Откуси байтик

До недавнего времени Ханна думала, что, чтобы трахаться с андроидом, нужно совсем отчаяться. У неё никогда не было таких склонностей — но теперь она близка к тому, чтоб стать такой же отчаявшейся. Её разум затуманен алкоголем, она размышляет, пытаясь направлять язык Конни в своём рту, вспоминает свои же мысли о том, что трахаться с андроидом — это усовершенствованный вид мастурбации, и о том, как реклама моделей, созданных для удовлетворения, до сих пор пестрила везде и вызывала мурашки по коже. Теперь секс с андроидом считается сексом с другой личностью, и об этом больше не странно думать. То, что Ханна хочет сделать с Конни, и то, что она отложила в долгий и грустный ящик с незапамятных времён, — это суть одно и то же. Она сказала бы, что слишком пьяна для этого, но она уже достаточно пьяна, чтобы так откровенно заигрывать с Конни. Уловка-22, о да. Если бы она представляла себе секс с андроидом, она бы представила что-то слишком идеальное, как всё, что делают андроиды. Давление языка, идеально откалиброванное для соблазнения, умелые ласки эрогенных зон — всякое такое дерьмо. И вот она — на своём собственном диване вместе с чудовищно милой гиноидом, присосавшейся к её лицу, — и ей определённо нужен семинар «Поцелуи 101», потому что нет, это никуда не годится. Потому что секс с андроидом теперь — это секс с личностью — и личность Конни, очевидно, не понимает, что делает. Ханна приподнимает голову, удерживая Конни на месте сильным давлением на плечи, когда та тянется за ней. Слишком жёстко для человека — но эй, это уже плюс: ей не нужно контролировать себя. Что она, чёрт возьми, сможет сделать с Конни? Конни смотрит на неё широко распахнутыми щенячьими глазами, её жёлтый диод лениво крутится — потому что Конни нравится так демонстрировать, что она облажалась. — Эй, ты в порядке? — спрашивает Ханна. — Да, — отвечает Конни после небольшой паузы. Она моргает несколько раз. — Извини, если это было плохо, но... Ханна ждёт. Конни молчит. — Но... что? Конни опускает глаза. — Мой язык — очень чувствительный инструмент. Меня увлёк анализ твоей ротовой полости. Ханна ничего не может с собой поделать. Она кривится. — Я так и думала, что тебе не понравится, — бормочет Конни. Она никогда не выглядит смущённой, во всяком случае как люди, — но теперь Ханна может определить, когда ей неловко. И сейчас именно такой момент. — Да, это было странно, — Ханна усмехается. — Но я так сильно этого хотела, что даже не отбило настроение. Конни робко улыбается — и это нечто. На самом деле Ханне было бы что сказать тому, кто спроектировал её такой чертовски милой. Она пытается сопротивляться желанию наклониться и поцеловать Конни, но потом вспоминает, что у неё нет причины сопротивляться ему. И она всё-таки делает это — коротко и нежно. — Я могу загрузить протоколы, если ты дашь мне минутку, — говорит Конни, когда Ханна прерывает поцелуй. — Кто сказал, что мне нужна богиня секса? — Ханна хмурится. — Хорошо, не буду. Если ты не хочешь. — Слишком пошло. — Конни поджимает губы, и Ханна берёт её лицо в свои руки, поглаживая ровный силиконовый скин на её щеках. Она отвлекается на секунду или две. Веснушки были специально нарисованы там, чтобы изводить её, она почти уверена. — Я имею в виду, если бы мне это было нужно, я бы того и искала. Я предполагала, что ты... будешь очень собой, когда дойдёт до дела. — Очень собой? — Конни сверлит её взглядом глаза в глаза. Ханну немного трясёт. — Как когда ты пыталась поболтать со мной, в твой первый день в участке. — О, — Конни опускает глаза, на этот раз с довольной улыбкой. Какая