю, что Сехун пытается быть хорошим другом и всё такое, но он не перестает хандрить. Он скучает по тебе, даже если не хочет в этом признаться. Поэтому я решил сделать вам обоим одолжение. — Обычно ты не вмешиваешься в чужие дела, — нахмурился Чунмён. — Я и не вмешиваюсь. Я просто... помогаю, — Чонин смущенно улыбнулся Чунмёну. — Я не знаю, достаточно ли этого в этот раз, — с горечью сказал Чунмён. — Ну, — пожал плечами Чонин. — Моё дело маленькое. Остальное в ваших руках.〰
Чунмён издал тихий стон, сильно выгнулся в спине, когда Сехун вошёл в него. Сехун никогда раньше не занимался сексом с мужчиной, но он каким-то образом знал, где именно нужно прикоснуться к Чунмёну, чтобы заставить его извиваться и молить о большем. Руки Сехуна зажали руки Чунмёна над его головой, ноги лидера крепко обхватили его талию; ближе этого момента они ещё никогда не были. Их дыхание смешивалось, когда они вдыхали и выдыхали, снова и снова, следуя ритму, заданному их телами. Чунмён открыл рот, тихий звук сорвался с его губ, прежде чем Сехун заглушил его поцелуем, закрывая рот. Они могли говорить так громко, как им хотелось, в их распоряжении был весь гостиничный номер, но привычка заставляла их стараться вести себя как можно тише. — Я люблю тебя, — тяжело дыша, прошептал Сехун, прижимаясь к губам Чунмёна. Их лбы были прижаты друг к другу, и Сехун освободил одну из своих рук и чувственно провёл ею вниз по телу Чунмёна, заставив его вздрогнуть и сделать глубокий широкий вдох. «Я тоже тебя люблю», хотел сказать Чунмён, но его слова превратились в тихий стон, когда Сехун обхватил его член. Он решительно двигал рукой, каждое движение вверх соответствовало тому времени, когда Сехун выходил из него, и каждое вниз совпадал с моментом, когда их бедра снова соприкасались Сехун уже знал, как Чунмёну нравится трахаться, когда и как нужно двигаться, чтобы Чунмён увидел звёзды. Чунмён думал, что пальцы Сехуна — это самое лучшее, что есть в нём, но сейчас он был убеждён в обратном. — Ты так прекрасен, — будто не веря прошептал Чунмён, проведя свободной рукой по потным волосам Сехуна. Сехун уставился на него так, словно хотел проглотить целиком. Казалось, что независимо от того, насколько близко они были, это всё ещё было недостаточно близким для Сехуна. Он отчаянно трахал его, как будто Чунмён был единственной вещью, которая удерживала его на этой Земле, и он не мог отпустить его. Он смотрел глубоко в утягивающие глаза Чунмёна, и последний чувствовал себя беззащитным, открытым, оголённым, словно провод. Он не знал, что такого Сехун увидел в его глазах, может быть, явное обожание, или же вместо этого он увидел, как внезапно испугался и ошеломился Чунмён. Он был так полон любви, что готов был взорваться, но вместе с тем ощущал нарастающее напряжение, которое предвещало неизбежную разрядку. — Я больше не могу, — прошептал Чунмён в горячий воздух между ними. Он почувствовал, как что-то свернулось у него в животе, натянувшееся и готовое лопнуть от одного лишь движения запястья Сехуна. — Что ты не можешь? — Спросил Сехун, целуя Чунмёна в щеки широко открытым ртом. Только тогда Чунмён понял, что плачет, настолько переполненный радостью и любовью, что позволил слезам течь по его лицу. — Я не могу, я собираюсь кончить прямо сейчас, — сказал Чунмён сквозь плотный комок в горле. Сехун улыбнулся — самодовольно, влюблённо и красиво, — и всё, что ему потребовалось, — это ещё два толчка, прежде чем Чунмён кончил ему в руку. Сехун перестал толкаться, осторожно выходя из Чунмёна и параллельно целуя его. Его руки двинулись вниз к собственному члену, а глаза так и не отрывались от Чунмёна, за исключением того, что он крепко зажмурился, когда достиг пика. Сехун быстро кончил и тяжело опустился на Чунмёна, удивляясь, почему они оба не надели презервативы, чтобы избежать беспорядка, в котором они теперь оба лежали. — Мы должны повторить это попозже, — сказал Чунмён, его пальцы игрались с волосами Сехуна. Он позволил своей руке пощекотать кожу на его затылке, и широко улыбнулся, когда молодой человек издал ленивый звук протеста. — В следующий раз всю работу сделаешь ты, — пожаловался Сехун. Чунмён усмехнулся, глядя вниз на голову, лежащую на его груди — прямо над сердцем. — Договорились.〰
