***
— Чонгук, не изводи себя, иди уже домой! — прикрикнул преподаватель физической культуры, покидая трибуны. В ответ парень лишь кивнул, пробегая двадцать пятый круг по стадиону и вытирая соленый пот со лба. Последней парой практически всегда ставили физкультуру, и она уже как тридцать минут закончилась для студентов, однако не для самого Чона. Он всегда задерживался на стадионе дольше всех остальных, да и занимался куда усерднее. И здесь дело далеко не в физической подготовке, просто для него была задача вымотать себя, а ещё он не любил мыться в общей душевой с остальными, предпочитая полное одиночество. Парню нужна только тишина. И если в голове с недавних пор её попросту больше нет — там хаос мыслей, — то хотя бы вокруг никто не будет колобродить. Потянув мокрую футболку наверх и сняв её через голову, затем спустив шорты вместе с бельём и оставив всё на скамейке у шкафчика, он прошёл к душевым обыденной домашней походкой. Знал, что здесь один, потому и личные вещи в шкафчик не прятал, да и полотенцем не обмотал своё голое тело, словно он гулял в своей комнате и не боялся быть кем-то замеченным. Когда на голову тонкими струйками побежала прохладная вода, блаженно выдохнул и подставил лицо, наконец расслабляясь. Ему нравилось это чувство… чувство, что он что-то чувствует, как бы глупо это не звучало. Проводя рукой по своему плечу, разнося лимонный гель по коже, парень прикрывает глаза, затем сильно жмурится, ведь в один момент показалось, что он не мылится, а его гладят заботливые руки. Играются лёгкими пальчиками по спине, затем обнимают крепко-крепко. Её руки всегда были нежными и бархатными, как лепестки тех самых роз — звучит бредово, но это было действительно так. Они не раз мылись вместе у него в душе, намыливали один одного этим лимонным гелем и страстно любили друг друга там тоже не раз. Такие приятные мысли и воспоминания обрывает чей-то уж очень приторно-сладкий смешок. Он узнает его из тысячи, чёрт подери. И что же эта стерва забыла в мужской душевой? Чонгук открывает глаза и выключает воду, смахивает капли с челки и с дикой спокойностью во взгляде оборачивается. — Так и знала, что здесь окажешься ты, — Мэри цокает каблуками по мокрой плитке, на пальце прокручивая его нижнее бельё, но у перегородки, разделяющей её с ним, останавливается. — У тебя трусы, как и ты сам, отвратные. Никакого вкуса. Чонгук молчал, совершенно не показывая никаких эмоций, затем спокойно вышел и выхватил у девушки из рук свою вещь. — М, малыш, а у тебя стояк, — повела она взглядом по подтянутому голому телу. — Прости, что помешала дрочке. Сука. Настоящая сука. У парня кулаки сжимаются от одного лишь её вида, а тут она ещё и заговорила с ним. Хочется просто схватить её за волосы, да голову приложить к кафелю грубо, чтобы больше никогда вообще не слышать этого ненавистного голоса. Но вместо этого он продолжал стоять неподвижно и молчать, сверля враждебным взглядом. Он неотрывно следил за тем, как та что-то выискивает. Чёрт, в мужской-то душевой. Но никому не секрет, что Мэри и Дрейк любители совокупляться именно здесь, поэтому единственная мысль, которая пришла парню в голову по поводу её присутствия — эта девица тут что-то забыла. Поскользнись и умри. Ударься об угол виском и осчастливь этим многих. Ну пожалуйста. — Ну наконец-то, — провопила она устало, подняв с пола какую-то металлическую вещицу. — А, кстати, твоё шмотьё купается в умывальнике. Я посчитала его таким же грязным, как и ты. Тебе гореть в аду, дрянь. Я ненавижу тебя. Но он снова молчит. Стоит, словно окаменелая статуя, не двигаясь и, такое чувство, даже не дыша, но слышит, как требует душа войны. В жилах, бурля, кипит кровь, а сердце не на шутку разбушевалось — барабанит так, что уши закладывает. Он сегодня же пойдёт в наступление.***
