***
На какое-то время события вновь потекли своим чередом. Но исчезновение двух игроков не осталось незамеченным. По Империи прошли новые слухи, и я официально объявил о судебном приговоре. Не скажу, что эта новость зачлась в плюс к моей репутации. Скорее наоборот. Никто не желает разбираться в правде. И никто не стремится понять, каково это держать в тисках всю структуру. Эрхаз не вмешивался в мою работу с вассалами, а я не спрашивал, кого и скольких он казнил каждый день. Иногда я задавался вопросом, как он умудряется оставаться стабильным, в то время как почти каждый вечер новый участок земли присоединялся к Империи. А значит — он получал новый Ключ от почившего владельца. Это только во время наших встреч Мастер пытался выглядеть и вести себя с теплотой, как друг и близкий человек. В остальное время — он был суров и беспощаден, как машина, которая не испытывает жалости. Он не терпел предсмертной мольбы о пощаде, если знал, что игрок еще несколько часов назад истово уничтожал воинов его Легиона. Он не знал сострадания к тем, кто до последнего фанатично брызгал слюной, прославляя лидеров Альянса и угрожая ему скорейшей расправой. Эрхаз редко проводил показательные казни, но случалось, что события требовали особого внимания, а игроки обеих фракций получали новую пищу в информационной войне. В кратере, оставленном после подрыва собственной крепости, на коленях, с иссеченным осколкам лицом, стоял игрок с завязанными за спиной руками. Некогда сильный, облаченный в устрашающе черный шипастый доспех, мужчина хрипло смеялся, сплевывая кровь и выбитые нашими бойцами зубы. Он уже предчувствовал скорый конец, но бравировал, не желая сдавать себя слишком легко. В кругу наших молчаливых воинов, он, как гниль и ядовитый нарыв, сыпал редкими проклятьями в наши ряды. — …Дикая шваль… цифровое отродье… вы ничто без своего Мастера… жалкие куклы, созданные для бойни... Только и можете, что задавить числом… заваливать трупами… чем же ваш Мастер лучше нас… вы дохнете как насекомые… пока мы отстаиваем свою независимость… давайте, попытайтесь убить! Покажите свою немощность и бессилие в битве против старого игрока! Я был на той казни неслучайно. Всегда, когда дело доходило до публичного мероприятия, Эрхаз просил моего присутствия. Как залог его безопасности и спокойствия. Вот только не скажу, что я любил наблюдать за ним в такие моменты. — Ну! — хриплый голос игрока срывался в кашель. — Чего стоите? Совещаетесь, как бы меня убить? Или ждете приказа от своего кукловода?! Обычно я не выделялся в такие моменты из толпы. Все та же темная броня скрывала лицо и остаточные проявления ауры игрока. При всех проверках меня невозможно было отличить в толпе. Это тоже было важное поручение для всех, кто работал над защитой наших Легионов. Но вот Эрхаз броню не носил. По крайней мере, внешне так это казалось. — Вам нечего у меня забрать! Только пыль под своими подошвами! Но и та…. — …воет от боли. Тихий, но звучный голос затопил собой кратер, являясь предвестником нашему Мастеру. Он явился из сотканных перед жертвой теней. Вышел, плавно ступив на голый камень, с сухим хрустом песчинок под подошвой сапог. Бессменный графитовый костюм стройнил его фигуру, скрадывая тонкие черты под плотной тканью. На холодном и безразличном лице в такие моменты словно пропадали все морщины — Владыка и хозяин почти всего мира держался безупречно. И нет, он не играл свою роль в такие моменты. Он был собой. Другим собой. И потому его облик не давал ни единой помарки. — Оо… Какая избирательная честь… — улыбнулся игрок кровавым, наполовину зияющим дырами оскалом. — А я было уже начал ждать твоих прислужников! Эрхаз неспешно подходил ближе. Все еще в легкой дымке колышущихся стеблей тумана. Шаг за шагом, словно каждый приближал жертву к неминуемому приговору. Ни эмоции не дрогнуло на застывшем восковом аристократичном лице. Ни тени от уязвленности. Как будто слова для него были всего лишь бессмысленным шумом. Пустым ветром, что гуляет по раскидистым холмам. — Ну, давай! Прибей меня, как остальных, — бравировал игрок. — Рука поди давно привыкла… По ночам еще рефлекс не срабатывает? Мы для тебя, наверное, уже хуже гнуса. После какой сотни перестал считать? После первой? Пятой? Или после тысячи? Я не любил такие моменты. Они ранили обычно сильнее реального боя. Загнанная в угол жертва может только рубить словом. Как правило, это бессмысленный поток оскорблений. Но бывают уколы, попадающие в цель. — Хотя… Ты же Великий Мастер… Знамя Востока… и чистильщик… Ты как чума, у которой нет пощады. Знаешь… многие считают, что ты никогда не был игроком… Правда. Потому что у любого игрока есть хоть какие-то ценности, а ты готов вырезать весь мир и остаться в нем один на один с… Эрхаз не дрогнул даже в такой момент. Вернее, Мастер не дрогнул, зато у Эрхаза что-то сжалось внутри и очередной маленький надлом хрустнул на без того травмированной душе. Мастер опустил ладонь, и по мимолетной воле, в ней сформировался из тени острый, вечно