— Мы можем поговорить? — Спросил Чунмён. Сехун остановился как вкопанный, его плечи напряглись от неожиданного вопроса. Это был первый раз за несколько недель, когда Чунмён заговорил с ним вне рабочей темы. Чунмён нервно наблюдал, как Сехун, казалось, взял себя в руки, и он винил себя за напряженный наклон плеч парня. — О чём поговорить? — Спросил Сехун. Он всё ещё был одет в тренировочный костюм, его потные волосы прилипли ко лбу. Чунмён заметил, что в последнее время тот всё чаще ходит в спортзал. Он мог сказать, что это было сделано в попытке ограничить время, которое они могли провести в одном помещении. Прошло уже несколько дней с тех пор, как Чонин столкнулся с ним, и все это время Чунмён пытался найти способ поговорить с Сехуном. В конце концов он ничего не смог придумать, поэтому решил, что, возможно, честность будет лучшим вариантом. — О нас, — сказал Чунмён. Сехун не ответил, вместо этого он положил свою спортивную сумку рядом с кроватью и откинулся на матрас. Он даже не пошевелился, чтобы посмотреть в лицо Чунмёна. — Я знаю, что между нами были неловкие отношения, — начал Чунмён, проигнорировав усмешку Сехуна. — Но это моя вина. Мне следовало быть более честным с тобой. — Тебе не кажется, что уже слишком поздно говорить вот это вот всё? — Сказал Сехун, устремив взгляд в потолок. Он не казался расстроенным или что-то подобное, на самом деле в его голосе вообще не было никакой интонации. — Надеюсь, что нет, — искренне сказал Чунмён. Это привлекло внимание Сехуна, и его тёмные бесстрастные глаза встретились с извиняющимся взглядом Чунмёна. — Мне очень жаль. Сехун поднял бровь, и у Чунмёна возникло отчетливое ощущение, что Сехун не поможет облегчить этот разговор. — За что же? Чунмён судорожно сглотнул. — За всё. За то, что ревновал, за то, что не разговаривал с тобой, за то, что заставлял тебя чувствовать себя так, будто мне стыдно за тебя... стыдно за нас. За то, что пренебрегал твоими чувствами и не принимал во внимание твоих желаний, — Чунмён значительно успокоился, опустив глаза в пол. — За то, что отпустил тебя без боя. Сехун смотрел на него спокойно в течение нескольких секунд, а затем, без обиняков, сказал: — Хорошо. Брови Чунмёна нахмурились от легкости, с которой Сехун принял его извинения. — Ну и? — Хорошо, — кивнул Сехун. — Я принимаю твои извинения. — Вот так просто? — Вот так просто. — У нас... всё хорошо? — Да, всё хорошо, — Сехун встал со своей кровати, и Чунмён почувствовал, как надежда расцветает маленьким и нежным бутоном прямо в центре его груди. По крайней мере, до тех пор, пока Сехун не начал уходить. — Подожди, а куда ты идёшь? — Растерянно спросил Чунмён. — Из комнаты. — Куда из комнаты? — Я принял твои извинения, Чунмён, и сказал, что у нас всё хорошо, но... — начал Сехун, — ...я не обязан тебе ничего объяснять. Уже нет. — Что? — Тупо спросил Чунмён. — Увидимся позже, — сказал Сехун с отсутствующей улыбкой, и дверь спальни тихо закрылась за ним, когда он вышел из комнаты. Несколько мгновений Чунмён растерянно смотрел на дверь, а потом его ноги сами собой двинулись вслед за Сехуном. Парень торопливо натягивал ботинки для улицы, даже не потрудившись завязать шнурки, его движения были резкими и неуклюжими. Чунмён схватил Сехуна за локоть и развернул к себе, нисколько не удивившись тому, что брови Сехуна были глубоко нахмурены в явном раздражении. — Чего тебе ещё? — Рявкнул Сехун. — Мы ещё не закончили, — сказал Чунмён. Чунмён говорил неуверенно, и Сехун закатил глаза, услышав его тон. — Мы поговорили, ты извинился, — Сехун вырвал свою руку из хватки Чунмёна, двигаясь так, словно хотел снова развернуться. — Мы уже закончили. — Нет, — сказал Чунмён, на этот раз более твёрдо. Он снова схватил Сехуна за локоть, убедившись, что они стоят лицом к лицу. Он не был уверен в том, что делает, но знал, что не может просто позволить Сехуну уйти. Если тот уйдет, что-то непоправимо сломается. Поэтому Чунмён решил оставить всё это и сказать то, что давно хотел, позволить хоть раз говорить своему сердцу, — к черту последствия. — Ладно, что ещё ты хочешь сказать? — Брови Сехуна поползли вверх, и Чунмён был удивлен тем, насколько конфронтационным и враждебным был Сехун. За всё время их разлуки Сехун относился к нему беспристрастно и с предельным профессионализмом. Очевидно, Чунмён только что разрушил его выдержку. — Я, — Чунмён ломал голову, пытаясь сказать что-то ещё, за что он ещё не извинился, — я скучаю по тебе. Сехун молча наблюдал за ним, и с каждой секундой его плечи, казалось, опускались всё ниже и ниже. — Ты не можешь так просто такое говорить. — Почему? — Спросил Чунмён. — Это чистая правда. — Потому что, — Сехун казался таким маленьким, всё