есть ли плюсы или нет?

Валик просыпается тяжело с уже плохим настроением. Башка его разрывается от тупой боли, такой же тупой, как он сам по утрам понедельника, когда первым уроком в их дистанционном расписании стоит чёртова математика. Парень морщится и пытается выползти из постели, недовольно замечая, как на часах большая стрелка доходит до половины девятого. А урок — ровно в девять, что значит у него есть несчастных полчаса, чтобы собрать себя и на пару часов притвориться обычным учеником, который, вместо пинания хуев, очень хочет учиться. Но учиться после хорошей такой гулянки с лучшим другом кошмарно. Игорь уже студент, ему в таких делах полегче всё даётся, тем более он ещё ночью перебежал от Валентина к себе домой на третий этаж, а сам Валентин ещё не привык к дорогому бухлу, особенно без обычной хорошей закуски. Посему парню сейчас немножко сильно плохо, его тошнит, мутит, и желание забраться обратно в постель, наплевав на науку, настолько велико, что он реально чуть ли не ложится под одеяло. Последнее, что его останавливает от такого привлекательного действия — их новый учитель математики. Валик предпочитает называть это просто математикой, потому что слова алгебра, геометрия и тригонометрия пугают и не добавляют ему энтузиазма их учить. В прошлом году бывшая учительница ушла на пенсию, и Михиенко иногда скучает за тучной женщиной, которая, несмотря на возраст, хорошо объясняла, была при здоровой памяти и с отменными шутками, от которых даже пацаны в их классе ржали, как кони. А это показатель, между прочим. Так вот, она ушла на пенсию выращивать капусту, а вместо неё пришёл какой-то только выпустившийся с универа студентик. Вот, ей-богу, именно такой он и был — студентик. Не слишком высок, стройненький, со светлыми волосами и милой улыбкой. Очаровал, естественно, всех девок, а для парней стал конкурентом, потому что всё внимание девок уделялось только ему, когда же на самых парней те смотрели, как на тупой мусор. Было обидно. А ещё обиднее стало, когда этот учитель показал, чё он за фрукт. Валик с содроганием вспоминает, как КоНсТаНтИн ТрЕмБоВеЦкИй влепил ему двойку, даже не дослушав его оправдания из-за невыполненной домашки. А потом влепил ещё одну, когда Валик добавил лишний нуль в обчислении примера. Ну не дружит Михиенко с числами и фигурами, так что, на нём крест уже ставить? А где старое-доброе желание научить во что бы то ни стало? В общем, как бы Валик не старался (и не списывал у девок), двойки с тройками летели в него, как пушечные выстрелы в компьютерной игре. Другие пацаны, когда тупили, тоже такое получали, но всё равно большее количество превышало именно у Валентина. Они что-то с Константином сразу друг друга невзлюбили. Пока было славное время — цапались в коридорах школы, в классе же Трембовецкий вечно наступал на рюкзак школьника, который лежал возле парты, Валик постоянно вытирал доску к уроку и после урока любимой математики, а ещё собирал надоевшие двойные листочки и раздавал их же обратно своим одноклассникам. Когда славное время прошло и пришлось учиться на дому, Валик даже обрадовался. Он с замиранием сердца представлял, как закинет ноги на стол, растянется в своём удобном кресле и под монотонные голоса учителей будет рисовать или стреляться в игрушки на компе. В принципе, так оно и было — под украинскую литературу очень круто получалось рисовать какой-то сюр, а под физику — убивать зомбарей. Но когда наступили уроки математики… Тогда произошёл пиздец. В свою защиту Михиенко хотел бы сказать, что всё это — не его вина. В тот день им не нужно было включать камеру, а просто слушать объяснения Константина Игоревича и записывать всё в тетрадку. Валик не записывал. Просто слушал. Слушал, слушал и невольно заслушивался. Внезапно тембр голоса его учителя что-то всколыхнул внутри у парня. Непонятные слова звучали в голове, информация не запоминалась, зато каким-то током прошивала чужая интонация, небольшие паузы, тихие вздохи и редкие улыбки на губах, которых не было видно, но прекрасно слышно. Костя наслаждался своим предметом, и каким-то образом он заразил других. Один только Валик ещё ему не сдался, испытывая к новому учителю слишком массу чувств, эмоций и желаний. Самое главное желание из них — чтоб тот поубавил яда в голосе, когда обращался к нему. А в целом, к нему почти не было претензий в таком плане. Так что слушать расслабленную речь, приправленную тягучими нотками и спокойными объяснениями, было странно, но приятно. И вот с первого такого онлайн-урока Валик залип и пропал. Видеть учителя было тяжелее, сразу в глаза бросался его дерзкий взгляд, что останавливался на Валентине каждый раз, когда тот мямлил полную ерунду, в глаза бросались поджатые губы, которые молча выражали всю степень презрительности к Валику, как к бездарному ученику, в глаза бросалось слишком много — задний фон комнаты Трембовецкого, его идеально уложенные волосы, мягкая с виду футболка и неизменная чашка в виде динозавра, каждый раз стоящая слева от него. Все эти мелочи отвлекали от главного — от голоса, на который Михиенко, как самый последний дебил и извращенец, подсел. Голос Кости Валик неромантично сравнивал с шоколадными хлопьями. В детстве он на них тоже подсел и кушал бесчисленное количество, пока они не надоели спустя пару лет. В случае с этим странным, непонятно как заинтересовавшим, голосом будет так