чистый от крови наконечник стрелы. — Игрок Висент Файн Гир, — монотонным и хлестким тоном начал зачитывать Эрхаз. — По праву победителя военного столкновения я накладываю право собственности на твои земли и все, что принадлежит им. Игрок на это лишь издевательски расхохотался. Грубо, заливисто, едва не заваливаясь с колен обратно на спину. — И что же тебе с этих земель?! — гоготал он, захлебываясь кровью и слюной. — Получай свою пыль! Празднуй! Пируй на руинах! Мы все оставим тебе лишь радиоактивный пустырь! Он ржал ему в лицо, окропляя редкими каплями серый костюм. Эрхаз подошел достаточно близко, чтобы достать до него рукой, и сейчас на безупречном властном лице проступила толика брезгливости и отвращения, словно на коленях перед ним стояла грязная, как сами слова, тварь. — За преднамеренно нанесенный вред своим войскам и созданиям, за ущерб, повлекший бессмысленные жертвы среди собственного населения и за предательство веры и защиты своих жителей, я, Знамя Востока, приговариваю Висента Файн Гира к смертной казни. Потому что нет ценнее сил, чем собственные создания. Нет народа вернее, чем те, что рождены личной волей. И нет жителей более зависимых и требовательных, чем вышедшие из-под творения мысли. Игрок ядовито косился на Мастера, выслушивая витиеватый приговор, не вдаваясь в суть и иронично скользя взглядом по остальному строю вокруг. Для него это был фарс, бессмысленная трата времени, однако, мало кто знал в такие моменты, как каждое сказанное слово играло против них. — Будучи в заведомо проигрышном положении, получив приказ сложить оружие и открыть ворота крепости, Висент Файн Гир предпочел покинуть родную землю и зачистить территорию вместе со всем своим населением, — холодный голос Мастера настойчиво зачитывал произошедшее, зная, как широко потом разойдется это событие. Нам не надо было специальных камер или шпионов. Слухи разнесут все за нас. — Это война, — сказал, все равно что плюнул, игрок. — Мне уже нечего терять. В лучшем случае — отстроился бы заново. А вот тебе уже не достанется ничего! Слышишь?! Ты! Кусок игрового…! — Приказ об уничтожении своего народа приравнивается к предательству своего вида и карается в соответствии с законами потерпевшей стороны, — Мастер своим тоном передавил надрывный смех игрока, одной волей заставив его замолчать, как если бы тому скрутили громкость на ноль. Игрок закашлял, сплюнул на землю вязкий комок крови, после чего с недоумением уставился на поднесенный к его груди наконечник стрелы. Секундная пауза разделила смятение и новый приступ издевательского смеха. — Этим!? Давай! Режь! Я знал сотни ран и боев! Думаешь, меня может испугать твой консервный нож?! Думаешь, умирая, я буду молить о пощаде?! Думаешь, я вообще хоть почувствую такую царапину!? Да я скорее подставлюсь почесать поглубже, потому что такой зубочисткой только… Однако, аккуратное и даже ювелирное касание кончика стрелы по толстым кожаным доспехам игрока, оставило за собой тонкую серебристую полоску с едва сочащимся через нее дымком. А в следующий миг вся бравада игрока исчезла. Сдулась, как фальшивая игра. Мастер, едва придерживая стрелу двумя пальцами, вел от груди вверх, рисуя кончиком тончайшую линию. В то время как глаза игрока расширялись, заполняясь диким ужасом осознания. Мастер приводил приговор в исполнение. Не так как обычно, но это должно было происходить на наших глазах. Это была не казнь, а урок. Предупреждение. Для нас и для тех, кто мог рассказать о случившемся игрокам Альянса. Серебристая нить следовала за движением стрелы, прочерчивая тело мужчины от груди по шее, подбородку и, наконец, рассекая лицо. Мастер молчал, с равнодушием глядя на свою работу, пока игрок, живой, осознающий, в страхе хватал воздух ртом, не в силах сказать хоть слово. А когда черта достигла волос и исчезла на затылке, Мастер плавно убрал руку, и коротким жестом словно перевернул невидимую страницу по воздуху. Серебристая полоса засветилась ярче, наполнилась блеском и пустила через себя больше язычков белого дымка. А потом… Воющий ветерок коснулся наших скрытых под шлемами лиц, пролетая вскользь и стягиваясь к жертве. Полупрозрачные тени юркнули ближе, слетелись, почти незримые зависли вокруг, как зрители, что пришли встретиться в последний момент. Как вдруг игрок, что стоял на коленях, будто сотканный из шелка, разошелся по серебристому шву, сдуваемый ветром от ненужной более уродливой оболочки. А на его месте, замерев в той же позе, открылся призрачный белый силуэт, источающий чистый почти ощутимый туман. — Он ваш, — тихо сказал Мастер, делая мелкий шаг назад, и сотни прозрачных теней ринулись на яркий серебряный силуэт, раздирая его на части. Вой терзал тишину, пока потерпевшие еще не прибранные души падших мобов рвали виновника своей гибели. Своего бывшего создателя. Рывок за рывком, окутанный вихрем едва видимых огоньков силуэт игрока таял, беззвучно изнывая в агонии. Словно корм, он был отдан мстительным стервятникам, которых некогда породил и погубил сам. Мы не слышали его стона, но чувствовали, как тянет за душу его неописуемая боль. Как отдает холодом по нервам каждая пролетающая мимолетно душа. И как с голодным и жадным усилием они сдергивали с него бесценные шлейфы некогда сильного и крепкого духа. Но ярче всего на фоне этой бледной и стылой картины был он, Мастер. Стоящий как волнолом среди неистового потока душ. Нетронутый. Бесстрашный. И безжалостный. Мастер, который не позволял себе ни единой оплошности и слабости в такие моменты. Завоеватель и каратель в одном лице. Иные сочтут его действия недопустимыми и вновь покроют мраком его репутацию. А я… …Я же буду лечить его кошмары по ночам.***