желание бороться покинуло его тело так же быстро, как и появилось. — Я тебе снова поверю. — Так и должно быть, — сказал Чунмён. — Потому что я не лгу! — Но какое значение имеет твоя правда, если ты просто собираешься снова притворяться, что мы ничто, как только я прощу тебя? Чунмён тяжело сглотнул, чувство вины тяжёлым камнем лежало у него в животе. — Мы не были никем. Мне очень жаль, что я заставил тебя так себя чувствовать. Я люблю тебя. — Но недостаточно. — Это неправда, — возразил Чунмён. — Тогда почему ты не можешь просто... — Сехун резко оборвал себя, вырываясь из хватки Чунмёна. Он закрыл ладонью глаза. — Ты не можешь ожидать, что я вернусь к тебе и всё будет так, как было раньше. Чунмён наблюдал, как Сехун глубоко вздохнул, прежде чем опустить взгляд, и лидер с облегчением понял, что тот не плачет. Вместо этого тот выглядел смирившимся — усталым — как будто слова, которые Чунмён говорил, были физическим грузом, который он должен был теперь нести. — Это были нездоровые отношения, Чунмён. — нахмурился Сехун. — Ты не был счастлив... я тоже не был счастлив. — Я был, — возразил Чунмён. — Может быть, в самом начале, — сказал Сехун, он выглядел таким печальным. — Но то, что ты делал, взваливая всё на свои плечи, держа свои эмоции при себе... это причиняло боль нам обоим. — Я понимаю. — Тогда как же ты мог ожидать, что я поверю, что ты скучаешь по мне? Когда рядом со мной ты был так несчастен. — Потому что я люблю тебя, — просто ответил Чунмён. — Я люблю тебя, и я люблю тебя так долго, что не знаю, как остановиться. Я не хочу останавливаться. — Но мы должны остановиться. — Нет, — отказался Чунмён. — Я хочу держать тебя за руку на людях, я хочу целовать тебя, когда захочу и где захочу, я хочу трахаться с тобой, — Чунмён прижал Сехуна к стене, заключая его в свои объятия. — Не беспокоясь о том, что нас кто-нибудь услышит. Дыхание Сехуна было прерывистым, и Чунмён почувствовал запах мяты от его любимой жевательной резинки. Эта близость была такой знакомой, и всё же он не разрешал себе этого так долго. Он позволил своей гордости и упрямству встать на пути того, что любил больше всего. — Ты же знаешь, что мы не можем. — Я знаю, — согласился Чунмён. — Но я могу хотя бы держать тебя за руку, когда мы будем дома. Я могу поцеловать тебя в этой квартире и не беспокоиться о том, что меня осудят. Глаза Сехуна встретились с глазами Чунмёна, и лидер увидел в них надежду. Та же надежда, что отражалась в его собственных глазах. — Ты был прав. — Насчет чего? — Спросил Сехун, как будто сам ещё не догадывался. — Насчёт всего, — ответил Чунмён. — Я скучаю по тебе. Позволь мне снова быть с тобой. Дай мне шанс доказать тебе, что я не стыжусь нас. Сехун поколебался, прежде чем заговорить: — Ты должен говорить со мной. Ты не можешь допустить, чтобы подобное повторилось снова. Я не люблю ревность и не прощу тебе, если ты обидишь кого-то только потому, что ты не можешь просто вырасти и поговорить со мной. — Хорошо, я обещаю, — сказал Чунмён, его нос остановился чуть ниже носа Сехуна. — И ты должен пообещать, что больше не будешь прятать меня от других. Я не твой «содержанец», Чунмён, и не какая-то маленькая грязная тайна. Я позволю тебе самому решить, когда нам открыться другим и дам тебе столько времени, сколько захочешь. Но ты не можешь ожидать, что я буду мириться со статусом того, кого ты просто любишь за закрытыми дверями. Только не теперь. — Я понимаю, — Чунмён прижался носом к носу Сехуна, и его ресницы затрепетали, опускаясь. — И пообещай мне, что если я когда-нибудь сделаю что-то, что заставит тебя чувствовать себя неуверенно в наших отношениях или расстроит тебя каким-либо образом, ты скажешь мне об этом, — сказал Сехун. Он всегда был так озабочен благополучием Чунмёна, был так заботлив и внимателен — и это всё, чего Чунмён когда-либо хотел для себя. — Обещаю, — сказал Чунмён прямо перед тем, как они поцеловались. Они целовались жадно, агрессивно, выплескивая в этот поцелуй все свои желания и разочарования. Чунмён встал на цыпочки, а Сехун потянул его за подбородок, — это было неудобно, но Чунмён просто не хотел отпускать его. — Мы вместе поработаем над этим, — сказал Сехун, и Чунмён кивнул в знак согласия.〰
Быть айдолом и одновременно поддерживать счастливые, здоровые и, главное, функционирующие отношения было непростой задачей. Никто не знал этого лучше, чем Чунмён. Но Сехун сделал так, что вся тяжелая работа с лихвой окупилась и точно была достойна всех стараний.