Одиночество

Что вы знаете об одиночестве? Какое оно на вкус? Какие у него цвета и запахи? С чем бы вы сравнили это состояние, которое одних – пугает, других – будто бы оставляет равнодушными, третьих – третьих иногда радует. Некоторые утверждают, что одиночество – это свобода. Другие раскидываются пафосными фразами о том, что одиночество – это когда слышно, как тикают в соседней пустой комнате часы. Но, поверьте, все эти люди, они не знают, о чем говорят. На деле ни один из них не представляет, что такое одиночество и никогда его не испытывал. В каждой второй жизни «одиночество» – это самообман, придуманная иллюзия, не имеющая никакого отношения к действительности.

      В Москве – нестабильная, капризная осень. Поутру она разливается бледным теплым светом солнца, вынырнувшего из-за тонкой вязи облаков. Но уже к обеду небо затягивается тучами, тяжелыми, свинцовыми. А на закате дня город умывается очередным дождем. В такую погоду страшно выходить из дома без зонта в сумке, но зонт – это такая вещь, которая очень любит забываться где-нибудь на пуфике в коридоре. А вспоминаешь о ней чересчур поздно.       Выходя из отделения полиции, я полной грудью вдохнула влажный, пропитанный холодной моросью воздух. Ранний вечер, а фонари уже загораются один за другим, мерцая призрачными низкими звездами над асфальтом. И фары всех машин, отражающиеся сейчас в лужах вдоль дорог, горят дальним светом, что разрезает туманную дымку, дрожащую над землей. Медленно спускаясь вниз, пряча руки в карманах темного пальто, я невольно втянула голову в плечи, зажмурившись, когда слабый порыв холодного ветра бросил в лицо несколько мелких дождевых капель. Такси – в пробке, зонт – дома, и передо мной открывается чарующая перспектива прокатиться на метро. От такой мысли даже сдержать горькую усмешку не получается. Погода шепчет, а внутри меня черные драные кошки тихо, болезненно-медленно скребут на душе. Именно сегодня почему-то особенно гадко.       Неспешно пересекая дорогу, упрямо смотря себе под ноги, я остановилась возле совершенно пустой сейчас автобусной остановки. В такую погоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит, оттого-то и прохожих на улице – раз-два и обчелся. Устало опускаясь на лавку под навесом, я чуть прищурилась, провожая взглядом очередную яркую машину, которая с тихим шорохом шин по влажному асфальту пролетела мимо. Хочется только одного – уткнувшись в ладони, обессиленно плакать, беззвучно и дыша через раз, и тихо жалеть себя, будто в попытке утешить себя же саму. Минутная слабость на грани с катастрофой.       Считая про себя проезжающие по дороге машины, я зябко передернула плечами, ощущая, как московская сырость проползает невесомыми струйками под одежду, касаясь кожи. Будто смотрю сквозь толстое стекло на улицу, наблюдаю, как проходят мимо люди, и не могу ничего сделать. Провожая взглядом неспешно проезжающий мимо остановки автобус, из которого секундами ранее высыпали на тротуар люди, быстро разбегаясь по разным сторонам, я поймала себя на мысли: мне страшно. Мне страшно возвращаться домой, где тепло и уютно, где я чувствую себя защищенной, а в воздухе витает тонкий запах черного терпкого чая и корицы с яблоками. Мне страшно возвращаться домой, меня там никто не ждет.       Смахивая с глаз уже порядком надоевшую прядь волос, я изумленно вскинула брови, видя, как в нескольких метрах от автобусной остановки тормозит знакомая машина. И мне не хватило тех пятнадцати-двадцати секунд, пока молодой человек уничтожал с каждым быстрым шагом расстояние между нами, чтоб натянуть на себя привычный костюм, скрывающий все мои внутренние, душевные терзания. Останавливаясь рядом со мной, потоптавшись, но в итоге все-таки присев на лавку. Я же лишь отвела взгляд в сторону, сосредоточенно «бегая» глазами по окнам дома, зияющим пустотой из-за отсутствия света в квартирах. - И чего ты высиживаешь тут? О, нет, Игорь, пожалуйста, просто молчи. - Вик? Игорь, ну, пожалуйста!.. Только не сейчас и только не так. - Виктория Сергеевна, а чего это вы меня игнорируете? Да будь ты проклят, Соколовский!.. Ненавижу тебя сейчас, не-на-ви-жу.       Резко выдыхая, упираясь локтями в колени, я уткнулась в свои теплые ладони лицом, сильно зажмурившись. Подкативший к горлу комок не давал дышать, он в буквальном смысле слова душил. И глаза щипало как от морской соли. «Молодец», ты просто умница! Давай, девочка, плачь, рыдай беззвучно сейчас, показывай ему свою слабость. - Эй-е-е-ей! Вик? – подсев ко мне ближе, растерянно выдохнул Игорь. – Ну, ты чего? – мягко обняв меня одной рукой за плечи, продолжил Игорь, а я уже не могла сдержать своих слез. Как же глупо и нелепо это получается… - Я так устала, господи, я так устала, - через всхлипы, негромко шептала я, ощущая, как ласково он гладит сейчас ладонью по моим волосам, крепко обнимая второй рукой за плечи. - Эй-эй, Вик… Посмотри на меня, успокойся. Объясни мне... – ловя мое лицо в ладони, вынуждая посмотреть на себя, тихо произнес Игорь. И в этот момент я замерла, до боли в суставах сжимая ткань пальто. Стирая пальцами с моих щек слезы, Соколовский смотрел так обеспокоенно и растерянно, что я была готова разреветься по-новой. Мне было больно, страшно, горько и одиноко одновременно. И что, скажите мне, я должна