В чем наши последующие жертвы были правы — так это в том, что чем дальше мы продвигались, тем более безжизненные территории мы встречали на своем пути. Были ли это зачистки произведены непосредственно перед нашим приходом или то был результат влияния Альянса на оставшиеся ряды — мы не знали. Каждый пример был уникален, как разнилась мотивация любого игрока, попадавшегося на пути Империи. Пустырь поджидал нас почти по всему фронту. Голый камень, лавовые озера, горящие небеса и радиоактивные области, в которые не смели залетать наши воздушные корабли. Не смерть стала нашей главной преградой на продолжительный этап, сколько обычная радиация, сковывающая все, что попадалось в ее область. Неудачные грозы и туманы, пришедшие с западных земель, вырезали наши лагеря и стоянки лучше чумы и любых убийц. Корабли падали с небес, когда отказывало оборудование, перегруженное фоновым воздействием радиоактивных потоков. Вода в реках и морях стала для нас подобно отраве. И все это… нам надо было преодолеть. — Мастер отдал приказ сворачиваться и идти в обход, — выключая голограмму на столе, заявил Кразар. Злой и сумрачных от поступивших очередных новостей. — Но это дополнительные недели на перегруппировку! — воскликнул я, разводя руками. — Прокиньте точку выхода из портала дальше! Перескочите участок. — Мы не можем! — взорвался в ответ командующий, ударяя кулаками по столу. — Все, что мы пытаемся — приносит новые жертвы. А я не могу позволить себе жертвовать кораблями, потому что обратно я не введу зараженную единицу во флот! Я мог понять его нервы и злость. Все что мы пытались сделать по сей день с радиацией, играло против нас. Да и радиация ли это была вовсе? Нечто… то, что пока выходило за рамки наших приборов и не определялось никак средствами наших игроков. Мы стали бессильны против такой преграды, а то, что уже раз касалось наших людей или кораблей, потом меняло их до конца необратимо. Я не знал чем помочь. Снова пробы, снова ошибки. Гениальность одних соперничала с изобретательностью других. Вечная борьба защиты и нападения. — Уйди сейчас, Сорин, — попросил разъярённый Кразар, опуская лицо вниз и тяжело опираясь на стол. — Дай мне подумать. Нам всем было тяжело в свое время. И, похоже, мы подошли к тому этапу войны, когда нервы начали сдавать даже у самых стойких. Теперь в столовых и зонах отдыха Салнеш, где отдыхали и гостили воины Легионов, властвовала тяжелая скупая тишина. Они собирались, по-прежнему следуя старым привычкам. Но с каждым разом я видел все меньше знакомых и примелькавшихся лиц. Больше не было задора в их тяжелых усталых глазах. Больше не звучал смех. Только одиночные разговоры и тихий шепот изредка стоял по углам, но стоило мне проходить мимо, как и они замолкали. Я пытался помочь, как мог. Говорил с бойцами. Поддерживал морально тех, в ком, мне казалось, совсем угас живой огонь. Я подсаживался рядом, иногда хлопал по плечу, а когда просто заглядывал в их ладони. Многие приходили помолчать в гостиные, держа что-то в руках, а когда я однажды спросил их и понял, мне стало не по себе. Они приходили, согревая в ладонях чужие ленты или броши. Перекатывали в пальцах чужие монетки и старые заношенные плетеные ремешки. Воины приходили помолчать и отдать время памяти погибших. А кто-то рисовал портреты любимых карандашами в мелких блокнотах. Почти каждый потерял кого-то в этой войне. Друга, брата, напарника, или любимого. Каждый из них возвращался в Салнеш ради того мимолетного похожего ощущения спокойствия, которое некогда было у него вместе с дорогим разумным. Они сами ввели такое правило. Сами принялись ему следовать. И сами превратили Салнеш в мемориал своей тихой скорби. Иногда я слышал, как она тосковала вместе с ними. Безмолвная, вечно домашняя и милостивая для своих детей, Салнеш принимала в свои стены всех, и так же дарила всем безопасность. В какой-то момент она стала единственным островком безопасной зоны на всю округу. Все что творилось в ее стенах — не было тайной только для самого Эрхаза, но, слухи ходили, что Цитадель поглотила тех игроков, кто был ей не угоден. Список имен погибших вассалов иногда полнился новой строкой, и я лишь запоздало узнавал причину. «Смерть от переохлаждения»… «Погиб от тяжелой нагрузки»… «Скоропостижная кончина в результате асфиксии»… Салнеш методично убирала тех, кто пытался