Музыка, толкучка, алкоголь, наркотики и секс — всё то, что знал парень о вечеринках, точнее видел в фильмах, ведь сам никогда не бывал на подобных мероприятиях. И вроде всё тоже самое, что и на экране, однако вживую выглядит куда омерзительнее. Ещё на пороге чуть не вляпался в лужу чьей-то блевотины, а сейчас вдруг становится свидетелем двух засасывающих друг друга пьяных девушек, которых снимают на свои телефоны их же «друзья». Завтра всё будет светится в соцсетях, и вряд ли это их расстроит, ведь это же модно… это же в тренде. Кажется, понятие нравственности для нынешнего поколения здесь не знакомо. Чонгук слишком старомоден и скучен, он настоящая зануда, ему противно то, что здесь творится. Он вот-вот задохнётся в этих потных телах, да и организм сам отторгает проспиртованный воздух. Но тебя сюда никто и не звал. Зачем здесь ошиваешься? Все лица кажутся знакомыми, но непривычными и замаскированными, потому что ему в новинку видеть своих же одногруппников такими. И если нужно описать их одним словом, то на ум приходит одно единственное — животные. Глаза дикие из-за расширенных зрачков, по причине явного мощного выброса адреналина в кровь, а действия этих созданий не поддаются нормальному объяснению. Чонгук здесь чужак. Его любознательный взгляд блуждает по лицу каждого — словно ребёнок познаёт новые вещи для себя, — но в то же время испуганный. Неужели им действительно всем пиздецки весело прибывать в подобном состоянии и чувствовать себя вообще не человеком? Девушкам бесцеремонно раздавать своё тело хрен знает кому – на завтрашний день её любовник даже не поздоровается с ней; а парням сунуть свой член, куда суётся. Боже, какой же это бред вообще находиться здесь. — Чонгук? — неожиданно парня окликает знакомый голос за спиной. Он растерянно оборачивается. — Ты что здесь забыл вообще? – девушка подходит практически впритык и еле сдерживается, чтобы по-дружески не обнять его. — Пойдём за мной, здесь очень шумно. Взяв парня за руку, переплетая пальцы, она повела его за собой, расталкивая попадавшихся подвыпивших людей по дороге. Её рука немного мокрая, то ли от температуры, то ли от волнения, что держит ладонь Чонгука сейчас. Ведь, вроде, их больше ничего не связывает, они даже не общаются уже. И, наверное, глубоко в душе ещё живет какое-то родное тепло, но и отстранённости тоже место быть. Они никто друг другу. — Давай здесь, — девушка остановилась на заднем крыльце, где людей было наименьшее количество, и присела на бетонную ступеньку, при этом прижав к груди две бутылки пива. — Составишь мне компанию? Чон отрешённо кивнул и присел рядом, приняв предложенный алкоголь. Пару минут просто молчат, наблюдая за разными людьми и их действиями, а после девушка подползает к парню ближе, практически вплотную, и укладывает голову на его плечо. — Я так скучаю по нашим посиделкам…нашим разговорам, — искренне шепчет она, почувствовав, как он уютно приобнял её за талию рукой. — Полгода прошло, а мне до сих пор не верится… Чонгук лишь снова кивает, отмалчиваясь. Он тоже скучает. По всем когда-то друзьям. — Знаю, нечестно, что я веселюсь в этом конченном доме, но, а что мне ещё делать? Что мне остаётся делать в этом ебучем мире, как не напиваться до потери сознания, чтобы потом всё казалось невъебенски прекрасным? Чонгук, мне тоже тяжело, — а вот на глазах и виднеются слёзы. Господи, он ненавидит, когда плачут девушки. Именно хорошие девушки, как Сара. Они не должны ронять слёзы, их не имеют права обижать. Просто успокойся. Прошлого не вернуть. Но Чонгук сам далеко не в порядке. Изнутри все косточки дробятся подобно стене от дрели. Ему хуёво. И он злится. И как назло в плечо парня врезается чья-то нога, причем довольно ощутимо. Это добивает. Чонгук хватается за плечо, скрепя зубами, и всматривается в спину только что пронёсшегося из дома человека. Тот, естественно, не извинившись, что-то выкрикивает остальным, затем