очаровашка-то, а. Ханна утыкается носом в её волосы в качестве одобрения. — Да, я поняла. Руки Конни обхватывают её за талию. Это очень интимно. Более интимно, чем она хотела бы признать, — быть в объятиях Конни и подвыпившей. Она никак не может перестать дрожать от волнения — но на этот раз оправданно. Она не знает, почему однажды предположила, что андроиды холодные на ощупь. Конни такая же тёплая, как человек. Даже теплее. — Я думаю, что всё ещё хотела бы их загрузить, если ты не возражаешь. — Ханна открывает рот, но Конни перебивает её: — Вся информация о половых связях, которую я имею, относится к расследованиям. Я бы предпочла сейчас не обращаться к ней. Ханна вздрагивает. — Ну, тогда вперёд. Ханна ожидает, что Конни отодвинется, но, напротив, она зарывается лицом ей в плечо. Она ощущает её сухое дыхание себе в шею — неуловимо-ненастоящее. Её волосы под пальцами Ханны слишком хороши, чтобы быть такими жёсткими. — Я скачала пакет «Девственница», версия 8.35, — шепчет Конни ей в ухо, и Ханна одновременно в ужасе и захлёстнута внезапной похотью. С каких пор её заводит вскрытие девственниц? — Я чувствую себя такой пумой*, — говорит она. — Скажи, пожалуйста, что эта штука не будет указывать, как себя вести. — Это лишь базовый пакет информации. Я думала, ты сочтёшь это забавным. Очевидно, не только тебе не хочется, чтобы твой андроид изменился слишком радикально. — Подожди, кто сказал, что ты мой андроид? — Ты и сказала. Правильно. Обычно Ханна пытается стереть этот вечер из своей памяти, но она действительно это сказала. Перед тем, как её тошнит, она не лучший человек. Конни отстраняется, и её выражение лица мягкое и смущённое. — Я не против, ты знаешь. Теперь, когда я могу выбирать, кому принадлежать. Ханна целует её опять. Она будет думать о последствиях утром, она знает, — и, возможно, завтрашним вечером — но сейчас это не имеет значения. Прямо сейчас имеют значение их странная взаимосвязь и то, что она очень хочет продолжить в постели. Кажется, инфопакет загрузился или Конни уже более подготовлена к поцелуям. Когда она облизывает рот Ханны, она делает это с меньшим упорством и большей чувственностью. Когда Ханна отпускает её, Конни забирается ей на колени — и это ощущается великолепно. У Ханны ни разу не было женщины после её бывшей жены, и она уже забыла, как ей нравится быть выше и тяжелей своих партнёров. Она подсовывает руки под рубашку Конни, устроив их на её пояснице. Её скин мягкий, но упругий. Её язык всё ещё необыкновенно сухой, однако Ханна к этому привыкает — всё равно она, наверное, пускает слюни за двоих. Язык слегка поддразнивает её язык, почти нерешительно. Руки Конни — в волосах Ханны, и ей нужно будет сказать ей, чтоб тянула сильнее, когда её рот освободится. Спустя две минуты или, может быть, двадцать Ханна неохотно отстраняется. У Конни полуприкрыты глаза и открыт рот. Она выглядит довольной, Ханна бы сказала — возбуждённой — если бы это не было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она крепче прижимает к себе Конни. Её ноги так широко раздвинуты. Чёрт возьми, в андроидах определённо что-то есть. — Этот пакет велит тебе так выглядеть? — спрашивает Ханна Конни в челюсть. Пока она здесь, то для полного счастья несколько раз всасывается поцелуями в её шею. — Нет, — в голосе Конни есть легчайшая, самодовольнейшая хитринка. — Мне просто... Мне нравится это. Поцелуи. Ханна поднимает глаза. — Правда? — Правда, — Конни приподнимает бровь. — Я бы не стала делать это, если бы не думала, что что-то с этого получу. — А поподробней? — Ханна отчаянно желает знать, внезапно. Она