покушаться на нашу жизнь и смел сеять любое заражение в стенах Цитадели. Мы находили с интендантами трупы игроков в лифтах и герметично закрытых шлюзах ангаров. На одного из них наткнулся однажды Ллайзо, когда признался, что проснулся от внезапного кошмара и сорвался с места, чтобы разбудить меня в покоях. Оказалось, Салнеш справилась без него, и неудачник был найден раздавленным створкой двери. А было и так, что Цитадель открывала нежеланному гостю проход именно в тот ангар, где я по сей день держал и подкармливал своих черных коз… Я проснулся тогда ночью от кошмара, словно своими глазами видел чужую жизнь. Некто пробирался по ночным коридорам Цитадели, выискивая особый лифт, в который мог подключиться и который взломать. Но вот новый толчок лифта прервал работу взламывающего прибора, створки с тихим шелестом открылись в темноту, а оттуда… жадно загораясь по четыре огня, на уровне головы вспыхивали глаза с горизонтальным зрачком. Одни за другими, много, ярко. И тени в темноте зашевелись…. Я открыл глаза только под воющие вопли, донёсшиеся на наш ярус через открытое окно, а следом получил служебное сообщение о гибели очередного вассала. Иронично даже, что большую часть этих смертей приписывали мне, и лишь некоторую часть — Эрхазу. Знал бы кто, что с защитой территории Цитадель справлялась получше нас. Но я не забуду день, когда однажды я вернулся в Салнеш и с ужасом застал Эрхаза в саду Вайлин. А та, умываясь слезами, сидела на коленях в траве, оплакивая своего воина, покойно обвисшего на ее руках. Почему-то именно это для меня стало точкой невозврата, после которой я отложил прочие свои цели и сфокусировался на одной. — Найди!... Найди того, кто сотворил это! — в надрыве рыдала Вайлин, баюкая на руках бездушное тело своего бойца. Как две капли воды похожего в моих глазах на остальных собратьев, но для создательницы — уникального. — Убей!... Забери его душу!... Сожги его сердце на ритуальном костре! В бешенной и бессильной истерике она выкрикивала проклятья убийце в небо своего сада, а Эрхаз просто стоял рядом, замерший как статуя, почти не мигая смотрящий на дикую чужую боль. Я тоже не умел ободрять в такие моменты. Лишь слушал, что в сердцах выкрикивала раненная за душу горем женщина, понимая, что где-то мне это очень знакомо. — …Только найдите того… а лучше… приведите… — ее голос упал до злобного змеиного шипения. — Приведите… Я сама вырву ту душу… От Эрхаза ощущалось желание уйти прочь от свиста ненависти в этих словах. Но он по-прежнему стоял рядом, оказывая молчаливую поддержку. И только потом, когда Вайлин устала шептать, он протянул мне маленький, словно хрустальный шар на ладони. «Его последние воспоминания, — мысленно передал Эрхаз, когда я принял с его руки шар. — Ты знаешь, что делать». Мои пальцы коснулись сферы, и образы посыпались слайдами поверх всего, что я видел. Тревога, суета, попытка опередить опасность. Воин торопился наперерез убийце, чтобы спасти свою Леди. Защитить! Чего бы ни стоило! Быстрее! Как вдруг ядовитая мелкая тварь не крупнее жука, что была предназначена для его Хозяйки, прыгнула, зацепилась и ввела весь свой яд в шею бойца. Но даже тогда он не упал, а успел поднять тревогу и увидеть лицо врага. Специально рвануть через заросли, только чтобы увидеть… зная, что это последняя помощь, которую он может оказать. Надеясь, что мы снимем память и опознаем… Я опознал. Девушка. Со знакомым, некогда отложившимся в памяти лицом. Тонкая и миловидная. Правда, когда-то с ней была еще одна подруга. Я запомнил их вместе. Давно. Во время тех первых своих выходов на Триста пятый Перекресток. Они вольно путешествовали с парнями, без оглядки на всякие войны. Тогда я покинул сад Вайлин, решительно направившись к своему помощнику и пока слабо представляя реализацию плана. Но чем злее я становился, чем дольше я не мог выгнать плач Леди Дома из воспоминаний, тем ярче разгоралось пламя ненависти в моей душе. И тем меньше во мне оставалось колебаний. Даэрзан, черный виверн, нехотя явился на мой зов, когда я занял один из круглых залов Цитадели, уже расчерчивая на полу печать Поиска. Злость и накопленная усталость управляли мною тогда, вытесняя сомнения и неуверенность, и мой невольный помощник имел возможность наблюдать меня в не лучшем состоянии. Рука с атамом чертила над каменными плитами небольшую печать, но золотистый след, словно прожженный горящими искрами оставался поверх панелей. Я вкладывался от всей души. Тогда я решил просто — если кто-то смог проникнуть в Салнеш, значит, он считается имперским вассалом. А если мы имеем дело с вассалом, то Цитадель, как резонатор в состоянии усилить мой поиск. Где бы убийца не находился, я найду его или ее. Где бы та девушка ни пряталась — я узнаю и вычислю. Я не знаю, почему в тот раз я посчитал правильным позвать Даэрзана наблюдать за этим. Я не знаю, почему решил действовать так, а не иначе. Импульсивный порыв требовал немедленного действия, а логика сбоила порой в такие моменты. Я закладывал в чертеж