же, может даже быстрее. Этот фетиш испарится, как дым от его сигарет, которые он втайне от маман покуривает иногда. И тогда Валентин снова заживёт нормальной обычной жизнью. Вот в чём вся соль плохого настроения с самого понедельника. Два урока математики (сначала алгебры, а потом ебучей геометрии, дна которой Валик никогда не сможет достичь) с лицом Кости на весь экран — это слишком плохая шутка бога. Михиенко пересиливает себя, встаёт, как прилежный сын — заправляет кровать, как прилежный человек — идёт умыть опухшее лицо и почистить зубы, но по пути не думает надеть футболку или расчесаться. Это ни к чему, никто ранним утром понедельника не любит созерцать унылые лица учеников на уроках математики, поэтому им разрешают сидеть с выключенными камерами. Парень берёт с собой пиво, которым запасся на такой вот случай, включает ноут, подключает наушники, потом программу «Зум» — и почти готов учиться, похмеляясь при этом и пялясь от скуки в окно. Урок начинается ровнёхонько в девять. Чертов пунктуалист бодро здоровается с теми, кто уже успел подключиться, и без долгих вступлений начинает лить унылую чушь в уши бедных школьников. Валентин сидит перед экраном и внимательно смотрит на учителя. Подмечает, что волосы его зачесаны немного в другую сторону, с удивлением видит какой-то странный блеск в глазах и залипает на широкой улыбке, что появляется уж слишком часто для такого человека, как Константин Игоревич. Что-то не то. С этой мыслью Михиенко просиживает долгую алгебру, даже не открыв тетрадки, но выпив половину пива. Оно, как старый и верный помощник, немножко рассеяло туман в голове забухавшего прошлым вечером ученика, но для полного излечения нужно допить до конца и никогда не останавливаться на середине пути. Так начинается геометрия. Видимо, Косте надоедает говорить одному и он начинает подключать учеников к беседе. Те пытаются вычислить углы очередного треугольника, а Трембовецкий, сильно стараясь, пытается не показать на своём лице все чувства, которые он чувствует, глядя на эти жалкие потуги. В чем-то Валик с ним согласен — ему тоже тяжело на всё это смотреть, а уж участвовать в этом — подавно. Михиенко не трогают весь урок, он допивает остатки пива и расслабляется настолько, что закрывает глаза, желая побаловать себя только голосом учителя, который начал объяснять домашку. Для полного кайфа парень закидывает ноги на стол и не замечает, как случайно подключает камеру. Которая прекрасно показывает, чем он занимается и что стоит у него на столе. Голос Кости на секунду останавливается, звучат какие-то странные смешки, но Валик уже поплыл. Потом снова всё прекращается, звучит странное шуршание, непонятное клацанье, и только ученик хочет открыть глаза и посмотреть, в чем дело, как снова слышится голос Кости. На сей раз он ещё приятнее — как сладкая вата, которую Валентин кушал в прошлом году. Он честно не знает, почему сравнивает голос Кости с едой, но что есть, то есть. Он кажется ему сладким и вкусным, как бы по-извращенски (и по-гейски) это не звучало. Михиенко так зацикливается на чужом тембре, что не замечает, как слова, состоящие из непонятных терминов, превращаются в кое-что получше. -…И только представь, как я становлюсь перед тобой на колени, мои руки гладят твой торс и спускаются ниже… Внезапно картинка так ярко появляется пред глазами Валика, что он буквально чувствует всё это наяву. Он видит Костю, своего бесючего учителя математики, на коленях, всматривается в его горящие страстью глаза и отчаянно желает, чтобы он коснулся его. — Ты бы хотел почувствовать мои губы на себе? Поцеловать их? Или хочешь, чтоб они ласкали тебя пониже? Речь Кости столь тягучая и сексуальная, что Валик не может удержаться — его руки тянутся к паху, чтобы хоть как-то поправить внезапно возникшее возбуждение (он ведь ещё подросток семнадцати лет, гормонам беситься не запретишь), а наружу вырывается длинный стон, достаточно громкий для того, чтоб его услышали. — Мои губы касаются мочки твоего уха, целуют её и… ты знаешь, что они шепчут? — всё так же продолжает говорить Костя в голове Валика, и это так прекрасно, он так невероятно реалистично звучит в его сознании, что Михиенко может поклясться, будто всё это он слышит в реальном мире. — Что?.. — выдыхает Валентин, сжимая, наконец, твердый член в руке. Он не хочет сильно спешить, и всё его желание сосредотачивается на том, чтобы продлить пытку голосом настолько долго, насколько можно. — Они шепчут тебе, что нельзя дрочить на учителя, ещё и так бесстыдно на камеру. Очередная двойка без права на пересдачу, а на следующем уроке будешь от начала до конца рассказывать новую тему. Всего хорошего, Валентин Михиенко, — голос, ранее такой соблазнительный, превращается в арктический лёд, который выталкивает Валика наружу. Тот распахивает глаза, подскакивает на кресле и медленно поворачивает голову к экрану, чтобы увидеть, как Костя смотрит на него тяжелым непонятным взглядом, камера Валика включена и передаёт его непередаваемый ахуй, и кроме них двоих с учителем больше никого в конференции уже нет. Константин только цокает, тяжело вздыхает, сжимая переносицу, а потом поднимает глаза на ошарашенного Валика и спокойно шепчет, без сексуальных ноток в голосе: — Надеюсь, этого больше не повторится, — шепчет и отключается. А Валик проваливается в пучину стыда за себя. Что это, блять, только что было?