честно полагала, что Конни собирается просто развлечь её, максимум получить удовольствие от секса. Даже когда она позволила себе мысль о том, что Конни не отвергнет её сходу, она никогда не думала, что та реально может хотеть... Да. Что Конни захочет её. — Ну, как я уже сказала, мой язык очень чувствительный. — Конни облизывает губы, словно преследуя призрак Ханны там. Ханна никогда раньше не видела, чтобы она облизывала свои губы. — Мои функции химического анализа перегружаются, но я открыла сенсорные каналы обратной связи так широко, насколько возможно, и я также пытаюсь предсказать, что ты будешь делать дальше и чего бы тебе хотелось. Это словно... Конни молчит несколько мгновений, её диод горит янтарём. Ханна задерживает дыхание. — Это словно в мире нет ничего, кроме тебя. Каждую миллисекунду ты изменяешься, и не остаётся места для чего-то другого. — Хм, — Ханна не уверена в словах Конни, но принимает это. От них она чувствует тепло, контрастирующее с тем, насколько влажной она становится. — Это заставляет хотеть лизнуть тебя в другом месте, — шепчет Конни, и о, маленькая сучка точно знает, о чём говорит. Ханна целует её снова, кусает прямо в эту самодовольную ухмылку в надежде, что получит то же в ответ. Это работает, и она горда за себя. Затем Конни спускается ниже, чтобы осторожно укусить Ханну за шею, и этот ход мыслей довольно эффективно перекрыт. Груди Конни касаются её через рубашку. Они ощущаются совершенно живыми — вернее, человеческими — и Ханна не может не проворчать себе под нос насчёт приоритетов инженеров «Киберлайф». И всё же тёплая тяжесть Конни поперёк её бёдер, зубы на её ключице, и по идеальной груди в каждой её ладони, заполняющей их полностью, — не дают ей набраться сил для праведного негодования. Когда Конни находит её слабое место, прямо у основания шеи, она испускает тихий стон, и... Конни вскакивает на ноги перед ней быстрей, чем Ханна может моргнуть, — или так кажется из-за выпитого ей пива. — Ты чего? — хрипит она. Конни улыбается ей, и её щёки заливает яркий имитированный румянец. Он не настоящий — иначе он был бы синим. Значит, это её сознательный выбор — сделать свои щёки такими аппетитными? — Я думаю, мы могли бы переместиться в постель, — говорит она, и её тон холодный как блядский огурец. Это затрагивает что-то в глубине души Ханны, но она думает, что было бы благоразумнее оставить всё это ванильным. По-другому. Неважно, насколько это заманчиво. Ханна протягивает руку Конни, чтобы та помогла ей встать. Даже держась за неё, она однажды спотыкается по пути в свою спальню — и это не из-за выпивки. Возможно, ухватиться за задницу Конни было не мудрым решением. Они едва не сбивают с ног Сумо в своей спешке до спальни, и только быстрая реакция Конни спасает несчастную собаку Ханны от растоптания. Конни быстро и эффективно выводит его из спальни — Ханна слышит звук опустошаемой коробки с лакомством и довольно рада тому, как повезло сегодня всем под этой крышей. Они все этого заслужили. Она снимает джинсы и носки и садится на кровать. На минуту задумывается о том, успеет ли переодеться в приличное нижнее бельё перед тем, как Конни вернётся. Конни, вероятно, похуй, иначе чувство стиля Ханны отпугнуло бы её месяцы назад, но всё же. Если бы она знала, до чего дойдёт этим вечером, она бы, в конце концов, не надела эту буквально десятилетнюю пару. Она не успевает решить: Конни открывает дверь. Она улыбается Ханне улыбкой чеширского кота, словно пробивая дыру в её груди. Это явно восторженная улыбка. Руки Конни тянутся к ширинке, но Ханна увлекает её на кровать. Она