Поиска извлеченный из памяти воина образ, будучи абсолютно уверен, что справлюсь. Кем бы не оказался тот игрок… каким бы лицом он не прикрывался перед нами в остальное время… я найду. Я вычислю. А старые угловатые чертежи никогда не дают сбоев. Золотой рисунок активировался по моей завершающей воле, и хрустальная сфера с воспоминаниями, которую я отпустил над полом, растаяла в полете. Искры озарили круглый зал Цитадели, сверкнув по ребрам мраморного черного пола. А потом я услышал, как Зов расходится волной и стремительно несется по Империи, проверяя каждого игрока и каждое существо, что встречалось на его пути. Дальше. Дальше… еще дальше. Я ждал не долго. Улыбался, исподлобья глядя на виверна, видя, как меняется его лицо, когда он стал понимать мой настрой. Как он прочувствовал мою злость и окончательную, почти беспросветную усталость от всех этих игр… На сей раз меня не загоняли в угол. Но в безвыходное положение пытались загнать всех, кто мне был близок. Не знаю, что хуже. Но если у них это выйдет… …печать чертежа потянула за душу, отзываясь успешным итогом. Цель найдена. Цель опознана. Она под моим прицелом. Сейчас я могу сделать с помеченной добычей все, что угодно. Но если Цитадель может своей властью выдернуть игрока к себе, то я же могу его даже уничтожить… всего парой слов. Всего парой символов. И связи, что прокинуты у игрока между телом и душой разорвутся. Но я поступил иначе. Улыбаясь Даэрзану, я дополнил чертеж, вычисляя по связям игрока его спутников. Тех, кто близок к нему, тех, кто всегда рядом. Тех, за кого он держится и не готов потерять. Я давал виверну понять, что я делаю. Возможно образами, частично словами. Не помню. Но я получал удовольствие, чувствуя, как сжимается его сердце от ужаса и как меняется его настроение по отношению ко мне. Иронично, но отчего-то именно это действо окрашивало и завершало его представление обо мне лучше, чем прочие слова. — Хочешь ли ты взять эту добычу? — тоном искусителя спросил я виверна, держа в ладони золотистые путы чужих связей, вычисленных чертежом. Я хотел его помощи. Осознанной. Добровольной. Желанной. Только так он мог стать мне союзником и хорошим помощником, готовым прикрыть спину. Нет, не через страх от меня. А через мое доверие. Ведь что есть такая демонстрация с моей стороны, как не прямое дозволение ему видеть ценность и решительность моего труда? Даэрзан понимал этот огонь, коварно горящий в моих глазах в тот момент, и, осознавая это, он согласился. Кивнул, перенимая контроль из моих рук и словно воздух вдыхая и впитывая в себя координаты добычи. — Сопротивления не будет, — тоненько улыбаясь, сказал я вдогонку, зная, что где-то сорвались со шпилей Цитадели засевшие виверны, на что Даэрзан лишь благодарно моргнул. И уже к вечеру мы были готовы устроить публичный суд. Изможденные стремительными перелетами виверны, были довольны успешной работой и ждали итога наших решений. Чертеж и контроль связок отнял у меня силы, но я терпел на износ, чтобы во время захвата не погиб ни один наш соратник. Мы решили не устраивать тайны, и все игроки были взяты под стражу публично. Кто-то пытался сопротивляться, и тогда я вступал в дело, дистанционно пережимая ему канал связи с Империей. Мы взяли пятерых вассалов. Все — знакомые ранее лица. Все — пытались оправдаться и выступать за свою невиновность. И все — парни, ни одной девушки. Я ходил мимо строя игроков, задумчиво вглядываясь в глаза, пока те возмущались и терпеливо ожидали итога. Я не был удивлен, увидев в их числе Тирса, который затаился давно после гибели своего друга Суларика в гареме. Я мог понять его ход мыслей и затаенную злобу. Но он не стал бы действовать в одиночку. А там, на нашем суде, он пытался отшутиться и сойти за невиновного. — Это какая-то ошибка. Рин, хватит игр. Отпусти и отзови свои клыкастых. Это уже не смешно. Я думал. Запал злости после Вайлин к тому моменту давно прошел, и я отрезвел от жажды немедленной расправы. В ошибку чертежа глупо верить. Если он отработал, то результат однозначный. Тише него были трое других знакомых. Син, Фиерри и Амари. Эти были уверенны в себе, спокойны и при задержании послушно отправились в Цитадель. Последний, Тьего, что на моей памяти посещал Цитадель лишь единожды во время моего общего сбора, боялся и пытался отбиться от моих виверн при их появлении. Вайлин изображала холодную и неприступную статую в тени за колонной зала. К тому моменту она уже справилась с эмоциями и просто ждала доказательств и своего права. Присутствовал и Кразар, стоя рядом с Леди и украдкой подбадривал ее, держа за ладонь. Эрхаз не мешал и не прерывал разбирательства, словно желая видеть, как я доведу это дело до конца. Хотя тогда мне нужна была его поддержка. Нужно было хоть какое-то одобрение. Но… то был Мастер. Молчаливая тень в стороне, требовательная к точности исполнения приказа и оценивающая своих подчиненных даже в такой момент. Он оценивал даже меня. Что сложного в том, чтобы убить разом всех, на кого указал мне мой же