Камешки

      Когда я впервые увидел эту рыжую девочку, то удивился и умилился одновременно. Абсолютно не похожая ни на кого, она, тем не менее, сочетала в себе черты других наших детей. Казалось, она с самого рождения уже знала, чего хочет от жизни и окружавшей ее действительности. А хотела она, на самом деле, не так уж и много….       Однако мы были слишком заняты насущным, чтобы обращать внимание на кого-то еще. Признаться, я в последнюю очередь ожидал, что между мной и Анжеликой встанет ребенок. Ребенок, с самого рождения обреченный на ненависть и презрение окружающих. Но Онорина отличилась даже здесь! Она с вызовом смотрела на «черного человека», как прозвала меня впоследствии, и словно говорила, что готова сразиться со всем миром за то, чтобы вернуть себе маму. А мама так же растерянно, как несколько минут назад и я, смотрела на дочь и не знала, что предпринять.       Полная сокровищ шкатулка, чья ценность значит так мало. Красивые безделушки, блестевшие на солнце! Разве они стоили нашей вспышки гнева? И когда малышку смыло за борт, я мало что понимал в трагизме ситуации, переживая, по большей части, за Анжелику. Вновь мы своим цинизмом чуть не перечеркнули чью-то светлую жизнь, как власть имущие некогда чуть не вычеркнули из истории наши собственные.        Мы просто не знали, как быть родителями, а собственное детство было слишком далеко, чтобы возвращаться туда в поисках примера. Помню, из всех собеседников и наставников у меня были только книги, а потом, когда вне себя от радости, я понял, что могу делать первые шаги, я уже был взрослым для своей матери. Погрязнув в ворохе проблем и переживаний, бывает очень сложно найти выход, потому-то мы, по большей части, молчали. Я когда-то скрывался от мира, прячась от насмешек и оскорблений, пока не научился платить всем их же монетой, Анжелика главенствовала в отряде ребятишек всех возрастов и сословий, и ей подчинялись. Теперь же дети требовали подчинения от нас. Вот Онорина и решила сразиться со взрослыми, когда мы на ее месте предпочли бы уйти. Дочь, которой у меня никогда не было…. И отец, размахивающий титулом давно забытого мужа. Вот так странно нас соединило единство противоположностей.       Девочка с копной рыжих волос, острым взглядом черных глаз, делающих ее похожей на крысенка, и обезоруживающей улыбкой. Удивительно! Она стояла, уперев сжатые в кулачки ладони в бока, и уверенно заявляла: «Это — мое!». И мне всё равно, что чужое брать нехорошо, тем более, на этой странной посудине, плывущей неизвестно куда, все давным-давно позабыли, что кому принадлежит. А потом она оступилась, пытаясь перешагнуть через высокий для нее порог, но когда я попытался ее подхватить, сердито фыркнула и устояла на ногах.       Она храбрая, эта непохожая на других девочка, словно ее породила сама борьба, и что в ней можно любить? Я всё размышлял и никак не мог найти подходящий ответ, а Онорина высокомерно смотрела на дерзнувшего украсть у нее маму. А камешки переливались на солнце…. И откуда ей было знать, что мы, взрослые, за что-то любим эти разноцветные стекляшки? Ее внутренняя природа была наделена каким-то тайным знанием и смелостью сражаться за место под солнцем. «Ребенок — это серьезно», — занудно повторял мэтр Берн, и я был с ним согласен.       А потом появилась Анжелика и растерянно взглянула на эту немую сцену между мной и Онориной, воистину, в этом было нечто обезоруживающее! И вновь миг ее недолгого торжества был жестоко сорван моралью и правилами. А каких же правил можно ждать от ребенка, чья жизнь с самого рождения пошла не по правилам? Ответ на этот вопрос мне еще предстояло найти, а пока — я пустил свое раздражение на борьбу с альбатросами и на попытки удержать на месте отчаявшуюся Анжелику. А камешки упали на дно шкатулки, разве они стоили всех этих переживаний? Разве девочка не оказалась в итоге права?       А ребенок, всего-навсего, искал себе маму и того, кому не всё равно. Конец.