снимает свою ядовито-красную куртку и, стягивая с головы дурацкую дешевую маску смерти, которая, обычно, спасает на Хэллоуин, прыгает в бассейн. Это был Дрейк. Этот разбалованный идиот с мозгами, размером с детский кулак, и дурацкой привычкой задевать Чонгука. Он и та сука стоят друг друга. — Всё в порядке? — взволнованно спрашивает Сара, пытаясь ухватиться за ушибленную руку. Всё не в порядке. Он не даётся. Чонгук просто смотрит в глаза девушки с последней каплей жалости и милости, что в нём осталось, затем целует в щёку, как родную, и вдруг неестественно дерзко ухмыляется. Поведение совсем уж нетипичное. Сара хмурится. А Чон присасывается к горлышку бутылки с тем самым пивом и, не смотря на его неприятный и горький вкус, выпивает до дна и агрессивно бросает на бетон прямо перед их ногами. Бутылка со звуком разбивается, что не мешает ему пройтись в обуви по осколкам к оставленным на земле вещами одного из зачинщиков его душевного состояния. Идея безумная, но с него хватит самобичевания. Он устал. Позади взволнованный голос, но как жаль, что он слышит только то самое волнение, а никак не слова и смысл. Наверное, оглушило. Дерзкая ухмылка и некий хищный взгляд не стираются с лица, когда натягивает на плечи чужую красную куртку и примеряет ту самую маску смерти, когда их обладатель даже ни о чём не подозревает, бултыхаясь в воде бассейна. Чонгука словно заточили в вакуумную упаковку и запустили в неё дым — в глазах мутно и совсем ничего не слышно. Он уверенным шагом движется в дом, проходя мимо непонимающей Сары и даже не остановившись, чтобы дать хоть какие-то объяснения. Парень и сам не понимает, что им движет, но понимать и не пытается. Хочется просто уничтожить то, что уничтожило его самого. Мэри. Где же ты, Мэри? Стоит на кухне в кругу таких же, как она, сук. Пьёт из стаканчика свой алкоголь и так открыто улыбается, что судороги к ногам подходят, но он идёт по-прежнему уверенно. Так сексуально ухмыляется и облизывает кончиком языка губы, видя своего Дрейка. Опьянённый взгляд гуляет по фигуре, и она уже мысленно его раздевает. Признаётся себе, да и ему не раз говорила, что их связывает только секс. Он потрясающий любовник и примерный пёсик, бегающий на четвереньках за ней. Больше с него нечего взять. — Малыш соскучился? — хохотнула девушка, но ответа не получила, так как была внаглую схвачена за руку и поволочена парнем в одну из комнат. Он был резок и совсем не заботился о людях, которых толкал по пути, и его ничуть не волновала больная хватка на её запястье и негромкие вопли — парень просто тащил Мэри за собой, мысленно сто раз толкая с лестницы и восхищаясь её разбитой головой. Настоящие мысли маньяка. Господи. Когда дверь за её спиной хлопнула, она расплылась в уж очень пьяной и соблазнительной улыбке. Пальчиками поигрывая по спине и плечам остановившегося спиной к ней парня, игриво двигалась в такт еле слышной музыке, предвкушая их страстный, как и всегда, секс. — Знаешь, а эта маска меня заводит, — призналась она. — Можешь оставаться в ней. Он смеётся Мэри в лицо, жаль только, что она этого не видит. Ему это нравится, чёрт подери. Как же прекрасно он себя чувствует сейчас. В комнате горел только ночник, гоняя по стенам единорогов и звёзды. Эта детская комната, и она была единственной свободной в этом огромном доме. И благодаря тусклому свету, Чонгук будет Дрейком максимально долго. Хотя девушка и так достаточно пьяная, поэтому вряд ли ей удастся найти явные отличия в фигуре. Всё на руку ему. Он с удовольствием следит за тем, как эта маленькая сучка старается. Так аккуратно стягивает с него куртку, поглаживая его грудь сквозь тонкую футболку, и трётся задницей о пах. — Сегодня он особенно каменный, — хороший комплимент. Дрейк явно в пролёте. И стоило Чону улыбнуться, как проворная, маленькая ручка забралась под ткань джинсов и принялась