чертеж? Что сложного в том, чтобы огласить приговор? Ведь они виновны… виновны в саботаже и покушениях на силы Мастера. Я приложил руку к бедру, проявил спрятанные до поры серебристые ножны с витиеватым узором, и ровным жестом неспешно извлек оттуда длинный меч. Мой верный спутник, подаренный Йонару, словно он предвидел мою потребность в таком беспощадном оружии. Я не часто использовал этот меч. В основном по церемониальным событиям, когда я был при броне, как сейчас, и в поле. Воевать им мне пока еще не довелось, но я не бросал тренировки. В быстром перехвате клинок сверкнул отражением желтых огней вдоль стен, а в следующий миг я приставил его кончик к горлу одного из троицы, Фиерри, заставив того отшатнуться, но тут же упереться в магическую преграду за спиной. — Игрок Фиеррисан Вин. Ты обвиняешься в содействии саботажной группе, участии в восстании против Мастера на Перекрестке и проведении шпионской деятельности, направленной против заместителя, — спокойным тоном зачитал я приговор, пока мой клинок смотрел ему в ямку между ключицами. На что я вообще рассчитывал? — Это абсурд! — возразил парень, округлив глаза и примирительно подняв ладони. — Это было почти полгода назад! Да и ты тогда сам… — Однако, ты допустил случившееся, что ставит под сомнение твою верность, и это действо едва не стало причиной раскола и уничтожения Империи, — надавил я. — Это какой-то бред, — с нервным смешком отмахнулся Фиерри, озираясь по сторонам. — Спустя такой срок. Мы давно отплатили своей службой. — Служба не заглаживает вину предательства, — отчеканил я. Пиздец, как я обожаю играть на том подавленном восстании, которое я же начал, но меня к нему подвели. Мало того что я всех знаю и могу в цитатах повторить их слова, брошенные в гостиной у Хасса. Так еще я имею на это полное право. Потому что я с Нэйаном и Хассом сознались и теперь отрабатываем свой проеб. А вот остальные завсегдатаи веселой тусы свою порцию наказания толком не выгребли. Так хоть если их помилуют в последний момент, и они ограничатся хотя бы моральным ущербом — будет не так обидно. Остальные двое из верной компании, Син и Амари, были в недоумении. Быстро переглядывались друг с другом, вжимаясь в преграды. Вассал Тьего откровенно дрожал, кусая ногти на пальцах. И только Тирс пытался выглядеть гордо и невиновно. — Рин, давай поговорим по-хорошему. Все решим и определимся. Думаю, будь тут виновники, они бы сами показали все за себя. Я медленно повернул руку с клинком в сторону и направил лезвие в шею самому Тирсу, придавая равнодушие своему тону. — В таком случае — показывай. Фиерри облегченно потер шею. Амари поддержал его ободрительно за плечи. — Игрок Тирсан, ты обвиняешься в пособничестве Суларику. А в случае отказа от признания вины — ты будешь наказан за бездействие, которое подвело Суларика к диверсиям и покушениям. Твоим поступкам нет оправданий. И хотя технически оправдаться он мог, но под такими уверенными словами обычно пасуют. Син гаденько ухмыльнулся, считая, что я этого не вижу. Тьего пытался провалиться сквозь пол. А вот Тирс под направленным в него лезвием клинка начал терять дружелюбный настрой. — Значит, Сула все-таки был казнен. Тобой… — Я не разглашаю дел. — Значит, я бы прав, считая, что Ты убил его. — Признаешь ли ты свою вину? — Свою? Нет! — он вспыхнул в эмоциях, как яркий фейерверк, а потом сухо рассмеялся, покачивая головой, словно клинок не напрягал его. — Но я готов признать чужую. Троица друзей напряглась, словно речь уже зашла о них, хотя Тирс ни взглядом не показал в их сторону. — Я знал пятерых. Пятерых друзей, кто не принял ни одну сторону, но они разделились, когда Империя дошла до них. — Продолжай, — попросил я, чуть отстраняя клинок. — Считается, что их разлучил конфликт интересов и группа распалась из-за серьезной ссоры. Но стоит ли одна ссора всего доверия друг другу? — Доверие в наших условиях крайне ценно, — согласился я, опуская клинок. — И ты признаешь, что дружба не умирает с разлукой. — Признаю, — довольно ответил Тирс, считая, что переключил мое внимание на других. — Как и твоя к Суларику? Его взгляд задержался на мне, и едва заметно дрогнули брови на его тщательно контролируемом лице. Кулаки чуть сжались, когда я, улыбаясь, ждал ответа. Но все же, он решил ответить честно, скользнув беглым взглядом по опущенному клинку. — Нашу дружбу я не забуду никогда. Я кивнул ему понимающе, согласился с сочувствием, а потом резко вскинул клинок, направляя его на последнего обвиняемого. Тьего взвизгнул, подскочил в панике и задрожал еще сильнее. — Игрок Тьего, твои последние слова перед казнью за совершенные преступления? Блеф — тоже оружие. И сейчас я бил именно блефом. — Это не я! Не я!... Нет! Пожалуйста! Меня только просили. Меня подставили! Пожалуйста! — затараторил он. — Кто подставил? — требовательно спросил я, приставляя клинок к его горлу. — Эми!... Она представилась Эми! — Она? — Да-да! Она приходила ко мне... общалась… дружила… потом больше… — язык игрока заплетался а