действительно хочет снять эти штаны сама. Своими зубами. Конни не следовало надевать такие узкие брюки. Но Конни снова садится ей на колени, и они обжимаются как подростки. Это становится привычным. Кончики пальцев Конни потирают её сосок под рубашкой, и у Ханны перехватывает дыхание. Она резко осознаёт, что Конни копирует её движения, следует её примеру — и это почему-то так приятно. Обычно Конни на три шага впереди неё во всём, а даже если нет, ей достаточно скачать нужную программу, чтобы обогнать её. Но сейчас тот момент, когда она этого не делает, — потому что Ханна попросила её этого не делать. Чёрт подери, возможно, у неё действительно есть фетиш девственности. Возможно, шестой десяток превратил её в старую извращенку. Она начинает расстёгивать рубашку Конни. Она голубая и шелковистая, хорошо смотрится на ней и приятно ощущается ладонями — но Ханна полагает, что она не так хороша, как оголённый скин Конни. Конечно же, она чертовски права. Груди Конни действительно идеальны. Большие, но гармонично смотрящиеся на её теле, покрытые светло-фиолетовым кружевом. Ханна приподнимает бровь, проводя пальцами по краям бюстгальтера Конни. — Не знала, что андроиды носят нижнее бельё. — Не знаю насчёт других, — тон Конни мечтательный. Она смотрит вниз, на свою грудь — или на руки Ханны на ней. — Раньше нам выдавали простое вместе с униформой. Это мне нравится больше. Симпатичное, правда? — Охуенное, — выдыхает Ханна, наклоняясь, чтобы проложить дорожку поцелуев там, где только что были её пальцы. Руки Конни запутываются в её волосах и слегка тянут. Ханна простанывает. — Кажется, тебе нравится боль, — шепчет Конни. — М-м-м, хм. Немного. Просто, чтоб дать преимущество. — Я не чувствую боли, — Конни тянет сильнее. Ханна стискивает пальцами её бедра. — Я только получаю предупреждающие сообщения. Ханна открывает глаза и печально поднимает голову от расщелины между грудями Конни. — Но, если тебе нравится сверхстимуляция в поцелуях... — Ханна замолкает, не зная, как сказать: «Эй, не позволишь ли избить тебя когда-нибудь? Потому что я охуеть как это люблю». — О, — Конни выглядит серьёзно задумавшейся. — Может быть. — Узнаем в другой раз? — сердце Ханны несётся в её груди как скаковая лошадь. — Было бы интересно, — говорит Конни, и Ханна утягивает её на кровать, на себя, вклинивая колено между её бёдер. Она ещё не чувствовала себя такой же разгорячённой и взволнованной в этом десятилетии. На этот раз Конни целует её, а Ханна откидывается назад и наслаждается этим. Она лениво проводит пальцами вниз по позвоночнику Конни, от затылка до пояса её классических брюк. Конни всегда такая собранная. И есть что-то обжигающее в её полураздетом виде с растрёпанными волосами. Когда руки Конни снова тянутся к её груди, они начинают расстёгивать пуговицы рубашки. Она не тратит времени зря. Ханна на мгновение чувствует себя неловко. Она снова пытается убедить себя, что Конни не будет её осуждать: Ханна вряд ли выглядит красоткой в этой одежде — но Конни всё ещё здесь. Однако нельзя скрыть факт, что Ханна не носит лифчик, — потому что нет смысла, когда её сиськи меньше, чем жировые складки на боках. Вскоре губы Конни прихватывают один из её сосков, и всякое стеснение схлынывает прочь оттого, как чертовски удивительно это ощущается. По-хорошему удивительно, но удивительно. Язык Конни двигается как язык, она использует зубы в правильной мере — и о, Ханна поставила бы на то, что Конни регистрирует, какое количество боли доставит ей удовольствие, а сама кайфует от безумного количества деталей — но её язык всё ещё сухой будто палец. С ума