поглаживать его достоинство. Парень на автомате и с какой-то озлобленностью хватает девушку за шею, словно она не в штаны к нему залезла, а в душу. Мэри на секунду испугалась, а затем нахально ухмыльнулась. — Соответствуешь образу? Что же, мне нравится. А ему нравится тебя душить. Осознав смысл своих мыслей, он расслабляет ладонь и освобождает её шею, плавно скользя по бархатной щеке, пальцем очерчивая скулу, затем зарываясь в мягкие волосы и слегка оттягивая их, чтобы посмотреть на неё. Красивая. Безумно. И это злит. Она не заслужила быть такой. Уродство бы ей подошло куда больше. Теперь он кукловод, а она его кукла, которую дёргают за волосы и заставляют склонится. В прямом смысле. Чонгук усаживает девушку коленями на пол и голову направляет к своему паху, скручивая волосы в тугой жгут и наматывая себе на кулак. Мэри, как самая элитная американская шлюшка поддаётся игре и ловко берётся расстёгивать ширинку его брюк, попутно поднимая голову и фривольно подмигивая. Неужели она у Дрейка такая послушная? — Ты же понимаешь, что, если я сделаю тебе минет, ты будешь долго и ласково его отрабатывать? — а вот и ответ из её грязного рта. Чонгуку хочется смеяться в голос, так истерически и по-садистки. То, что говорит и что с ним делает сейчас эта дрянь, просто в голове не укладывается. Вся всласть в его руках, и он готов этим пользоваться с удовольствием. Сверху вниз. Его глаза чернеют и поблёскивают, как у хищного животного, заприметившего свою добычу, а из губ вырывается лёгкий стон. Губы Мэри оказались слишком мягкими, а её действия аккуратными и лёгкими. Слегка шершавый язык шаловливо играется с головкой, затем скользит по всей длине, вынуждая парня прикусить губу и опереться одной рукой о высокую спинку детской кровати. Искусительница. Нет. Опытная шлюха. Её действия настолько четкие и умелые, что ему действительно приходится сдерживаться, чтобы не баловать её уши даже своим сбившимся дыханием. И заглатывает она так, словно у глотки нет предела. Снизу вверх. Взгляд наивный и, такое чувство, спрашивающий «тебе нравится?». Фу, какая же убогая. Чонгук ответа не даёт, лишь немо постанывает и импульсивно надавливает ей на затылок, чтобы место своё знала и брала по глубже. В трезвом уме Мэри бы явно не творила подобные вещи, ведь Дрейк далеко не тот, кто заслуживает её ротика, и уж тем более нет тот, кто может настолько доминировать и управлять ею. Жестокость ему не свойственна — парень всегда боялся сказать или сделать чего лишнего, чтобы она не ушла. Его задачей было первым делом доставить удовольствие именно ей, а уж потом и себе. Игрушкой девушка становится не собиралась, ведь игру вела всегда только она одна. А этой ночью, сама того не замечая, Мэри разрешила с собой поиграться. Ей нравится сегодняшний Дрейк и эта тупая маска смерти на его лице. Но о себе она тоже не забыла. Заёрзав и прижав ладони к его бёдрам, девушка попыталась отстраниться, ведь почувствовала, как твердеет его член, а он даже не притронулся к ней. Решил обделить и оставить ни с чем? Мэри секса хочется не меньше. И она чувствует, что, если сейчас же не остановится, то он точно кончит ей на лицо через секунд двадцать. А для Мэри это унижение в чистом виде. С собой этого сделать она не позволит. Но а кто сказал, что Чонгук позволит ей отстраниться? Чувствуя приближение разрядки, парень прерывает все попытки сбежать, с силой надавливая на голову девушки, а свободной рукой убирая её блокаду на своих бедрах. Вырывается стон, затем другой, которые не удаётся заглушить — уж слишком приятно, — и он обильно изливается на лицо только что получившей свободу Мэри. Блять, слишком хорошо. Он кончил физически и морально. — Ты ахуел? Дрейк, серьёзно, съеби отсюда нахрен, пока я тебе рожу не начистила! — Мэри громко завозмущалась, вытирая своё лицо простынёй. — Это последний минет в твоей жизни! Она