страх мешал ему говорить длинные предложения. — Она любила мои творения! Давала идеи! Просила… я… Полюбил ее. Хотел радовать! Я не делал ничего плохого! — Это твое творение? — я показал на ладони дохлую тушку ядовитого создания, что должно было сегодня напасть на Вайлин, а вместо этого убила ее бойца. Тьего отшатнулся, но уперся в стену. Мелко и часто закивал головой, и потом вновь в страхе вжал ее в плечи. — Куда уж доказательнее, — буркнул Син, наблюдая за сценой. — Как она выглядела? — настойчиво спросил я. — Эми?... она… Она была прекрасна. Хорошая. Милая. Добрая… — даже в страхе голос Тьего расцветал теплом. На что сбоку Амари только тихо фыркнул. — Если ты ее так сильно любишь, — задумчиво предложил я, — хочешь, я ее сейчас найду? И только я увидел краем глаза, как затаились остальные претенденты. — Думай о ней ярче, Тьего. Вспоминая красочнее. И я проявлю эту связь, что ты так трепетно хранишь на душе, — заявил я с толикой соблазна. Тьего вновь закивал и принялся наивно усердно вспоминать. — Он же убьет ее, Тьего, — осторожно вклинился Син, пока остальные переминались с ноги на ногу, тщательно следя за моими движениями. — Не надо, Тьего… Ты же подставишь так… — Как меня подставили?! Я не должен был оказаться здесь! Но если это поможет делу…! — Своими действиями ты убьешь другого игрока… — Давай, Тьего, — добавил Тирс, усмехаясь самодовольно. — Будь честным. Будь собой. — Не надо, Тьего, — попросил Амари. — Ты не такой. Ты благороднее и… — Что ты сказал? — шепотом вдруг спросил он. — Я не ослышался? Как ты это сказал?... Эми?! Это ты? Амари вылупился на Тьего, но у того словно открылось второе дыхание. — Эми! Мне никто кроме тебя не говорил такое! Признайся! Это ведь ты? Правда? Эми? Амари не находил себе места, переглядываясь с друзьями, а вот Тирс нагло взоржал. — А я говорил, что не выйдет! — Что она просила тебя создавать, Тьего? — напомнив о себе и о клинке, сказал я. — Яды. Нервно-паралитические и сложнее. Говорила, что это для Альянса. Говорила, мы одержим победу. Она обещала! Ведь так, Эми? Только ты говорила, что не врешь! А на самом деле…. — Для Альянса — не против него, — отметил я, косясь на Амари. — Это не так! Он ошибся! — возмутился пацан, про которого и раньше ходили слухи, что за личиной юноши скрылась девушка. — Я не ошибаюсь! — обиженно воскликнул Тьего. — И мое чутье меня не подводит. И если ты брала мои разработки, то ты тоже заражена, потому что я запорол противоядие! — Да как ты!... Когда ты узнал!? — вызверился Амари. — Утром, когда ты ушла… Амари по виду готов был кинуться на Тьего и растерзать того голыми руками. Син и Фиерри исторгали молчаливую ненависть на ситуацию. Тирсан смеялся над этим убожеством и блядским балаганом обиженного любовника. Ладно. Пора заканчивать. — Даэрзан, уведи Тьего отсюда, — попросил я, опуская клинок. Черный виверн молча послушался, забирая парня и уводя прочь в коридор. А вот остальные не упустили шанса высказаться. — Заткнись, Тирс, — прошипел Син. — Схерали? — ухмыльнулся тот, еще гогоча. — Хочешь разделить судьбу Суларика? — Зато буду знать, что вы ее не обошли! — Ты… конченный урод… — Давай, расскажи, что я сделал! — Подставы, убийства стражей, отправка информации за границу, — процедил Син. — Ты забыл быстрый транспорт. Кто обеспечивал вас транспортом? — Да чтоб ты…. Договорить он не смог, потому что мой клинок пронзил его грудь, прерывая возмущение и обращая его в тихое бульканье. Вылупив глаза, Син уставился на меня, замер, а потом уже бездыханный начал заваливаться на спину. Первым очнулся Фиерри. В порыве гнева, он попытался кинуться на меня, выкрикивая проклятья и бессвязные слова ярости. Но я поймал его на взмах клинка, рассекая грудину и уходя в сторону от заваливающегося тела. Иной раз достаточно одной лишь правильной царапины. Амари не веря смотрел на два тела, словно произошедшее казалось ему сюрреализмом. Но следом я отправился не к нему, а к Тирсу, некогда верному другу моего проводника в «бордель». Однако, вопреки сопротивлению и гневному недовольству, меня встретили с иронией. — Что, зарежешь, как скотину? — хмыкнул Тирс, уперев руки в бока. — Ты виновен в измене… — Да-да, а так же в диверсиях и прочем…— Тирс махнул рукой. — Сделай одолжение, покончи с этим быстро, но позволь напоследок посмотреть, как ты прирежешь эту лицемерную срань. И он дёргано кивнул на Амари. Тот взъярился и зашипел, но под стражей все его попытки рыпаться были бесполезны. — Мне не понятны твои резоны, Тирс, — обратился я к парню, который когда-то в самом начале моего проживания в Цитадели пытался войти в круг друзей. — Почему ты сознаешься? Почему не пытаешься оправдываться и говорить, что, к примеру, о делах Суларика ты не знал? Или не пытаешься, как Тьего, заявить, что тебя подставила эта троица? Я стоял со свободно опущенным вниз клинком, и по его кончику неспешно стекала вниз одинокая капля крови. Мне действительно были не понятны его резоны. Почему только недавно в начале беседы он еще пытался оправдаться, но