сойти можно. Ханна многозначительно тянет Конни за волосы. Это занимает минуту, но та поднимает голову со смущённым выражением на её мордашке. — Извини. Это... у тебя же нет слюны, — Ханна краснеет, хотя вряд ли это выражает всю степень её смущения. Она обещала себе, что если у неё будет шанс, она примет Конни такой, какая она есть, но... всё ещё странней, чем ожидалось. — О, — Конни прикусывает губу. Так мило. — У тебя есть любрикант? — В коробке под кроватью. — Что за вопрос такой? Помимо прочего, Ханна уже пять лет как одинока. Конни выуживает коробку. В ней также находится коллекция фаллоимитаторов Ханны, пробок, вибропуль и других вещиц. Ханна чувствует, как снова подкрадывается стыд, — и беспощадно растаптывает его. У неё есть потребности, и она собирается их удовлетворить. Во всяком случае, Конни никак это не комментирует. Не говоря ни слова, она щедро выливает смазки в свои ладони, быстро разогревает её и... Она просто размазывает всё это толстым слоем по грудям Ханны. Та не может не рассмеяться. — Так будет лучше, — смущённо говорит Конни. — Я не хочу останавливаться. — Всё в порядке, — Ханна пытается подавить хихиканье. — Секс не должен быть серьёзным всё время... о, Иисус Христос! Конни, по всей видимости, решила, что ей нужно удвоить свои усилия любым путём, и она лижет, посасывает и грызёт груди Ханны с такой целеустремлённой сосредоточенностью, что Ханна думает, что та, вероятно, запустила симуляцию. Она бы сочла это странным, вот только её соски — одно из самых чувствительных мест, и единственной мыслью в её голове остаётся: «О боже, да». Конни идеальна. Достаточно увидеть её в действии, когда Ханне удаётся разлепить веки, — как лёд сломлен, и она начинает тереться о бедро Конни. Конни останавливается лишь на полсекунды, прежде чем начинает плавно расстёгивать свою ширинку рукой, которую не использует для того, чтоб удерживаться на весу. Ханна пытается помочь. Она больше мешает, чем помогает, потому что её руки стали липкими и дрожат, — но она пытается. Внезапно Конни останавливается и отстраняется. Ханна хныкает в знак протеста. Конни выглядит чертовски самодовольной — но издаёт тяжелое дыхание. Это заставляет Ханну хотеть схватить её и сбить с неё спесь. Сразу как вернёт контроль над своими руками. Когда Конни выскальзывает из своих брюк, Ханна не удивляется, увидев трусики из того же комплекта, что и лифчик. Они с кружевной оторочкой — похоже, Ханна смогла бы порвать их с минимальными усилиями. Пока она целует Конни снова — медленно и так чувственно, как только умеет, — она подцепляет трусики Конни большим пальцем и начинает тянуть вниз. Конни останавливает её, положив руку на запястье. Ханна хмурит брови и разрывает поцелуй. — Всё в порядке? Конни слегка улыбается. — Если хочешь. Но у меня там ничего нет. Я думала, тебе может быть неприятно. Её плечи напрягаются, и Ханна подозревает, что это не просто забота об её комфорте. Она касается застёжки лифчика Конни. — Что насчёт этого? — Там нормально. — Конни целует её, и Ханна чувствует, как она расслабляется. Ханна не спешит снимать с неё лифчик. Она не может разобраться, будет ли Конни сексуальнее с ним или без него. Наверно, ей придётся увидеть Конни в широком ассортименте бюстгальтеров и топлесс несколько раз, чтобы принять решение. Это будет под её контролем, и она думает, что Конни одобрит. Её соски маленькие и весело торчащие, слегка асимметричные. И снова мысль об инженере «Киберлайф», ответственном за груди, обрушивается на голову. Что за работа. К такому нужно привыкнуть, чтобы не испытывать ёбаный стыд. Она не хотела бы стать