ответить на все его вопросы? Что я должна сказать? Рассказать ему о том, как я засыпаю с третьей попытки в холодной постели? Что я должна рассказать ему? Рассказать «сказку» о том, как эта самая девушка ночами глотает из горла бутылки горький темный ром, сидя в погруженной в полумрак гостиной и спрашивая себя: «Ну что, Вика, ты счастлива? Ты этого хотела?». - Я никогда не видел у тебя такого взгляда, - когда пауза между нами начала затягиваться, произнес Игорь, медленно убирая руки от моего лица. А мне хотелось вцепиться в них, будто боясь потерять последнее свое спасение. - Да ты и меня такой никогда не видел, - одними губами отвечая ему, я опустила взгляд, тихо шмыгнув носом. - Что с тобой происходит, Вик? - Не задавай мне больше, пожалуйста, таких вопросов. Тебе ведь неинтересен и неважен ответ, - вновь смотря на него, заглядывая в глаза, я медленно выдохнула, понимая, что совладать с собой, что прекратить эту глупую беззвучную истерику у меня, кажется, получилось. - Если я спрашиваю, значит, это важно, - несильно сжав пальцами мой подбородок, молодой человек чуть нахмурился, изучая мое лицо взглядом. Не делай так, Игорь, пожалуйста, не нужно… - Я просто не понимаю, Вик... Господи, да ну замолчи ты уже, наконец, Игорь !.. Это невыносимо, черт возьми!.. - Мне страшно за тебя. Ну, все, вот теперь я – пропала…       Резко поднимаясь на ноги, отдергивая вниз ткань тёмного пальто, я растерла уже озябшие пальцы рук, нервно облизывая губы. А сердце в этот миг больно ныло в груди. Поднявшийся с лавки следом за мной Игорь, подступил со спины, мягко кладя ладони мне на плечи и чуть сжав пальцы. А я же упрямо смотрела вперед невидящим взглядом, прижав ладони к груди и через раз прерывисто дыша. - Пойдем, я до дома тебя довезу, - выдыхая у самого моего уха, Соколовский не стал дожидаться ответа, будто бы зная, что отказаться я все равно не смогу. Быстро глянув в его сторону, когда он уверенно пробежал под уже совсем начавшимся дождем к машине, я безвольно опустила плечи. Все это должно было случиться, рано или поздно, но должно было. Вот только я не была готова. - Стоять! – как только я сделала полшага с автобусной остановки, буквально крикнул Игорь, и через несколько мгновений оказался рядом, раскрывая надо мной зонт. – Вот теперь пойдем. Но даже сейчас улыбнуться у меня не вышло.       В его машине пахло дорогим парфюмом и было так тепло, что через пару секунд щеки начало жечь как после мороза. Устраиваясь на переднем сиденье, пристегнув ремень безопасности, я обняла себя руками за талию, прислоняясь виском к окну. По ту сторону холодного стекла уже сбегали ручейками дождевые капли. И небо над городом было так низко, что казалось, – оно вот-вот упадет.       Игорь молчал, внимательно смотря на дорогу и за весь путь не бросив в мою сторону ни единого взгляда. Еще никогда путь от работы до дома не казался мне таким быстрым. Прикрывая на пару секунд глаза, когда машина осторожно въехала в пустой сейчас двор, где уже вовсю горели желтые фонари вдоль домов, я тяжело сглотнула очередной комок в горле. Время смириться. - Спасибо, что подкинул меня, - не смотря на молодого человека, когда автомобиль тормознул недалеко от моей парадной, я отстегнула ремень безопасности. – Прости, на чай тебя не позову, у меня не убрано дома. На эти мои слова Игорь лишь как-то странно, неопределенно усмехнулся, покачав головой. С трудом выдавливая из себя жалкое подобие улыбки, я не успела покинуть салон его авто, как Соколовский выскочил из него раньше. А в следующий момент уже галантно открыл передо мной дверь, держа над собой, а после и надо мной, раскрытый зонтик.       В молчании доходя до подъезда, мы синхронно остановились. И я потратила еще добрых несколько минут на поиски «закатившихся» куда-то ключей. Но в тот момент, когда я подняла голову, сталкиваясь с внимательным, каким-то теперь уже мне неизвестным взглядом Игоря, из моей ладони едва не выскользнула связка ключей. Я терялась от его взгляда, я тонула в его глазах, будто бы видела его впервые. И я не понимала, отчего сейчас так часто застучало под клеткой ребер сердце, что еще совсем недавно болезненно ныло от накрывающей лавиной тоски. И, поддаваясь очередной минутной слабости, я потянулась к нему, цепляясь за плечи пальцами. В тот же миг прижав ладонь к моей щеке, наклоняясь, Игорь скользнул своими губами по моим, будто стараясь поймать сейчас мое сбившееся в момент дыхание. - Что мы делаем? – шепча ему в губы, ощущая, как дрожат сейчас опущенные ресницы, я боялась отстраниться и открыть глаза. - Я не знаю, но это сильнее меня, - в тон мне отвечая, мягко поглаживая пальцами по щеке, отчерчивая подушечками скулу, выдохнул молодой человек. Осторожно и медленно целуя меня, заставляя разомкнуть губы и поддаться ему, Игорь запустил пальцы в мои волосы, сжимая пряди у корней. - Я не позволю тебе больше так плакать.       Облизывая горящие после поцелуя губы, я поверила ему. Смотря в такие теплые и уже совсем родные глаза, я чуть улыбнулась, прижав ладони к его груди. Плевать, если через неделю, месяц или год мне будет нестерпимо больно, если он уйдет. Плевать на это, мне важно только то, что есть здесь и сейчас. И пусть разум кричит об ошибке, на это мне тоже плевать. Я слишком хочу быть нужной ему. И я буду.