потом, почувствовав мой решительный настрой, решил всё закончить. — А какой мне толк, Рин? — разводя руками, спросил парень с простецкой ухмылкой. — Сула больше нет. Империя на грани дожимания собственных последних сил. Эта война угнетает. А в жизни давно кончились последние счастливые моменты. Я устал, Рин. Просто устал. Бездействие — не мой метод. — Ты мог просто… подчиниться, — я понимал его. Отчасти. Хуже того, я начинал ему сочувствовать и осознавать это шаткое состояние. Угнетенный и очень усталый голос Тирса так хорошо отражал мое состояние, так входил в резонанс с моими размышлениями, что я понимал, как легко могу поддаться его настроению. Мы бы могли найти общий язык. Могли бы вместе страдать от угнетенного состояния. Но именно этого мне допускать нельзя. Ни с кем. Иначе я скачусь в уныние вновь. — Я мог, — согласился он с опустошенным взглядом, который на мгновение показал мне его реальное состояние одиночества и беспросветной безнадеги. — Но у Мастера всегда будут противники и несогласные. Знали бы вы, сколько обсуждений и сомнений витает в подпольных кружках по интересам даже в самой Империи! Вассалы следуют вашим приказаниям, но чем дальше, тем больше в их среде зарождается сомнений. Не шпионы ваш главный враг — а то психологическое состояние, которое Альянс невольно побуждает в людях. Я помогал этим, — он кивнул, не глядя, на Амари, — чтобы понять обе стороны. И вот что я скажу — ни одна из них не лучше другой. Империя в том виде, какая она есть, ничем не привлекательнее Альянса. Вы жаждите истребить друг друга одинаково фанатично. И так же одинаково готовы жертвовать всеми ради достижения цели. Разве я не прав? Скажи, Рин? Разве ты сложишь оружие, чтобы сложить с себя роль палача, если будешь видеть, как кто-то одними своими словами вредит всеобщему настроению? Разве ты не предпочтешь убрать этот «негативный элемент» из общей системы, если он будет отравлять и заражать остальных своей разрушительной идеологией? Скажи честно, Рин. Я заслужил правду в последние минуты. Странное состояние накатывало на меня в этот момент. Я разрывался между сочувствием этому человеку и желанием быстрее от него избавиться, именно потому что его разлагающие слова вызывали во мне понимание и расшатывали вроде бы крепко устоявшийся настрой. Какая-то часть меня хотела согласиться с ним, пожаловаться в ответ, взвыть от скопившегося напряжения, а другая часть… жаждала просто убрать раздражитель. Уничтожить, не отвечая и не входя в разговор, который заведомо клеймил меня как палача. — Как ты поступишь, Заместитель? — с легкой иронией спросил Тирс. — И не сломаешься ли ты, защищая Империю? На чем ты держишься сам? Ради чего все эти смерти? Или ты тоже, как остальные, бежишь от собственного страха, убивая любой раздражитель, только чтобы не поддаться ему, а на самом деле страх давно овладел тобой… Да-да. Тот самый страх, что после всех этих черных дней, ты не сможешь и все равно останешься… Росчерк клинка сверкнул в свете тусклых огней под потолком, а жертва, моя безымянная жертва, замолчала, зажимая вспоротое горло, откуда вырвался только булькнувший хрип. Я не смог его дослушать. Не захотел. Бешенная жажда тишины взяла верх, а рука дрогнула в спасительном жесте, защищая мой разум от слов, которые я боялся произносить даже мысленно. Кровь брызнула из артерии, но мне было уже все равно. Странно, но я не почувствовал разочарования. Не почувствовал… ничего. Сопереживание словно закрылось под замками, словно его не было, зато злость бушевала в груди, от мысли, что кто-то посмел сказать такое. Такое… что? Сомнения? Напомнить мне о страхе? Я невольно слизнул с губ случайную каплю соленой влаги, а потом сплюнул на каменный пол, где уже лежало три тела. Амари затаился, словно боясь даже дышать. Но, эта жертва уже не моя. Стирая с лезвия меча кровь мелким платком, я развернулся и неспешно отправился прочь, уступая место другим. Мой взгляд случайно встретился с Эрхазом, и, мне показалось, что он выглядел весьма удовлетворенно. Глядя на меня из-под прикрытых век, он тоненько улыбался, довольствуясь чистой работой и тем, что я не дрогнул. Но вскоре он обратил взор на Вайлин, которая неспешно выходила вперед, держа в ладони изогнутый керамбит, поданный ей на время Кразаром. Девушка статно шла, не спуская с вида свою жертву, а я чувствовал, как разгорается ее ненависть и законная месть. Я знал, что ей не впервой убивать. Это чувствовалось по ее настрою. Здесь в этом мире, или в одном из прошлых… Она умела приводить приговор в исполнение. Даже больше — она любила совершать это собственноручно. Держась горделиво и стройно, как королева, не дрогнувшей рукой, медленно она могла и делала то, что хотела. Ее жертва вопила от разрезаемой плоти, а Вайлин холодно секунда за секундой совершала свою месть за каждую бессмысленно загубленную жизнь, рисуя острым ножом по коже и не задевая жизненно важных органов, пока не сочтет наказание совершенным. Так кто же действительно палач в наших рядах.