равнодушной к таким сиськам, как эти. Она прокручивает соски Конни между большими и указательными пальцами, и, к сожалению, это не вызывает никакой реакции. Затем она посасывает её язык — и это совсем другое дело. Конни толкает её назад и берётся за резинку нижнего белья Ханны. Ханна кивает. Она не сожалеет о том, что эти трусы снимают с неё. Почему она до сих пор их носит? Она слишком стара для милого дерьма типа принта с розочками. Бедро Конни такое тёплое, и оно помещается между её. Конни целует её снова, вылизывая её рот, в то время как её руки ложатся на груди Ханны. Это так хорошо. Ханна вслепую хватает бутылку смазки. Когда она находит её, то выкачивает немного прямо на бедро Конни — её киска намокает, но не так сильно, как у цисок**. Смазка холодная, однако они обе достаточно разгорячены, чтобы она быстро прогрелась. Когда Ханна начинает тереться всерьёз, то не может сдержать стоны, льющиеся из её глотки. Конни тяжело дышит ей в рот, совсем немного толкаясь вперёд. Ханна может чувствовать, как искусственные мышцы на её заднице ритмично напрягаются под её руками. Она действительно, действительно хочет быть в состоянии отплатить должным образом. Конни отнимает у неё смазку и разливает её всюду. Уборка будет тем ещё гемором — но Ханне совершенно похуй. Конни вылизывает её челюсть, её ухо, её ключицу. Ханна уклоняется, когда та приближается к её подмышкам, затем стонет, когда Конни возвращается к её грудям. Теперь рука Конни оборачивается вокруг её бёдер, рука на пояснице помогает сохранить ровный ритм — и, чёрт возьми, какая же сила нужна для этого! Ханна далеко не пушинка... Конни кусает её сосок, довольно сильно — и Ханна кончает, задыхаясь. Пальцы на ногах поджимаются, ногти рук тщетно впиваются в скин Конни. На миг ей кажется, что она плывёт. Когда она открывает глаза, то видит, как Конни смотрит на неё так — так, будто не может насмотреться. Ханна улыбается одурманенной удовлетворённой улыбкой и крепко обнимает Конни. Их груди соприкасаются, покрытые смазкой. Это просто невероятно приятно. Ханна немного толкается грудью в Конни, вздрагивая от афтершоков. — Я никогда раньше не видела, чтобы кто-то испытывал оргазм, — говорит Конни, и Ханна смеётся. — Ну теперь-то увидела? — Теперь мне хочется тоже, — говорит она и приподнимает голову, чтобы мягко поцеловать её. Ханна пропускает пальцы своей чистой ладони через волосы Конни. Слишком лёгкие, слишком жёсткие — но абсолютно безупречные. — А ты можешь? — Думаю, да, — диод Конни мерцает жёлтым и гаснет. — Мне нужно осуществить некоторую перенастройку. И получить новый модуль. О, Ханна ждёт этого с нетерпением. Она целует Конни в шею. В течение долгого времени они остаются лежать так, делясь друг с другом теплом своих тел и, вероятно, медленно склеиваясь. Но опять же, это больше чем того стоит, похуй. Конни, кажется, не собирается заводить постельных разговоров, и Ханна ей за это признательна. В её состоянии она, вероятно, станет невозможно сентиментальной и будет молить о скорой смерти утром. Несмотря на то, что Конни могла бы оценить её сентиментальность. Слишком рано для этого, думает Ханна. Секс это одно, а она была бы более чем счастлива быть в гармонии со своими телом и всего лишь превращаться в мягкую лужицу, когда ей необходимо сказать то, от чего сердце рвётся из груди. Это всегда было её недостатком. Это принесло ей развод и некоторые другие сожаления — но она слишком стара, чтобы меняться. — Ханна? — голос Конни прорезается сквозь её мысли. В нём есть неуверенные нотки. Ханна подумывает притвориться спящей, но потом вспоминает, что Конни