метает ненавистные взгляды на застёгивающего свои брюки парня и готовится накинуться на него, чтобы снять с головы эту грёбанную маску и влепить пару пощёчин, однако с маской отлично справляется он сам, а затем и поворачивается к ней лицом. Мэри замерла. Чонгук иронично улыбнулся. В её глазах застыл ужас. В его появился азарт. — Что? — пискнула она, затем упала на детскую кровать, — боже, блять, нет! — кажется, начинается истерика. Мэри закричала что есть мочи и закрыла лицо руками, не время в происходящее. Стало мерзко и захотелось отмыться. Чонгук… она отсосала Чон Чонгуку, этому грязному, тупому кретину, которого ненавидит просто из-за его существования! Его сперма на её лице…господи, токого просто не может быть. — Фу, скройся нахрен! — продолжила она истерически кричать, демонстративно стирая с себя до покраснения его следы. — Ты мерзкий! Я уничтожу тебя! Ему смешно. И он смеётся. Громко и так заливисто, что даже пугает. — Я мерзкий? — его голос. Впервые она вообще его слышит. Хрипловатый и грубый, совсем не подходящий ему. Парень резко подрывается к девушке и хватается за её шею. — Закрой свой рот и лучше поплачь. В её глазах появилась паника. Чонгук слишком туго сжал её шею и, судя по его враждебному взгляду, отпускать он её не собирался. — Ты самое ужасное творение природы, Мэри, ты — ничтожество. Каждую ночь, ложась спать, я представляю, как убиваю тебя, грёбанная ты сука, — а тон такой спокойный-спокойный, а взгляд настоящего маньяка. Девушка затряслась, но говорить пока что-либо побоялась. Кто знает, что у этого психа в голове. Она его совсем не знает и уж тем более не в курсе, почему он хочет её смерти. — Алиша, — произнёс он имя, услышав которое Мэри прикрыла глаза и пустила по щеке слезу. Слеза от страха, а не от раскаяния. — Ты убила её! — Я не вскрывала ей вены! — встала в свою защиту она, схватившись за его запястья и стараясь расцепить руки, которые лишают её воздуха. — Отпусти! Ты меня задушишь! — Ты накачала её наркотой и закрыла в комнате со своими не менее обдолбанными дружками, посчитав, что это будет весело! Кто дал тебе право, веселиться за счёт боли других? Ты кто вообще такая, чтобы разрушать чужие жизни? Чонгук рычит диким зверем, проговаривая каждое слово через зубы, и поднимает девушку за шею, держа её несколько секунд над полом, а после с силой прижимая к стене. Та морщится от боли и в голос начинает рыдать. — Вам было весело, да? Спиногрызы своих богатеньких родителей искали новые поводы развлечься? Алиша всегда была так наивна и добра, что поверила в вашу с ней дружбу. Боже, такие, как ты, просто не способны дружить! Она должна была просто учиться и оставаться под моим крылом, так зачем же ты, тварь, всё разрушила?! — Я не хотела так! Не хотела! — хрипит Мэри искренне. Её лицо покраснело, а слезам счёт потерян. Она до ужаса напугана. — Всё должно было пойти не так! Это должно было быть шуткой! Шуткой. Шуткой, которая убила его маленький и скромный, созданный ими двоими, мир. У Чонгука самого заслезились глаза, уж слишком острые когти скребут его душу. С омерзением посмотрев на лицо девушки, берёт неимоверная злость, ведь эта сука всё ещё живёт и, судя по её жизни, совсем не сожалеет о содеянном. Губительный взгляд, и руки плотнее смыкаются на её шее. — Ты заслуживаешь смерти, — шепотом, прижавшись лбом к мокрой щеке. — Ты — убийца. Губы прекращают ловить воздух, а тело содрогается от его нехватки. — А я нет. И отпускает. Мэри, скользя спиной по стене, падает на пол и откашливается, хватаясь за посиневшее горло. — Прости, детка, — парень присаживается на корточки и поднимает опухшее девичье лицо за подбородок. С вожделением осматривает его и не может не улыбнуться. — Но этого слишком мало для тебя. Я превращу твою жизнь в ад, чего бы мне это не стоило, а ты пока смой мою сперму со своего лица. Выглядишь жалко.