видит её насквозь. Она хмыкает. — Какой у тебя рефрактерный период? Ханна ведь действительно может влюбиться в неё. Проклятье. — Когда как, — отвечает она и на пробу приподнимает бёдра. — Я думала, уже всё. Ты хочешь? Конни приподнимается, чтобы посмотреть на неё. В её лице выражено нетерпение. — Только если ты хочешь, конечно. Но я очень хочу использовать мой рот для тебя. — Это отлично! — вырывается неожиданней, чем преждевременное наступление Рождества. — Мне... эээ... нужно что-то внутри, чтобы ещё раз так быстро. Конни серьёзно кивает ей, затем выдавливает улыбку. Она встаёт, — и Ханна вскользь замечает, что у неё трусики пропитаны смазкой, — и она наклоняется за коробкой с игрушками, чтобы положить её рядом с Ханной на кровать. Ханна вытаскивает маленький дилдо. Конни берёт его из её руки и внимательно осматривает. Ханна отчаянно пытается вспомнить, когда последний раз кипятила свои игрушки. Она совершенно уверена, что с тех пор ими не пользовалась. В любом случае, он, кажется, прошёл проверку. Конни откладывает его и пододвигается ближе, на её лице немой вопрос. Ханна отвечает ей поцелуем. Конни, не теряя времени, кладёт руки на груди Ханны, но Ханна берёт её за запястье и отводит в сторону от той, что укушена ей, — потому что она всё ещё очень чувствительна. Поэтому взамен та кладёт руку ей между ног. Конни уже опять тяжело дышит, и их поцелуи становятся небрежными. И в первый раз Ханна задумывается: не страдает ли она оттого, что чувствует растущее желание, которое нельзя утолить? Но, чёрт возьми, она сама это предложила. Ханне придётся поверить, что она знает, чего хочет или не хочет. Она направляет пальцы Конни между своих складок, слегка погружая их внутрь. Ей нужно подразнить там, чтобы сделать это снова. Она пытается всосать и высосать язык Конни из её рта. Это, как ни странно, сложно осуществить — но она получает прерывистый стон за свои усилия. И тогда она отстраняется и на минуту зарывается головой в плечо Конни, чтобы отдышаться. Груди Конни всё ещё вжимаются в её, и пальцы той всё ещё скользят по её киске, едва касаясь клитора, так что это не очень эффективно. — Боже, ты такая горячая, — выдыхает Ханна в тёплый скин Конни. В ответ ладонь Конни нажимает чуть сильнее. — Вот так, да... Ханна берёт фаллоимитатор и смазывает его. Он вскальзывает в неё так плавно, что она едва чувствует, как он входит, — но стоит ей сжаться... Это божественно. Уже истощённая, чувствуя себя наполненной и сверхчувствительной, она в шаге от того, чтобы этого стало слишком много. Пальцы Конни скользят и скользят там, никогда не оставаясь, где бы она хотела, чтоб они остались. Она опять целует Конни, наскабливая зубами её язык. Конни вся дрожит на ней, и это лучшее чувство в мире... Она пытается вспомнить смысл всего этого, пока не теряет себя снова, — и с намёком давит на плечи Конни. Конни мгновение смотрит на неё, затем плавно опускается. Разве не прекрасное зрелище? Она стоит перед ней на руках и коленях. Она делает несколько коротких лизков на пробу, и пальцы на ногах Ханны уже собираются поджаться. Возможно, ей стоило предупредить её, что то, что она может кончить снова, не значит, что она может не торопиться. Но нет, ритм её движений выравнивается, нажимы становятся всё сильнее, пока не останавливаются на тех скорости и давлении, от которых с губ Ханны срывается тихое проклятье, потом ещё одно, и, наконец, бесконечный поток... Она искренне надеется, что Конни старается заставить её кончить так скоро, как только может. Но раньше, чем она успевает даже подумать о том, чтобы попросить её притормозить, Конни сильнее вжимает дилдо в её внутренние стенки, слегка присосавшись к её клитору, — и Ханну выносит за грань. Она кричит, и её пальцы сжимаются мёртвой хваткой на волосах Конни. Её бёдра, будто сами собой, трутся о рот Конни и её услужливый язык. Господи, какие вещи Ханне хочется сделать с ней. Оседлать её лицо, связать её и оставить так, пока она оттрахивает её своим языком... Когда она снова падает на матрас, ей честно кажется, что она уже не сможет отдышаться. Второй раз всегда лучше, но блядь. Всё вокруг размыто от слёз, когда Конни вновь оказывается в её поле зрения. Ханна молча целует её и даёт глазам отдохнуть. Она моргает спросонок, когда Конни трясёт её. — Дерьмо, я серьёзно заснула? — бормочет она. Да, да, она сделала это. Конни улыбается, уткнувшись носом в её плечо. Её волосы слегка щекочут шею Ханны — но это приятно. — Я не против. Ханна шмыгает носом. — Это дурной тон. Я, конечно, старая корова с причудами, но я думала, у меня не так плохо с манерами. — Говорю же, я не против. Я тоже ушла в стазис. Только я полагаю, что ты хочешь принять душ перед сном. — А ты нет? — Ханна с подозрением смотрит на остатки высохшей смазки на них обеих. Это того стоило, — напоминает она себе. — Пожалуй, да. Но в стазис уже не пойду. — Что? Сколько мы спали? — Тридцать две минуты. Ханна фыркает. — Удивительно, что ты секунды не уточнила. — Могу уточнить до наносекунд, если хочешь. — Спасибо, не надо. Она садится и потягивается. Господи, она годами не чувствовала себя так же хорошо. Если она услышит в участке хоть один писк по поводу своего хорошего настроения — она кого-нибудь ударит. Она искоса смотрит на Конни. — Пошли в душ вместе? Конни улыбается и берёт её за руку. Когда они заходят туда и славная тёплая вода льётся на них обеих, Конни выглядит так же сногсшибательно, как Ханна ожидала. Спасительница восстания, с телом, которое можно боготворить, и лицом, слишком милым для её собственного блага. Она могла бы покорить любого, правда. Любого — человека или андроида — но она положила глаз на депрессивную, пятидесяти-с-чем-то-летнюю никому не нужную полицейскую с проблемами с алкоголем. Даже если допустить, что у андроидов другие стандарты сексапильности, — это в голове не укладывается. Она обнимает Конни крепче. — Когда я получу новый модуль, — говорит Конни как гром среди ясного неба, — ты хочешь, чтобы это был пенис или вагина? — Что? — говорит Ханна, и её праздник жалости к себе заканчивается прямо здесь. — Тебе очень нравится проникновение, — Конни кивает на дилдо, который проник под душ вместе с ними. — И нравятся реалистичные модели. Я могу установить пенис, если ты хочешь. Конечно, это заманчиво. Ханна даже не знает, почему так удивилась. Возможно, потому что она вложила много денег, крови и слёз в получение вагины, и ей трудно представить, как Конни может хотеть член. — Конни, не проси меня выбирать, что будет у тебя между ног. Конни хмыкает. Она выглядит задумчивой. — Вообще, мне было бы неудобно менять посадку моих брюк. — Ну вот видишь. Сделай киску. — Но разве ты не хочешь, чтобы я тебя трахнула? — Конечно, хочу! Мы купим хороший страпон. Тот, который понравится обеим. — Но это не будет ощущаться так же, — Конни хмурится. — Я думаю, что просто приобрету сменный модуль. Это будет дороже, но я смогу попробовать оба варианта и решить, что мне нравится больше. Сменный. Ханна испытывает лёгкий укол зависти. — Почему ты вообще спрашиваешь? — Ну... — смущённое лицо Конни вытягивается. Затем она нагибается и поднимает что-то, чтоб показать Ханне. Это её бутылка водостойкого любриканта. О господи.